Когда Энн поднимает на Сабо лукавый взгляд, ему кажется, что она способна продумать несколько вариаций возможного будущего одновременно. Он представляет её прихотливый мозг, спрятанный внутри черепной коробки. Сабо не терпится его вскрыть.
— Что? — он спрашивает надменно, готовый стереть ухмылку с её лица, выжечь огнём, ведь она — мимикрия, перенимающая на себя маски других людей, плывущая по течению кадров из чужих жизней.
— Иногда мне хочется убить всех, кроме тебя, — Энн клонит голову влево, и Сабо вторит её действиям. Он медленно тянется к алюминиевому кейсу и аккуратно выуживает две самокрутки. Они приятно шуршат, словно кости.
— Иногда мне хочется убить всех, тебя в особенности, — он говорит спокойно и протягивает ей самую красивую и ровную сигарету. В его губы ложится самая помятая, с кусочками табака, торчащими у основания.
— Мило, — Энн дёргает уголками рта, в подобии спазма улыбки. Револьвер одиноко лежит на столе, поблёскивает под яркими лучами утреннего солнца, и когда Сабо прикасается к дулу, холод приятно мурлычет под его пальцами.
— Что бы сказал Эйс, если бы нас увидел? — Сабо говорит чуть задумчиво.
Энн смотрит сквозь него или, может, видит его всего насквозь, Сабо точно не уверен.
— Ничего бы не сказал, он умер, — она отвечает неоднозначно, лениво пожимает плечами и пускает дым куда-то в сторону, прямой стрелой. Сабо никогда не нравилось, как курит Энн. Словно она в постоянной спешке, в вечном побеге от собственной жизни или, может, лезущая на рожон в объятия смерти. Сабо нравится смаковать жизнь, пробовать её на вкус, поедать гниль чайной ложкой и менять судьбу в угоду своему мировоззрению. Иногда, в самых сокровенных моментах, когда он злостно сминает горькие губы Энн в поцелуе, он мечтает, что однажды ему также удастся подмять под себя и её, словно куклу.
— Ты на меня злишься? — Сабо щурит глаза и сминает фильтр в пальцах.
Энн тихо смеётся, немелодично и, если честно, немного визгливо, — но Сабо наслаждается звуками её смеха.
— Из-за Эйса? — неожиданно для себя спрашивает Сабо.
— Может быть, — хрипло произносит Энн и улыбается сладкой и мерзкой улыбкой.
Сабо громко выдыхает, пытается избавиться от фантомных рук, лежащих мёртвым грузом у него на плечах.
— Я не могу всю жизнь испытывать перед тобой вину. Что облегчит твои страдания? Хочешь, чтобы я убил себя?
— Лучше бы ты оставался мёртвым, — Энн тянется к пистолету на столе, и, когда прикасается своими холодными пальцами к его руке, Сабо перехватывает её запястье и впивается ногтями в свежую рану. Одинокая капля крови падает на накладку и стекает вниз.
— Следи за языком, — говорит он строго и замирает, когда чувствует, что нечто острое упирается ему в бедренную артерию.
— А то что? — отвечает она с игривым прищуром.
— Я сделаю тебя немой, — он наклоняется к ней, жадно всовывает язык ей в рот, и Энн кусает его зубами, предупреждающе, — словно животное, готовое к прыжку. Сабо впивается ногтями свободной руки ей в шею, и Энн с неприкрытым удовольствием ударяет его головой о стену, надеясь, что Сабо больно, очень больно. Он слышит глухой стук лезвия об пол, — он раздаётся эхом, ударяется о стены, разрезает их на части.
Сабо резко отстраняется, разжимает пальцы, — кровь из раны вырисовывается небольшими струйками вниз по белоснежной коже, — и её рука безвольно падает. Энн поднимает клинок с пола и убирает обратно за пазуху, после чего бережно берет в руки револьвер и подходит лицом к окну.
— Давай сыграем в «рассмеши мертвеца».
Лицо Сабо выражает спокойствие, когда Энн резко оборачивается, целится ему в грудь и стреляет. Пули проходят сквозь него, и горячий свинец стекает на пол. Сабо хочется думать, что Энн случайно не использовала Волю, но знает, что ошибается.
— Бах, — вторит она звуку, её голос хриплый от фантомного крика. Она вопросительно вскидывает бровь. — Ну? Падай, ты должен быть мёртвым.
Сабо подчиняется, как подчинялся всегда, и падает на грязный пол. Цилиндр слетает с его головы в сторону, но Сабо не спешит его понимать. Сабо мёртв.
— Смотри, сейчас будет шутка, — она кладет себе ствол на язык, зажимает зубами и стреляет. Пистолет отдается пустым щелчком, тихим свистом. Энн выдавливает из себя ухмылку в издёвке. — Бах.
Сабо пробивает дрожью всего на секунду, — в этой издёвке он узнает Энн из забытого детства, — воспоминания разбегаются, оставляя за собой неоновый шлейф: в них смеются детские голоса, прыгают босыми ногами по лужам и вдыхают запах дикой росы. Кадры плывут перед глазами: на них ободранные колени, длинные сальные волосы, — Сабо казалось, что они пахли морем, — холодная речка, щекотавшая ноги, камни, приятно врезающиеся в ступни, отпечаток её кулака на щеке, отвратительная стряпня и мир, который он ей обещал. Фильм обрывается, он мысленно пытается к нему прикоснуться, но тот, словно обгоревшая бумага, распадается на частицы пепла и уплывает в бесконечное марево вверх. Его встречает реальность и Энн, которая облокачивается к подоконнику.
— Это было забавно, — говорит Энн скучающе, и в руках она держит его цилиндр. Сабо наблюдает за тем, как она большим пальцем растирает грязь по очкам. — Может даже в чём-то романтично.
— У тебя странное представление о забавном и о романтичном.
Сабо поднимается на локтях и старается не смотреть ей в глаза. В голове у него лихорадочно бьётся одна-единственная мысль, но вскоре она умножается, и теперь они кричат одновременно всеми голосами сразу.
— Коала говорит, что ты на меня плохо влияешь.
Ему не нужно поднимать взгляда — он знает, что Энн улыбается.
— О, как много она не знает.
***
Когда Энн вспарывает глотку бывшему королю, Сабо сдерживает себя с трудом, одновременно взволнованный и поражённый своим нетерпением, своим желанием — он редко чувствует себя обычным человеком. Кровь стекает небольшим ручьем, умывает её руки, словно она — святыня, Бог насилия, и Сабо даёт улыбке расползтись червём по лицу и стечь возбуждением вниз.
Он трахает её прямо на полу, жадно целует в горячую, влажную от пота выемку ключиц, размазывает чужую кровь по животу, грубо сминает бёдра в руках. Сабо чувствует, как мало у них времени, так мало, он задыхается, — Энн сжимает его волосы в кулаке, пачкает красным и кусает его за плечи, совсем не игриво, намеренно, причиняя боль. Она целуется так, словно требует подчинения: это не ласка, это приказ. Кланяйся, и Сабо позволяет себе быть ведомым, пока что. Он тихо смеётся, и Энн смеётся в ответ, немного хрипло, словно внутри живёт нечто отвратительное, тайная чума, способная умертвить города, прежде скрываемая скрипучей крышкой гроба, но теперь открытая для всего мира на обозрение.
Сабо думает, что Энн прекрасна, когда сжимает ткань робы лежащего рядом мертвеца. Она смотрит на него с укором, с неприкрытой ненавистью, и её зрачки расширены, как у эротомана, поражённого бешенством. Он целует её пальцы рук, — огрубевшие от оружия, в мелких царапинах, эти руки, убившие сотни, а может, тысячи. Иногда Сабо готов подставить свою шею на отсечение.
Лёжа сверху и чувствуя, как под ним поднимается и опускается костлявая грудная клетка, Сабо мечтает слиться с Энн в одного ужасного человека.
***
— Я свергну эту власть, — говорит он, сидя на холодном полу, скрестив ноги, и бережно вытирает от крови и чужих волос свою трубу.
— Ага, когда ты наконец сменишь оружие на что-то более серьёзное, — она кривит губы в усмешке и кивает на его промежность. — И наденешь трусы.
Сабо фыркает в раздражении и чувствует, как его шея покрывается капельками пота от злости.
— Очень смешно, — говорит он угрожающе и поджигает взглядом остатки чужих мозгов на металле.
— Я думала, что этим занимается Драгон.
Сабо почти видит смешинки в её глазах, словно светлячки в бездонном колодце. В её взгляде осторожное наслаждение, предвкушение — как у ребёнка, которому доверяют самую большую тайну.
— Его методы неэффективны. Я знаю, как лучше, — он останавливается и уверенно произносит: — Я могу лучше.
— Миру не нужен ещё один кровавый король, — Энн щурит глаза в недоверии и морщится, когда едкая капля пота падает на окровавленную губу.
Предложение повисает над ними дамокловым мечом, как на нитках, готовое оборваться в любую секунду, окончить их жалкие жизни, избавить мир от болезни.
— Я не буду королём. Я построю этот мир заново, по кусочкам, — Сабо торопливо облизывает уголок рта и отстранённо удивляется безучастности в своём голосе, будто уже имел с ней данный разговор в прошлом, в другом мире, где такие же Энн и Сабо сидят друг напротив друга, оголённые и уязвимые, вскрывают маски, снимают листы, словно капуста, покрытая гнилью.
— Ты не боишься Драгона? Это его нагретое место. Не думаю, что ему понравятся твои планы.
— Мы можем заключить сделку, — Сабо хитро улыбается и смотрит на Энн выжидающе. — Ты мне поможешь, увеличишь мои шансы на победу.
— Я сыта по горло сделками с Революционной Армией, — Энн тяжело выдыхает, чуть возмущённо. — Что ни сделка, то петля на шею.
— Это сделка не с Армией, а со мной, лично.
— Ещё хуже. Ты предлагаешь мне место под солнцем в своём новом мире?
— Я предлагаю тебе солнце, — Сабо знает, что Энн согласится, потому что несмотря на то, что вот они — сидят, голые и повзрослевшие, — её привычка с детства забирать больше, чем дают, никуда не ушла.
Сабо думает, что они оба — ненормальные.
— Тебе придётся завоевать доверие всех людей в Армии, переманить их на свою сторону. Сместить Драгона не так просто, он плёл свою паутину десятилетиями.
Она прикладывает указательный палец к губам, закусывает подушечку, но, внезапно зашипев, поспешно вытирает его об колено.
— Это не будет проблемой, — Сабо победно скалится.
— К тому же, меня не интересует благополучие нынешнего мира, — Энн смотрит на него исподлобья и произносит, словно это нечто очевидное: — Я просто хочу, чтобы мир закончился.
— Не помню, чтобы ты была такой жестокой.
— За эти семь лет ты много чего пропустил, — отвечает она непринужденно. Её голос плавен, растекающийся ядом по венам, и Сабо выпивает его до дна.
— Действительно.
Энн брезгливо вынимает из своих прядей сгустки чужой плоти и размазывает их о кафель. Кровь засыхает мазками на её груди, словно сердце. Сабо подползает к ней на коленях и, почувствовав на себе тяжёлый, изучающий взгляд, усмехается и ведёт губами по её бледной щеке. Он всегда любил танцевать на пепелище.
Сабо закрывает глаза и почти беззвучно шепчет:
— Я создам прекрасный мир.
— Мне не терпится посмотреть во что ты превратишься, — слышит он откуда-то извне и улыбается.
