Наше с тобой небытие

      Сказанные мамой строгие слова, больше похожие на приказ или предъяву, что Антону надо помыть посуду были пропущены мимо ушей. Он думал… За эти каникулы он думал больше, чем за все десять лет его обучения в школе. Больше и глубже, чем когда он с Сашей пытался разобрать очередную несчастную формулу по химии. Более ответственно, чем когда на экскурсии в какой-то музей Классная руководительница оставила его за главного, попросив проследить чтобы никто не потерялся.       Порой, эти мысли недопонятого гения доходили до абсурда, ведь у школьника была вредная привычка накручивать себя насчет любой мелочи. Его самой главной теорией о пропаже Саши была та, что друга преследует его отец-преступник, вышедший из тюрьмы и считавшийся мёртвым.       Другая часть его размышлений была не на тему теорий заговора, а на тему письма. Того скомканного в три погибели, местами порванного острым кончиком ручки, всего исписанного докторским почерком письма, от которого душа сжималась в подобие изюма.       Одно воспоминание о жалком куске бумаги вызывало у Антона тоску, ведь оно было найдено в той помойке, которую комнатой не назвать…а Саша там жил. Тяночкин сильно стиснул челюсти, пытаясь не провалиться ещё глубже под своё сознание, где таится тонны закопанной ненависти к самому себе.       А ещё ему до сих пор было не по себе из-за еле разобранной, но довольно чётко написанной, в отличие от остальных слов, фразы. Чёртовы извинения и трусливое признание в любви, потому что кое-кто побоялся сказать это Антону в лицо и решил, блять, сбежать без единой вести непонятно куда и от кого, не дав ответить. На языке сразу горечью вертится то данное Сашей обещание на мизинчиках, что они всегда-всегда будут вместе.       По правде сказать Антон до сих пор не уверен в своих чувствах. Это…казалось непривычным и даже далеким, учитывая как общество в их стране относится в однополым отношениям. Да и растившие его таким образом родители, оскорбляя Европу и всех её жителей, строго-настрого наказали школьнику, чтобы тот держался подальше от «подобных людей, у которых какое-то отклонение», словно они являются чумой. Саша же стереотипное мнение Антона изменил, показав, что люди нетрадиционной ориентации — такие же люди, хоть и немного отличаются от древних устоев в социуме.       С Сашей было спокойно. Друг всегда умел вовремя вразумить старшеклассника, который уже хотел было начать накручивать себя. В отличие от того, как Антон ведёт себя с любыми представительницами женского пола, — заикается, вечно краснеет, как минимум чувствует себя чрезвычайно напряженно и некомфортно, — с Сашей всё было в точности наоборот. Да, возможно Тяночкин и глупо краснел, когда белобрысое чучело вновь сказануло какую-то безбожную шутку, звучащую уж очень по-гейски. Может быть и временами бывало неловко, когда друг ни с того ни с сего произносил несвойственную ему искренность насчет его теплого отношения к Антошке и их дружбе, без всяких подшучиваний и выглядя по-нежному серьезно. Но в душе всегда была тишь да гладь, один лишь сердечный ритм ускорялся при определенных моментах.       С Сашей было спокойно. Когда друг исчез, у старшеклассника будто огромный клочок плоти в районе сердца вырвали. Такое полюбившееся умиротворение порушилось так же быстро, как и появилось когда-то. Теперь, узнав почти всю правду о том, о чём Антон даже подумать не мог по отношению к Саше…он совершенно запутался в себе, в чувствах — во всём. Если Тяночкин бы раньше узнал о чувствах Собакина, то, задумавшись на несколько дней, смог бы дать какой-никакой, но, по идее, положительный ответ, означающий неуверенную взаимность.       А сейчас он без понятия. Его друг зависим от наркотиков, бегает туда-сюда, ночуя поздней осенью на каких-то трубах без тёплой одежды, сбежал, даже не попрощавшись и оставив Антона разбираться в чужом грязном прошлом, хотя никто не просил.       Школьник пролил столько слёз, прошел через столько истерик, даже сердце из раза в раз сжималось всё сильнее и ощутимее во время очередного приступа тоски по старым временам, когда всё было хорошо. Боль в груди была настолько большой, что иногда казалось, что его прямо сейчас схватит инсульт и он умрет в своей кровати с Гречкой под боком, так и не увидев Сашину улыбку в последний раз. Всё это так раздражало, что Антон одно время так вообще очень злился на друга за то, что тот пропал. За то, что тот умалчивал о своей куче проблем, терпеливо выслушивая нытьё Тяночкина каждый раз, так умело поддерживая, пока глупый Антоша даже не подозревал о наличии у белобрысого каких-либо переживаний, хотя они дружили довольно тесно и достаточно долго.       Горькая обида на Собакина никак не перевешивала ненависть старшеклассника к самому себе за то, что тот ни разу не замечал каких угодно намеков, что тому нужна была помощь. Да те же самые огромные синяки под глазами являлись уже звоночком хоть немного побеспокоиться, но нет же, Антон легко поверил на слово, что у Саши всё хорошо.       Какие же они, блять, дебилы, что аж хотелось вновь забиться в истерике из-за несправедливости судьбы и что по закону подлости ничего не может просто идти своим чередом спокойно!              Внезапная вибрация в кармане домашних шорт и характерный звук нового уведомления отвлек Антона от не самых оптимистичных размышлений самобичевания. Он мелко дрогнул от неожиданности, отрывая хмурый взгляд, которым грозно пилил свою кружку с давно остывшим чаем уже некоторое время, достав телефон из-под пятой точки. Это Алина.       Пишет ему, спрашивая, пойдет ли он на то самое день рождение какой-то одноклассницы её брата, о котором она невзначай говорила пару дней назад. — «Меня заставляют мыть посуду, я не хочу жить…», — печатает ответное сообщение, в конце добавляя какой-то набор гласных букв для драматичности. Делает это с абсолютно каменным лицом, потому что не уверен будет ли по-настоящему мыть посуду. Не уверен, является ли его сообщение жалким подобием отговорки, чтобы не пойти. Он не знает хочет идти или нет.       Как бы…развеяться ему следует, конечно, ненадолго отвлечься от всего этого, а то так и впрямь от инсульта на почве сильного стресса недалеко. Но сидеть в компании орущих детей и их мам казалось не очень заманчивой идеей. Ладно уж, чего он как маленький. Пойдет-пойдет, куда ему деваться.       Алина начала шантажировать его покупкой милкшейка — тут не откажешь, поэтому он быстро пишет согласие, убирая в мойку кружку с недопитым и покрывшимся льдом чаем и идя отпрашиваться да собираться.       Не изменяя своим привычкам, он резво нацепил на себя свободную белую рубашку, чёрный галстук и такого же цвета кофту поверх. Сидеть с мелкими личинусами и их взрослыми мамами до сих пор не хотелось. Но ему-то не сложно проводить Алину с её энергичным братом до кафе, немного посидеть там, чтобы скрасить одиночество одноклассницы. Может быть он даже сможет ухватить себе какой-то шарик? —       Тем более, если посмотреть с другой стороны, то и в кафе он сможет ещё немного подумать над расследованием и никто, по типу мамы или её посуды, ему не помешает. Да, конечно, дома он тоже много думал, а в кафе тоже полно всяких штук, на которые можно отвлечься. Но если выходить вот так из дома, то есть мизерный шанс встретить по пути Сашу, заметить белую макушку где-то в глубине серой толпы и наконец поймать — это заставляло призрачную надежду теплиться в груди. — Вон он! — воскликнул Максимка как только завидел Антона на горизонте. Алина с терпеливой улыбкой ответила, что не слепая. Младший брат вовсе не был похож на сестру. Как минимум своей ядерно-рыжей макушкой, а как максимум своим взрывным характером, свойственным почти всем младшеклассникам, которые терпеть не могут математику. — А правда, что ты дурак и химию не понимаешь? — спрашивает это с исследовательским интересом, будто собственноручно создал таблицу Менделеева.       Антон издает невнятный звук удивления и драматично меняется в лице, по-актерски выражая обиду на подругу, словно она самый коварный предатель. — Зачем ты ему рассказала… — жалобно пищит он, смахивая ребром указательного пальца невидимые слезинки с ресниц. — Да так, к слову пришлось, — она загадочно отвела взгляд вверх, ехидно улыбаясь краешками губ.              Путь в детскую кафешку проходил под вечные и, порой, неожиданные вопросы со стороны Максимки. В основном у Тяночкина не было даже возможности открыть рот и ответить, потому что за прошлым вопросом тотчас следовал следующий и так продолжалось довольно долго. — Правда, что у тебя кошку зовут Гречкой? А правда, что ты Алину ни разу не побеждал? — будто с шилом в жопе продолжал рыжий. Антон замучено взглянул на лицо Алины, которое выражало вселенское спокойствие и монашескую мудрость. Удивительно, что одноклассница ведет себя так, словно познала дзен. — У кого День Рождения-то вообще? — произносит старшеклассник, пытаясь увильнуть от темы его вечных проигрышей друзьям. Ну правда, будь то шахматы или камень-ножницы-бумага он всегда проигрывал и Сашке, и Алине. — У одноклассницы его, Дашей зовут, — отвечает Чайкина безмятежно, пока Тяночкин сопоставил некоторые факты и ужаснулся. — Дашей?! — вскрикивает школьник с ошарашенным лицом, неверяще глядя на подругу и её брата.              В голове сразу проскакивают воспоминания, как эта ДЦП-гонщица на своей инвалидной коляске сбила с ног Сашу в узкой раздевалке, обматерила их и уехала в закат. А потом Антон встретил её с Максимкой в магазине, и эта Даша магическим образом уже была без коляски, перекрасила волосы из болотно-зелёного в коричневый и ради ответа не видела ли она Сашу заставила Антона отдать детям его последние деньги.       Он тут же миллион раз пожалел, что согласился пойти. Встречаться в третий раз в этой адской девочкой не хотелось. Хотя… как там говорят? Бог любит троицу? Значит, на счастье.       Довольно знакомое кафе показалось на горизонте. Антон уже бывал здесь, когда был помладше. На Дни Рождения его, конечно, не звали, потому что мальчик он не особо общительный, стеснительный даже, но мама любила заходить сюда каким-нибудь летним днём, во время знойного полудня, чтобы посидеть в теньке и покушать мороженое. А здание-то совсем не изменилось. Только светло-оранжевая штукатурка на стенах начала местами немного трескаться. — Только давай подальше от них сядем? — предлагает, списывая всё на нежелание слушать детские вопли под ухом. — Хорошо, — легко соглашается девушка, кивая.       Помещение встречает их приятной прохладой, приглушенными голосами из телевизора под потолком, где крутят какой-то советский мультик, хохотом детей и непринужденными разговорами других посетителей, которые немного теряются в спокойной джазовой музыке на фоне.       Алина отлучается, чтобы заявить маме Даши, что привела своего отпрыска и заберет попозже, оставив Максимку и Антона наедине. Но их крайне неловкая тишина продлилась всего пару секунд, потому что старшеклассника чуть не сбили с ног маленькие фашисты, предлагая рыжему пойти играть в какие-то скибиди туалеты.       Совсем скоро подошла Чайкина и они вместе пошли за отдаленный столик где-то у стенки. Оранжевый диван оказался на удивление мягким и удобным, хотя с виду не скажешь. Да и атмосфера царила не такая уж ужасная, как ожидал Антон. — Что брать будем? — спрашивает одноклассница, взяв в руки скромное меню со стола. — …Ты мне милкшейк обещала, — припоминает он, тут же со стыдом отводя взгляд. Это звучало, словно он у неё выпрашивает что-то или наоборот предъявляет. — А ты злопамятный у нас, м-м? — Алина не выглядела обиженной или так, будто смутилась. Лицо у неё как обычно было с нейтральным выражением. — Это было только недавно! — протестует Антон, пытаясь отстоять свою шаткую честь. — Да сейчас закажу, не переживай, — махнула ладонью Чайкина, спокойно улыбаясь. Она подозвала официанта и проговорила заказ. Себе взяла милкшейк с клубничным вкусом, а Антону, даже не спросив его мнения, с банановым.       После ухода работника общепита Тяночкин опустил задумчивый взгляд в деревянный стол. Каким-то образом даже бананы умудрялись напоминать о Саше. Да и всё в жизни старшеклассника, в принципе, сейчас крутилось вокруг белобрысого, как никогда прежде.       Он поджал губы, хмурясь. Любое воспоминание о друге отдавалось колкой болью в груди и тоской по времени, когда всё было хорошо… Чувства несправедливости, обиды, собачьей грусти и гнева на данный момент казались несколько приглушенными, в отличие от того раза, как он в Пятерочке испытал самое большое и болючее разочарование, прямо на грязном полу рыдая от безысходности под аккомпанемент пессимистичных мыслей, что это был его последний шанс на поимку Саши и что теперь по вине либо медлительности Антона, либо неосторожности Артёма, либо из-за чёртовой судьбы они с другом никогда не воссоединятся. И ничего не будет, как раньше.       «Он мне тогда подарил Милку с пупырками и вкусом банана…она ещё такая дорогая была», — очередной тёплый фрагмент памяти заставил уголки губ дернуться в грустной улыбке, а на уголках глаз, щипаясь, привычно начали выступать кристаллы слёз. — О чём думаешь? — с интересом спросила Алина, слегка склонив голову. Школьник поднял глаза на подругу, но почти сразу отвел. — Ни о чём, — врёт, потому что не хочется ему, чтобы одноклассница знала, что он так глупо и так долго скучает по Собакину, который из головы вот просто не выходит. И так он ведет себя намного истеричнее, чем, например, Максимка, когда не может понять дроби.       Было стыдно, что Чайкиной не раз приходилось наблюдать за тем, как Антон чуть ли не срывался на всё подряд, как выплакивал свои глаза от любой зацепки, пока сама девушка вела себя крайне спокойно и трезво, строго держа эмоции под контролем. И лишь в определенные на её лице проскальзывала жалость то ли к Антону, то ли к Саше, то ли к ним обоим. — О Саше, да? — легко догадалась староста, в мыслях усмехаясь насколько же ясно у Антона всё на лице написано. — Извини, просто бананы… — невнятно объяснился он, в смятении сощурив глаза. Неловко, что его так легко раскусили. А Алина тем временем удивленно приподняла брови, но решила оставить этот ответ без комментариев. — Всё в порядке, я тоже часто насчет него думаю, — Тяночкину из-за какой-то странной вредности вдруг захотелось возразить, что она думает об этом не настолько часто, как он сам. — Хочешь это обсудить? — Чайкина тяжело вздохнула, будто устав от этого всего. — Если честно, не очень… — бурчит старшеклассник, почесав щёку и задумавшись. — Мы снова в тупике, и у меня даже идей нет, — Ну правда, чего им обсуждать? Многие теории Антона оказались неверными, звонков от Ульяниной группы не поступало, полицейские тоже молчат, как партизаны. Им только и остаётся, что бродить по городу, цепляясь за каждого прохожего, тыкать им в лицо распечатанной фотографией Собакина и спрашивать не видели ли они его. — У меня есть парочка, — непринужденно сказала Алина, интригующе отводя глаза в потолок. — Правда? — он аж взбодрился и веки перестали казаться столь тяжелыми, как и всё тело. Если Антон и склонен к преувеличению проблем, то у подруги всегда холодная голова и она-то думает по-умному. Не зря же староста. — Да, — одноклассница резко оборвалась на полуслове, почувствовав вибрацию в кармане тёмно-бирюзовой ветровки. — Погоди, мне звонят, — она достала телефон и хмуро глянула на экран. — Незнакомый номер…       Тяночкин поморщился, неуютно нахохлившись. Незнакомые номера у него теперь вызывали самый настоящий ужас. Вспоминает, как ему позвонил Артём в тот день, когда у него был самый лучший шанс поймать Сашу и никогда не отпустить. Или как ему написала Женя, кинув в его окно наполненный водой презерватив, и когда заявила, что Саша больше не вернётся, звуча так, словно всё знает. Хотя…если так посмотреть, то даже Женя, по ощущениям, знала Собакина лучше Антона, учитывая то, что друг какой-то застрявшей в две тысячи семнадцатом году девушке открылся, а Антону нет. Или как ему позвонила Вероника, позже практически угрожая ему расправой, если у него вдруг есть чувства к Ульяне. — Слушаю, — говорит Алина, слегка отворачиваясь и приставляя мобильник к уху. — …Да, — старшеклассник даже с такого расстояния смог расслышать гулкий мужской голос с нотками позитива. — Поняла. Мгм, — староста как-то односложно отвечала на льющуюся рекой речь из трубки. — Так давно? — слегка изумляется она от чего-то и аж немного повысила голос, после чего Антон напрягся сильнее, пытаясь навострить уши. — Я не кричу на вас, связь просто плохая, — мельком закатывает глаза девушка, махнув ладонью. — Повторите адрес, пожалуйста, — Тяночкин тревожно нахмурился. Адрес… Сашу нашли? — Всего хорошего вам, спасибо за помощь, — Чайкина отключилась, а старшеклассник сидел уже весь синий от напряжения и страха. — Кто это? — еле выдавливает из своей глотки нужные слова, запинаясь. — Юрий Алексеевич, — спокойно, но серьезно сказала одноклассница. Пока Антон, по ощущениям, вознесся и душа его покинула тело. — Мусора? — это уже вырывается как-то само, что он звучал как какой-нибудь бандит, который скрывается от полиции. — Антон… Тебя Саша так ругаться научил? — раздосадовано покачала головой Алина, с упреком пригрозив пальцем. — Алина, что он сказал тебе?! — Тяночкин уже не выдерживает и казалось, что сейчас лопнет от нетерпения. Ему очень нужно знать о чём девушка говорила с полицейским. — Сашу видели, — краткий ответ, от которого у школьника сердце упало в пятки, пробив пол и ещё пару метров под землей. — Во время ночного патруля заметили, как он шатался по Высоковольтной, — Антон нахмурился, в голове начиная активно перебирать всевозможные воспоминания насчет этого адреса. — Чего… — прошептал он себе под нос недоуменно, когда мозг зацепился за нужный фрагмент памяти. — Это же почти лес. — Вот именно.       Он поперхнулся воздухом, пока шестеренки в голове продолжали энергично вертеться, вспомнив ещё кое-что важное, связанное с тем лесом. — Хотели подъехать к нему, чтобы попросить документы, но ничего не успели, — решила продолжить пересказ диалога Алина, не обращая внимания на внутренние борьбы друга. — Как только приблизились тут же стартанул в лес. — Вот придурки! — Антона злость берет на каких-то полицейских, которые поступили так неосторожно и спугнули бедного Сашку, что тот аж в лес решил побежать. — Согласна… — так же хмуро кивает Чайкина, почесав ногтем кончик своего носа. — А это точно Сашка был? — старшеклассник мрачно поджал губы, подрываясь с места и собираясь бежать. Если это было ночью, то Собакин уже наверняка не там, опять сбежал куда подальше, аж пятки сверкали, но даже так Антон пойдет в этот чёртов лес и будет искать любые зацепки.       В голове всплыло что-то настолько важное только сейчас, хотя об этом следовало бы подумать в первую очередь. — По описанию он, — девушка проследила взглядом, как Тяночкин уже привстал с дивана. — Антон, ты пойдешь туда? — с нотой беспокойства пробормотала Алина. — Это же ночью было, правда только сейчас участковому рассказали, — мягко пыталась отговорить его она. — Мне нужно… Мне срочно нужно бежать, я потом тебе расскажу Алина, — протараторил школьник, выбираясь из-за стола. — Надеюсь ты знаешь, что делаешь. Всё будет хорошо! — постаралась подбодрить его одноклассница, но Антон не слышал ничего, кроме собственных мыслей. Как только он выпутался из собственных конечностей, то сразу побежал на выход из кафе, расталкивая всех маленьких фашистов, что также бегали вокруг столов друг за другом. Совершенно не заметил какой-то по-странному грустный взгляд Алины, полный собачей тоски, брошенный ему вслед.       Он знал причину, по которой Саша был в лесу. Каждый ебучий раз, стоило погоде лишь приблизительно напомнить хорошую, Собакин тащил его в лес около города. Казалось бы, что вообще можно делать среди деревьев и бешеных белок каждый чёртов раз? Саша знал, всегда знал чем заняться, и Антону никогда не было скучно. Валяясь на траве и не заботясь о целостности своей одежды прямо посреди их личной опушки друг сочинял такие истории, что не снились русским классикам. Создавая вселенные он нередко воплощал их в жизнь при помощи Антона.       Вместо того, чтобы пить пиво в парке, как обычно делали люди их возраста, парни носились по лесу с палками, отыгрывая самых разных персонажей, после громко хохоча от беззаботности и некого абсурда их действий. Особенно весело было играть в Майнкрафт в реальной жизни, строя нелепые убежища из говна и палок, выжидая внутри приближения взрывного огурца на четырех ножках. Саша всегда нарушал правило «не копать под себя».       А потом, когда солнце алым зайдет за горизонт и станет прохладнее, то они станут сидеть у костра и кушать жаренные сосиски с кетчупом, слушая их любимые песни по очереди. Саша жульничал и иногда включал свои песни два раза подряд, а затем раскаивался и включал мои по три раза.       Тяночкин грустно улыбнулся греющим душу воспоминаниям, но сильнее укутался в свою кофту от резкого порыва холодного ветра, который ходит по лесу, заставляя костлявые ветки без листьев скрипеть и шуршать, стукаясь друг об друга. Если раньше воспоминания могли согреть не только душу, но и всё тело Антона, то сейчас его будто знобит.       Перед глазами стояла самая последняя их прогулка тут, в конце которой Саша нассал на дерево и почти сумел заставил Антона поверить, что это он так спас сосну от вредителей. — Ненавижу тебя… — тоска по глупенькому другу разъедала изнутри абсолютно всё. Старшеклассник в последнее время плохо ел из-за отсутствия малейшего аппетита, мало спал, но много плакал и думал. Негативные эмоции по типу переживания за сохранность Саши переполняли его с ног до головы, дробили кости, скручивали позвоночник, сжимали легкие и выворачивали кишки наизнанку.       Антон знал почему забыл об этом месте и не пошел сюда. Он боялся испортить всё хорошее, что было в их дружбе, тем новым, что он узнал. Если Саша хоть раз употреблял на их особом месте — Тяночкин его не простит.       Парень шёл, минуя разваленные по всей дороге шишки и поломанные ветки, молясь, чтобы ему не повезло найти на опушке среди поваленных деревьев чей-то труп или что-нибудь ещё более страшное. Не хватало ещё и этого.       Но там не было ничего, что бросалось бы в глаза. Это и облегчало, и разочаровывало, ведь, вероятно, значит видимых зацепок о Саше тоже нет.       Школьник перелез через толстое, лежащее на сырой земле и погрызенное термитами дерево и увидел кое-что. В паре метров от него мирно стоял маленький шалашик из чёрных, обгоревших палок, свидетельствовавших о том, что костер недавно разводился. Антон подошел к костровищу и начал внимательно его рассматривать. Помимо очевидных следов в виде свежих угольков рядом лежала заточенная палочка. Точно такая, как те, на которых они жарили сосиски. Антон поморщился от острого укола в сердце, когда понял, что тут был точно Саша и никто другой.       Опустился на корточки проводя подушечками пальцев по пыльной земле. — Ну…земля не тёплая, значит его тут нет минимум с ночи. И следов я тоже не вижу, — вздохнул он, думая, что детектив из него никакой.       Решает оглянуть опушку ещё раз и его взгляд зацепляется за выбивающуюся деталь. Рядом с бревном, на котором они обычно сидели, лежал какой-то мусор. — Вот свинья, мы же тут вместе убирались! — возмущается вслух Антон и эта фраза потерялась в тишине леса. Пнув от злости невинное бревно, он вновь присел на корточки. — М…? — он прищуривается и понимает, что это не совсем мусор.       Старшеклассник с невозмутимым лицом поднимает кусок картона, стряхивая с него земляные крошки, который выглядел так, словно его специально положили на видное место. Поверхность была испещрена неровными записями. Он слегка приподнимает брови в легком удивлении, когда разбирает среди этих каракуль какие-то цифры и настороженно хмурит брови, приближая картонку ближе к лицу. Н-да, всё же частое сидение в телефоне по ночам с выключенным светом и ярким экраном перед глазами — плохо повлияло на зрение. — Ахуе… Какой билет?! — видя самое верхнее слово, прикрикивает Антон шокировано, чувствуя, что аж сердце застыло. Он, конечно, рад, что у него есть способность читать непонятный почерк друга, но написанное, грубо говоря, очень смущало.       Тяночкин очень абстрактно начал сквернословить в своей голове, не понимая куда это друг собрался лететь на такую внушительную сумму — шестнадцать тысяч девятьсот восемьдесят семь рублей. Или ехать… А что более важно, каким образом Саша зарабатывал деньги? Вон там написано плюс четыреста, плюс три тысячи, плюс тысяча семьсот и ещё несколько таких многозначных чисел. Антон прикрыл глаза.       После ситуации с Миленой и тем, что друг у неё украл, было страшно даже задумываться о подобном.       Пальцами парень почувствовал что-то странное и отличное от картона по текстуре на обратной стороне, поэтому тут же развернул её. — Блять, — это было расписание движения пассажирских поездов на осень этого года с их вокзала. Ране напряженные плечи старшеклассника опустились, а взгляд опустел, словно он сдался. Разочарование и некоторая безысходность, осевшие в груди были похожи на те чувства, которые Антон в большом количестве испытывал в Пятерочке, но сейчас они ощущаются намного меньше. Будто он смирился. Будто ему плевать.       Прогоняя пессимистичное, мрачное и даже немного пугающее наваждение, Антон жмурится и пытается думать так активно, как только может. Саша собирается куда-то уехать с их городского вокзала. На нём нет таких дорогих билетов, значит до нужной точки друг хочет добраться с пересадками.       Тяночкину срочно нужно на вокзал. Он поднимается с корточек, захватывает картонку с собой и бежит на выход из его с Сашей опушки.       Конечно, было маловероятно, что Саша успел укатить на поезде. Судя по записям, которые Антон без раздумий забрал с места преступления, Собакину не хватало ещё очень и очень много. Но сотрудники вокзала точно смогли бы сказать откуда взялась такая стоимость и куда примерно собрался ехать его друг.       Вокзал находится не так далеко от границы города у черта на куличиках, но Антон, в силу того, что прогуливал уроки физической культуры очень редко и тренировал свой бег все каникулы в попытках догнать неуловимого Сашу, добрался до нужного места за какие-то полчаса. Дыхание сбилось очень сильно и чтобы его восстановить наверняка потребуется не одна минута. Ноги уже начинали слегка гудеть и подкашиваться, но все эти неудобства быстро отошли на второй план, как только в его поле зрения попало громоздкое здание, сопровождающееся рычанием поездов и стуком по рельсам.       И только в тот момент старшеклассник осознал какую глупость сотворил. Если Саша вернется в лес и обнаружит, что его картонки нигде нет, то поймёт, что его обнаружили. Тяночкин чертыхается себе под нос, стискивая челюсть от злобы на себя. Почему он всегда делает, а потом думает?       Антон выдыхает и начинает нервно покусывать губы, пытаясь себя немного успокоить. Так, хорошо, ладно. Саша в любом случае должен прийти на вокзал, когда накопит нужную сумму. «Я просто буду жить на вокзале и ждать его там», — допускает несколько абсурдную, почти шуточную мысль школьник, истерично посмеиваясь себе под нос и заходя внутрь.       С положительным писком он преодолевает металлоискатели, оказываясь там, где никогда раньше не был. Его родители в принципе не были любителями путешествовать, тем более на поездах, поэтому вокзал своего родного города Антон увидел впервые за шестнадцать лет жизни. Невнятная речь, выходящая из старинных колонок у потолка и, вроде как, объявляющая посадку на поезда. Куча смешанных голосов, и детских, и взрослых, превращали вокзал в очень шумное место, где сложно ориентироваться из-за обилия людей и отвлекающих звуков.       Логично было, что о ценах лучше всего спрашивать на кассе. Антон повертел головой, чтобы отыскать что-нибудь подобное. Но вместо этого заметил… — Ебучая крыса?! — в полном шоке воскликнул Тяночкин, завидев тоскливо сидящего в зоне ожидания Гарика, сбежавшего хомяка Алины, который пытался спиздить паспорт Бати, но Антон ему не дал. Хомяк понуро поздоровался в своей манере гопника. — Ты что тут делаешь? — лучше бы вместо этой шиншиллы здесь оказался Сашка. — В очередной раз пытался билет без паспорта купить, не продали, — этот сурок звучал очень грустно, даже учитывая его дешевую сигарету в зубах и кепку адидаса на макушке. — Извини… — старшеклассник почему-то почувствовал вину, хотя Бате паспорт тоже был нужен. Ласточку свою починить там…кольцо в ломбард сдать. — Да не извиняйся, я тебе уже отомстил, — махнул когтистой лапкой суслик, тяжело вздыхая. — Это ты Сашу украл, да? — У Антона, похоже, уже всё. Крыша едет. Он сейчас на серьезных щах говорит с каким-то сурикатом и с невозмутимым таблом спрашивает…такое. Будто хомяк и впрямь мог украсть двухметровую белобрысую шпалу. — Да. — Верни, пожалуйста… — Антон делает свой голос более мягким, но продолжая выглядеть серьезно. Пиздец, совсем головой двинулся. Он вроде шутит, втягиваясь в актерскую игру, чтобы крысе не так грустно было, а вроде и нет… — Он тебе нужен? — эта фраза заставила Тяночкина даже немного поверить, потому что звучало уж больно правдоподобно. Как в фильмах бандит приставляет к виску жертвы дуло пистолета и спрашивает у главного героя какую-то философскую чушь. — Очень, — твердо кивает школьник, поджимая губы. А если всё взаправду так просто? Что если Гарик на самом деле украл Сашу, а сейчас вернет, и всё будет хорошо? А если вот эти вот все дела с наркотой, полицией это всё какой-то квест и ничего из этого не реально? …Господи, о чём он думает? — Мне тоже паспорт нужен был, поэтому соси, — сказал гопник, как отрезал, показывая парню третий палец. Антон глубоко вздохнул, ненадолго зажмуриваясь. Это было справедливо. — Не подскажешь тогда, где тут кассы? — Тяночкин отмахивается от странных и не совсем здоровых мыслей, которые преследуют его вот уже целый день. — Слева, там наверху написано, — хмуро говорит крыса, звуча так, будто делает ему одолжение. Хотя с какой-то стороны так и есть. — О, точно, — и как Антон не заметил? Он развернулся и направился к кассам с небольшой очередью перед ними, даже не попрощавшись с Гариком. Но спиной школьник отчетливо ощущал чужой полный ненависти взгляд.       Ожидая, пока девушка за закрытым окошком обслужит бабушку, Тяночкин репетировал фразу, которую собирался сказать. Но не волновался, как обычно, что удивительно. Он, скорее наоборот, ощущал даже какое-то непривычное безразличие, будто бы ему неожиданно стало всё равно, что о нём подумают. Это немного радовало, но и заставляло насторожиться, потому что парень уж больно не любит такие резкие и внезапные перемены. — Следующий, — голос кассирши показался очень знакомым, будто старшеклассник уже слышал его где-нибудь во сне или что-то в этом роде. — Здравствуйте, мне нужна помощь, — слегка прокашливается он, ведя себя крайне безмятежно и спокойно, хотя обычно перед кассирами или людьми с похожей профессией он вёл себя чрезвычайно неловко и стеснительно. — Не подскажете, до какого пункта назначения билет будет стоить… — он достал картонку из кармана, сверившись с ней и тем самым вызвав у стоящих позади него, в очереди, людей неподдельный интерес. — шестнадцать тысяч девятьсот восемьдесят семь рублей?       Девушка за окошком замолчала, неопределенным тоном охнув. Судя по звукам, она пробивала что-то в компьютере, активно щелкая кнопками на клавиатуре. — Очень странный вопрос у вас, молодой человек, — задумчиво слышится от кассирши. — Скорее всего куда-то на Дальный восток…с пересадками на Урале. — А точный город узнать не выйдет? — не призрачной надеждой интересуется он, почесывая фаланги пальцев. — Нет, увы, не смогу вам помочь, — Антон уже хотел было разочарованно отходить от окошка и тяжело-тяжело вздыхать от очередной провальной попытки понять замыслы Саши, но вдруг у него загорается лампочка над головой и он разворачивается, напоследок спрашивая у девушки. — Извините, а река Амур случайно не на Дальнем востоке? — Да, там, — работница вокзала терпеливо продолжала удовлетворять любопытство подростка. — Огромное спасибо, до свидания.       Наконец отойдя от кассы и дав другим людям в очереди двинуться на пару шагов вперед, Антон испытывал какое-никакое удовлетворение на хотя бы пару вопросов. У него появилась новая теория, которая впервые не звучала как бред параноика. Ну, или это ему только так казалось. Старшеклассник вдруг почувствовал, как его всего передернуло, будто от холода, но холодно ему не было. Да, в помещении довольно свежо из-за вечно дующего ветра от разгоняющихся поездов, но не прям чтоб до дрожи. А на губах неосознанно осела какая-то жуткая полуулыбка, больше похожая на оскал маньяка или психа.       За большим окном задвигался поезд, который отходил от перрона с характерным ритмичным стуком и свистом. Гарик мог бы поехать на Кипр на этом поезде.       Пол под ногами вдруг пошатнулся. Антон пошатнулся в ответ, еле удерживая равновесие на негнущихся ногах. Голова кружилась, всё в ней путалось. Тревожные мысли о Саше, теории, воспоминания мешались в одну непонятную кучу-мала. Появилось очень навязчивое ощущение, что всё вокруг — это затянувшийся кошмар, но вот-вот наступит утро и парень проснется от будильника в своей кровати, пойдет в школу и увидит там Сашу.       Перед глазами начало нещадно плыть, некогда чёткие линии светло-зелёных колон, лавочек из тёмного дуба и границы окошек, за которыми сидят кассиры, начали размываться в неясные бензиновые разводы. Поэтому Антон закрыл их. Всё усилилось. Разноцветные круги и изогнутые линии плавали на прикрытых веках, подобно резвым рыбкам в реке, а звуки вокруг ощущались пластиковыми, нереалистичными, ломанными и такими далёкими.       Послышался родной, такой знакомый и пленительный голос Сашеньки. Каким-то образом это даже не заставило сердце Тяночкина болезненно сжаться от предвкушения их встречи и радости, что он наконец слышит Сашу спустя такое, казалось бы, долгое время разлуки. Голос нисколько не удивил Антона, будто это что-то само собой разумеющееся. В груди не было ничего — ни сердцебиения, ни души, никаких чувств, одно лишь безразличие и гудящая пустота.       Голос Саши что-то говорил, но до ушей Антона это доходило словно через старое, потрепанное жизнью или даже сломанное радио. Гласные пропадали, невнятный шум в ушах мешался со звоном, слоги обрывались. Вроде, друг пытался говорить одну и ту же незаконченную фразу, и лишь из-за вечных повторов Антон смог разобрать её. «Я всегда…» — Я всегда буду с тобой, Антоша, — ласково донеслось прямо около его уха, а на плечо ощутимо, но подозрительно легко, даже призрачно, опустилась чужая ладонь. Так странно, но прикосновение отдавало и теплом, и холодом одновременно. По щекам незаметно заструились слёзы, разъедая глаза кислотой.              Старшеклассник провалился в небытие. Здесь ужасно темно. Лишь красные, зелёные, синие и фиолетовые точки блекло мелькали то там, то тут, смешиваясь и создавая подобие чёрного полотна. Пальцы начали неметь и резко подрагивать, сковывая всё тело тяжестью, а позвоночник скручивался из-за накатившей слабости, что хотелось просто осесть на пол безвольной куклой.       Где-то сзади, уж очень отдаленно слышался любимый, полный спокойствия голос, перекрывающий любой шум и звон в ушах. «Не са-мый кра-си-вый цве-ток. Сре-ди сот-ни та-ких же вок-руг. В тол-пе всег-да о-ди-нок. Ког-да вен-чи-ком смот-рит на юг…», — говорит Саша неспешно, рвано, по слогам. Но это звучит так нежно и трепетно, что Антону хочется остаться здесь навсегда…с Сашей. — Ты просто появился в один день и засел в моих печенках так же глубоко, как и в сердце. Но пропал, — сипло шепчет Антон сухими губами, поднимая замученный взгляд пустых, холодных и когда-то зелёных глаз на периодически пропадающую помехами, размытую и туманную белобрысую макушку. Галлюцинация, которая выдает себя за Сашу, прикрывает глаза и самозабвенно улыбается уголками проколотых пирсингом губ. Антону хватит и галлюцинации, лишь бы всё было как раньше. «Прости, мой милый Антоша. Я тебя любил.»