Punto de muerte

Голова болела, в глазах было темно. Хотелось подняться и крепко встать на ноги, ощущать под собой асфальт, знать, что ты в порядке и способен к прямохождению. Даже открыть глаза было сложно. Затылок сверлило, щипало, било молотком и все это ощущалось, словно в голове была дыра, а пустота внутри поглощала все мысли. Я лежу здесь. Что я слышал? Выстрел и звук того, как я падаю на землю. Как меня зовут? Я Илья. Я Илья Коряков, я живу в Москве. Я точно Илья? Да, конечно, иначе и быть не может! Где я? Где я лежу? Кажется, я приехал к Даниле. Я лежу у него во дворе, но до его подъезда далеко. Хватит лежать, так ведь и простудиться можно. Надо встать и дойти до дома Дани, а там он мне поможет. Обработает затылок, ну или в крайнем случае вызовет скорую. И че я вообще разлегся? Не в меня же стреляли. Но если выстрелили не в меня, то почему я упал? Почему тогда не чувствую своего тела? Почему не могу мыслить здраво и наконец встать на ноги, как нормальный человек? Что мешает моему телу? Разлепить глаза было сложно. Их словно облили клеем, красным и вязким, что стал пеленой и причиной мутности. Оказывается, моя голова была повернута вбок, как будто я умер. Я не чувствовал почти ничего. Только тупая боль в затылке оповещала, что я живой и я могу чувствовать хоть что-то. Это вселяло надежду и пугало. Я с трудом оторвал голову от земли и тут же положил ее обратно. Ладно, приложился я не хило, но лежать здесь и мерзнуть было идеей не особо заманчивой. Я пошевелил плечом и понял, что почти не ощущаю его. Поднимаясь на руках я чувствовал землю лишь кончиками пальцев, хоть и опирался на нее полностью. Все ощущалось словно я был под наркозом, было мутным и расплывчатым, а когда хотелось чего-то коснуться, то оно будто бегало из стороны в сторону, не давая даже дотронуться. Абсолютно темное небо говорило о том, что оно может забрать всю мою боль и тревоги. Я как будто становился к нему все ближе и ближе, словно небо - это не условность, не бесконечный простор, а лишь потолок. Луна вместо люстры, что так ярко светила, заставляла хотеть ее коснуться и убавить яркость. Мои глаза будто становились больше, по ощущениям, я мог поглотить ими всю бескрайность и звезды впридачу. И здесь был бой между нами, либо я забираю у вселенной все, либо она у меня. Либо я съедаю все планеты, выпиваю все источники энергии и вынюхиваю Альфа-центавра, либо она съедает мои внутренности, выпивает мою кровь и вынюхивает всех мне дорогих людей. Это такой бред, но хотелось хотя бы на миг исполнить первый вариант. О Господи, хватит сидеть и пялиться в тупое небо, я наверное выгляжу сейчас очень глупо, нужно наконец встать и пойти к Дане. Давай Илюх, здесь нет ничего сложного, обычная головная боль не обрубила тебе ноги по колено. Да, сложно, но уж точно лучше, чем валяться здесь до самого утра и ждать помощи, если она вообще будет. Восприятие мира было искаженным и странным. Вот дома, но такие странные и блеклые, что хотелось проморгаться и потереть глаза пальцами, сгоняя все это. Казалось бы, надо было ощутить панику, когда я увидел себя, все еще лежащим на земле и в луже крови у головы. Мне надо было кричать, пытаясь привести себя в чувства и ужасаться того, что я вижу. В моей голове должна была играть трагичная музыка, как в фильмах, когда главный герой умирает и все ужасаются утрате. Свое лицо, с открытыми в ужасе глазами, чуть открытым ртом и дырой в голове не вызывало почти никаких чувств. Возможно, непонимание присутствовало, но не в такой мере, чтобы схватиться за голову и рвать на себе волосы, что, скорее всего, уже было невозможно сделать. Кто я? Илья Коряков. А кто тот, что лежит сейчас на земле? Илья Коряков. А может всех людей так зовут? Мы - это единый организм, что называется Ильей? Мысли путались, словно наушники, и выравнивались в несуразный бред. Если я спрошу сам себя, кто я, то другой я ответит? В голове звоном колоколов отдавался знакомый до жути голос, от которого хотелось дрожать и прятаться, как маленький ребенок. Поворот вправо и источник найден. Источник, с которым я хорошо знаком, с которым я проводил стримы и которого я считал другом. Грозный в медиа поле и родной для меня, он казался сейчас злым и колким, громким и опасным. –...Нет, не было, не спрашивай об этом больше. Правовые разберутся сами, я сделал то, что мне было нужно. Сегодня без меня. Весь в черном и будто с рогами на голове. В конверсах и рваных скинни джинсах он был почти что родным. Но он стоял далеко, разговаривал по телефону грубо и странно, и именно сейчас хотелось подбежать, грубо ударить, повалить на землю и пинать ногами, пока он не начнет задыхаться своей кровью. Откуда во мне столько злости? Я никогда не любил драться, так почему же сейчас появилось это непреодолимое желание? Я хотел назвать его по имени, но даже в голове у меня этого не получалось. Страшная, заглавная буква "Р". Я снова посмотрел на себя, хотя, если быть точным, то на свое тело. Бездыханное и бледное, оно не вызывало эмоций, кроме легкого отвращения. Ровно такого же, как и человек, который стоял далеко от меня, который не мог улыбаться. Я понял, что не могу сделать и шага ни в одном направлении. Попытки пойти к Дане не увенчались успехом, как и подойти к "Р". Я стоял и смотрел на окна квартиры, в которую недавно так спешил. А теперь спешить некуда, теперь я буду стоять над своим телом вечность, пока меня не найдут. Я услышал отдаляющиеся шаги, и даже не поворачивая головы, было понятно, что это уходит он. Смотрел ли он на проделанную работу? Радовался? Грустил? Испытывал хоть какие нибудь эмоции? А зачем ему вообще все это требовалось? Ответ был прост и ясен, как летний вечер. И только с осознанием в голове заиграла жуткая музыка, заставляя хотеть съежиться и плакать. Он убил меня только ради места. Ради злоебучего места, которое я мог бы не раздумывая уступить, если бы он попросил. Неужели было проще навести на мою голову дуло пистолета, чем озвучить просьбу? Сказать: "Илья, я очень дорожу своим местом, не сильно ли ты расстроишься, если я на нем останусь?". И на этом бы все закончилось, я бы не стал упираться и борзеть. Если так подумать, меня грохнули просто так, из-за какого-то лишь звания в узких кругах, вот и все. Прощай, Илюшка, мы не будем по тебе скучать! А как же теперь Ксюша? Антон, Денис, Коля, Даня, да и вообще все, кого я считал близкими людьми? Они знали об этом? Все было настолько хорошо подстроено, что больше никто не будет по мне скучать? Ладно, это уже бред сумасшедшего. Даже если они не знали о том, что "Р" собирается сделать, то что теперь с ними будет? Как они будут переживать мою смерть? А что, если кто-то из них... умрет. Если это случится, то смерть будет лежать уже на моих плечах, угнетая и давя еще сильнее, чем прежде. Так кто же я все таки теперь? Илья? Или нечто иное, что стоит над своим телом и смотрит на самого себя, пытаясь найти ответ в кровавой впадине? Почему так случилось? Почему я есть? Это и есть жизнь после смерти? Неужели так происходит со всеми? Я подумаю. Теперь у меня много времени для обдумывания всего, что меня волнует. Или не так уж и много? Сколько я пробуду в таком состоянии, зарываясь в собственные мысли и копаясь в них? Голова все еще гудела и это ощущалось довольно странно. Вроде бы умер, но что-то, похожее на боль, я могу чувствовать. Если есть боль, значит, есть и другие чувства. Чем я тогда отличаюсь от живого? И можно ли выпить обезбола? Я стоял и стоял над самим собой, вглядывался во все мелочи. В родинки на моем лице, в помятую одежду, которую не захотел гладить перед выходом, в бездушные глаза и в струйку крови, которая уже подсохла и потемнела. А могу ли я видеть себя в зеркало? Навряд-ли бы мне вообще этого хотелось, наверняка на моем лице тоже есть дыра, как и у моего тела. А ведь я даже не видел его. Не видел, когда вышел из такси и закурил. Я ведь даже не видел его лица напоследок, он стоял ко мне спиной. Это поразительно, как человеком управляет ревность и желание быть первым. Да даже если не первым, "Р" готов был порвать меня на куски, не желая уступать. Я ощущал странную пустоту внутри, словно мне ложкой выели сердце и поломали ребра. Но не странно ли было вообще это ощущать? Я весь пуст сейчас, я не обременен телом. Так почему я тогда не могу никуда пойти? Стою на месте как придурок и смотрю на свое ебучее тело. Если все будет происходить также, как в дмо, то я просто сойду с ума. Быть прикованным к какой то вещи или месту намного хуже, чем гниение в земле. Попытка не пытка, тем более, если спешить мне больше некуда. Мои ноги были вязкими и будто прилипали к асфальту, казалось, что на каждой ноге были утяжелители, по 30 кг каждый. Это смешно, если сейчас мне надо будет заново учиться ходить. Сделать первый шаг удалось только тогда, когда я всем телом подался вперед. Это и не шаг скорее всего был, потому что ног я не чувствовал и не видел, как бы я не изворачивал голову в попытке посмотреть вниз. Это было странно и понимать это не хотелось. Я снова наклонился вперед и сделал что-то вроде шага, большого и безотрывного. Возможно, я больше парил или левитировал, точно сказать не могу, но это было будто легче, чем ходить. Никакой лишней нагрузки, просто корпус вперед и погнал, как на коньках. Отлично, с этим разобрались, а дальше то что? Куда идти? К кому? К Дане? И что он сделает? Ничего. Даже если он меня увидит, что мало вероятно, то вернуть мне мое тело не сможет, да и скорее всего подумает, что сошел с ума. Идти, то есть, лететь к Ксюше или Тохе? А зачем? Наблюдать за их реакцией на то, что я умер? Не хотелось ничего. Смотреть, как твои близкие люди не находили себе места от утраты хотелось уж точно в последнюю очередь. Но что оставалось? Может, идти в Италию или Францию? Визу у меня все равно не попросят, хоть здесь плюс. Может, все таки попытаться подать знаки Дане, чтобы он как-то вызвал скорую и полицию? Идея неплохая. Снова наклон вперед и остановка перед дверью подъезда. Мне стоит ждать, пока кто-то выйдет или я могу просто пройти сквозь нее? Попробовать стоит. И только сейчас до меня дошел весь масштаб того, что именно произошло. Я мертв. Я ничего не могу с этим сделать. Я больше не смогу заниматься любимым делом, больше не смогу общаться с людьми, я больше ничего не смогу. Я буду только смотреть на остальных, наблюдать, как они страдают и мучаются от потери. Только это мне и осталось. "Мне никто не поможет" - мысль крутилась словно детский волчок. Она повторялась раз за разом и это было невыносимо. За что мне это? Я теперь лишь наблюдатель за чужими жизнями и на большее я не способен. Хотелось умереть второй раз, не важно как. Еще раз удариться головой, вскрыться, повеситься, наглотаться таблеток, броситься под машину - что угодно, только не такая жизнь. Я просто не смогу так существовать. Я незрим и неслышим, я не могу повлиять на что-либо и выразить свое мнение. Если бы мои руки могли трястись, они бы это делали. Если бы я мог упасть в обморок, я бы это сделал. Если бы я мог проблеваться, я бы это сделал. Если бы... Да если бы не тот поганец, то я был бы сейчас жив и здоров, спокойно шел к Дане и пил у него пиво. Погрузившись в мысли я не заметил, как наклонился вперед и пролетел сквозь железную дверь, что вызвало небольшой мандраж. Неприятно, но, все таки, материальные вещи мне теперь не послужат преградой. Это не вызывало ни радости, ни грусти, лишь опустошало еще сильнее. В переходе между первым и вторым этажом на подоконнике стоял цветок. Он казался таким родным и незнакомым одновременно. Все цвета будто стали ярче, вещи больше, а восприятие обострилось до максимума. Не получалось сфокусироваться на чем-то одном, в голову лезло все сразу. Мысли спутались снова и даже вытеснили тревогу, заменяя ее непрерывным потоком бреда. Хотелось вылить на себя ведро холодной воды, приводя в чувства, ну или просто пощипать и похлопать по щекам. Хватит, Илья, успокойся уже! Я подлетел к подоконнику, желая увидеть, как кто-то уже вызывает скорую. Но никого не было. Улица пуста, тело немного освещалось фонарем. Дай боже, чтобы хоть кто-то его заметил, даже из окна. Мысли снова оккупировали голову. А как же Завертин? Маленький серый кот, что так любит ласку? Такой пушистый и мягкий. Поймет ли он, что его хозяин больше не придет и не погладит его? Больше не возьмет на руки, не даст остатки лакомства "Дримис"? Поймет ли маленький котик, почему люди вокруг него грустят и плачут? Меня будто всего затрясло, если так можно выразиться. Хочется забиться в угол этого подъезда и наблюдать за людьми, которые входят и выходят из квартир, за Даней, что куда-то спешит и бегает по лестнице, держится за перила и переписывается с кем-то в телефоне. Смотреть только на это всю оставшуюся вечность и покрываться пылью, не смея выходить и смотреть на дорогих мне людей. Знакомая дверь квартиры. Веяло добротой и немного холодом. Я уже поднял руку, чтобы постучать по привычке, но вовремя себя одернул. Ну постучи, придурок, посмотрим, ответят ли тебе. Корпус вперед и я уже стоял в прихожей. Но меня затрясло, не хотелось тут стоять. Что мать вашу происходит? Это же та же квартира, у себя в комнате сидит Даня, что со мной? Взгляд плыл и не хотел фокусироваться, а боль в затылке только подбавляла масла в огонь. По всему "телу" шел ток и меня почти что выбросило из квартиры, стоило мне наклониться назад. Что это блять было? Я, не помня себя, молниеносно спустился вниз и пулей вылетел из дома. Хотелось отдышаться, но нужды в этом не было. Теперь не было. Почему-то мне резко стало противно от того, что кто-то может найти мое тело и смотреть на него. Уж лучше провести это время рядом с Ксюшей или Тохой, быть спокойным рядом с ними эти последние минуты до того, как меня найдут и им сообщат об этом. Последний раз увидеть их спокойные, ничем не обеспокоенные лица, прежде чем они услышат о моей смерти.