Между ними всё сложно.
Чонгук, после того признания на игре стал бегать хвостиком за Чимином, больше обычного. Буквально каждый день проводит с ним, а по вечерам настойчиво уговаривает остаться и на ночь. Но Пак непреклонен. «Никаких ночёвок!». Альфе искренне непонятна такая его реакция на всё. Он, конечно, ни к чему не принуждает, но и просто находиться рядом ему уже мало. Природа подаёт сигналы раз за разом, однако умелое, а порой и скандальное игнорирование их омегой уже кажется похожим на отшивание. — Завтра у меня посвят, — брюнет скребёт ложкой по опустевшей тарелке. — Помню, — односложно отвечает Пак. — Домой вряд ли пойду, закончим наверно только заполночь. Да и родителей не хочу пугать. Скорее всего останусь в общаге, так что не теряй. — Я и не собирался. Всё равно сам снова припрёшься с утра пораньше. Хоть продуктов купи, ладно? А то холодильник пустой уже. У меня, видите ли, появился ещё один рот на прокормку. Я в свой единственный выходной из дома выходить не планирую, тем более до магазина. Чимин злится, но не всерьёз. Он, может, и выглядит хмурым грубияном, однако в глубине души ему очень даже приятно, что альфа при любых обстоятельствах всё равно бежит сюда и за обе щёки уплетает его стряпню. Не зря мама учила блондина готовить чуть ли не с пелёнок. — Принесу тебе всё, что только пожелаешь, — Чонгук улыбается, ловя потаённое настроение истинного.***
Выходной должен был пройти более, чем лениво. Однако плановая уборка всего дома решила напомнить о себе. Чимин провозился с тряпками и вёдрами почти пол дня. Вычистил всю свою маленькую жилплощадь, буквально. Даже успел перегладить ту огромную тучу вещей. А глажкой он вообще не занимается, между прочим. Зачем тратить время и силы на то, что по выходу из дома всё равно тут же помнётся? Вот-вот. На протяжении дня Чонгук исправно присылал ему фото и маленькие текстовые подписи к ним. Посвящение проходило очень даже интересно и весело. Жаль, что у Чимина было совсем иначе. Единственное, что он тогда запомнил, так это невкусную похлёбку «из всего что было», да продырявленную ладошку. Ему буквально проткнули руку во время очередного конкурса, где ребят заставили драться на острых шпажках. Было неприятно. В том году он к шашлыку не притронулся. К концу дня Пак решил и себе устроить маленькое spa. Набрал ванную, в которую бахнул почти всю баночку гималайской соли. Её когда-то давно ещё мама привозила, вот и повод использовать. Наделал всевозможных масочек, что только нашёл с подарков, да улёгся откисать под очередную дораму. Вода быстро остыла, а его беспокойство за Чонгука наоборот, подогрелось. Тот ничего не писал уже который час, и в онлайн не заходил. Как-то неспокойно… Приведя себя до конца в порядок, омега улёгся на свежую постель, что приятно пахла кондиционером после стирки. Всё же как хорошо вот так, чистый дом, чистая постель, и ты сам тоже чистый и опрятный. Одно из лучших чувств на свете, это точно. Уступает, разве что, любви. О который Пак совсем ни говорить ни думать не хочет. Внутри каждый день идёт война, а мысли сжирают светлую макушку. Он честно пытается убедить себя, что ничего плохого в их предначертанной связи с Чонгуком нет. Но этот вредный внутренний голос, похожий на червячка, будто по кусочкам откусывает любые хорошие мысли, уничтожая их, а потом заменяя на всё новые страхи.«А вдруг это всё вообще ошибка? Вдруг, никакой истинности на самом деле то и не существует вовсе? Это только его альфийские гармоны, да моя невнимательность?» — Чимин боится признаться сам себе. В чём? В том, что он уже давно и бесповор…
Поток безжалостных мыслей прерывает настойчивый звук дверного звонка, который идёт вровень с мощным стуком. — Кому что надо посреди ночи? — Пак со всем показательным нежеланием поднимается с кровати, запахивая тёплый махровый халат, и направляется к источнику звука. В глазок он видит никого иного, как Чонгука. Блондин открывает двери, и тот почти тут же реагирует на звук. — Боже, Гук, ты чего делаешь? Парень снова молча рассматривает омегу, а потом криво улыбается, доставая из-за спины букет хлопчатника с эвкалиптом. Промокший, как и он сам. Пак только сейчас замечает, что альфу в прямом смысле можно выжимать. Волосы прядками стекают по лицу, и Мин даже не удосуживается их убрать. Кажется, что даже кожанка на плечах сырая до нитки. Неужели бежал под тем ливнем, закатившим к вечеру? — Я долго не мог их найти, обошёл почти все цветочные в радиусе километра, — блаженно улыбается, почти как утром. — Но я нашёл! Я же обещал, что для тебя всё достану! — Так, заходи давай. Не хватало ещё, чтобы заболел, — Пак практически затаскивает его в квартиру, но тот словно желе. — Ты что, пьяный? — принюхивается, от парня чётко разит спиртным, и явно не самыми лучшим. — О, Господи… — Мы совсем немного выпили за знакомство! — пытается оправдываться, пока с трудом стягивает куртку. — Ребята такие классные! Мы очень сдружились, — икает. — На удивление, там та-а-ак много омег. Но я сразу всех предупредил, что уже занят! Всем рассказал, какой у меня прекрасный муж! — Чонгук почти падает, стягивая обувь, но Чимин его время ловит. — Да? И кто же это? — блондин почему-то решает подыграть этому поведению. — Как кто? Ты, конечно же! Мне никто не нужен больше! Слишком уж мне повезло, чтобы зариться на другое! — льнёт к нему, обнимая крепко. — Так, давай-ка мы поставим цветы для начала, а потом тебя спать уложим. Договорились? — омега аккуратно забирает у того букет, параллельно ведя его к дивану. — Я сейчас вернусь, не усни, пожалуйста. Чонгук часто-часто кивает, а сам шатается, да моргает через раз. Пак быстро находит вазу, куда ставит промокший букет. Красивый… Так же быстро возвращаясь назад, находит Мина в том же положении. Слава богу. — Я сейчас тебе помогу раздеться, и укрою пледом. На столике будет вода и шипучки. Туалет сам знаешь, где, — блондин начинает снимать футболку парня, под которой взору открывается рельефный пресс. Так и манит прикоснуться. — Потрогай, — альфа будто читает мысли, перехватывая руку Чимина и поднося её к желаемому. — Нравится? Я специально подкачался, для тебя. Пальчики плавно скользят по влажной коже, очерчивая каждый миллиметр. Пак сам не понимает, как засматривается. Раз за разом проводит по натянутым мышцам, а у самого дыхание спирает. Неправильно. — Дальше сам, — омега одёргивает себя, молниеносно отстраняясь и исчезая в спальне. — Не убегай от меня, Чимин, — Мин идёт следом, откидывая футболку. — Ты не сможешь бегать вечно, — опьянение как рукой сняло. Дверь в комнату со свистом закрывается прямо перед носом альфы, на что он ухмыляется и лбом опирается о деревянную поверхность. Тело начинает гореть, и в ход идут запрещённые приёмы. Чонгук выпускает феромоны, которые мгновенно просачиваются сквозь преграду. Стойкий запах бергамота заполняет, кажется, всё пространство. Он до невозможности везде: в воздухе, в мебели, в самом Чимине. Аромат сильный, даже немного горький, отчего омега невольно закашливается. — Ты ведь чувствуешь, да? Ты не можешь не чувствовать, — почти рычит Мин. — Я тебя тоже чую, очень хорошо. Твой хлопок буквально осел в моих лёгких, а пудра щекочет нос до покраснения, — на пробу дёргает ручку, но та не поддаётся. — Мы нужны друг другу. Чимин с ума сходит. Его трясёт, трясёт от мысли, что за каким-то куском дерева стоит альфа, его альфа. А он уже не имеет никаких сил ему сопротивляться. Выпущенные феромоны подчиняют, заставляют скорее ластиться к своей половинке и забыть обо всём. Мозг остервенело подбрасывает самые яркие из возможных картинок, но разум настойчиво пытается отогнать всё это, убеждая хозяина в неправильности всей ситуации. — Мы не можем, Чонгук, не можем… Омега почти сползает спиной по двери, но глухие удары по ней отрезвляют как нельзя лучше. Он даже на секунду берётся за железную ручку, но тут же снова запрещая самому себе подобные действия. — Чонгук, иди спать, прошу тебя. На мгновение весь шум за пределами душной комнатки прекращается, и блондин даже допускает мысль, что Мин и впрямь ушёл. Но резво отлетевшая с петель дверь знатно напугала омегу. — Ты же не думал, что она меня остановит? — альфа ставит деревянное полотно к стенке и надвигается на ошарашенного Пака. — Чимин, объясни мне, почему ты так избегаешь меня? — Я не хочу, чтобы ты наделал глупостей, о которых потом жалеть будешь! — на глазах омеги даже выступают слёзки. — Какие «глупости»? — Мин встаёт напротив, между ними остаётся несколько сантиметров, отчего Чимина начинает ещё больше трясти. — Зачем тебе такой старик?! — он зажмуривает глаза. — Где ты тут старика увидел? — Между нами пропасть в 6, мать его, лет! Ты ещё даже учиться не закончил, а я уже как дед преподаю! У меня миллион проблем взрослой жизни, и в них явно не вписывается пубертатный подросток, — глаза открыть боится, ведь знает, с каким лицом стоят напротив. — Глупыш, — тёплые ладони нежно обхватывают личико Пака. — Если ты ещё не понял, то разница в возрасте — самый пустой твой страх. Я уже совершеннолетний. Это так, если ты забыл. — Да какая разница, мы всё равно всегда будем на разных ступеньках! У тебя вон вся жизнь университетская впереди, веселье за весельем, а мне после работы дай бог до дома доползти, да ужин под дораму приготовить, всё! — Если ты думаешь меня этим всем оттолкнуть, то ничего у тебя не получится, так и знай, — Чонгук тянется к омеге, на пробу чмокая. — Если на этом твои совершенно неоправданные страхи закончились, то дай мне показать, как сильно я тебя люблю, и как ты мне нужен. Альфа, не видя больше сопротивления, наклоняется, затягивая Чимина в долгий поцелуй, на который тот, теряя последнюю нить рассудка, почти сразу отвечает. Мин начинает углубляться, задевая своим юрким языком чужой, переплетая их, словно те танцуют замысловатый вальс. Руки альфы начинают исследовать хрупкое тело, с плеч скатываясь до тоненькой талии, которую он сжимает со всей позволительной силы. На эти действия Пак легонько скулит, что служит зелёным светом парню. Он подхватывает его резко, почти кидая на мягкую кровать, и нависает своим крупным телом над ним. Чимин буквально теряется в пространстве, брюнет начинает занимать не только все его мысли, но и тело. Его руки блуждают повсюду, медленно избавляя от махрового халата. Но он и сам не отстаёт, мигом расстёгивая массивный кожаный ремень, стягивая всё ещё промокшие джинсы. Между ними не остаётся никаких преград, кожа к коже, губы к губам. И в этом момент Пак со всей силы отталкивает напряженное лицо альфы. — Это сейчас прозвучит ужасно дёшево, но… — парень мнётся, отводя взгляд. — У тебя это впервые? Я знаю, — Чонгук мило улыбается. — Это чувствуется по твоему чистоту аромату. Никаких примесей, понимаешь? Я сразу это понял, — поглаживает большим пальцем по щеке. — У меня тоже, так что нам пиздец как крупно повезло. — Эй, кто тебе разрешал сквернословить! Вообще-то… — Мин затыкает его очередным поцелуем. — Вообще-то я люблю тебя и хочу сделать своим прямо сейчас, можно? — альфа заглядывает в глаза, утопая в их глубине раз и навсегда. — Можно… Будто под гипнозом, Чимин отвечает взаимностью, которую так долго ждал Чонгук. Сегодня и впрямь волшебная ночь, два совершенно разных человека наконец смогли принять друг друга. Пусть их союз и был предрешён на небесах, но собственные страхи удалось переступить только сейчас. Чонгук сперва толкается на пробу, следя за всеми эмоциями на лице напротив. У омеги бровки заламываются, а рот приоткрывается в попытке глотнуть побольше воздуха. Брюнет готов эту картинку под веками выжечь, лишь бы всегда видеть такого Чимина. Расслабленного и безумно манящего. Он перехватывает царапающиеся ладошки в свои, закрепляя их над головой Пака, и толкается снова. Омега принимает его так хорошо, что улыбаться хочется ещё сильнее. Мин постепенно наращивает темп, бегая губами по всему сладкому телу. Чимин на вкус ещё лучше, чем на запах, будто соткан из сахарной ваты, невозможно наесться. Пак даже с трудом отвечает на ласки, весь погруженный в эту негу. Альфа делает что-то невозможное. Это не просто секс, это высказывание всех томящихся чувств и слов, это диалог двух тел и двух душ, принадлежащих друг другу. — Если я сейчас не остановлюсь, я помечу тебя, — Мин чувствует, как клыки сами вырастают, прося о сладкой плоти. — Не останавливайся, — блондин хрипит, еле выговаривая слова между стонами. И этого хватило. Альфа, ускорившись, зажимает руки парня крепче, и резко вписывается в манящую шею. Омега вскрикивает, тут же кончая. Чонгук следует за ним, убирает клыки и зализывает свою метку. Она так идеально смотрится на белоснежной коже. Этого стоило ждать, в это стоило верить. — Теперь ты мой, — Чонгук снова целует в шею, даже не отдышавшись. — Всегда был, — Чимин перехватывает его лицо, беря в плен опухшие губы. У них совершенно точно всё будет хорошо, они этого заслуживают. Чонгук на следующий же день переедет к Чимину, хоть тот и будет показательно закатывать глаза на сумки альфы. Они будут вместе по утрам выходить из дома, где Мин будет провожать омегу до работы, а потом в препрыжку бежать до остановки в универ, ибо снова слишком долго целовал его. Вечером Чимин будет встречать брюнета с горячим ужином, и слушать рассказы про удивительные дни парня. Они поженятся, совершенно обязательно. В этом помогут родители, которые так же будут ненароком намекать на внуков. Но Чимин… Он пока не готов. Точно не ближайшие лет 5, пока младший не выучится до конца. Ведь ему что, самому семью тащить? Нет уж. Альфа должен принять и нести ответственность за всех них четверых. Ах да, четверых… Но об этом немного попозже, договорились?