Коллекция живности

      Край света выглядел в мыслях иначе, более голым, мрачным, реальность же оказалась другой: за спиной осталось огромное море, пересекать которое было утомительно и долго, новые дали встретили жарой, мелким белым песком, забивающимся меж пальцев, перед глазами к небесам уходили зелёные горы. Чужие земли, странные, до боли не похожие на людную Грецию, на мрачное Подземное Царство, на каменный Олимп. Залитая солнцем узкая береговая полоска сменилась тёмным лесом, местные деревья тонкие, от них пахнет свежестью, над головой горланили птицы, ветки трещали от прыжков мохнатых, невиданных ранее зверей с длинными хвостами и большими глазами, напоминали маленьких людей. Всё такое новое, кружило голову, приятно волновало, однако Аид ждал, что его встретят и проводят, при первой встрече с Бароном принимающий хозяин позаботился о сопровождении. Раздражённо цыкнув, он пошёл наугад, лесные обитатели потянулись за ним, с высоты рассматривали диковинку.       Всюду мерещились тени Барона, из-за стволов на долю секунды выглядывали человеческие силуэты, растворяясь дымом сигарным. Знакомое поведение, значит, точно он, следил и игрался, бесил. Одного такого призрака поймал совсем близко, успел достаточно рассмотреть: в светлых обносках, безволосый, тощий, с пустыми глазницами. Исчез, но на Самеди не похож, оставил с ощущением знакомого, будто наткнулся на оставленную вещь, пропахшую запахом владельца. Кажется, Аид блуждал кругами, заблудился среди одинаковых деревьев, скрученных в арки, старался ориентироваться по ярким меткам, отмечал в голове необычные формы в окружении и глупо терялся, путаясь то в ряде грибов на стволе, то в алых цветах на ветвях.       Ведомый злостью, отчаявшийся гость со всей решимостью направился к притаившемуся силуэту.       — Прекрати надо мной издеваться! Слышишь, Барон! — Аид вспыхнул красным, стоило ему приблизиться с гневной тирадой, как наглец растаял.       Ярость не ушла, наоборот, забурлила внутри, запузырилась, готовая вот-вот выплеснуться через край сдерживающих стенок терпения. Взгляд бегал по тёмным прорехам, выискивая новую жертву, врезается в полупрозрачного светлячка, стоящего наискосок. Аид тут же сорвался, в безумии кинулся в нужную сторону, руками отмахиваясь от мешающих ветвей, а когда осталось буквально два шага, фигура дымкой стала. Бог, а попался на простецкую уловку, носился теперь за мерцающими огоньками. Они увлекали в глубь, отвлекали от гомона птиц, зверей и ветра, пленяли холодной пустотой вместо живой красоты. Взбешённый гость остановился, лишь когда перед глазами возникла дряхлая покосившаяся хижина, от которой так и веяло Бароном, а ещё силой, мрачной, тяжёлой, от которой людишки трепетали в благоговении. Здесь он жил, его владения, высушившие эмоции до дна, сжигающие огнём листья табака до терпкого пепла.       Деревья нависали, скручивались над крышей змеиными кольцами, путались гибкими телами в причудливые узлы, не слышно сладких цветов, только пламенный ром, только землисто-пряный табак, только благородная старость. Сюда не вели тропинки, звери не топтались, человеческой ноги не видать, пусто, одиноко, уныло. И где вся холёность, роскошь Барона? Пришлый Бог смерти ожидал увидеть огромный каменный дворец с богатствами, отнюдь не эти дряхлые развалины, всё казалось каким-то неправильным, искажённым, не вязалось с построенным в голове образом. Надрывный скрип прорезал тишину, чуть погодя запричитали шепчущие голоса на незнакомом языке, а дверь в хижину отворилась призывно, за ней стояла сплошная чернота, завеса мглы не пускала трепещущие солнечные лучи. Не предстало божествам по статусу бояться, поэтому Аид отбросил леденящую тревогу, направился в тёмную обитель.       Как и ожидалось, вязкая, облепляющая тьма оказалась не более чем обманкой, стоило вошедшему сделать парочку шагов, как перед глазами открылась комната, освещённая зелёными огнями, будто листья деревьев горят своим цветом. На полу излишне много откупоренных бутылок, где-то не пройти из-за них, однако жирная длинная змея бесшумно ползла в угол, прочь от порога. В воздухе клубился блёклый дым от сигар, петлял меж свисающих с потолка лент, верёвочек с завязанными узлами, цветастые мешочки с вышитыми символами, кругами, чёрточками. В жилище Барона слишком много всего, предметы окружали, давили, мельтешили: разбросанные перья, тряпичные куклы, кости, черепа. И нигде не видно хозяина, как бы Аид не озирался. Тут справа, почти из-за спины резко захлопали крылья, метнулась чёрная крупная фигура. В руку впились когтистые птичьи лапки. Шесть лапок. Или показалось?       — Отцепись, тварь! — Аид попытался стряхнуть птицу, махая рукой, однако это не помогло. Забили крылья, поднялся недовольный гогот, а когти впились сильнее. — Скотина паршивая!       — Легба, кто же так гостей встречает? Прекрати клевать моего Пёсика! Почему ко мне и без ошейника? — Самеди в неизменном богатом, странном наряде появился из ниоткуда и так внезапно, будто всё время прятался где-то здесь, не был замечен по невнимательности. Он грациозно поднялся с плетёного кресла, змеиной скользящей походкой выхаживал, обходя завалы из бутылок, броском схватил пернатую тушку. — Легба-Легба, братец, что за приступ агрессии? Ревность?       При ближайшем рассмотрении птицей оказался петух, чуть крупнее греческого, вероятно, откормленный, на глянцевых чёрных перьях бликовали изумруды от огней, что придавало необычности. Смотрел он злыми, пылающими, жёлтыми глазами, совсем не звериными, осознанными. Хлопал непрерывно крыльями, раскачивал колдовские мешочки под потолком, трепал поднятым ветром ленты и верёвочки. Таки да, лап оказалось шесть, Легба подозрительно послушно поджал их, не пытался вцепиться когтями в руки Барона. Красивое создание, жаль, агрессивное и невоспитанное.       — Прости, у меня гостей не бывает, жаль, не хотят меня навещать… Легба же вот такой совсем недавно, не привык, злится, что наказан. — Аид ничего не сказал на оправдание, надменно фыркнул. Стоило петуху успокоиться, как Самеди перехватил тушку удобнее, свободной рукой почесал шейку. По изданному звуку не разобрать, понравилось ли Легбе такое проявление ласки. — Он у меня с характером. Вредным, мерзким, чего это людишки любят его больше, а?       — Как твой брат стал петухом, он же бог, почему позволяет так с собой обращаться? — Оба брата посмотрели на гостя с немым вопросом: а это не очевидно.       Барон изящно, грациозно развернулся и прошествовал назад к плетённому из пожелтевших ветвей креслу, взмахом руки откупорил бутыль с ромом, кивнул гостю, чтобы тот присел рядом. Пахло горечью, терпкостью, навеяло воспоминания о первой встрече, тогда тоже пили, а потом Аид поступился с собой, променял гордость на власть. В костлявых пальцах зажата тлеющая сизым дымом чужих жизней сигара, лицо, измазанное белой краской, казалось уж больно задумчивым. Куда делась привычная колкость в словах и весёлость? Петух же удобно устроился на коленях, всё ещё зло поглядывая на всех, глухо недовольно кудахтал, не бросался, не агрессировал. И как позволил себя заколдовать, слушался хозяина, не клевал, не дрался — поразительно. Самеди зарывался в гладкие перья, гладил питомца, пока держал сигару в зубах.       — Твой пёсик как поживает? Всё так же рычит на всех гостей, врата охраняет? — Аид не сразу понял, что обращались к нему, всё смотрел за Легбой, тот тоже глаз с нового лица не сводил, от напряжения чуть кололо пальцы.       — Что между вами произошло? Почему ты заколдовал брата? — Легба отрывисто прокудахтал, привычно глухо высказал возмущение, не понравился спокойный тон и обычные вопросы.       — Ты, в самом деле, поверил? Ха, ну ты даёшь! — Самеди громко рассмеялся, шлёпнув себя по бедру. Петух, не ожидавший столь бурной реакции хозяина, немножечко пострадал от проявления эмоций, взметнулся вверх, примостился на подлокотник. Птичья лапка хлёстко царапнула тёмную ладонь — отомстил. — Заметил, как у нас много общего? У твоего пёсика три головы, у моего петуха шесть лап. Одинаковые вкусы.       — Хватит! Надоел, не хочешь рассказывать про ваши отношения — не надо. Перейдём сразу к делу, ты настойчиво просил увидеться, ради чего? — Барон оскалился. Аид приготовился услышать остроту.       — С меня пример взял? Я польщён, поэтому да, расскажу… всё расскажу. Но сначала ты, как твоя новая жизнь на Олимпе?       — Самеди, — вспыхнул красным и процедил сквозь зубы порядком взбешённый гость. — Зачем. Ты. Меня. Звал?       Барон издал драматичный вздох, и кажется, не наигранный, а идущий от сердца, больно искренний, пропитанный невыносимой усталостью, однако в лице не изменился, ни одна эмоция не просочилась за слой белой несмываемой краски. Выдохнул тяжело дым: смерти длань сжала призрачное тельце несчастного, раздавила, и оба исчезли в плотном, прокуренном воздухе хижины. Аид всячески выказывал своё раздражение, театральность сильнее распаляла гнев.       — Мы с Легбой как-то поругались тут сильно, что он ушёл к жене, с концами пропал. Ни вестей. Ничего. — Очередной вздох, перед тем, как продолжить, растянулась пауза. — Спустя время ко мне прибился этот петух, обычно люди режут чёрных петухов, чтобы призвать Легбу… Но ты посмотри на него, на его повадки, да на внешний вид, в конце концов!       В порыве эмоций Самеди всплеснул руками, петух, как дрессированный, в этот раз успел вовремя вспорхнуть и перемахнул на шляпу хозяина.       — А ну слез, паршивец! Ты своими когтями мне всё порвёшь! — он только замахнулся, как питомца уже след простыл. По ведомым только ему причинам перемахнул к Аиду, с гордым видом петух вышагивал по коленям чужеземного Бога. — Вот как, и ты от меня ушёл, разбойник. Видишь, Огонёчек, только тебе я и нужен оказался. Пёсик, надеюсь, у тебя хоть верный. По тебе видно, что верный, а я вот не такой, и животина у меня не такая.