Он был словно воск.

Закрытая вечеринка; Гран-При Монако. -улыбайся, Макс. — Чарльз Леклер склонился над ухом Ферстаппена, пытаясь ровно так же как и он, натянуть улыбку для камер. Вокруг сновали дамы в коротких платьях, пилоты в дорогих костюмах с бокалами шампанского, фотографы, которые были подосланными агентами репортёров, собирая очередную скандальную информацию для паршивых статей. -как я должен, блядь, улыбаться, если меня конкретно раздражает это всё? — тем не менее, он пытался выдавить с себя самую неискреннюю гримасу в мире, ради того, чтобы в очередной раз утром, прочитав в газете скандальный заголовок о «личной жизни пилота Red Bull Racing, молодого сына бывшего автогонщика Йоса Ферстаппена, который увлекается экстраординарным выбором партнёров» разорвать её в клочья и набрать единственного, кто будет не против подняться даже в пятом часу ради того, чтобы выслушать реку матов. набрать Чарльза. Уставшего, замученного, который стерпит выплеск эмоций и приедет, как только сможет. Юный фотограф положительно кивнул головой, дав знак, что они свободны от совместных фото. По крайней мере, на полчаса точно. Макс кивнул головой в сторону арки, которая вела в небольшой сад с видом на ночной Монте-Карло. И Леклер, понятное дело, это подхватил. вынырнув из небольшого кольца образовавшихся вокруг него девушек, пилот маневром оказался возле слегка растерянного Макса. -чего ты? не поверю, если скажешь что грустишь из-за конца сезона или раздражён из-за излишнего внимания. -что за куча баб вокруг тебя? мёдом помазался? — Макс сел на одну из ступеней, ведущих вниз. Он зарыл руку в своих волосы, слегка встряхнув ими. -ревнуешь? — Чарльз мягко засмеялся, обнажая белоснежные зубы. в его руке красовался бокал с алкоголем, которому сулило вот-вот отлететь вниз на голову прохожим, если Ферстаппен захочет это сделать. -с чего ты взял? из-за того, что сначала ты кидаешься на меня, горишь мною, а потом делаешь вид, будто не замечаешь косых взглядов со стороны остальных? делаешь вид, будто не читаешь статьи о том, что Макс Эмилиан Ферстаппен скрывает романтические отношения на работе? -тише будь. — Леклер сел рядом, сцепив зубы настолько сильно, что желваки виднелись с космоса. Он чувствовал Макса на другом уровне. Он не отделял его боль от своей — наоборот, она была общей. Но чувствовать было мало. -я спокойнее чем когда-либо. -выглядишь так, будто сейчас вмажешь меня лицом в стенку. -возможно. В этом и были они оба. В резком воспламенении, в резких приступах нежности, пылкости, чуткости, наперекор желанию убить друг друга от злости. -я устал. не хочешь сегодня остаться у меня? — Макс вопросительно посмотрел на Леклера, вытаскивая пачку сигарет с кармана. -не обговаривается. — Чарльз с большой нежностью положил голову на плечо Макса. Сейчас он казался уязвимым, совсем обезоруженным, он держал зверя внутри себя на цепи. он знал, что зверь никогда не сорвётся на Чарльза, оставив на его теле глубокие раны. -тебя ждут девочки. может, одумаешься, и какая-то из тех брюнеток затащит тебя в… -да помолчи хоть раз в этой жизни, Макс. твой гонор при мне настолько неестественный. Они оба засмеялись. Доносилась едва различаемая среди остальных звуков музыка, за которую, по всей видимости, отвечал Сайнц, ведь играла Sade. Чарльз подхватил свободную руку Макса. Их пальцы переплелись. Горячая ладонь Леклера отогревала мертвый холод Ферстаппена. Он был словно воск. Таял в руках, плавился, умолял о прикосновениях, но негласно. Он любил лёгкие, случайные прикосновения; когда Чарльз утыкался носом ему в шею, пытаясь пропитаться запахом сандала и табака. когда он молча обнимал его сзади, пытался сдержать порыв расцарапать себе лицо после очередной неудачи или любого намёка на личное поражение, когда он запрокидывал голову от эйфории и экстаза, в желании чувствовать Макса дольше, сильнее. А Максу просто нравилось любить. любить Чарльза Леклера. Своего в доску, весёлого, кричащего «я еблан» в радио на гонке, когда скорость не сливалась с его ритмом, а пыталась брать на себя доминирующую позицию. Его прикосновение казалось вечным. этот момент хотелось тянуть; он был словно оргазм. -если мы прямо сейчас уедем, как думаешь — до конца вечеринки они спохватятся? -да мне плевать, если честно. — Чарльз улыбнулся.