***
Режим кофепийцы стоит на чайной паузе, кыз со всё ещё мужем на пороге, Суна на распутье — инициировать махач сразу или выждать драматическую паузу. Кызятина сегодня в утягивающем платье-футляре, внезапно проросшей груди и взволнованно-испуганном выражении лица, как у раненного оленёнка. Которого хочется добить. Повременим. Английский клуб имени дэдэ, — чтоб ему икалось, — мнёт жопками диван в гостиной, разбрасывает шариковые ручки по столу, а Суна занимает место в партере. Удобно усаживается в кресле напротив, подтягивая вниз убегающую юбку, перекидывает ногу на ногу и раскрывает книгу по садоводству. Итак, кроты. Кроты на участке являются одной из распространённых бед садоводов. Избавиться от кротов на участке можно: используя звуковые и ультразвуковые отпугиватели… Нет, ну какая же бессовестная дрянь. Вчера такого безобразия в районе декольте этой кудрявой не наблюдалось. Ну, если он туда посмотрит... Посмотрел? Он посмотрел? Нет, сидит в книжке носом, даже ухом не ведёт, неправильные глаголы бубнит. А эта вся извелась. То прядь на пальчик накрутит, то алые губки надует, то хихикнет развратно. Суна шумно перелистывает страничку, всё ещё муж взглядом щупает коленки ещё не бывшей жены, кыз бесится. Зря стараешься, милая. Хотя Суна тоже облажалась. Внезапное вчерашнее коварство было раскрыто, золотое колечко и предлог Кайя возвратил до завтрака с самой понимающей улыбкой на свете и гаденьким «Может ты ещё что-то забыла? Ты скажи, я принесу». … установив ловушки, смастерив вертушки, разложив ароматные отпугиватели… Какие-то дурацкие советы. Хотя... Как красиво с вертухи в голову кыз летит колючий дуриан. Разлетается в щепки по намакияженному лицу, портит вонью и без того паршивое произношение. Суна улыбается приятной мысли. — Кайя-бей, как жаль, что у нас не планируется командировка в Лондон. Я бы так хотела, чтобы вы показали мне его. Мечтаю увидеть Биг Бен, — Кайя закашливается, бросая опасливый взгляд на Суну. Это ещё что такое? — Заодно подтянула бы язык в языковой среде, — кыз мечтательно потягивается, выпячивая свой пуш-ап. Дрянь ты растакая. Да этот язык твой только вырвать, вокруг шеи обернуть и на нём тебя подвесить на деревце у окон супружеской спальни. Как напоминание бесстыжему всё ещё мужу. Так, так, где там садовый инструмент. Секаторы. Секаторы по виду механизма бывают храпового и пружинного типа. Главное преимущество секатора с храповым механизмом — небольшое усилие, с которым можно обрезать живую ветку толщиной до 3 см в два-три нажатия! Должно получиться. Суна насупившись пыхтит, бесстыжий устало трёт нос, встаёт и деловито сообщает: — Ну, на сегодня достаточно. Продолжим завтра. Всего хорошего. — Кайя-бей! — но все попытки кучерявой удержать репетитора от побега проваливаются — он уже уцокал своими балетно-танцевальными туфлями до стеклянной двери и галантно тискает пальто гостьи в руках. Она поворачивается к Суне и снова дует губки, но всё бесполезно: почти бывшая жена мелочно празднует победу, мысленно примеряя лавровый венок. Кыз, злобно сверкая глазами и поправляя явно чертовски неудобное платье, вынуждено отступает к выходу. Давай-давай. Резче, детка. Но внезапно осмелевшая кызятина развратно складывает алые губища угрожающим бантиком и тянется к небритой собственности Суны. Посягает на святое. Ещё женатое! Суна вскакивает с кресла, книга шлёпается на пол и светит видами садовых лопаток. Собственность изящно уворачивается, избегая столкновения, как на паркете, и ласково выпихивает кыз к Аби, кротам и чёртовой матери! Тяжёлые сапоги издают замогильное «бум-бум», не в пример мужниным туфелькам, а Суна хмурится и поджимает губы. Что ж так всё бесит её в последнее время? Особенно, конечно, эта ухмыляющаяся наглая морда. Всё он понимает, естественно, но надо ещё раз донести ему своё неудовольствие. — Что это было? — Что? — Ты думаешь я не заметила, что она возжелала тебя прям в гостиной? — Разве? — Ты ей в следующий раз не фотками Биг Бена в лицо тыкай, а кольцо обручальное покажи. Она, кажется, до сих пор не разглядела. Суна гордо разворачивается на пятках, а Кайя чуть наклоняет голову, в тупом оцепенении разглядывая обтянутую порнушной юбкой ладную попку ещё не бывшей жены. Сейчас бы её... А не вот это вот всё.***
Суна елозит по кровати. Она уже пересчитала всех овец, дала им имена и даже обустроила загоны. В каждом по тринадцать голов. Вторая подушка мозолит глаза, раздражает своей противной белизной. Хочется запулить её в стену. А лучше взять и отходить ею мерзкого не до конца бывшего. Не стоит медлить. Суна встаёт с кровати. Стягивает с себя затрапезную пижамку, облачается в первобрачные кружева. Нет, всё-таки подушку лучше отложить. Маршрут знакомый, выверенный до сантиметра. Сначала нужно тихонько открыть дверь, которая всякий раз недовольно урчит, — тут нужно действовать аккуратно. Через пару метров от двери скрипят половицы — не забыть обойти. Прислушаться. И согбенной белой тенью прокрасться через прихожую к двери. Поправить кружева перед зеркалом, немного растрепать причёску, чтоб как бы сонно, но при этом развратно. И тихо-о-онечко стукнуть три раза. Открывай скорей, зараза. Спит уже, небось, как обычно. Так, ладно, не стоять же тут до первых Абидинов, поэтому белая тень решительно открывает заветную дверь сама, на цыпочках пробираясь к кровати. Луна игриво подсвечивает голую попку лежащего на животе ещё мужа, пуская тени от тюля гулять по... Так, стоп. Голый. Спит. Кыз! А окно закрыто. — Кайя! Ты спишь? С кровати доносится что-то вроде «Суна… Блять…», но Суна до конца не уверена, поэтому подходит ближе и на всякий случай мельком заглядывает под кровать. — Ты один? — Да, мать твою. — Точно? — Ты зачем пришла? Что-то ещё забыла? — Кайя накрывает обнажённую попку краешком одеяла, внутри Суны вспыхивает подозрение, и она подходит ближе. — И под одеялом один? Всё ещё муж натурально рычит и слетает с кровати крышечкой перекипевшего чайника. В ярости хватает подушку, прикрывая срам от ещё жены, но уже вот-вот бывшей. — ДА ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ ОТ МЕНЯ?! Взъерошенный, небритый, гордый. Голый. Суна рвано выдыхает. Соски твердеют под шёлком, а настырная дрожь бежит вниз и тёплой волной ныряет под кружево единственных распутных трусов. — Тебя. Суна делает широкий шаг, смотрит в глаза и медленно вытягивает подушку из цепких рук. Прижимается шёлком к телу и повторяет по буквам этому непонятливому и неприступному идиоту губами по шее, языком по нижней губе и в горячий рот, чтобы наверняка. Почти успешно, но Кайя обрывает её объяснения жёстким хватом на челюсти и искренним «Как же ты меня заебала». И не целует даже, а нагло въедается в рот и плавит мозги напором. Кап, кап, кап. Густые капли падают обжигающим воском, тяжелеют в животе, расходятся жидким огнём между ног. Мурашки вслед за шёлком срываются с плеч, неуклюже прокатываются по груди и расплющиваются в месиво под горячими губами бесстыжего. Луна тянет тонкие ручонки света к обнажившейся попке длинноногой девы, но трусливо пасует перед жадными лапищами. Они тискают бледную кожу, тянут на себя и вверх, прокатывают вниз и снова вверх, а длинноногая только встает на цыпочки, пошло закусывая губы, да ещё и подначивает этого с лапищами бесстыдными стонами, шкрябая ногтями по его плечам. Развратники. Покайтесь грешники, пока не поздно. Грешникам поебать — они киношно валятся на кровать. Кайя порочно улыбается, кончиком языка касаясь левого клыка, а Суна распахивает ноги настежь и решительно обхватывает ладонями член, направляя. Мужские пальцы впиваются в нежную кожу бёдер, острые коленочки вжимаются в матрас, а всё ещё муж глубоким толчком берёт ещё не бывшую жену. То пьяно в глаза смотрит, то голодно обцеловывает грудь — и втрахивает в кровать, резко и отчаянно, а Суна течёт. На член, простынь, сдавленными одобрительными стонами по комнате и в уши. Сердце рисует истеричные кульбиты, по венам клубками катаются ежи, под коленками потеет. Языки влажно оплетают друг друга, руки царапаются о колючие щёки, деревянные ножки кровати жалобно и отрывисто скрипят по полу. Смазанный узор кончиками пальцев по клитору — и жаркая топкая волна вспарывает острым спазмом низ живота, пронизывает горячими нитями ноги, царапает рваным вскриком горло. Пальчики на ногах поджимаются, тяжёлое тело сверху вжимается сильнее и коротко содрогается, горячо пульсируя внутри длинноногой. Луна подглядывает сквозь тюль, Кайя откатывается на спину, Суна часто-часто хрипло-хрипло дышит. Хочется мурлыкать, целоваться, ещё разок и... — Ах ты, бесстыжий! Воспользовался моей слабостью! Ну вот. Опять. Поймав ровное дыхание обратно в клетку, Суна торопливо вытаскивает себя из кровати. Ноги почти не держат, но ненависть добавляет ускорения. Завернувшись в халат, по стеночке уходит без единого звука, даже дверью не скрипнула, хотя хотелось бы от души хлопнуть, чтоб даже кроты услышали. И только в полумраке спальни с видом на кирпичную стену злющая и пока не разведённая понимает, что ушла от всё ещё мужа не только без капли гордости, но и без трусов. Что ж, будет повод заглянуть до завтрака. Но в который раз она бессовестно опоздает на утреннее сборище после ночи, полной страсти и утончённых извращений. Лохматая, в бабкиной жилетке и игривом румянце усядется за стол под осуждающими взглядами всех, кроме одного. Дрожащие ледяные пальчики попытаются затолкать нагло торчащие из левого кармана всё ещё мужа кружева трусов, но получат едва ощутимый шлепок горячей ладонью. Медленно, будто издеваясь, бесстыжий невозмутимо сотворит магию под столом —незаметно для чопорно жующего завтрак семейства переместит неопровержимую улику недавнего распутства в правый карман узких брюк своей супружницы, наслаждаясь эффектом вспыхнувших щёк, дрогнувших коленок и прерывистым вздохом. Но это будет завтра. А сегодня гад, обласканный и сытый, тупо таращится в потолок, с грустью размышляя о своей судьбе. Да, Пырыл, поднасрала ты, конечно, от души! А ведь он ей тогда не поверил. В тот мрачный четверг три года назад, когда она, мерзко прихихикивая и пьяно дыша в трубку, долго-долго задвигала ему о своей мести. Мол, не перезвонил, ненавидит, прокляла. И отныне жезл Кайи будет самым незабываемым для тех, кого он не любит, но как только он влюбится, каждый новый хальвет будет взращивать в его возлюбленной ненависть к нему. И только поцелуй настоящей любви в сам, собсна, жезл может снять проклятие. И непростой, а в полнолуние и под Биг Беном, чтобы два бига, бессовестной скотины и великобританский, сошлись в один магический столб и отсчёт времени пошёл заново. Ну бред же. Кайя не поверил, но в первобрачную ночь подушечками обложился. Но куда там? Суна щеманула его в дверях, ладошкой ударила и набросилась дикой кошкой. Неволшебный с виду член, а Суну перепахал и заново собрал в другого человека. Телом тянется, а ртом ругательства кричит. Бесишь, гад, жизнь испортил, хватит в меня тыкать. А потом сама исправно бежит за ним каждый вечер, раскрасневшаяся и возбуждённая до трясучки. Если вспоминает о гордости, то заглядывает через ночь. Один раз даже осталась до утра, а в толстой книжечке личных рекордов Кайи появилась новая строка. Эх, а ему бы один маленький узконаправленный хальвет под перезвон башенных часов и в объективах китайцев, потерявших из виду розовый зонтик экскурсовода. Надо поискать подрядчиков в Лондоне, или ювелира, да хоть барыгу из Намибии с лучшим прайсом на бриллианты. Срочно. И чтобы обязательно с командировкой на пару дней. А лучше недель. И кызятинку с собой взять для переговоров. Да, так и сказать дэдэ за ужином. Его ревнивица сама придумает почему ей тоже нужно с ними в Лондон. Бесстыжий улыбается своим мыслям, переворачивается на живот, прикрывает голую попку краешком одеяла. Луна выпутывается из веток, расползается по комнате мягким светом и тёплым бликом целует бесстыжего в лоб.