— С меня — мороженое, с тебя — твоя милая мордашка через полчаса.
К чëрту прелюдии. Он хочет видеть его между своих ног. — Одной ногой в такси. Скидывай координаты. ^^ Какой решительный малый. Ëнджо остается надеяться, что он, по крайней мере, не маньяк. А если и маньяк, то хотя бы умеющий трахаться. Ровно через 29 минут и 55 секунд на пороге его дома стоял партнëр на эту ночь, который, судя по виду, растерял всю свою самоуверенность где-то по дороге. И, если честно, на фото он казался выше. Но таким он нравится Ëнджо даже гораздо больше. — Сгонял в магазин за твоим клубничным мороженым. Хотя, я больше люблю ванильное, — кидает он вместо приветствия. — Ты мог бы… купить и ванильное, мне непринципиально. Просто оно слишком сладкое, а клубничное — с приятной кислинкой, — тихонько бормочет Хванун, садясь на краешек дивана. Ëнджо испытал внушительный когнитивный диссонанс. Ведь никак не вязался в голове дерзкий незнакомец с вызывающей анкетой на сайте знакомств с тем смущённым котëнком, что сейчас рассуждает о сортах мороженого. Забавно. И даже отчасти мило. — Я на эту квартиру совсем недавно переехал, ещë не успел докупить посуду. Ложка только одна, не возражаешь? — уточняет Ëнджо, подсаживаюсь к Хвануну с ведëрком холодного десерта. И без того большие чëрные глаза напротив округлились, однако удивление довольно скоро сменилось озорством и заинтересованностью. — Покормишь меня? — спрашивает Хванун, судя по всему, вспомнивший о своей второй личности, что приехала сюда за сексом с незнакомым парнем. До одури привлекательным, между прочим. Прямое попадание в его идеальный тип. Ëнджо быстро кивает, не находя, что ответить. Это предложение показалось непристойнее всех тех, что делали ему в ночных клубах, в которых он успел побывать. Он аккуратно зачерпывает ложкой ледяной комочек, приближая его к тонким губам. — Вкусно? — спрашивает Ëнджо с непривычной для себя хрипотцой в голосе. Хванун чувствует, как полумягкая субстанция прохладой растекается внутри рта, даря сладость. — Очень, — отвечает, слизывая остатки мороженого со своих губ. Они знакомы от силы 40 минут, но Ëнджо предпочел бы кормить Хвануна мороженым примерно вечность или около того. Однако он отгоняет от себя эти розовые, как клубничная мякоть, мысли. Ему кажется, что это гормоны ударили в голову, потому что временами всем бывает одиноко. Всего лишь интрижка на одну ночь, не более того. Ведь так? — Моя очередь, — Хванун внимательно отмеряет порцую мороженого для одной чайной ложки, пронося еë над ладонью, чтобы не испачкать Ëнджо. Так непривычно искренне. И очень тепло. — Ты же знаешь, что мы только что поцеловались? Непрямым образом, но все-таки, — в интонации Ëнджо плещется призрачная надежда. — Может, пора попробовать и другой способ? — Хванун откладывает мороженое, чтобы взять его за подбородок. Что-то внутри грохнулось, издав громкий звук. Ëнджо пытается собраться, не думать, не заходить дальше one night stand. Но это сердце. И оно не может потише. Оно всегда будет громким, когда чувствует. Хванун бесшумно оставляет смазанный поцелуй на линии его челюсти, будто боясь разрушить иллюзию, которой и без того придёт неизбежный конец. Он спускается ниже, прикусывая выступающую венку на шее, отчего Ëнджо не может удержаться от тихого полустона. Хвануну вкусно. Он прихватывает Ëнджо за волосы на затылке и тот послушно запрокидывает голову. Скользит тëплым языком по чуть смуглой коже, чувствуя, как она покрывается мурашками. Касается бережно, будто искал его всю жизнь, и сейчас не может нарадоваться. А может?.. «Бред. Мы не можем быть соулмейтами. Просто… не при таких обстоятельствах», — Хвануна бьëт наотмашь реальность, отчего он пытается забыться в человеке, которого завтра уже не увидит. Ëнджо кажется, что если бы они познакомились в другой жизни, то всё было бы иначе. Но они здесь и сейчас. Не потом и навсегда. Ранит. Он целует Хвануна в губы, обводя языком его язык, дразня внутреннюю сторону щëк и не давая свободно вздохнуть. Ëнджо чувствует клубнику и ментоловые сигареты. Сознание сбоит окончательно, посылая сигналы бедствия. — Подожди, — отрывается от поцелуя Хванун. — Мы же не будет встречаться? Мне это не нужно. Я всё ещё в поисках своего соулмейта. Ëнджо утыкается в его плечо, тяжело вздыхая. В голове столько слов, что сказать абсолютно нечего. — Переспим и забудем, будто ничего и не было. Мы украли этот вечер, — он притягивает его за худые бëдра так сильно, что может почувствовать его возбуждение. Он снова целует Хвануна, чтобы тот опять не сказал что-то такое, от чего внутри всë превращается в осколки. А тот лишь измученно мычит, водя руками по джинсам Ëнджо, подступаясь к ширинке. Он осторожно, садистски медленно трëтся об неё, недвусмысленно намекая. — Катастрофа, — Ëнджо наблюдает, как Хванун обмакивает пальцы в совсем растаявшее мороженое, после чего оставляет след на его животе. Он чуть ëжится от неожиданной прохлады, а после давится стоном, когда Хванун размашисто проводит языком, слизывая ставшей приторной жидкость. Обжигающие ласки заставляют Ëнджо шире раздвинуть ноги, позволяя Хвануну подступиться совсем близко. Он чувствует, как член упирается в чужое нëбо, отчего Ëнджо был готов поклясться, что сейчас умрëт от удовольствия. И каких же усилий стоит Ëнджо не толкнуться в его влажный рот. Ему остается лишь всхлипывать, запуская пятерню в выкрашенные белым волосы. — Хочу тебя, — хрипит он, заставляя Хвануна сглотнуть скопившуюся слюну и обратить на себя внимание. Он хочет его в ванной, на столе, в примерочной и во всевозможных позах. Хочет в своей жизни. К чëрту. Ëнджо подрагивающими пальцами, будто последний девственник, раскатывает презерватив по своему члену и распределяет смазку, пытаясь не паниковать. Очень волнительно, хотя он делал это десятки раз. — Я... могу? — ждëт разрешения, нависая на Хвануном. Он получает одобрительный кивок и взгляд, прожигающий его насквозь. Ëнджо входит неспешно, интимно-трепетно, ловя себя на приятном осознании, что Хванун подготовился. Он начинает осторожно двигаться, давая привыкнуть и насладиться моментом, который неизбежно закончится. Хванун прикусывает свой указательный палец, отводит взгляд и не находит себе места. Дышит рвано и беспокойно, чувствуя, как дëргается член от чувства заполненности изнутри. Долго ему не продержаться. Душно. — Ну же, — молит Хванун, пытаясь податься навстречу возбуждëнному члену. Ëнджо чувствует болезненную истому, что скручивается канатами внизу живота. Он двигается в понятном только для них двоих ритме, накрывая ладонью твëрдую плоть Хвануна, на которой выступила крупная капля естественной смазки. — Сводишь с ума, правда, — шепчет Ëнджо во влажный от пота висок, двигая большим пальцем по его головке, выводя круговые узоры в такт своих движений бëдрами. Им двоим осталась так мало. Ничтожные минуты перед разрядкой, после которой они снова станут посторонними. — Ëнджо-а, ближе, ближе, — перевозбуждëнный Хванун не выдерживает первым, когда широко распахивает глаза и как помешанный, раз за разом выстанывает его имя, обильно кончая в ладонь и сжимая его член в себе. Ему так хочется быть ещё ближе, чем сейчас. Ëнджо толкается настолько глубоко, насколько может. Он должен его запомнить. Хотя бы так. Хванун делает продолжительный вдох, втягивая живот, позволяя Ëнджо сделать ещë пару движений до упора. Конец. Он крупно содрогается всем телом, изливаясь внутрь Хвануна с глухим стоном. От бессилия, последовавшего за оргазмом, Ëнджо прижимается к выпирающим ключицам, выводя мокрыми поцелуями. «Влюблëн, влюблён, влюблён». Грань между сном и явью, в которой он крепко обнимает уже уснувшего Хвануна к себе, ощущается им как беззаветное счастье. Ëнджо больше не сможет засыпать без него.***
Утренний свет бьëт в занавески, намекая, что счастье убежало, забрав с собой Хвануна. Будильник неприятно бьëт по ушам, заставляя Ëнджо открыть глаза. Как же пусто без спящего его рядом. Лучше бы он не просыпался вовсе. Всё осталось неизменным, будто прошедшая ночь была видением. Выбивалась лишь одна деталь. Записка на примятой подушке, где убористым почерком было выведено: «Я — одиночка, ты — одиночка. Может, будем одиночками вместе?». На своëм запястье он замечает бурбонскую розу. Сохо был прав во всём.