can we be in love just for one night?

За два века Астарион прекрасно научился играть роль. Оценить возможности и риски, бросать фразы легкого флирта, быть полезным, не отвергая, впрочем, инстинкт самосохранения, не отдаваться сразу, но и не тянуть слишком долго, рассыпать крохи правды, чтобы создать доверительную атмосферу, приправляя ее изрядной долей театральности и выстроенного образа. Не было ничего сложного в том, чтобы привязать к себе негласного лидера их пестрой группы — он проворачивал такие трюки сотни раз для своего трижды проклятого хозяина. Астарион не мог разобраться с проблемой целого культа в одиночку, да и не стал бы пытаться. Легче и продуктивнее заставить какого-нибудь удобно подвернувшегося паладина копаться в кишках гоблинов или, допустим, убить для себя гурца. Если Касадор отправит за ним кого-то, то у Астариона, по крайней мере, будет время сбежать. И это работало. Даже слишком хорошо, по мнению Астариона. Иногда ему казалось, что однажды, проснувшись прекрасным солнечным утром, он найдет у полога своей палатки парочку докучливых дохлых белок, голову блеющего красношапочника или неизвестным образом добытые ведра с кровью (конечно, человеческой — дурень, похоже, принял его проблему близко к сердцу). Астарион в хорошем смысле изрядно удивлялся развитию событий, ведь он, по правде говоря, был не в лучшей своей форме, бегая по этой — одним Сильванусом не забытой — грязище. И все же Элемар смотрел на него с видом побитой собаки, которой наконец-то протянули ласковую руку. Или, возможно, с потенциальным желанием откусить эту руку или хотя бы палец и смачно сжевать, с ним никогда нельзя было быть до конца уверенным. Эпизод с бардессой, когда Элемар выглядел скорее злым на дыры в памяти, чем страдал по бедняжке, и внезапные вспышки поразительной жестокости, которой Астарион мог только молча аплодировать, тянули чашу в сторону рисков все дальше от возможностей, однако добавляли свой интерес. И Астарион, со всем его самопровозглашенным благоразумием, не мог отказать себе в интриге. Иногда ему даже сложно было оторваться от шеи Элемара — хотелось заглотить весь букет и хорошенько разобрать составляющие, чтобы найти источник рождения его странного характера. В крови всегда есть ответы, если хорошо покопаться. Плохо, когда обладатель ничего не помнит, потому что без контекста искать остается только болезни. Но никаких физических недугов у эльфа не было — Астарион успел познакомиться с его телом. И уж точно не личинка побуждала его к нелепейшим сочетаниям спасения детеныша медвесыча и пыток человека в один день с интервалом в полчаса. Элемар с такой же детской радостью в глазах разбил орущему мужику коленные чашечки, с какой расцеловал Астариону щеки и нос со словами, что готов подраться с солнцем за право делать это каждую секунду их путешествия. — Недоптица забавная, а этого человека я вижу впервые в жизни, так, почему бы и нет? Ты разве сам не сказал, что нам надо вливаться в ряды культистов? Святая простота! Астарион бы никогда не поверил таким ответам, исходящим от кого-то другого. Однако с Элемаром, похоже, такая логика работала. Вопросительный взгляд, устремленный скорее внутрь, чем на него, и задумчиво пожеванные губы говорили о том, что Элемар сам не знал другого ответа. Астарион фыркнул и закатил глаза. — Радость моя, ты вырезал толпу этих самых культистов на следующий день после "переговоров". — Они утратили свою полезность, как только мы узнали про Лунные Башни. И еще гоблины тупые и вонючие. Элемар скривился и изобразил тошноту. Вышло у него не очень похоже. Астариону очень захотелось напомнить ему, что последний раз они сами мылись в реке и явно не вчера. Однако Элемар очень часто делил вещи на черное и белое — мелочей, вроде "нашей благородной пыли и их мерзкой грязи", это тоже касалось. Его мораль, если Астарион вообще имел право говорить о таковой у кого-либо, казалась слегка сдвинутой, как будто он не понимал в действительности, что традиционно обществом считается "правильным", а что нет. В таком подходе были свои плюсы — Элемар редко сомневался, принимая решения, но для Астариона это все еще было странно, практически невозможно — разве такие вещи, как и социальные навыки, не прививаются с рождения? Возможно, Элемар просто хаотично следовал своим желаниям, и никакого принципа и логики тут искать не следовало.

***

Это была их последняя ночь на поверхности, прежде чем они спустятся в Подземье. Астариону совсем не хотелось лишаться солнечного света раньше времени, но большая часть группы согласилась, что им стоит отправиться по низу. Астарион был уверен, что Элемар выбрал это исходя не из каких-то соображений безопасности — вряд ли он о ней вообще когда-либо думал, вся тяжелая умственная работа в этой группе досталась самому несчастному вампиру. Гейл слишком теоретизировал, Уилл геройствовал там, куда его не звали, а Карлах и Лаэзель кидались в драку так же охотно как Элемар, только с менее безумным видом. Нет, дело было в том, что их любимая шаритка проела всем уши возможностью найти бывшее убежище темных юстициаров, а Элемар был готов прислушиваться к ней почти так же, как к Астариону. Не в чувственном смысле, конечно, здесь Астарион был безраздельным хозяином, но будто Элемар подобрал себе младшую сестру. Не то что бы потворствовать погружению родственника в культ традиционно злой богини являлось чем-то нормальным для семейных отношений, по крайней мере, опираясь на жизненный опыт, имевшийся у Астариона, но ни Элемар, ни Шэдоухарт нормальными явно не были. Пока Астарион наблюдал поверх книги за тем, как Элемар что-то уточняет у друида о Лунных Башнях, он решил, что настало время закрепить достигнутый успех. Люди имели свойство забывать о плюсах иметь партнера по постели, если не повторять опыт, а Астариону было не привыкать использовать свою незаурядную внешность. Когда твое тело разменная монета, со временем связь с ним почти теряется, оставляя голый инструмент для достижения цели. Иногда он задумывался над тем, почему, будучи свободным от Касадора, все еще вынужден идти таким путем, но быстро отгонял подобные размышления. Ни к чему, кроме ощущения безвыходной слабости, они не приводили. Он подхватил подошедшего эльфа под руку и улыбнулся — достаточно мягко, чтобы не быть слишком прямолинейным, но, обворожительно похлопав глазами, чтобы донести свою мысль. — Ах, вот и моя маленькая радость с красными щеками! Ты же придешь ко мне ночью, правда? Элемар рассеяно поводил рукой по своему лицу. — А что с моими щеками? Мне казалось, я отмыл всю кровь, но если там что-то осталось... Астарион махнул рукой, перебивая его. — Нет, с ними все прекрасно. Фигура речи, дорогой. Так, что? Элемар слегка нахмурился, производя какие-то мыслительные процессы. — В ином случае тебе бы не пришлось спрашивать меня дважды, но я не уверен, что нам стоит тратить лишние силы перед спуском в дроу-знает-какую бездну. О, сейчас мы решили включить осмотрительность! Очаровательно. Астарион вздохнул. — Я вижу, тебя нужно немного поуговаривать, — он прижался к чужому плечу, — давай попробуем так: только ты заставляешь меня чувствовать действительно живым, но единственное, чего я жажду это снова умереть рядом с тобой. Элемар рассмеялся, ткнув Астариона локтем в бок, сильнее, чем хотелось бы. — Умереть? Ну, могу лечь спать ближе к тебе на грани следующего припадка. Он резко помрачнел и скосил взгляд. — Правда, я бы не хотел, чтобы это случилось. С тобой. Боги! Такими темпами у Астариона начнет дергаться глаз на постоянной основе. И все же, беспокойство Элемара ему было приятно - то, что его влияние выходит за рамки похоти полезно. Он улыбнулся, слишком сладко для правды, и похлопал Элемара по щеке. — Не беспокойся, я не настолько беззащитный. Он заправил Элемару прядь волос за ухо и мягко потянул за мочку. — Хм, может быть: каждая часть твоего идеального тела шепчет об искушении, как если бы Боги создали тебя только, чтобы погубить меня. Элемар наклонил голову, подставляясь под руку. Астарион задумался, вилял ли бы он хвостом, если бы таковой у него имелся. — Приятно знать, но искушаешь здесь только ты меня. Так, кажется, они приблизились к развязке и цели этой беседы. — И наконец, три слова, о которых мечтают абсолютно все. Астарион убрал руки, встал перед Элемаром с серьзеным лицом, прикрыл глаза и вздохнул, будто бы набираясь смелости. — Я люблю тебя. Ответом ему послужила тишина. Когда он снова посмотрел на эльфа, у того было совершенно пустое лицо, как будто он не расслышал или не понял слов. Элемар медленно поморщился и скрестил руки на груди. — Ты... ты мне врешь, да? Астарион хихикнул. — Конечно, я вру. С тобой сложно не попытаться, радость моя. Он хлопнул в ладоши. — Как бы мне ни нравилось стоять тут и говорить тебе все мои любимые фразы, я бы предпочел, чтобы мы с тобой изучили наши различные таланты снова в более интимной обстановке. Астарион помолчал, засомневался и добавил: — И я все еще имею в виду секс, если что. Элемар почесал затылок, задумчиво осмотревшись. — Возможно. Астарион победно улыбнулся. — Тогда до ночи. Мы найдем какое-нибудь укромное местечко и прекрасно проведём время.

***

Их полуночная встреча сразу пошла не по плану, потому что, когда они опустились на траву, Элемар вдруг поймал его за руки, не давая стянуть одежду. — Послушай, Астарион, — он замялся, явно подбирая слова, — я рад провести с тобой время, но как насчет того, чтобы исключить часть с сексом. Астарион моргнул. Потом еще раз. Зачем им, черт возьми, морозить задницы в сырых кустах, если не для секса? Он так старался запихнуть подальше рожденную паразитом надежду на силу и полноценную свободу, чтобы устроить себе подстраховку на случай проблем, а сейчас этот идиот начинает мяться как девственница. Нет, Элемар не делал это нарочно, напрашиваясь на комплименты. Астарион внутренне поежился — неужели он ошибся и его чары в этот раз все-таки не работали? Он наклонил голову и осторожно спросил: — Ты меня не хочешь? — Нет, я хочу, — Элемар вздохнул, отстранился, потер глаза рукой и продолжил, — еще я хочу узнать о тебе. Больше. А для этого надо разговаривать. Он как будто повторял заученные от кого-то правила действий на случай привязанности, но звучал вполне искренне. И все же Астарион чувствовал подкатывающее раздражение. Он не знал, что со всем этим делать. — Я рассказал тебе все про свою прошлую жизнь. Что еще тебе нужно знать? Элемар оперся локтями о землю, откидываясь назад и задумчиво глядя в небо. — Я возьму все, что ты захочешь мне предложить. Или мы можем просто молча посмотреть на звезды. Не знаю, делал ли я это раньше. Так они и поступили. И это было... странно. Астарион сидел рядом и ковырял траву. — Я тоже не помню, — неожиданно для себя сказал он, — чтобы я часто тратил время на звезды над Вратами Балдура. Хотя я шатался по ночным улицам последние два века. Не то что бы у него было время любоваться красотами природы между голодом, необходимостью выжить и страхом снова оказаться запертым в гробу. Уж лучше какой-то глупый богатый мальчик или наивная миловидная девочка станут ужином у Касадора, чем он окажется у Гоуди, ведь так? Астарион скосил взгляд на Элемара. Он сливался бы с лесным фоном, если бы не подсвеченные луной глаза, казавшиеся почти инфернально зелеными. Интересно, жил ли он во Вратах Балдура до катастрофы с наутилоидом? Мог ли Астарион встретить его однажды в таверне или одиноко бродящим по улицам Нижнего города? Что-то с Элемаром все-таки было не так. Тяжелая аура отчаяния периодически висела над ним так же плотно, как вечерний туман в доках. Астарион не уверен, что хотел бы пересекаться с ним в темной подворотне до его потери памяти. Если он неосознанно мог выдавить глаза и выпустить кишки женщине, то чем он занимался, будучи в здравом уме? И все же здесь, в лесу, на задворках цивилизации ему было почти комфортно. Астарион сжал кулак и брезгливо поморщился. Он становится тошнотворно сентиментальным. И немного глупым. — Что такое? Астарион повернул голову. Элемар вопросительно смотрел на него. Вампир натянул заготовленную улыбку. — Вспоминал о разнице крови животных и разумных существ. В твою пользу, конечно же. По правде говоря, ты был первым, чью кровь я попробовал. Элемар задумчиво постучал пальцем по подбородку. — Что забивание скота, что убийство людей... Разве кровь так сильно отличается? Астарион махнул рукой. — Конечно! Два века я питался одними грызунами, вкус человека или, в твоем случае, эльфа — совершенно другое ощущение. Он облизал губы и задумчиво посмотрел на тихо шуршащие от ветра кроны деревьев. — Ты был восхитителен. Теперь я не могу перестать думать о том, какие на вкус остальные. Элемар тихо рассмеялся. — Уже на чужие шеи заглядываешься? Я оскорблен в лучших чувствах. Астарион театрально расширил глаза и прижал руки в груди. — Не переживай, ты никогда не будешь обделен моим вниманием. Он присел поближе и спросил заговорщическим шепотом: — Вот в теории, скажи мне, Элемар, кого из наших компаньонов ты бы скорее попробовал? — Ты предлагаешь, мне их есть? При практичном подходе надо выбирать самого бесполезного, но не самого тощего члена отряда, если мы вдруг окажемся без припасов... Астарион невпечатленно вскинул бровь. — Мне нравится твой энтузиазм, но давай проявим сдержанность, дорогой. Я про кровь, жевать никого не требуется. И выбирай сердцем... Ну, или желудком. Элемар прикусил щеку, сделав вид, что размышляет, а потом улыбнулся. — Легкий вопрос. Тебя, конечно же. — Я бы сказал, что это признак удивительно изысканного вкуса, но, зная тебя, это скорее личное. Элемар перевернулся набок, подперев щеку рукой, и уставился на него, не моргая. — Я просто подумал... Кровь, плоть. Что угодно, говоря по правде, если это означает, что часть тебя останется со мной, когда все это закончится. — Ты же понимаешь, что это самый ужасный флирт, который я когда-либо слышал? Элемар пожал плечами. — Это не флирт. Это правда. Уголок рта Астариона дернулся. Как бы плохо это ни звучало, он, к своему удивлению, обнаружил, что подобное внимание ему вовсе не неприятно. Еще несколько минут они строили теории о том, похожа ли кровь Гейла на бренди и обожжет ли Карлах язык, если попытаться ее укусить. Выяснилось, что Элемар не помнит, каков на вкус амнский ликер и, будучи щедрым на глупые мысли, Астарион пообещал отвести его выпить, если они доживут до Врат Балдура. И что-то внутри него действительно хотело, чтобы это случилось.