Грешники

      На тело были надеты только футболка, прикрывающая ягодицы, и носки. Когда ты находишься на грани жизни и смерти, ты готов пробежать даже голым по мегаполису, а по лесу — тем более.       Стараясь дышать медленно и ровно, я остановилась и осмотрелась по сторонам, боясь, что столкнусь со взглядом красных глаз. Нужно было остаться и помочь Сукуне победить Чосо. Нужно было остаться и защитить хоть как-то свою жизнь. А вместо этого я решила сбежать, хотя демоны могли найти меня в любой точке мира за считанные секунды. Дура. Паника и желание жить свободно отключили умение думать.       Я пошла вперёд. Ноги замёрзли. Особенно ступни. Влага и холодная земля пробирали до мурашек.       — Рина! — заорал Чосо. Рычащее эхо его голоса разнеслось по лесу. Стая птиц взмыла в воздух, листья зашуршали от их испуганного полёта.       Шумно вдыхая носом воздух, я помчалась снова вперёд. Ноги несли с новой силой куда-то вглубь леса. Если уж убегать, то пытаться до конца.       — Ты хочешь поиграть со мной? — раздался голос Чосо совсем близко.       Я вздрогнула и сменила курс, резко повернув вправо. Я оббегала деревья, чуть ли не врезаясь в них, старалась следить за дорогой, чтобы не наткнуться на корягу или спутанные ветви кустов.       Отросшие сухие ветки иногда хлестали по лицу. Я постоянно оглядывалась по сторонам и в то же время старалась не споткнуться. Тошнота подкрадывалась к горлу снова и снова, снова и снова. Силы покидали меня, но я продолжала бороться. Я устала сдаваться, устала ничего не делать, устала позволять демонам контролировать мою жизнь.       Чужая рука схватила меня за запястье. Я вскрикнула и врезалась в горячую грудь демона. Подняла голову и увидела улыбку Чосо, и только потом — его красные глаза.       Вдали уже мерцал рассвет. Он ореолом упал на фигуру Чосо, который возвышался надо мной. Ноги подкосились. Я попыталась отступить назад, дёрнув рукой.       — Решила поиграть со мной? — задал он вопрос сквозь стиснутые зубы. Ярость в его голосе заставила меня застыть перед ним. — Шлюха.       Он размахнулся и ударил меня ладонью по щеке. Я снова вскрикнула и врезалась плечом в дерево.       — Хочешь продолжить то, что начала? М? — спрашивал он, двигаясь слишком быстро передо мной. — Тебе же ничего не стоит поебаться или отсосать кому угодно. — Чосо прижал моё напряжённое тело к дереву и стал задирать высоко футболку, которая еле как прикрывала ягодицы и промежность.       Я не сопротивлялась. Просто расслабилась и упёрлась в Чосо серьёзным взглядом.       — Делай со мной, что хочешь. Но если ты навредишь ребёнку — Сугуру возненавидит тебя, — чуть ли не выплюнула я и подалась вперёд, чтобы глубже посмотреть в его глаза и доказать, что не боюсь. Чосо остановился, нахмурился и стал медленно и глубоко дышать носом.       — Сука, — сказал он и отстранился. — Ладно.       — У меня есть предложение.       — Какое? — спросил Чосо и с интересом глянул на меня. Я почувствовала щемящую боль в груди и начала невольно просить прощения у Сукуны в собственных мыслях.       — Я даю тебе кровь и удовлетворяю твои потребности, как тебе будет угодно. Взамен ты относишь меня обратно в мой родной дом к тёте, даёшь мне свободу и просто приходишь тогда, когда тебе нужно. И… — я начала глубоко и часто дышать, не в силах произнести то, что собиралась. — И задерживаешь Сукуну в Бездне.       Чосо ухмыльнулся.       — Я постараюсь мысленно не призывать его, чтобы не укреплять нашу связь. Это ведь так работает? Если нужно есть рябину и те проклятые травы, я согласна.       — Рина, Рина, — Чосо поцокал довольно языком. — Ты проворнее и хитрее, чем я думал. Решила послать своего спасителя и снова довериться мне?       — Я не доверяю тебе, Чосо. Я беру тебя под свой контроль. Ты ведь знаешь, что если Сукуна останется возле меня, ты не сможешь брать то, что тебе нужно. Так ведь?       — Верно.       — А я сама отдаюсь тебе. Без сопротивлений. И готова травить себя дальше, если это поможет отдалить Сукуну от меня и даст мне какую-то свободу.       — Рябина ослабит твою душу. Так что поможет. По рукам, Рина, — Чосо улыбнулся.       В эту же секунду меня затошнило, в глазах потемнело. Я глубоко вздохнула, и оказалась в собственной комнате. Родной, никем не тронутой комнате.       — Прости, Сукуна, прости… — прошептала я и осмотрелась.       Потрогала трясущимися руками кровать, словно она могла оказаться ненастоящей. Провела пальцами по чуть открытому шкафу, который я бросила таким в спешке, когда собиралась под требовательным и злым взглядом Сукуны. Я улыбнулась, чувствуя, как наворачивались слёзы. Внутри зарокотала новая надежда, что-то светлое, давно забытое.       Плача, я поспешно натянула на себя одежду, сменила футболку, бросив прошлую на кровать. Она разорвалась, испачкалась в земле, травяном соке и крови. Моё лицо было уже чистым. Наверное, когда я была в невменозе, Сукуна и Чосо оттёрли грязь.       Я открыла дверь и спустилась вниз.       — Тётя? — крикнула дрогнувшим от слёз голосом и прислушалась. — Тётя! — повторила уже громче и увереннее и услышала, как на кухне брякнула посуда. Я вздрогнула и забежала на кухню. — Тётя…       — Рина! Господи, Рина! — почти заверещала она и бросилась ко мне, бросая сковородку на плете. Она стиснула меня в крепкие объятия, не давая дышать, вжалась лицом в моё плечо. Её спина затрялась от беззвучных рыданий.       — Прости меня, — шепнула я, обнимая её в ответ и вжимаясь лицом в её волосы. — Прости, прошу. Я не хотела…       — Дура ты, Рина, — заплаканным голосом, сквозь счастливую улыбку сказала она и отпрянула от меня. Держа мои плечи, она смотрела в мои глаза и не могла оторваться от них, словно не верила, что я стою перед ней. — Где же ты была? Почему ушла?       — Я расскажу всё, обязательно. Я очень хочу есть, — вытирая слёзы, я посмеялась. — Я соскучилась по твоей стряпне. И супу. И лапше. И десертам. И вообще по всему. И по тебе особенно.       — Глупая… — ворчала тётя, подбегая к холодильнику. Я уселась за стол и вжалась в него предплечьями, пытаясь прийти в себя. Я всё ещё не доверяла ушам и глазам, всё ещё не могла поверить в то, что так быстро и неожиданно оказалась дома. И какой ценой…       Совесть кольнула куда-то в районе сердца. Я засмотрелась перед собой, вспоминая Сукуну. Я снова вспомнила его отчаянные крики, когда он умолял не бросать его. Вспомнила его заботу обо мне, то, как он спасал меня, несмотря ни на что. И сразу же в голову приходили воспоминания о том, сколько боли и страданий он причинил мне.       Сукуна — жестокий, безжалостный демон, который пользовался мной, как якорем. Он изнасиловал меня в четырнадцать лет и продолжал это делать даже тогда, когда я умоляла его остановиться, когда мне было больно, когда органы после его насилия болели так, словно их проткнули ножом изнутри, когда я истошно плакала и грозилась убить себя, если он не прекратит. Он физически наказывал меня за любое непослушание, даже за мольбу перестать причинять мне боль.       Но Сукуна любил меня. Он менялся ради меня, старался прислушиваться, делал всё, чтобы я была довольна и даже перестал брать меня силой. Он старался угодить мне. Баловал, приносил всё, что я бы не попросила, и даже больше. С ним я чувствовала себя в безопасности вдали от Чосо и Сугуру. И теперь, когда я заключила с Чосо очередную сделку, я обрекла Сукуну на новые страдания. Я снова заставила его страдать от одиночества, от того, чего он, демон-привратник, боялся больше всего на свете.       Взявшись за голову, я глубоко вздохнула и уставилась перед собой на пустой стол. Я должна была всё вернуть, хотя бы извиниться перед Сукуной. Он мог не понять меня.       Я вспомнила о ребёнке, который, возможно, уже рос внутри меня. Стало тошно. Органы выворачивало от ненависти к самой себе. Я поступила так же, как поступила бы моя мать. Мать, которая бросила меня ради себя. Я точно так же поступила с Сукуной. Бросила его, несмотря на то, что он будет страдать от одиночества.       Я зажмурилась, стараясь прекратить бесконечный поток мыслей, который терзал меня. Я пыталась осознать, что Сукуна — чудовище, но я снова и снова вспоминала его крики, его страх, его отчаянную любовь ко мне.       — Приятного аппетита, — тётя поставила передо мной уже горячую тарелку мясного супа и поцеловала в макушку.       Плита уже была выключена. Я даже не слышала, как тётя успела разогреть еду и снять сковороду с плиты.       Тётя, довольно улыбаясь, села напротив меня и наклонила голову.       — Я так рада, что ты вернулась. Я места себе не находила всё это время. Расскажи, куда ты пропала. И почему? Мы с бабушкой сделали тебе что-то не так?       — Нет, тётя, нет, конечно, — я втянула носом воздух, поглощая в себя аромат супа. Взяла в руки ложку и стала неторопливо есть. — Я встретилась с Мегуми и Нобарой в тот день. Они подали документы в Сеул, а я почувствовала себя такой ненужной и бесполезной… У них есть планы, амбиции, цели, а я даже так и не поняла к восемнадцати, кем хочу стать. Всё дошло до того, что я уже закончила школу, но так и осталась никем. Почувствовала себя жалкой и решила уйти, чтобы разобраться с мыслями. Дело не в тебе или бабушке. Это я…       — Ну что ты, Рина? Глупая ты моя, — она как-то жалостливо посмеялась, словно не могла понять, что я чувствую. — Тебе необязательно выбирать сейчас свой жизненный путь. Я всегда говорила тебе, что у каждого своя дорога, своё время. Сейчас ты можешь пока поработать какое-то время, подумать, что тебе ближе всего. Заняться каким-то хобби, начать что-то изучать, перепробовать много нового для себя. Ты обязательно найдёшь свой путь, просто немного позже остальных. Понимаешь, если кто-то поступает в университет или колледж в восемнадцать, это не значит, что и ты должна делать то же самое. Ты должна это делать только в том случае, если хочешь этого. Так много ребят бросают учёбу, потому что она им становится в тягость. Или переходят на другую специальность, переучиваются. Или так и остаются несчастными, потому что побоялись стать счастливыми. У меня есть знакомая, которая училась в медицинском, а стала татуировщицей, и она счастлива. Всему своё время.       Я энергично покивала, в очередной раз соглашаясь со словами тёти.       — Кушай, Рина, — сказала она и погладила меня по руке. Я снова покивала. — Потом расскажешь мне, что с тобой случилось за эти две недели. Надо позвонить твоей бабушке…       — Как она, кстати? — спросила я, уже начиная есть. Стало легче проглатывать пищу после поддержки.       — Как раз в день твоего ухода на неё напала целая стая воронов, подрала её. Какой-то кошмар... Она чуть не получила инфаркт от испуга, но всё обошлось. Она в порядке. Она больше из-за тебя переживала, плакала каждый день, ночевала у меня часто. Думала, что ты вот-вот объявишься.       — Да, она больше всех мне звонила, — сказала я и опустила стыдливо голову.       Я вспомнила это огромное количество пропущенных сообщений и СМС от бабушки и тёти. И они были даже от других родственников.       — Бабушка не держит на тебя зла. Сегодня вечером она уже будет здесь, она будет счастлива тебя увидеть, — сказала тётя, и я слабо улыбнулась, проглатывая очередную ложку супа.       — Тётя… — позвала неуверенно я и отодвинула тарелку чуть в сторону. — Расскажи, какой была моя мама.       — Ну, — тётя слабо улыбнулась и посмотрела на стол. Было видно, как ей тяжело давались слова. — Она всегда была популярной в школе, на улице, на кружках, её все обожали, хотя я не понимала никогда, почему. Вначале бабушка души в ней не чаяла, так как она была самая младшая. А потом… не знаю, что с ней случилось. Начала какие-то книжки странные читать, в религию подалась. Потом принесла нам весть, что она беременна и не планирует делать аборт. У бабушки, ну у нашей матери то есть, чуть не случился инфаркт тогда. Ну, образно, конечно… Отца твоего не знали и не знаем до сих пор. Да и я лично не желаю его знать. Родилась ты, она даже с тобой бегала по каким-то храмам, говорила всякий бред про бога, что он спасёт её… Бабушка, кстати, считает, что твои психические проблемы могли передаться от неё, но ты же знаешь нашу бабушку, она как что выдумает, — тётя улыбнулась. — Я всё чаще и чаще стала оставаться с тобой. Вообще я не помню, чтобы она прям любила тебя. Она только по храмам тебя и таскала. Забирала тебя неожиданно и также неожиданно отдавала обратно. Будто, знаешь, наигрались и, мол, держите, надоело. Ну, а что нам оставалось? Растили тебя, одевали, кормили, воспитывали, дарили детство хоть какое-то. Часто домой мужиков разных таскала, пока не начала снимать квартиру. У неё всегда была гора платьев и косметики. Она мечтала даже увеличить себе грудь, исправить нос, стать похожей на популярных актрис, уехать в Германию... Почему-то именно Германия была её мечтой. Она была помешана на своей внешности. Боюсь представить, как ей сейчас тяжело в тюрьме, но я стараюсь об этом не думать. Она не думала о нас, а мы не должны думать о ней. Правильно? — тётя улыбнулась, а у меня от слова «тюрьма» перевернулись органы.       С недавних пор я знала намного больше о своей матери, чем бабушка или тётя. Я знала слишком много… Например, то, что отец моего «внутриутробного нечто» трахался с моей же матерью, когда она таскала меня к храму. Знала, что она отдала меня демонам на растерзание, лишь бы получить вечную сексуальность, богатство и удачу. Знала, что она не сидела в тюрьме и жила где-то в Европе...       — Я устала очень… Можно я пойду поспать? — спросила я. Мне было стыдно уходить прямо сейчас от тёти после того, как я только вернулась.       — Да, конечно, отдыхай. Мне всё равно на работу скоро бежать. Вечером вернусь, — она встала и снова поцеловала меня медленно и крепко в макушку. Я прикрыла глаза и улыбнулась, чувствуя родное тепло.       Поднявшись, я взяла в руки ноутбук, укрыла ноги пледом и открыла браузер. Боясь каждую минуту, что в комнату ворвётся Сукуна и начнёт терзать мои тело и душу, я быстро щёлкала мышкой и по кнопкам клавиатуры.       Мне потребовался час упорных поисков прежде, чем я нашла страничку модели, работающей на одну из самых популярных модельных агентств Европы и всего мира в целом. Она сменила фамилию, но не имя.       Информации было много, но я смогла найти самое основное, да что зацепился мой взгляд.       Марико Дитрих — немецкая модель японского происхождения тридцати шести лет, жена знаменитого режиссёра. Обладательница десятков наград, актриса, занимается благотворительностью в детские дома, любит медитации и конный спорт, родила девочку Зельду, которой было два года. Марико любит её, путешествует с ней везде, куда бы она не собиралась. Она даже выбила своей дочери какую-то роль в предстоящем драматическом фильме о богатой семье. Любит читать, изучает успешно языки, занимается спортом, так как считает свою внешность визитной карточкой в мире кинематографии и моделинга. Её считают эталоном жены и матери.       И ни слова о прошлой жизни. Ни слова обо мне.       Читая о ней статьи, смотря на её счастливые образы в дорогих домах и в дорогой одежде, я плакала нескончаемым потоком горячих слёз. Глаза болели, их щипало, но я, словно мазохистка, продолжала снова и снова пролистывать фотографии её мужа, её личные фото с маленькой Зельдой, которую я уже успела беспричинно, на эмоциях, возненавидеть. Я завидовала этому ребёнку.       Мать везде улыбалась своими шикарными зубами, везде была роскошной, с дорогим маникюром, в лучших нарядах, на фоне тех мест, куда я, обычная девушка, никогда не смогла бы попасть со своим бюджетом. Но дело было даже не в богатстве. А в её счастье, построенному благодаря мне, и её из ниоткуда взявшемся приторном материнстве.       Всё, что она имела, она получила моими страданиями. Благодаря тому, что она родила меня и бросила, оставила, зная, что будет со мной происходить в будущем, она стала моделью и актрисой. Всего за четыре года она стала мировой звездой. Я должна была услышать о ней рано или поздно, это был лишь вопрос времени.       — Сука, мразь, — прошептала я и захлопнула слишком сильно ноутбук. Я уткнулась в ладони и тяжело засопела в них, зашмыгала, стараясь прийти в себя.       Я возненавидела её так сильно, насколько можно было ненавидеть человека. Она была самой жалкой и ничтожной в моей жизни, самой эгоистичной и самой безжалостной. Ни Чосо, ни Сугуру, ни Сукуна не могли потягаться с ней в её эгоизме и жестокости. И вся та желчь, что у неё была, все те пороки, что она имела, мать вывалила на меня. Марико бросила меня одну в этом огромном мире, зная мою судьбу.       — Ладно, ладно, — прошептала я, вытирая остатки слёз.              Я открыла ноутбук и стала искать контактную информацию о Марико Дитрих. Спустя ещё час поисков мне удалось найти побольше её социальных сетей и агентов, через которых с ней можно было связаться. Написала на почту огромное письмо, где расписала обо всём, кроме демонов. О том, что я её дочь, что я хочу связаться с ней. Я написала настолько огромное письмо, что даже боялась перечитывать его. Даже приложила фотографии из альбома, сфотографировав их на телефон как доказательство своих слов. Я расписала свои контактные данные, чтобы меня смогли проверить, и попросила написать мне обратное письмо с ответом. А ещё лучше — личный диалог с самой Марико Дитрих.       Нажала на кнопку «отправить», не задумываясь, и выключила ноутбук. Оставалось только ждать. Ждать неизвестно чего… Но вдруг мать мне сможет дать ответы хоть на какие-то вопросы? Я не понимала, зачем надеялась на женщину, которая бросила меня на растерзание чудовищем. Но надежда — это всё, что у меня оставалось.       Я просто лежала весь день, спала, смотрела сериалы, читала, залипала в социальных сетях, в которых я давно не была. Написала Нобаре и Мегуми, спросив, как у них дела, и стала ждать от них сообщения.       Перед приходом тёти ко мне пришёл Чосо. Он не стал требовать от меня крови или секса. Он просто дал мне рябину и проследил, чтобы я съела сразу три шутки. Он съязвил, что для ребёнка это будет полезно, и ушёл. Чосо обещал, что Сукуна благодаря мне нескоро вернётся обратно. От его слов стало ещё больнее. Я переживала и всё время думала о том, как Сукуне плохо без меня в той одинокой, мглистой Бездне, где не было ничего, кроме страданий и тьмы.       Так как рябина травила меня, порочила изнутри, наша связь с Сукуной просто ослабевала, из-за чего ему было труднее пробраться ко мне в мир людей из Бездны. Чосо не смог бы его сдерживать слишком долго. Но я надеялась, что этого будет достаточно, чтобы найти способ облегчить себе хоть как-то жизнь. Я извинюсь перед Сукуной. Обязательно. Он поймёт меня. Мне всего лишь нужно было время, которое он не смог бы мне дать.       После ухода Чосо я провела семейный вечер с тётей и бабушкой, которая долго плакала и целовала меня в щёки. Плакала и ругалась, и так по кругу, пока мы не успокоили её. К нам приехал дядя, дом снова наполнился громкими разговорами и смехом. Я смогла отдохнуть душой и телом. Безумие и страх покинули меня в этот день, и я даже смогла крепко уснуть в ту ночь.       Меня никто не трогал и на следующий день. И ещё через день. Я жила спокойной жизнью двое суток, переписываясь с друзьями и занимаясь тем, чем захочу, пока мне на почту не пришло ответное письмо от агента моей матери, от самой Марико Дитрих.