—Но я таким образом разрушу его счастье.
—А про своё счастье ты задумался?—Мне его важнее.
—Либо ты жертвуешь его счастьем с ней, либо своим счастьем с ним. Жертвы... Жертвы. Они были везде, будут и будут требоваться всегда. Во всём. Варламов посмотрел ему в глаза. Алексей по-доброму, словно отец, кривя брови, улыбался ему. С нежностью и любовью, какую только мог дать родной человек. Возможно, в этот момент у Ильи и правда никого кроме Навального роднее не было. Парень поднимается со стула, вяло волоча всеми конечностями. В черепе кололись мысли, царапая кость и до ужаса громко скрипя. Варламов закрыл глаза, опираясь о компьютерный стол, пытаясь хотя бы дыхание вернуть в его привычное состояние. Вид такого коллеги мучал душу Алексея, который только и мог дать невнятный совет. В такой ситуации он не был. Как себя чувствует Илья - отчасти понимает. Любимый человек выбрал другого, когда ты готовился хоть как-то себя к нему проявить. Мерзкое до тошноты ощущение, с которым хочется вырвать себе горло и мозг. Все органы больно жмутся друг другу, стараясь согреться. Холод пробирает до мурашек, а сам он идёт от этих чувств. Илья разворачивается к Алексею, словно брошенный котёнок на дороге, умоляюще смотрит, просит, спрашивает его. Навальный сразу же кивает, намекая. Кудрявый сразу же хватает папку с документами и бросается прочь из кабинета. Он знает где он, он знает с кем он и не знает, что сейчас будет. Он просчитывал вероятности год, как и делал всю жизнь Кац. Всегда всё просчитывал. Он знал, когда что-то не получится, он знал когда что-то можно будет сделать и с каким шансом успеха. У Варламова на этот математический бред не было времени. Боль, любовь и оба эти чувства вместе никакой математики не поддавались, как и безрассудство кудрявого. Максим часто называл его таковым, с упреком толкая в бок. Рассуждения просто бы наставили ему палок в колёса, или ноги, смотря куда он сейчас побежит. Ещё метр, два. Илье нравилось бегать, но не за людьми. Тем более за ним. Не думал он, что будет бегать за этой долбаной рельсой, он не думал, что эта рельса ему даже во сне покоя не даст. С самой их встречи. Похоже, он вообще думать не умеет. —Макс! Макс, стой! Стой блять! - он станет у светофора. На той стороне дороге его счастье, либо его же горе. Разрушить всё тремя словами очень очень просто, в особенности, когда ты абсолютно не понимаешь, что делаешь. Варламов пытается отдышаться, держась за столб гребного светофора, всё никак не зажигающий зелёный. На попытки докричаться сквозь звуки оживленного шоссе, оборачивается Катя, с удовольствием идущая с Максимом под ручку. Он тоже оборачивается, в своей манере почесывая щеку. —Кать, иди, я догоню. Поговорить надо. - Патюлина кивает, затем в непонимании уходит. С Варламовым они друзья, коллегами тоже были. Что от неё скрывать - неизвестно, но у людей тоже есть личная жизнь и дружба, мешать не смеет. Максим встаёт на край тротуара, наблюдая за той улицей. Совсем никого, один усталый Варламов с документами, проезжающие меж них машины и газели. Оба молчат, ждут подачи сигнала светофора. Обоим стоило многое сказать друг другу, они это видят. Только сейчас увидели. Двадцать, девятнадцать, восемнадцать... С каждой секундой напряжение в черепе Ильи давило. Ему нужно было высказать всё прямо сейчас. Десять, девять... Терпение кудрявого кончается и он перебегает сквозь машины, врезаясь в Каца, хватая его за плечи и отводя назад. Замученный, с взглядом как в пытках, он смотрит ему в лицо, но слова выдавить не может. Он жмурит лицо, морщит брови, пытаясь придать мыслям суть. До тех пор, пока он снова не слышит его голос. —Илья. - в голосе нет его манерной безэмоциональности, нет заиканий. Он знал с кем он и что им предстоит друг другу сказать. —Я, блять, пиздец люблю тебя, Кац.