дорогой брат…

Фигуры, которые теряются в множестве несуразных вывесок и свету старых уличных фонарей такого родного, но по-прежнему грязного ночного Лондона… Есть ли в этом что-то хорошее? Определённо есть. Никто не сможет увидеть испачканные алой субстанцией, изящные аристократические фигуры молодых господ. Одна из этих фигур невольно стекает на холодный, мокрый после вечернего дождя асфальт, облокачиваясь на пропитанную грязью кирпичную стену какой-то местной таверны. С которой слышно недовольные вопли людей. Они с большой вероятностью только что проиграли большую сумму денег. Но ему нет до них дела. Плащ, пропитанный свежей кровью и мелкой противной моросью, неприятно липнет к телу. Устал? Хотелось влепить себе пощёчину за подобные недопустимые для него мысли. Внутренний голос твердит: вставай, Уильям. Он снова ошибается. Это далеко не внутренний голос, это его дорогой брат Льюис. Человек, с которым даже самое жуткое и холодное место станет для него уютным кровом. И он пытается встать. Талия поддерживаемая за пояс на первый взгляд хрупкой рукой, невольно сгибается дугой. Блондин опирается бедром об стену, предварительно сложив ногу на ногу. В голове уже ничего не шумит… Ничего не скрипит… Не слышно недовольные вопли местных игроков, и даже капель противного дождя, стекающихся и громко бьющихся о подоконник, за который все это время с последних сил держался Уильям. А его голос… Голос его ангела слышен будто бы издали. Кажется, будто он издает распирающий грудную клетку странный крик, то ли стон… Это был страх. Он слышит его до постороннего шума в ушах, до пелены густого тумана в уже закрытых, подёргивающиеся веках алых.. Мокрых глаз. — Дорогой брат, пойдём домой..