дай мне сил не сойти с ума

Вильгельм, кажется, сходит с ума. слишком многое на него навалилось за последний год и он совершенно потерялся в своих проблемах, которые ни на секунду не выпускали его из своих прочных сетей. он не успевал даже смеяться или плакать: все его мысли были сосредоточены на том, чтобы оставаться сильным в глазах окружающих. а изнутри его начинала пожирать пустота. и единственным лучиком света среди этой кромешной тьмы был Симон. чувства к нему действительно теплили и разжигали маленький огонек надежды в районе сердца. его объятия — самые теплые и нежные объятия — всегда спасали и укрывали от страшного и жестокого мира, а губы шептали слова поддержки, аккуратно оставляя поцелуи на макушке, скулах и щеках. Вильгельм любил, так честно и искренне, что не собирался закапывать свои чувства глубоко под ребра, не смотря на все недопонимания, происходящие в их отношениях по его же вине. Симон был его миром, и ради своего мира он был готов пойти против всего мира. *** Вильгельм, кажется, первый раз в жизни кричит на родителей — сейчас рядом с ним расстроенный Симон, который тоже хочет, чтобы их услышали. но все попытки что-то исправить снова бессмысленно летят в стенку — Кристина уходит, не желая продолжать разговор, а отец, лишь мельком взглянув на сына, направляется за ней. Вильгельм злится: кричит что-то вслед родителям, которые уже полностью игнорируют его, впивается пальцами себе в волосы, до боли оттягивая отросшие пряди, чтобы хоть как-то прийти в себя, и раскидывает подарки, так идеально выстроенные в ряд прислугами. но его гнев быстро сменяется грустью, когда он видит испуганное лицо Симона. Вильгельм обессиленно оседает на пол. его руки теперь не сжимаются в кулаки — он лишь закрывает ими лицо, пытаясь скрыться от всех в своих ладонях. — Вилле… он слышит шепот так далеко от себя, что тревога вмиг охватывает все тело — руки начинают трястись, дыхание сбивается, а слезы неконтролируемо текут по его щекам. — боже, Вилле… теперь шепот близко, и Вильгельм даже поднимает голову, чтобы убедиться в том, что нежный голос мальчика не был его галлюцинацией. вмиг подлетевший к нему Симон опускается на корточки напротив и осторожно отводит дрожащие руки Вильгельма от его лица. его сердце готово разорваться на мелкие кусочки при виде такого парня, но сейчас хотя бы одному из них нужно быть сильным. — Вилле, я рядом, дыши, пожалуйста, — Симон кладет одну ладонь на щеку мальчика и приподнимает его голову, стирая слезы, — все будет хорошо, ты слышишь? я рядом. — Симме, — рвано выдыхает тот, начиная приходит в себя, — прости меня, пожалуйста, за все прости, — их глаза встречаются — у обоих во взгляде слишком много боли, которая стремительно пожирает любовь, но Вильгельм не дает этому случиться и продолжает говорить, — я просто хочу, чтобы ты был счастлив, — его дыхание постепенно приходит в норму, хотя слезы все еще не останавливаются, — чтобы мы были счастливы. но у меня ничего не выходит. прости, что я не могу ничего поделать с собой, что я не слышу тебя, что я… — Вилле… Симон мягко улыбается и прикасается своими губами к губам парня, утягивая в нежный и соленый от слез поцелуй, который окончательно успокаивает Вильгельма. Симон аккуратно отстраняется, стирая последние слезы с его щек. — Вилле, я понимаю, как тебе сейчас тяжело, — он все еще держит лицо мальчика в своих ладонях, — и я верю тебе. и в тебя тоже верю. ты смог высказать все родителям и поступил правильно. я горжусь тобой, слышишь? — он аккуратно встает и тянет руки, чтобы помочь подняться Вильгельму, — у тебя все получится. у нас все получится. — я люблю тебя, Симме, — он обнимает мальчика за шею и сразу чувствует чужие руки у себя на спине. — я тоже люблю тебя, — его ладони нежно поглаживают плечи Вильгельма, создавая ощущение безопасности. они стоят так еще пару минут, слушая размеренное дыхание друг друга, — пойдем в спальню? тебе нужно отдохнуть. они нехотя отстраняются и направляются в комнату принца. *** на улице быстро вечереет: солнце уже не пытается пробиться сквозь задернутые шторы, погружая тихую комнату во мрак. Симон даже начинает засыпать, пока не слышит тихие всхлипы слева от себя. — Вилле? — мальчик отвернут от него, — Вилле, посмотри на меня, — тот нехотя поворачивается, сразу начиная тереть намокшее от слез лицо руками. Симон грустно вздыхает и притягивает его к себе, укладывая голову на плечо и обнимая, — ну, ты чего? — прости, я, наверно, буду звучать глупо, — он утыкается лбом куда то в шею Симона, пытаясь заглушить свой и так тихий дрожащий голос, — я просто…представил, что тебя нет рядом. и мне страшно…за себя, за тебя, за нас, за будущее. я не могу всегда контролировать твою безопасность, во многом ограничиваю тебя из-за своего статуса, мы часто ссоримся по моей вине, а ты ведь тоже не железный. ты просто… — он обрывается на половине фразы, чтобы всхлипнуть, — а если я откажусь от своего титула? меня больше не будут касаться дела монархии, мы, наверно, сможем сбежать куда-нибудь. все слухи затихнут со временем, мы будем в безопасности, мы сможем быть вместе открыто… — Вилле, я люблю тебя, — шепчет Симон, крепче обнимая мальчика и притягивая ближе, — я всегда рядом с тобой и всегда на твоей стороне, помни это. но и не принимай поспешных решений. нам еще со многим предстоит разобраться, но не сегодня. пожалуйста, тебе нужно поспать. — я не могу, — вздыхает Вильгельм, закидывая на Симона все свои конечности, — мне в голову постоянно лезут плохие мысли. — значит, будем думать о хорошем, — Симон зарывается пальцами в его светлые волосы, успокаивающе перебирая пряди, — давай, расскажи мне про свое утро мечты. — ну, — тот задумывается, — я просыпаюсь часов в одиннадцать утра где-нибудь в небольшом домике у озера. обязательно с тобой! — их губы одновременно трогает улыбка, — мне не надо ни на какие встречи, мы просто нежимся, завтракаем, идем гулять с нашей собакой… — у нас есть собака? — три собаки! — Вильгельм улыбается уже шире и от слез остаются лишь мокрые, еще не успевшие подсохнуть, дорожки, — мы сможем завести три собаки? — он слегка приподнимает голову. — мы все сможем. и эта фраза несет гораздо больше смысла, чем кажется. — ну вот, значит, три собаки, — кивает Вильгельм, — потом мы можем еще поспать. или покушать. или пойти на озеро. в общем, не важно что. главное — с тобой. руки Симона быстро его убаюкивают: он начинает зевать на середине своих рассуждений и отрубается, прошептав тихое: «спасибо, Симме». тот же, оставив аккуратный поцелуй на светлой макушке, засыпает за ним. оба впервые за год спят спокойно. в объятиях любимого человека они действительно чувствуют себя в безопасности и забывают про все свои проблемы на несколько часов. а на утро их кошмар начинается снова. но теперь Вильгельм более уверенно смотрит всем своим проблемам в глаза, зная, что ему не дадут упасть лицом в грязь, крепко схватив за руку прямо перед лужей. ему все еще тяжело справляться со всем, что на него навалилось, но даже когда страх режет сердце, будто лезвие ножа, рядом с ним всегда есть тот, кто зажмет рану. он лишь раз за разом кричит: «обними» и Симон всегда обнимает.