Сольное совершенствование

Му Цинфан только опустился на первый уровень медитации, как за дверью послышались шаги. Это были знакомые шаги: он сразу узнал твёрдый, уверенный шаг Лю Цинге. Потребовалось лишь мгновение, чтобы уловить ровный ритм: никаких колебаний или нарушения равновесия, как при ранении и необходимости срочного лечения, никакой излишней спешки, как при необходимости лорда пика Цянь Цао по какому-то другому делу, требующему его мастерства больше, чем любого другого лекаря. Нет, это была ровная, устойчивая походка, с обычной для Лю Цинге уверенностью. За дверью шаги прекратились, и раздался стук. — Му Цинфан! Му Цинфан ненадолго задумался: встать, вымыть руки, надеть мантию, погасить благовония, убрать подушку в шкаф, открыть дверь, чтобы узнать, чего от него хочет Лю Цинге, сделать это, а потом заняться делами, что неизбежно потребуют его внимания здесь и сейчас. Он отбросил эту мысль: он слишком долго откладывал это, и не только для пользы собственного тела, но и для своего врачебного мастерства. Лю Цинге мог подождать, а если не мог, то обратиться с просьбой к главному ученику Му Цинфана. Приняв решение, Му Цинфан закрыл глаза и начал снова. Медленная, идеально контролируемая циркуляция его ци, согласованная с каждым глубоким вдохом, каждым ударом сердца и толчками крови по телу. Полное осознание себя как физического и духовного существа; осознание того, как каждая сфера влияет на другую. — Му Цинфан?.. Меридианы и вены, — он коснулся собственного запястья, медленно провёл двумя пальцами по руке, прослеживая их. Шёлк тонкой подушки под ним, прижимающийся к его голым ногам. Медленная концентрация силы в его нижнем даньтяне, соответствующая бурлению крови и ощущениям в теле. Толчок удовольствия и силы в идеальном унисоне, когда он взял свой член в руку и начал поглаживать, дразня себя до нетерпения, мягко перекатывая бёдра в колыбели собственной руки. Это были первые шаги на пути к созданию человеческого котла, который использовался для самых незаконных видов двойного совершенствования; такие котлы изучали только самые опытные ученики Цянь Цао и никогда не использовали, когда эффективным было бы меньшее лекарство. Му Цинфану не приходилось выполнять их уже много лет — он сильно отвык от практики. Возможно, именно поэтому ему было трудно погрузиться в медитацию и отбросить ненужные мысли. Вместо того чтобы успокоиться и сосредоточиться на собственных действиях, его разум стал вызывать мысли о Лю Цинге за дверью: шорох одежд у ног, когда тот шагал, наклон головы, когда тот снова остановился за дверью, чтобы посмотреть через неё. Шаги снаружи отклонили раздвижные двери в сторону. — Шиди… — начал Лю Цинге и остановился перед ширмой рядом с дверью. В силуэте за бумагой невозможно было разглядеть выражение его лица. Но невозможно было не представить, как Лю Цинге покраснел, осмотрев ширму и поняв, что делает Му Цинфан, почему он не встал, чтобы ответить шисюну, стоявшему у двери. Шагов больше не было, Лю Цинге так и застыл у бумажной ширмы. Наблюдает, — подумал Му Цинфан. Возможно, его внимание привлекло движение рук и тела, возможно, он пытается представить себе выражения лица шисюна, скрытых за ширмой. Был ли сейчас в глазах Лю Цинге интерес или только смущение? Думал ли он об этом раньше, как Му Цинфан слишком часто думал о своём красивом шисюне, распростёртым на больничной койке, пришедшей к нему в кои-то веки без травм и по собственной воле? Он всё ещё был там. Долгие мгновения прошли в медленном, ровном дыхании, исчисляемом лишь маслянистым шёпотом руки Му Цинфана по его члену, а Лю Цинге всё ещё был там, неподвижный, молчаливый, наблюдая, как Му Цинфан доставляет себе удовольствие. Если бы тот не просто вошел в комнату. Если бы только тот отвлёкся от ширмы, оттолкнул её, увидел и вошел. Если бы только он влил свою ци в пустое ноющее пространство в ложбинке живота, прижался твердым, стройным телом к… Му Цинфан чуть не вскрикнул, когда кончил: внезапный прилив ци вырвал у него контроль над ситуацией, и плечи откинуло почти до земли, словно котёл внутри него закипел и переполнился от одного только воображаемого прикосновения. Дыхание перехватило в горле, и одного этого оказалось достаточно, чтобы разрушить то, что неподвижно удерживало Лю Цинге у ширмы; на пороге послышалась возня, шёпот выхватываемого из ножен и поспешно возвращённого клинка, а затем… ничего. Му Цинфан аккуратно, тщательно привёл в порядок своё совершенствование, погасил благовония, вымыл пол, снова облачился в мантию, вернул всё на свои места. К тому времени, как он закончил, снаружи послышались шаги — на этот раз неровные и множественные, но от этого не менее желанные. Он открыл дверь перед толпой встревоженных учеников, вздохнул и вернулся к своей работе.