– Ангелина, а что такое «лоб чистый»? Вы уже второй раз говорите. – с настоящим интересом произносит Сотникова, стоящая напротив колдовки. – А все грехи наши на лбу написаны, на лбу да в глазах. Почему всегда надо в глаза да на лоб смотреть? – ответ Вере прилетает молниеносно, несмотря на то, что Ангелина находится в процессе работы, от которой, как знает Сотникова по более агрессивным экстрасенсам, отвлекать не стоит, себе же во благо. – И по мне тоже можете сказать… потом? – Веру, право, интерес не отпускает, хочется Изосимовой в глаза заглянуть, если в душу не получается. – Верочка…– произносит Ангелина, взглядом своим Сотникову окидывая, ухмыляется совсем по-ведьмински да бровью ведет. Заигрывает, колдовка, а Сотникова ведется тут же. – Извините…– наскоро выпалила Вера, подумала было, что зря вопрос свой озвучила, колдовку от испытания отвлекая. – Да я всегда «за». – со своей бессменной улыбкой на губах, проговорила Ангелина, сидящая на коленях перед очередным человеком, нуждающемся в «просмотре». Кидая беглый взгляд на Сотникову, Изосимова слегка задерживается глазами на ее лице, будто считать пытается, а после в смех свой фольклорный погружает.
Сотникова, право, такой смущенной никогда себя не чувствовала, как в тот момент перед колдовкой с завораживающим смехом. Но испытанию суждено продолжаться, а Вере – принимать экстрасенсов и дальше. Двадцать третий сезон привнес в жизнь Веры много проблем. Вера, право, корила себя за то, что слишком часто думала о колдовке, корила, ругала, – продолжала. Двадцать третий сезон подарил Сотниковой Ангелину – неприступную северную колдовку, что взглядом своим людей изучает, в душу сразу же проникая. Подарил мимолетные взгляды и спешные касания на камеру, ее голос, в ритуалистике меняющийся. Двадцать третий сезон подарил Вере надежду на мимолетную слабость в чьих-то руках. Подарил некую мотивацию продолжать ходить на съемки, в надежде с Изосимовой в перерыве хотя бы взглядами пересечься. Двадцать четвертый год подарил Сотниковой Ангелину еще раз. На «Реванше» уже была другая Изосимова - дерзкая, прямолинейная, упрямая, на чужие мнения плевавшая. Та, что под кожу влезла да когтями своими зацепилась.Вот такой вот простой механизм - Вас - не вырвать, От Вас - не спастись. Не разрезать тупым ножом, Как ни крути - останешься поражен.
И финал этого проекта безумного окончательно Сотникову добил. Во всех планах. Хотелось видеть реванш самой Изосимовой, что так рьяно за победу боролась. И радость с ней делить тоже – хотелось, руками за ее ладони цепляясь. Вера на мысли этой себя безбожно ловила. Об Ангелине нравилось думать, вспоминая ее завораживающие ритуалы, сопровождающиеся легким травяным запахом. Об Изосимовой хотелось мечтать, вожделенно провожая глазами. Изосимову хотелось неимоверно.*******
Съемки финала подошли к концу. Пока Егорова с Кузнецовой обнимались с членами жюри, Ангелина предпочла как можно скорее покинуть помещение, растворяясь в просторных коридорах студии. Находясь в гримерке, Изосимова наконец-то смогла спокойно выдохнуть и показать свои настоящие эмоции. Хотя бы самой себе. Расстроенный, обиженный на саму себя, на жюри взгляд смотрел на Ангелину из зеркала. Хотелось кричать, хотелось плакать, лежа в углу. Изо всех сил размашисто ударив по столу кулаком, Изосимова наконец-то дала волю слезам. Телефон, все это время лежавший в комнате, упрямо вибрировал. Взяв в руки аппарат, Ангелина открыла сообщения: Лина, 23.47 Лучшая 🖤 Верю исключительно в твою победу! Порви всех, Изосимова! Ангелина грустно ухмыляется, «Видно, не очень активно верила»,– вихрем в голове проносится. Джебисашвили даже здесь о себе напомнить умудряется, сообщениями своими под кожу лезет. Приятно. Лина, 00.50 У меня какие-то ощущения странные. Отвечай, Изосимова, а то я же приеду и разнесу весь павильон. Устало улыбнувшись экрану, Ангелина заходит в мессенджер, нажимая на иконку с изображением Лины.Вы, 00.53
Тебя, девонька моя, ощущения не подводят, не зря на битву попала. Но приезжать не нужно, не трать время попусту.
Лина, 00.54 Господи, я читаю это похоронным голосом. Твоим. Я приеду? Сегодня Ангелина Юрьевна неверящих в порчи к себе пускать изволит? Ангелину, право, веселит простота Джебисашвили, ее легкость, почти эвфемерная. Да и их взаимоотношения в сердце Изосимовой теплотой и трепетом отдавали. С Линой - просто. Лина - поймет. Лина разворотит каждого, кто на ее позарится. Лина - мимолетное счастье. Лина - ее отпустила, в семейный быт погрузившись. Изосимова же - не до конца. От того и тяжело так было.Вы, 01.00
Неверящих с фамилией Джебисашвили - по особому расписанию. Сегодня не приемный день, прости. Обязательно пересечемся, хорошая моя. За поддержку спасибо.
Лина, 01.02 Ты меня пугаешь. Учти, если почувствую повышенную за тебя тревогу – приеду и, если надо, выломаю дверь. Помни – я тебя, Изосимова, чувствую!! Ангелина усмехается. Лина, все же, наверное, единственная, кто мог поднять Изосимовой настроение даже находясь в километрах от нее. Ангелине, черт возьми, очень нужна поддержка. Хочется утонуть в объятиях успокаивающих, за руки цепляясь. Хочется, чтобы Джебисашвили эта чертова на кухне чай заваривала, под дурацкую музыку свою пританцовывая. Хочется вырвать из груди эти чувства дурацкие. Ведь Изосимова – про стойкость. Изосимова – вечное спокойствие и непроницаемость. Изосимова – о работе, погостах и ритуалах вечных. Изосимова – не для любви, по ее же мнению. Изосимова – о диких травах и мрецах. Но Изосимова - женщина.*******
Сотникова с подошедшей Викторией обнимается, тревогу свою заглушить пытается. А в мыслях - возле Ангелины, которую поддержать хочется неимоверно. У Верочки, право, дрожат руки от незнания, как к колдовке подступиться. От страха вездесущего, что, войди она в гримерку ее - прогонят тут же, что слова все в горле комом застрянут, да и не знает она, что говорить нужно в такой ситуации, кроме банального «Все будет хорошо, ты молодец». Но Сотникова – не про волнение, Сотникова – напролом всегда, словами стреляет напропалую, да в очаг самый лезет, если чувствует – надо.*******
Сотникова у дверей гримерки мнется, с ноги на ногу переступая, волнуется, право, как девчонка, которая двойку получила и несет маме дневник показывать. – Войдите, Верочка, не тушуйтесь, я же чувствую, хоть и через дверь не вижу. – доносится до Сотниковой из помещения. А Сотникова и правда тушуется, а от слов этих и вовсе под землю провалиться готова. Неужели Изосимова все это время чувствовала ее и ждала момента, когда все же рыжеволосая решится руку свою для стука поднести? У Изосимовой решительности – хоть отбавляй. А отбавленное самой Вере бы не помешало. Ведущая нервно руку свою на ручку кладет, слегка надавливая, да дверь неспешно раскрывает, – волнуется до ужаса перед женщиной этой. Колдовка, одним словом. –Ангелина, я даже не знаю, что сказать. – Сотникова, право, как и думала, слова все вовсе потеряла, увидев такую Изосимову, – разбитую, с легкими подтеками туши в уголках лучистых глаз, подведенных до ужаса ровными стрелками. – А вы, Верочка, молчите, молчите лучше. – голос Ангелины звучал как никогда остро и пронзительно, в самое сердце ее печаль отдавала, туда, где его обладательница и поселилась. Сотникову это «Верочка» до мозга прошибало, едва ли не дрожью в коленках отзываясь. От того она, наверное, и шла так неспешно, к склонившейся у подоконника Изосимовой приближаясь. «Я не тактильный человек», – набатом звучало в ушах Веры. Но Сотникова, видимо, настолько была погружена в щемящее сочувствие, в до боли сильное желание хоть как-то скрасить состояние колдовки, что слова эти напрочь из головы прогоняла. Верочка, право, иногда смелая до одури в решениях своих. От того и подошла к Ангелине близко непозволительно. В легком движении головы волосы свои назад откидывая, Вера руку к Изосимовой подносит, боясь спугнуть и без того дерганную женщину. Прядь темную, ведьминскую, за ухо аккуратно заправляет да голову ее к себе поворачивает. В глаза прямо смотрит, будто колдовка – она, Верочка. – Ангелина, послушай, все это – бред, ты сама свою силу знаешь. Это все – шоу, и правильно ты говоришь, что удобных вытягивают. Ты – не про удобство, ты – про силу. Ну и языкастая, конечно, чего не отнять. Ты всегда о правде, Ангелина, и это очень ценно. Я всегда за тебя, правда. Ты такая молодец, я даже не могу слов подобрать. И прямо сейчас ты не должна расстраиваться, девочка моя, столько возможностей впереди, столько всего! Ты посмотри, сколько у тебя почитателей, они все в тебя верят и знают, что ты можешь абсолютно все. Я в тебя верю, Ангелин. – слова Веры звучали так искренне, так направляюще, что Изосимова, право, как завороженная стояла, в голос этот вслушиваясь. Глаза Сотниковой блестели, горели, запал свой передавая. – Верочка, право, спасибо вам, спасибо, для меня, наверное, важно было такое услышать. Очень отрезвляет. – взгляд колдовки, действительно, стал более осознанным, из эмоций пагубных ее в реальность возвращая. – А давайте уедем? – оптимистичный настрой Сотниковой Ангелину даже врасплох на мгновение застал. Вера все еще находилась в непозволительной близости, глазами по лицу колдовки бегая, будто каждую деталь впитать старалась. – Куда? – будучи погруженной в свои мысли, Ангелина не совсем улавливала ту нить, по которой шли Верочкины мысли. Но такая недосказанность ей определенно нравилась. – Праздновать. – слегка понизив голос, с легкой хрипотцой в нем, проговорила Сотникова, руку свою плавным движением на плечо Изосимовой опуская. – Что? Чужую победу? – Колдовка, слегка поведя плечом, не могла удержаться от сарказма, который, к слову, очень часто помогал ей не показывать своих настоящих эмоций, что порой через край выливаться готовились. - Вашу победу, Ангелина. Победу над моим сердцем.