Это есть

      Когда Сукуна открывает дверь, кадык Сатору непроизвольно дёргается - на нем только узкие шорты, обтягивающие мощные ноги. Во рту мгновенно высыхает.       Годжо медленно поднимает руку к лицу и указательным пальцем стягивает очки на самый кончик носа. Глаза скользят по сильному телу, чуть блестящему от пота, очерчивают незамысловатые татуировки, полосами змеящиеся по накачанным рукам и торсу. В штанах становится тесно, а загривок покрывается мурашками, когда Сукуна выдыхает: - Заходи.       Сатору заторможенно шагает через порог, не отрывая взгляда от кубиков пресса и, не успевая открыть рот оказывается прижат к стене. Рёмен смотрит прямо в глаза, полыхая красным, медленно приближаясь к его лицу, опаляя дыханием губы. Ногой захлопывает входную дверь, обоими руками фиксируя Сатору за плечи.       Воздух вышибает из лёгких, когда Сукуна проводит горячим языком по нижней губе Годжо. И этот едва уловимый жест срывает стоп кран Сатору, который буквально набрасывается на Сукуну.       В их поцелуях нет нежности - только злая жажда. Они сталкиваются зубами, кусают друг другу губы, не зализывая царапин, как будто стремятся причинить боль. Сукуна тянет серебряные волосы, взрыкивая в поцелуй, вынуждая Сатору прижаться бедрами ещё ближе. Руки блуждают по разгорячннным телам, касаясь, царапая, сжимая, заставляя тонуть в ощущениях и пытаться игнорировать звёзды, взрывающиеся под полуприкрытыми веками. - Сними, - хрипло командует Рёмен, сжимая футболку Годжо на груди.       Сатору подчиняется, отрываясь от припухших губ напротив, одним движением стягивает влажную ткань и отбрасывает куда-то вслед за темными очками, которые до сих пор как-то умудрялись держаться на носу. - И где тебя разложить, Годжо? - ухмыляясь спрашивает Сукуна, очерчивая ладонью рвано вздымающуюся грудь. - Да хоть здесь, - Сатору загнанно дышит, - Только давай уже быстрее.       Просить дважды не приходится: Рёмен закидывает его на плечо - да-да, все два метра горячего великолепия, и тащит вглубь квартиры. Годжо даже не успевает полноценно удивиться, как его скидывают на широкий диван и нависают сверху. Он чуть поворачивает голову, открывая шею, и смотрит из-под опущенных ресниц. Сукуна наклоняется, ведя носом по белой коже, и прикусывает где-то под ухом, заставляя Сатору застонать в голос и сильнее прижаться к загорелому телу. Горячие руки буквально оказываются везде, как будто у Рёмена их двойной комплект. До слуха доносится звук расстегиваемой молнии и Годжо что-то одобрительно бормочет. Он внезапно оказывается полностью раздет и впечатан лицом в спинку дивана. На поясницу давят сильные руки и Годжо послушно прогибается. Сейчас он пластилиновый и податливый, как никогда до этого не был. Он слышит негромкий щелчок и буквально через несколько секунд чувствует, как в него толкаются скользкие пальцы. Даже сейчас в движениях Рёмена нет аккуратности - он растягивает быстро, резко, и до боли, скользя свободной рукой по позвоночнику. Сатору тянется к своему члену, но его тут же хватают за длинные пальцы и заводят руку за спину до щелчка в суставе. Он задушено охает, но не возмущается, когда понимает, что пальцев в нем больше нет и ко входу прижимается твердая головка. Сукуна входит одним рваным движением до конца и, не давая привыкнуть, сразу же начинает двигаться. У Годжо слезы наворачиваются на глаза, изо рта рвутся хриплые стоны то ли боли, то ли удовольствия, он вцепляется в бедный диван до побелевших костяшек и, кажется, прокусывает себе губу. Слишком горячо, слишком глубоко - всего становится слишком с каждым пошлым шлепком одного раскаленного тела о другое. Каждый нерв оголен и отзывается разрядами тока до самых кончиков пальцев на ногах. Сукуна двигается без какого-то четкого темпа, тело под ним ходит ходуном и ему приходится приподнять Сатору, прижав спиной к своей груди. Годжо стонет протяжно, реагируя на изменившийся угол, ведет бедрами и буквально повисает в сильных руках. Белая челка липнет ко лбу, в уголках губ собирается слюна, перемешанная с кровью, голубые глаза невидяще блуждают по потолку - Сатору послушной куклой принимает всё, что ему дают. Подчиняясь, подставляясь, всем своим видом моля не останавливаться. От такого Годжо у Рёмена срывает тормоза окончательно и он вбивается в стройное гибкое тело, не жалея, до синяков терзая чужую грудь и бедра, кусая подставленную шею и рыча, как зверь. Глаза застилает пелена похоти, на белой коже расцветают засосы, Годжо шепчет что-то неразборчивое прямо на ухо, откинув голову на чужое плечо, но слов совсем не разобрать. Волна удовольствия накрывает его полностью - Сатору дрожит, вскрикивает и кончает, так и не притронувшись к себе, сжимает внутри и Сукуна финиширует вслед за ним, перехватив поперек груди так сильно, что кислород не может добраться до лёгких. Они замирают - один тяжело дышит, второй пытается вдохнуть, царапая удерживающую сильную руку. Сукуна ослабляет хватку и они вдвоем падают на диван мешаниной из потных тел. - Ты просто животное, - шепчет Сатору куда-то в подмышку лежащему на спине Сукуне и, потянувшись, обвивает его руками и ногами, почти укладываясь сверху.       Рёмен лениво зарывается пальцами в белые волосы, массирует голову. И даже сейчас его движения далеки от нежных. Так они и лежат в послеоргазменной неге, может быть час, а может всего минуту, пока Сукуна не спрашивает: - Ты про тетрадку то не забыл? - Блядь! - Сатору подскакивает, как ужаленный, охает, хватаясь за поясницу, и растерянно оглядывается в поисках одежды, - Сука! Сукуна мерзко смеется, кидая в него комком из джинс-трусов-носок, наблюдая, как Годжо пытается это всё натянуть на себя одновременно. - Ты нихуя не помогаешь своим гиеньим смехом, Рёмен, - шипит Сатору, застенчивая ремень. - Так я и не пытаюсь, - ехидно отзывается Сукуна. Потом легко поднимается, разминает затёкшие плечи и шлёпает босыми ногами мимо. Замирает в дверях ванны. - Тетрадь на комоде в коридоре. Не забудь, когда будешь уходить, Юджи сказал, что там важные записи. И не оборачиваясь захлопывает дверь.       Сатору застывает на месте.       Нет, он не рассчитывал на слюнявые обнимашки в дверях и осыпание комплиментами - хотя кому он врёт? Конечно рассчитывал! На то, что Сукуна будет минут пятнадцать лить в уши, какой он охуенный, горячий и самый лучший, а Годжо будет делать вид, что удивлен и смущен как юная девственница. Как Рёмен будет впихивать ему свой номер телефона и ключи от сердца, лишь бы ещё раз подержать само совершенство по имени Сатору в своих крепких руках.       А вот хрен там! Мудак просто ушел смывать с себя следы секса в душ, даже не проводив. Уж одобрительный шлепок по заднице можно было организовать!       Да, меньше всего то, чем они занимались, походило на "нежный и чувственный секс". Скорее уж они пытались сожрать друг друга. Сатору бы совсем не удивило наличие нескольких переломов после такого, кхм, напора. Желание было слишком острым, животным, на уровне каких-то диких инстинктов. Но они же гомо сапиенсы в конце-то концов! Есть же некие нормы, которые все соблюдают? Общие фразы, которые все произносят?       Годжо зол как черт! Поясницу нещадно тянет, в горле застревает тугой ком, а глаза начинает щипать. Это его что же, выебали и выставили за дверь?       Сквозь пелену в глазах Сатору находит на полу ещё влажную футболку, натягивает её механически, хватает очки и тетрадь с комода, натыкаясь на зеркало. На него злобно взирает нечто с растрепанными белыми волосами, искусанными губами и следами засосов, кокетливо выглядывающих из-за ворота синей ткани. Мегуми с другом точно оценят этот колоритный образ. Просто десять из десяти по шкале "оттрахали и указали на выход".       Одеревеневшими ногами Годжо впихивается в кроссовки и бежит прочь из этого блядского дома, хлопнув за собой дверью так, что по косяку идёт крупная трещина.       Упав на водительское кресло он со всей дури бьется головой о руль. Нет, так дело не пойдет, в таком состоянии он точно влетит в первый же попавшийся на дороге столб. "Вдох через нос, выдох через рот" - повторяет сам себе как заклинание и старательно дышит.       Он ещё заставит этого ублюдка пожалеть!