Ты. Я. Мы и весна.

1989 год. Вот от сюда все и пошло по одному известному месту... Хуже блять и не придумаешь. На дворе стоял январь. Холодный и гадкий. Двери обшарпанного алкашами подъезда хлопнули, пропуская свежий воздух в смесь курева и едкой краски на стенах. Не самая лёгкая туша Вахита, держащегося за плечо, друга как за спасательный круг, резко качнулась в право от Валеры, падая на ступени. Помимо сложной патовой ситуации, зелёные стены, запах борща, доносящийся из чьей-то квартиры, и морозный флёр давили и на Туркина в том числе, поэтому он не сразу сообразил, зачем Вахит разлёгся на грязных ступенях. В присутствии течной омеги соображать было крайне сложно даже такому физически и морально тренированому на тяжкие испытания альфе как Валера. Он поднял Вахита со ступенек и придерживал сильно трясущаеся тело друга, чтобы подобного казуса не произошло ещё раз. Зиму откровенно знобило, а по виску скатывалась капля пота. Как он сейчас держал лицо все таким же спокойным (особенно после того как позорно наебнулся с лестницы) для Валеры был большой секрет. — Нужно в кваг'тиру, а потом отвести детей... — Куда? — К соседке. Я пег'иодически их там оставляю, когда занят сильно или ухожу надолго. — Да нет же. Какая квартира? Зима обречённо вздохнул. — Хватит дохать!!! Я спрашиваю, какой этаж?! — Пятый . — Блять. — Вот и я о том же. Н да.... Ситуация действительно была не из самых приятных. Все началось, когда они кучкой подростков стояли курили "Парламент" около универмага, а потом Зиме резко стало хреново, что конечно же сразу заметили остальные из их суперской компании. Конечно, когда от человека начинает вонять (даже не пахнуть, а именно вонять) в сто раз сильнее чем до этого не заметить изменения довольно сложно. Даже безносому. А доводить до дома бледно, практически полузеленого дружка пришлось конечно же Валере. И это, прошу заметить, вместо похода в кино на "До первой крови". С горем пополам поднявшись на пятый этаж ублюдской хрущевки, остановились у темно коричневой двери с поцарапанной обшивкой. Пока Зима доставал из кармана ключ, Валера успел изнервничаться и не выдержав, просто вырвал из его рук предмет, ловко вставляя в замочную скважину. —Остог'ожно, там двег'ь и так поломана, а если ты сейчас ещё ее и доломаешь, мне мать голову с плеч сог'вет. — Зима, это я сейчас тебе голову с плеч сорву! Какого хрена вообще из дому вышел, если знал, что у тебя цикл скоро начнется?! Ты вообще нос свой на улицу не показывать должен, как все нормальные омеги в доме, в укрытии своем сидеть! — У меня это... Сбилось. Через две недели должно было быть. Я чё виноват? Сейчас пг'иду, таблетки выпью и ног'м все будет. Дверь щёлкнула, но на порог Валеру не пустили. В дверях стояла кучка разновозрастных детей. Вахит откуда-то собрал последние силы и прикрикнул: — Шулай итеп, югал. Әйдәгез, Гульнара Трафимовнага барыйк. (Так, србирайтесь. Идем к Гульнаре Трафимовне.) —Бу кем? (Это кто?) Все четверо маленьких людей озадаченно посмотрели на Валеру, задрав голову куда-то ввысь. Начнем с того, что Валера не знал татарского, не знал того, что Зима знает татарский, и не знал, что детей было так много... Нет, конечно Вахит ему рассказывал о братьях и сестрах, но блять не о их огромном количестве. Туркин осмотрел детей. Все на одно лицо, большеглазые с карим цветом радужки, и все светловолосые. Дети как дети... Маленькие Зимы. — Әйе, мөһим түгел. (Так, неважно.) Вахит оттолкнулся от Валеркиного плеча врезаясь в саную подъездную стенку. — Ты чё? — Ниче. Лейсан, капка кыңгыравы каршысында шалтырат. Мин булдыра алмыйм. Минем кулым йокыга китте. (Лейсан позвони в дверь напротив. Я не могу. Рука онемела) — потом слышится уже на русском. — Валег'а. Спустись на этаж ниже. — Зачем? — Какая г'азница? Иди говог'ю. Оставлять друга одного без крепкой физической поддержки не хотелось. Было ощущение, что если кто-то зайдет в подъезд и дунет сквозняк, то Ваха упадет на своих ватных ногах. Пока Валера спускался на пролет четвертого этажа, маленькая, со светленькими волосиками, подстриженными под каре, девочка лет девяти, в розовом платье с вязаным воротничком, звонила в противный дверной замок из-за всех сил, а когда через пять секунд ей никто не ответил, начала стучать по двери ногой в аккуратной туфельке. И только тогда за соседской дверью слышится недовольное, похожее на жёсткую матершину, шебуршние, она отбежала снова в кучку к своим братьям и сестричке. Дверь распахнула пожилая, весьма полная женщина с убогой химической завивкой и накрашенными красной помадой губами. — Здг'авствуйте, Гульнара Трофимовна. Извините пожалуйста, что так неожиданно. Тут такое дело... Можете пожалуйста с ними посидеть, пока мама не пг'идет? Соседка недовольна осмотрела четверых Зималетдиновских шелопаев, а затем перевела взгляд на трясущегося от наступающей температуры Вахита. — Могу. А этот, который внизу стоит... — Валера прихуел от жизни. Эта женщина даже не скрывала, что подглядывала за ними в глазок. Вытянув свою шею к верху в пролёте ступенек, Туркин встретился с бабкой взглядом. — Да, ты! Группировщик херов! Можешь не прятаться. Он тут зачем нужен? Вахит хмыкнул. И в этом жалком хмычке носом чувствовалась вся боль, что сейчас копилась в его теле. Казалось, что из-за нее сейчас из его глазниц потекут самые настоящие слезы. Валера ни разу не видел, чтоб Вахит плакал. Даже когда ему нечаянно во время спарринга сломали нос. А только Зиме было реально больно... — Он меня до дома довел. Это дг'уг мой. Валег'а. Вы не пег'еживайте, он сейчас домой пойдёт. — Лучше бы он с тобой пошёл. Вахит, посмотри на себя. Разит за километр. Вечно травишся этими таблетками. Уж явно лучше он чем это. — Я сам все г'ешу. Соседка изумлённо закатила глаза. А потом пальцем поманила стоящего в двух лестничных пролетах от нее альфу. Когда спустя пять секунд тот всё-таки осмелился подойти, она выставила руку вперёд и притянула его за ворот черно белой олимпийки и, посмотрев в глаза и установив жёсткий зрительный контакт (такой, что хер глаза отведешь, сразу люлей получишь), начала говорит: — Детей я забираю себе. А ты сейчас же отводишь Вахита в его квартиру и следишь за тем, чтобы он не пил таблетки. Укладываешь его спать, а ещё лучше укладываешься вместе с ним. Ясно? Валера опешил от такого напора женщины средних лет. — Ага... — И учти, Амина Тимуровна возвращается в девять вечера. Дети заходите сейчас же в квартиру. Туркин ещё раз кивнул, хотя на самом деле в душе не ебал, кто такая Амина Тимуровна. Когда соседка разжала кулак, Валера чуть не влетел в стену, на которую опирался Вахит. Осмотрев его ещё раз, она вынесла свой вердикт: — А нечего он так. Хорошенький. Повезло тебе Вахитка. Зима не стал это комментировать, только кивнул и кинул ответку: — Ещё г'аз спасибо вам большое. Дети полезли обниматься к старшему. — Барысы да яхшы булыр? (Все будет хорошо?) — Әйе. (Да) — Сез безнең өчен кич белән кайтырсызмы? (Ты вернёшься за нами вечером?) — No.к. Мин сине анда мәңгегә калдырырмын. (Нет. Оставлю вас там навсегда). Когда они всё-таки от него отлипли и зашли в соседскую квартиру, где-то в воздухе тихо пронеслось картавое: — Крг'га стаг'ая. *** 1984. Зиму Валера как будто помнил и знал всю жизнь. Всегда на подкорке сознания мелькал долговязый, худощавый и сильно картавый парень его возраста, одетый в такие же убогие типовые шмотки, как сотни чушпанов, с которых Валера безбожно стрясал мелочь. Серые и безвкусные. Это даже был не спортивный костюм, а простая белая рубашка и школьные брюки, пусть и чистые, и опрятные. Все это чудо советской производительности труда сидело на пацане настолько несоразмерно, как будто на глиста бант напялили. Тогда был ноябрь, а по улицам типового панельного района царила пурга и гололедица, заставляя всех мёрзнуть в своих тоненьких осенних пальтишках. Пришиваться Зима пришел в четырнадцать. Примечательно, что никто из пацанов его раньше на районе не видел, хотя на вопрос: —От куда будешь? — им ответили: — Местный. Я через два дома живу. Сказав свое место жительства, Вахит сразу дал понять, что ничего и никого не боится. Это было практически как прямое заявление, о том, что они все равно его примут. Хотят или не хотят, а примут. Тогда Валера уже был главным смотрящим среди скорлупы целый год, а с универсамом был года два. Каким-то чудом Вахиту удалось ответить на вопросы и даже выстоять спарринг против достаточно крупного для своих четырнадцати Туркина, который к тому же всю жизнь занимался если не одним видом спорта, то точно другим. И бокс, и биатлон, и лыжи каждый день в снежную погоду. Поэтому тонкий Вахит рядом с таким профи спортсменом смотрелся уморительно. К тому же той самой опасности от него вообще никогда не чувствовалось. Наоборот, только стоическое спокойствие и принятие всего происходящего. Вахит тогда бился очень достойно. Чуть не сломал Валере руку, да так, что когда уже после альфа заметил, что по костяшкам стекала алая кровь, падая на снег ручейком. А Вахит ему так тепло улыбнулся, что Туркин не выдержал этого серьезного накала и дал лыбу в ответ. Вот так они поняли, что всю оставшуюся жизнь будут лучшими друзьями. Погоняло Вахиту дали сразу. Там гадать не надо было. Ясно как белый день, что парень с настолько анемичной белой кожей получит кличку "Зима". Да и пах тот как-то... Морозно. С примесью какого-то елового дерева. Не как у большинства альф сильный агрессивный запах сшибающий с ног, как например запах самого Валеры или уж совсем сильный запах Кащея. Это был лёгкий ненавязчивый флёр, который окутывал мальчишку словно ветер, гнавший зимнюю пургу, которая плавно гонит снежинки по кругу. Но в нос это давало хорошо. По крайней мере Валере так показалось. Поэтому первое, что он у него спросил, когда они ещё даже не расцепились от рукопожатия, было: — А почему у тебя такой запах? — А какой должен быть? — Не знаю. Но он очень странный для альфы. Совсем неедкий и ненавязчивый. — Так, и я не альфа. Сытая кровью и драками толпа универсамовских пацанов, начавшая расходится по домам, резко обернулась на Вахита и снова образовала плотный круг как раз тогда, когда они с Валерой расцепили руки от рукопожатия. Омеги никогда не пришивались. До этого. В ещё детском, достаточно тупом сознании альф подростков помещался только факт о том, что "омега" это что-то из другой вселенной. Из вселенной развлечения, танцев, дискотек, прогулок, поцелуев... "Омега" – это не про улицу, драки, дебоши и грабежи. Омега – это краля, у которой нет права голоса. Которая будет ждать дома, залечивать рамы, накормит в конце концов. Что-то нежное, тихое и маленькое. Но вот, перед ними стояло совсем иное. Внешность Зимы не читалась как омежья от слова совсем. Лысый, слегка сутуловатый, с недовольным ебалом, ростом примерно с самого Валеру. Уступал разве что в ширине плеч. И ещё и дерётся, как хорошо подготовленный боец красной армии. Что-то тут не складывалось. Кружок снова образовался, а Вахит озадаченно глянул по сторонам, конкретно не врубая, что именно происходит. — А, что ты тогда здесь делаешь? — Всмысле? А непонятно зачем я сюда пг'ишел? Толпа изумлённо молчала от такой дерзости, пока кто-то мудро не изрёк: — Омегам не место на улице. Их дело сидеть дома и готовить борщи. — Может я сам г'ешу, где мне место, а где нет? Осознавая, что возможно его нового друга сейчас жестоко отмудохают лицом об асфальт, Турбо решил встрять в перебранку: — Говоздь, полегче. Нельзя так с ним... — Хах. Ты нам предлагаешь здесь Содом развести, чтоб нас всех потом затопило к чертям?! —Хог'ошо, давайте. Давайте я ещё с кем-нибудь подег'усь, чтобы доказать, что я могу здесь быть. Слишком спокойно он это сказал для такой накалённой обстановки. Один, против тридцати недозрелых физически и умом альф, готовых избить до смерти если очень понадобится, он стоял словно ничего страшного не происходит. Явно храбрее, чем другие омеги когда-либо могли бы здесь стоять. И эта его внутренняя сила очень хорошо чувствовалась окружающими. Гвоздь снова изрёк: — Тебя могут серьезно искалечить. — Так, вас всех тоже. В чем тогда пг'облема? — С того, что я – альфа, а ты – омега. — Мне тепег'ь всю жизнь в чушпанах ходить? Я дег'усь не хуже любого из вас. — Дома сиди. — Может мне ещё и умег'еть от скуки пг'едложишь? — Всем салам, пацаны! Что тут происходит? В дали виднелись две старшие фигуры, которые неторопливым шагом приближались к группе подростков. Когда они подошли, старший из двоих – высокий, широкоплечий и улыбчивый альфа, от которого за версту несло перегаром – начал поочередно жать всем пацанам руки, пока младший – тонкий, светловолосый бета – осматривал Вахита с ног до головы. Выступить с заявлением решил Сутулый: — Кащей, у нас вопрос есть. — Ну так спрашивай. Кого ждём? — Он пришиться хочет. Кащеенко с ног до головы оглядел стоящего перед ним пацаненка и слегка принюхался. Опыта в жизни у него явно было побольше чем у дворовых мальчишек, поэтому не составило труда понять, кто перед ним стоит. Минуты две все молчали, пока Кащей закуривал сигу. Вова молча на него глядел и в какой-то момент его взгляд с Никитой пересексяся. Все это было так медленно и небрежно, что кто-то из толпы не выдержал и ляпнул: — Ну так что? — Вов, что думаешь? Нужно отметить, что эти двое тоже совсем тогда юнцы были. Зелёные. Хотя как... Никите исполнилось недавно двадцать. Не выдержав нормальной жизни он бросил университет и совсем ушел с головой в уличную жизнь. Даже успел полгода в тюряге отбыть. Криминал херов. А недавно Серый — самый старший из всех, первый автор Универсама и хороший Никитин друг — выдвинул его в авторы. А Вове было только семнадцать, но его юное красивое лицо уже было обрамлено рядом царапин и заживающих синяков. Он недавно преступил рубеж супера, став "молодым", но уважали его все безмерно. В отличие от Кащея, который местами юлил, заставляя вместо него работать скорлупу, пользуясь своим высоким положением и авторитетом, пацанские понятия для Вовы Адидаса были кровной молитвой. Собственно поэтому он и стал местной иконой, на которую например так уповал сам Турбо. В этом году Суворов заканчивал школу и планировал идти в универ, на специальность, которую для него выбрал достаточно влиятельный отец. Экономист, черт возьми – это безусловно профессия будущего. Только там Вова себя в петле и видел. Бета снова опустил глаза на пацана. Он долго вглядывался в тонкую фигуру напротив, то сужая глаза от подозрения, то расширяя от явного страха. Сделав строгое лицо, которое обычно делала при поругании звездюков, он сказал: — Он в спарринге победил? — Да. — На вопросы ответил? — Да. — Так в чем проблема? Все замолчали. Так то по справедливости, поводов отказываться брать Вахита у них не было. Тот вел себя слишком ровно, и такие люди им точно были нужны. Неагрессивные и рассудительные. Но повод прикопаться все равно нашёлся. — А ничего, что мы никто его не знаем? Может он и неровный вовсе? — Я его знаю. И Вова мило улыбнулся Вахиту. Стало понятно, что за него есть кому заступиться, поэтому бой проиграла скорлупа. И лучше бы им было заткнуть пасти... — Все равно. Он омега. — Чё это меняет? Потому что когда в это дело впрягался Кащей – туши свет. Там огребали сразу все. Поголовно. —... — Вот именно. Поздравляю! Ты теперь наш пацан. Вовка одобрительно похлопал Вахита по плечу, как-то уж очень искренне улыбаясь. Как будто он не пацана в контору принимал, а у него брат родился. Так Зима и пришился. *** Уже после сборов все шли непосредственно по домам, есть борщи, помогать родителям, делать уроки... Заняться всегда было чем. Но Валера не стал никуда торопится. Его новый знакомый вызвал в свою сторону небывалый интерес. В дружеском плане конечно... Так-то у Турбо уже имелись виды на некоторых девчонок из школы. Но говорить с Зимой хотелось. Своим молчанием он как будто располагал к дружеской непринуждённой беседе. Оказалось, Вахит не умеет курить, а Валера решил, что это срочно нужно исправлять. Поэтому быстро достал из кармана куртки потрепаную пачку "Примы", которую на самом деле терпеть не мог из-за очень горького вкуса. В ней валялась одна коротенькая палочка табака без фильтра. Курили одну на двоих. — О чём Адидас с тобой разговаривал, когда отдельно в каморку позвал? — Спг'осил почему я здесь. — Так ты же говорил, что надоело быть чушпаном, хочешь серьезным делом заняться. Разве есть ещё причины? — Ещё объяснил как в коллективе себя вести нужно. Что если кто-то будет пег'еставать и домогаться, то сг'азу же г'ассказываю об этом ему. — Да, нет. Не будет такого. У нас все порядочные. Кроме Кащея... Но он тебя старше на шесть лет, и у него вроде кто-то есть. — Да я и не боюсь, что со мной может что-то случится. Это было похвально для пацана. Но для вот омеги такая мысль была скорее необычна. Те часто переживали за свою сохранность. — Почему? — Потому что самое стг'ашное, что могло пг'оизойти, уже пг'оизошло. Валера не стал уточнять, что именно произошло, скинув все на часто присутствовавший страх людей пред тем как пришиться, ведь если этого сделать не получалось, то была возможность, что ты на всю жизнь останешься чушпаном, чёртом и лохом. Потому что просто так незнакомцев никто брать не будет. Только в очень редких случаях, как этот. По хорошему нужно было, чтобы человек, приведший нового участника, поручился за него. Так например, Кащей привел Вову, а уже Адидас поручился за Валеру. Похоже, Вахиту повезло, раз за него вступился Адидас. Когда пацаны уже между собой после сборов обсуждали реальные (как правильно более личные) причины, почему они пришли в универсам, Валера понял, что всего их может быть две. Первая — либо ты вырос в одной компании с пацанами и не видел другой дороги. Как раз Валерин случай. Вторая — либо искал спасения от каких-то проблем. — А где ты так классно бить научился? — Я спог'том всю жизнь занимался. — Каким? Боксом что-ли? Видимо из-за того что сиги были не просохшие, Вахит вытянул из рта клубок едкого дыма. И тихо – тихо ответил: — Танцами. — Чем? — Неважно. Я уже ничем не занимаюсь. *** С тех пор они часто вместе курили, и это стало их ритуалом каждую встречу. Вахиту нравилась "Ява", на пачке которой было иронично написано "Курение повышает риск смерти от заболеваний сердца и лёгких", но у Валеры всегда была в кармане только полупустая пачка "Примы". Хотя все одно. Все горькое. Уже потом они начали вместе гулять, трясти чушпанов, ходить вместе в школу по утрам, есть перемячки, воровать жевачки и обмениваться вкладышами из них же, вместе получать в фанеру от старших за курение и маты, порводы Адидаса в армию на Афган. Вместе приняли маленького Маратку в группировку. Потом были дискотеки, девчонки, старшие классы одной и той же школы, вечные запои Кащея, потом их выдвинули в супера и было много нагоняев, что они вместе устраивали младшим, экзамены, выпуск, дембель Вовы. Это все это было потом... Сначало рукопожатие и сигарета. Одна на двоих.