Напиши мне, только напиши...

Иногда, чтобы понять настоящее, приходится заглядывать в прошлое. Так, самое время вернуться практически на два с половиной года назад (приблизительно), когда Войнич и Афина не знали друг друга. Когда Мирослава Волкова только закончила девятый класс, а Денис получил диплом после окончания четырех лет учебы в университете на историческом. Ведь все начало закручиваться именно тогда. Почти три года назад, 4 июля, 22:17. Большой зал ресторана был украшен с изыском. Кажется, даже расположение ваз с цветами было вымерено до сантиметра. И девушка, которая была центром внимания в этот вечер, была идеальна. Ни одной лишней складки на белоснежном платье. Это дико бесило. Сидя в кресле, кажется, в самом темном углу террасы, я закурил уже вторую сигарету подряд. Ей не нравился запах табака, а она не нравилась мне. Олю все знали как самую лучшую дочь, подругу, подающую надежды актрису. А я знал, насколько она может быть лицемерной. Наши семьи дружили с детства. Мы жили в соседних частных домах, играли в одной песочнице, ходили в одну школу, а после жили вместе, потому что все были уверены, что мы прилежно-образцовая пара. На самом же деле, вся она была пропитана фальшью. Манипулировала людьми так, как ей этого хотелось. И никто этого не замечал, кроме меня и моего близкого друга. Мы видели, как она победно улыбалась каждый раз, после того, как слезами давила на жалость родителям или учителям. Как она распускала сплетни о девочках в школе. И ей никогда ничего за это не было. Моя мама, как и ее, всегда считала, что мы будем идеальной парой. Видимо, сама Оля думала так же. Ей было удобно. И однажды я попал на крючок. Когда она внезапно изменилась, я облегченно подумал — повзрослела. Только все оказалось иначе. Первый год отношений был практически великолепным. Она даже пыталась разделить мое увлечение историей и путешествиями. Как позже оказалось, она только делала вид, что ей это нравится, после рассказывая своим подругам о том, какой я придурок и что это все глупость. Только все вскрылось слишком поздно. В начале третьего курса мы съехались. А в середине четвертого я сделал ей предложение. Друг лишь покрутил пальцем у виска, заявив, что Оля не изменилась. Мы тогда сильно поссорились. А через месяц я пришел к нему в общагу пьяным вдрызг. И обида сошла на нет. Стоило один раз вернуться домой на час раньше, чтобы услышать ее разговор с подругой. — Ведь истинная актриса, не зря тебя взяли на курс, он реально верит, что ты в него безумно влюблена? — пищал чей-то восторженный голос. А Оля, довольно улыбаясь, ответила цинично и даже как-то брезгливо: — На что не пойдешь ради учебы и одобрения родителей. Мама с папой счастливы, что мы с ним вместе. Только из-за того, что мы встречаемся, меня отпустили в Москву. Да и деньги папа каждый раз радостно выделяет. Он красивый, может и есть в нем что-то, но он бес-пер-спе-ктив-ный, — последнее она произносит по слогам, подчеркивая истинное свое отношение, — Я-то была уверена, что он пойдет по стопам отца, а он поступил на этот свой исторический. Весь дом в этих книгах, бесит. И когда он что-то рассказывать начинает, бесит. И не понимает, для чего мне дорогие вещи, понимаешь? — В смысле? Это же имидж… — Вот-вот, а ему на имидж плевать. Он вообще в преподы собрался идти. И в каком-то экскурсионном агентстве работает. Еще друг его этот, постоянно лезет куда не надо, хотел рассказать ему, что видел меня с Максом. Повезло, что он знает о том, что у моей мамы сердце больное, и она не выдержит отмены свадьбы. Именно в тот день все встало на свои места. Я понял, что это было не взросление, а маска. Идеальная маска и актерская игра. В тот момент как пелена упала с глаз. В ее речи часто проскальзывала раздражительность, она всегда пропускала мимо ушей все то, что я говорил, лишь иногда кивала, делая вид, что слушает. Часто она не ночевала дома, говоря, что остается у подруг. Вся ее любовь была игрой, когда я верил и любил. Отрезало. Все чувства к ней разом. Но я не потерял себя. И всегда был готов благодарить за это единственного близкого человека, с которым был знаком, кажется, всю жизнь. Друга, практически брата, который вовремя вытряхнул всю дурь из меня. Жаль, что он не сделал этого раньше, потому что теперь четвертое июля будет черным днем в моем календаре. День моей свадьбы. — Князь, можно я уже свалю отсюда? — Стас Волков облокотился на перила около кресла, в котором я сидел, а после закурил. Видимо, весь этот пафос достал не меня одного, — Я не могу смотреть на ее притворное счастье, зная расположение дел. Хотя, может она и счастлива, что все идет по ее плану и бабушка теперь отпишет все наследство такой прекрасной девочке, — последняя фраза наполнена презрением, и я морщусь. Когда я попытался отменить свадьбу, она бросилась на пол, рыдая и говоря, что ее мама не переживет нашего расставания. На мгновение и во мне что-то дрогнуло, но видеть ее не хотелось совершенно. Поэтому я просто молча забрал вещи из своей же квартиры и снял небольшую студию в соседнем дворе. Через пару дней она пришла вновь. Только в этот раз не прячась под маской ангела. Она сразу заявила, что наши отношения ее не устраивают, а привлекаю я ее лишь внешне. — У меня есть более перспективные ухажеры, но ты мне нужен, — поморщив нос, а после, быстро вернув бесстрастное выражение лица, словно боясь, что от этого на ее идеальном лице появятся морщинки, она все-таки удосужилась рассказать правду: — Бабушка Аня совсем крышей поехала на старости лет и хотела отписать все свое имущество в наследство своему пенсионерскому клубу. Но она была в таком восторге, когда я поддалась на уговоры родителей сойтись с тобой, что пообещала все это нам с тобой на свадьбу в семейный бюджет, — слова так и сочились ядом, теперь я все больше начинал видеть, что был просто удобным вариантом для красивой картинки, — Поэтому, Денис, давай по старой дружбе, уговор. Не будем заставлять родственников грустить. Поиграем пару лет идеальную семейную пару. Карьера актрисы требует определённых вложений, знаешь ли. И они мне нужны. — Жить будем отдельно, сведем встречи с родителями к минимуму. И наши тоже. Остатки прошлых чувств сыграли со мной злую шутку. И ей пришлось согласиться на мои условия. В подготовке к свадьбе я совершенно не учувствовал, всем занималась Оля. Лишь однажды выделил на это определенную сумму, заставив ее допытываться, откуда я их взял. И я не стал говорить ей, что историки тоже иногда имеют перспективы в жизни. В особенности в Москве. Когда она относительно исчезала из моей жизни, дышать становилось легче. И я наделся, что эта игра не продлится долго. — Надо было послать ее к черту и не соглашаться, — тяжело вздыхаю, положив пальцы на виски. От всего этого фарса начинала гудеть голова. — Придурок ты, Ден. Надо было мою мелкую сюда мне в пару взять, — Стас усмехается, а я вопросительно приподнимаю бровь, не догоняя, кого именно он имеет в виду, — Да сестру. Я рассказывал, она ежик еще тот, натравили бы ее на Олю и дело с концами. Мелкая бы довела ее, все бы узнали какая стерва твоя невеста, и все в плюсе. А потом вы бы с ней как наркоманы обсуждали бы историю, но ты слишком стар для нее, — удивленно смотрю на друга. Он иногда упоминал о своей двоюродной сестре и складывалось впечатление, что она какой-то электровеник, который со старшим братом влипает в неприятности. Но, видимо, Стас упускал что-то в своих рассказах. Или нет. И я был уверен, что никогда об этом не узнаю. Год спустя, 26 октября, 20:45 — Блять, Стас, они невозможные, — сейчас я готов был биться головой об стол. Последние полтора месяца медленно превращались в ад. Видимо, судьба решила, что мне мало Оли, поэтому несколько групп из тех, у которых я вел пары, оказались ночным кошмаром, — Если первый и второй курс вначале проявляли хоть каплю уважения, то третий охренел уже на второй паре. «Ну вы же не будете ставить пропуск?», или мое любимое «Автоматы же всем поставите? Сами студентом недавно были». Это, вообще, что? — обреченно ставлю пустой бокал на стол, откидываюсь на стуле и еле сдерживаю раздражение. — Да, брат, я предупреждал, что это просто не будет, — Стас усмехается, вытянув ноги на диване. Он приехал в Москву на пару дней. Сначала заходил к родственникам, а теперь завалился ко мне. И оказался тут очень своевременно. — Знаешь, кажется, тебе придется немного сломать себя. — В смысле? — недоуменно смотрю на друга, который с умным видом начал разглядывать меня. — В прямом. Дай угадаю, ты попытался стать «своим парнем» и травил исторические байки, шутил и ходил на пары в толстовках? И, конечно, рассказывал материал так, словно они все такие же помешанные, как ты, — морщусь, потому что он попал в точку. Это казалось прекрасным способом расположить к себе студентов. Но все слишком быстро пошло не так. — Типа того. Сам знаешь, по-другому не умею, видимо из меня не выйдет крутой препод, — теперь усмехаюсь я. Да, раньше мне казалось, что я смогу помочь или хотя бы заставить других полюбить историю так же, как и я. Хотя, дело было не в самом предмете. Процесс познания — когда ты открываешь для себя все больше нового. Чтение книг, просмотр документальных фильмов. Поездки, экскурсии. Все это так незаметно вошло в мою жизнь. И я понимал, что это именно оно. То, чем я хочу заниматься. И однажды в голову пришла гениальная идея: я могу так же кому-то привить любовь к этому предмету, как и мой преподаватель истории мне. Но учить школьников мне не хотелось, поэтому параллельно с научной работой и другими проектами я устроился в тот же ВУЗ, который окончил чуть больше года назад. — Так стань тем, кого будут слушать. В тебе есть стержень. И я это знаю. Смени шмотки, купи пару рубашек. И включи придурка, у тебя это иногда прекрасно получается, — Стас явно намекал на наши отношения с Олей. И это показалось неплохой идеей. Сначала студенты не поняли, что произошло, но, когда на семинарах опросы стали строже, посещаемость отслеживалась каждую пару, а привычные шутки лишь изредка мелькали среди материала, до них дошла вся серьезность. Конечно, вести пары сухо и скучно полностью не получалось, но аудитории всегда были заполнены и меня внимательно слушали. А ближе к сессии даже заметил, что многие читают дополнительную литературу, которую я рекомендовал по той или иной теме. И тогда я, кажется, начал срастаться с тем, что изначально было образом. Стас называл это взрослением и шутил, что мы отчаянные старики. Я же лишь иронично кивал, потому что каждая наша встреча заканчивалась безумием и стареть нам еще явно рано. После одной из пар, на которой я пытался вытянуть студента, чтобы не ставить ему совсем низкий балл, прозвучали слова, которые окончательно дали понять, что именно сейчас я тот, кем хотел всегда стать: — Денис Владимирович, вот вы вроде такой строгий и серьезный стали в последнее время. Но знаете, это даже круче, мы теперь хотя бы слушаем вас. И рассказываете классно, я даже тот фильм посмотрел, что вы посоветовали. Не слушайте, что там говорят, вы все равно клевый, просто этого многие не понимают. И спасибо, что вытянули, — тот самый студент никогда не блистал успеваемость, но было видно, что он хотя бы пытается, в отличие от тех, кто как раз таки и распускал слухи о том, что я конченый мудак. И я вновь и вновь убеждался, что так и должно быть. Но внутри что-то ломало. Не из-за того, что я стал серьезнее и строже. А из-за того, что это постепенно перетекло в другие сферы жизни. А навязанный брак, в котором я до сих пор номинально состоял, нависал грозовой тучей. И если Оля спокойно меняла мужчин, как перчатки, я не мог вновь поверить. Что я смогу однажды полюбить кого-то. Потому что ее поступок оказался предательством. И моя юношеская наивность сыграла в этом всем не последнюю роль. Доверие — слишком хрупкая ваза, стоящая на самом краю шкафа и готовая вот-вот упасть. Казалось, что теперь не существует человека, которому можно ее вручить и не переживать, что она разлетится на куски. Еще полгода спустя, 3 мая, 10:56. Громкий стук повторяется, кажется, в сотый раз, заставив меня все-таки разлепить глаза. Проверяя всю ночь контрольные работы, уснуть получилось только под утро. Когда время приближалось к сессии, проблемы были не только у студентов, но и у преподавателей. Почему-то все прогульщики активизируются в конце года, надеясь спасти свое положение. По правде говоря, им это мало чем помогало на сессии, но порыв к учебе я ценил и спрашивал по полной. От этого свободного времени практически не осталось и каникул я ждал больше, чем многие учащиеся. Стук повторяется, незваный гость, кажется, готов любой ценой пробираться в квартиру. Провожу рукой по торчащим в разные стороны волосам, надеясь хоть немного привести себя в адекватный вид. Не смотря в глазок, распахиваю дверь и замираю. Напротив стоит Оля в черном деловом костюме, темных очках и с идеально собранными волосами. Вновь ни одной складки, лишнего торчащего локона, да и в целом какого-либо недостатка. «Напоминает коллекционную куклу, которая будет в итоге пылиться в шкафу», — проноситься мысль в голове. Морщусь, пропуская ее в квартиру. Пусть побеситься с того, какой беспорядок творится вокруг меня. Прежде чем поставить сумку на полку, она пытается незаметно протереть ее салфеткой из кармана. Иронично приподнимаю бровь, практически в открытую насмехаясь над ней. Ее идеализация всего бесила меня не меньше, чем ее мои увлечения. — Зачем пришла? — указываю рукой на пустое кресло, сам же сажусь на диван, вальяжно раскинув руки на спинке. Больше фокусы с манипуляциями не прокатят. Жизнь выработала внутри меня иммунитет, — Кажется, мы договорились ограничиться переписками. — Не дерзи, — ее голос звучит холодно. Совсем не так, как при других. Вот ее истинное лицо. Она решила добиваться своих целей лицемерностью. И это ее выбор. Но больше она меня в это не впутает, — Пора прекращать этот театр двух актеров. Достаточно. Я продала бабушкину квартиру и вывела деньги от наследства на личный счет. Мама с отцом сейчас за границей на два месяца. А моему молодому человеку не нравится, что у меня есть штамп в паспорте. — Без проблем, хоть сейчас избавлюсь от этого всего. В душе расцветает надежда, что она наконец окончательно исчезнет из моей жизни. Только все оказывается не так просто, как я думал. Ольга создала проблему не только себе, но и мне, когда так гналась за получением выгоды. Раздел имущества, которое, оказалось, мы нажили в браке, превратился в настоящий цирк. Она упорно пыталась оставить за собой квартиру, в которой сейчас жила, ведь сделала в ней ремонт, после того, как я съехал. И ей было плевать, что квартира принадлежала мне. Так вскрывалась одна юридическая проблема за другой, а Оля упорно пыталась забрать себе больше. В ней не было ни капли благодарности за то, что я тогда согласился ей помочь. И вновь это вышло боком. Стас был прав, до свадьбы доводить было нельзя. Так во мне умерла последняя капля веры в эту девушку. После развода я больше никогда не подпущу ее близко к себе. Хватило. Два месяца спустя, 4 июля, день, который казался Денису самым худшим. 20:45 — И прикинь, мне эти придурки говорят, что я им не подхожу. Они меня, самого лучшего и шикарного, не взяли на работу, — еле сдерживаю смех, пока из трубки доносится тирада Стаса. Он упорно хотел переехать и найти работу в Москве, вырвавшись из родного города, но что-то не складывалось каждый раз. То сотрудник решал не увольняться, то опыта работы не хватало. И вот в очередной раз получив отказ, Волкова прорвало. Он тридцать минут гневался то на директора той компании, то на отдел кадров, а потом, в какой-то момент, пришел к внезапному итогу: — А вообще, я к ним все равно работать не пошел бы. Зарплата маленькая. — А что ты мне мозги делал тогда все это время? — недоуменно смотрю на Стаса через экран. Видеосвязь — самое гениальное, что придумало человечество. Так, находясь за сотни километров друг от друга, мы все равно пили вместе пиво. — Так это я принципиально должен был им сказать, что мне не подходит их предложение. А они… Короче, опередили меня, — он тяжело вздыхает, а после, качнув бутылкой в сторону камеры, словно чокаясь со мной, спрашивает: — Что там Ольга, ей еще не надоело? Было бы красиво — дата свадьбы и дата развода в один день. — Ничего не говори, все нервы уже вытрепала. Я, конечно, и так о ней был невысокого мнения, но она все больше и больше опускается в моих глазах. — Найди себе нормальную девушку, и нет проблем, — давлюсь воздухом, когда до меня окончательно доходит совет Стаса. Не сдерживаюсь и кручу пальцем у виска. Он прекрасно знал, что я хоть и отпустил ту ситуацию, но отношений больше не хотелось. Хватило, кажется, на всю оставшуюся жизнь. — Дурак что ли? — не нахожу слов, чтобы как-то донести до друга такую простую мысль. — Сам придурок, Ден. Ты не сможешь вечно убегать от проблем, зарываясь в работу, книги и уезжая куда подальше в свободное время. Выйди из своей гребаной зоны комфорта, зайди на сайт знакомств. Таких, как Оля, единицы, уж поверь мне, ты таких змей больше не найдешь, — он смеется, откидываясь на компьютерном кресле назад, из-за чего чуть не падает. Эта картина заставляет усмехнуться и… задуматься. Возможно, в чем-то он прав. Только сайты знакомств казались чем-то для извращенцев и школьников. — Волков, откуда все эти советы и идеи в твоей дурной голове? Я уверен, что тетя Света часто роняла тебя в детстве, — иронизирую, надеясь не показать, что я действительно задумался над его словами. — Князь, роняли тут явно только тебя, иначе не понимаю, как ты связался с Ольгой, — он копирует мою интонацию, а потом добавляет, прежде чем отключиться: — Короче, сейчас ссылочку скину, сайт анонимных знакомств. Может, откапаешь себе собеседницу на вечер. Первые полчаса я пытался читать книгу по истории искусства. Вторые полчаса смотреть документальный фильм про первую мировую. А после как-то отрешенно осознал, что мысленно возвращаюсь к идее пообщаться. Ведь это ни к чему не обязывает? Возможно, даже и не получится найти нормальную собеседницу. Быстро ввожу свои данные, в строку имени вписав «Войнич», что-то вроде псевдонима в одной из социальных сетей. Первые пару девушек оказались маленькими школьницами. Потом попалась какая-то извращенка. Когда, кажется, я открыл уже сотый чат, безнадежность этой задумки поглотила меня полностью. И я собирался просто закрыть сайт, как взгляд упал на имя очередной незнакомки. Внутри вновь загорелась искра, и я быстро набрал сообщение, пока она не переключилась дальше. «Войнич: Ты веришь, что у каждой тайны есть разгадка?» «Афина: Поверю, если чайные ложки, которые вечно исчезают на кухне, найдутся» Она отвечает мгновенно. И как-то совершенно случайно у нас завязывается диалог. Через пять минут мы уже обмениваемся социальными сетями, где она записана так же — Афина. А еще через полчаса я понимаю, что это чудо. Она оказалась первой девушкой, которая разделяла мое увлечение историей. Оказалось, что мы оба смотрели одни и те же фильмы, у нас похожий вкус в литературе. И она понимала меня, когда я случайно уходил в более глубокие дебри истории. С ней оказалось интересно спорить. И если сначала я думал, что это общение не больше, чем на пару недель, то через месяц понял, что так просто мы не разойдемся. В диалогах редко проскальзывало что-то личное, я не так много знал о Фине. Лишь то, что она поступила на первый курс исторического. И если вначале разница в возрасте смутила, то потом это забылось. И вновь нереально странная идея Волкова принесла неожиданный результат. И это не могло не радовать. Потому что на одного близкого человека в моей жизни стало больше. «Войнич: Почему именно Афина, так нравятся мифы древних греков?» «Афина: Мне нравится, что Афина — это мудрость и сила. И она соединяет эти качества в себе. И мне хотелось бы быть такой» «Войнич: Я уверен, что ты такая и есть, просто недооцениваешь себя» Первое октября, когда Мирослава сломала телефон. 10:53 Сегодня студенты раздражали больше, чем обычно. Конечно, стоит заметить, что в этом году первый курс оказался… Лучше тех трех, что я вел в прошлых семестрах. Одна из групп с исторического факультета нравилась буквально всем моим коллегам. Они всегда ходили практически в полном составе, за месяц проявили себя на практиках. А одна студентка буквально заставила меня еще больше готовиться к парам с ними. Когда на первой лекции она единственная осмелилась ответить на вопрос, очень захотелось придраться к ее заумным словам. Показалось, что она не понимала, о чем говорит, а только заучивала это все. И я при всей группе окрестил ее «Википедией». Однако буквально на следующем же занятие готов был забрать свои слова. Она понимала. Мирослава Волкова реально любила историю. И чем-то напоминала меня на первом курсе. Она всегда изучала дополнительную литературу, всегда могла привести разные точки зрения на проблему, не говоря уже о прекрасном знании всей теории. Если она не знала — она внимательно слушала. В какой-то момент я вошел в азарт: подбирал для лекций и семинаров темы и литературу так, чтобы всегда можно было найти о чем поспорить. И было в этом всем что-то цепляющее, заставляющее вновь начать любить эту работу. Проверяю телефон уже в сотый раз, как-то злостно думая о том, что ответ так и не получу. Пятнадцать сообщений были отправлены за последние два дня, но ни одно из них так и не было прочитано. Фина — эта загадочная девушка нравилась мне с каждым днем все больше и больше. Она была совершенно не похожа на Ольгу, что не могло не радовать. Мы могли часами обсуждать что угодно, и мне было не важно, как она выглядит, где живет и что она младше. Было важно, что с каждым днем мы становились все ближе. Она чаще рассказывала о чем-то бытовом, и мне было приятно, что она открывается. Вот только все исчезло так же внезапно, как и появилось. Афина просто пропала из сети, не читала сообщения и, кажется, так решила прекратить общение. Доверие. Снова проблемы в жизни стали появляться из-за него. Раздражение, злость и… наверное, отчаяние. Все эти эмоции бурлили. И студенты так некстати попали под руку. Сначала группа, которая не подготовилась к занятию. А следом еще и лекция, которую вести сегодня совершенно не хотелось. Аудитория пока была практически пуста. Замечаю краем глаза, что одна Волкова сидела на последней парте. Бросаю телефон на стол и понимаю, что надо выдохнуть. «А ты чего ожидал, сразу ведь знал, что затея Стаса не лучшая», — проносится мысль в голове. Нащупываю в кармане пачку от сигарет и понимаю, что она пустая. Времени до начала занятия остается немного, возможности дойти до ближайшего магазина точно нет. А тормозить в коридоре студентов, чтобы стрельнуть у них сигарету — звучит совершенно не солидно для преподавателя. Наверное, именно поэтому у меня появляется совершенно безумная затея. Слова вырываются раньше, чем я понимаю, как глупо это звучит. — Волкова, Вы курите? — спрашиваю и отрешенно замечаю, что голос звучит устало. Все моральные силы ушли на внутренние терзания. И я на самом деле ждал отрицательный ответ. Но эта девочка начала язвить. Это было неожиданно, хотя иногда я и замечал, как колко она могла ответить на вопросы одногруппников. Ее слова вновь поднимают волну раздражения, и я хочу уйти. Следующее ее действие заставляет все-таки замереть на месте. Она и вправду курила. Пачка с двумя, явно последними, сигаретами красиво полетела через всю аудиторию, и я быстрым движением схватил ее. Мирослава Волкова ассоциировалась с такой типичной отличницей: светлые, всегда собранные в пучок волос, очки, постоянно аккуратный внешний вид. Такие девочки не курят. И, вероятнее всего, не знают, что такое сарказм. А ей это было знакомо. И на минуту стало интересно, какая она в обычной жизни, за пределами аудитории. Откровенно забив на правила, облокачиваюсь на подоконник и прикуриваю в открытое окно. Пытаюсь привести мысли в порядок, но в душе настоящий разлад. Я не собирался привязываться к таинственной собеседнице из интернета, только все получилось ровно наоборот. И хотелось рвать и метать. В какой-то момент я окончательно выхожу из себя, хотя причина для этого казалась такой незначительной, что в обычный день я бы отшутился или сыронизировал. Пара началась несколько минут назад, но с задних парт шепот и громкий стук заставляет прерваться на полуслове. И вновь Волкова. Кажется, что ее слишком много на парах и конкретно сегодня в целом. Все то бешенство на совершенно глупую ситуацию выливается в то, что мы цепляемся языками: слово за слово, она язвит, я в ответ. Понимаю, что что-то идет не так, когда дверь хлопает. Тишина в аудитории становится мертвецкой. Отворачиваюсь от студентов, чтобы они не заметили, как болезненно кривится лицо. И совершенно безэмоционально поворачиваюсь назад, продолжая лекцию. 12:53 Поганое чувство преследовало всю оставшуюся пару. И, садясь в такси, я продолжал чувствовать себя конченым придурком. Нестабильным. Никогда бы не подумал, что после того, что выкидывала Ольга, меня может что-то задеть настолько сильно, что крышу сорвет на совершенно постороннего человека. Первым порывом было узнать в деканате номер Волковой и написать ей сообщение с извинением, но потом эта идея показалась глупой. Завтра с их группой должен был быть семинар, и признать, что я был очень сильно не прав лучше лично. Телефон в руке гудит от уведомления, и я ожидаю увидеть очередную рабочую проблему. Но, вновь и вновь перечитывая сообщение, меня кидает в холодный пот. Практически трясущейся рукой быстро печатаю ответ. «Афина: Прости, сломала телефон. И что ты, ты мне очень дорог. Я не хотела так пугать тебя» «Войнич: Афина, если ты так сделаешь ещё раз, я задушу тебя собственными руками» — Бля, какой я долбоеб… — бормочу, не замечая странный взгляд водителя. Почему-то мысль о том, что у нее что-то случилось, а не то, что она просто так обрывает мосты, не пришла в голову. До этого момента я совершенно не подозревал о том, что поступки Ольги оставили такой большой отпечаток где-то внутри. Доверять людям стало сложно. И с этим явно нужно было что-то делать. И первое — завтра извиниться перед Мирославой. А сейчас узнать, как дела у Фины. Переместимся еще на два месяца вперед, начало декабря, когда Денис наконец избавился от своей самой главной проблемы. — Стас, все, понимаешь! — я почти орал в трубку другу, не обращая внимание на странно косящихся прохожих, — Ее больше не будет в моей жизни даже как записи в паспорте. Раз-ве-ден, — смеюсь в трубку. Это была окрыляющая свобода. Даже мокрый снег не бесил, как обычно это бывает. — Поздравляю, брат, мне бы хотелось напиться с тобой до поросячьего визга, но никак не могу отсюда свалить. Работы море, кажется, даже на новый год не поеду домой, — тяжелый вздох в трубке звучит разочаровано, и я его понимаю. Мы со Стасом надеялись вместе отпраздновать развод, но обстоятельства сложились так, что увидимся мы не раньше, чем через полтора месяца. Это охренительное чувство, когда понимаешь, что избавился от тянущегося за тобой прошлого. И хотелось поделиться этим с Финой, но приходится отделаться лишь парой бытовых фраз. Я не рассказывал ей о том, что женат. Это звучало бы странно, ведь, не зная всей истории, можно надумать много. Но мы и никогда не касались темы личной жизни. Счастье переполняло, я точно могу назвать этот день одним из лучших. Была, конечно, проблема, в виде того, что вернуться в квартиру все-таки не получится, но большая часть ее стоимости лежала на счету, и я наделся подобрать новую, которая находилась бы поближе к университету, чем та, которую сейчас снимаю. Я шел по улице и улыбался. И одна случайная фраза собеседницы грела душу не меньше, чем факт избавления от обязательств перед Ольгой. «Афина: Пожалуйста, прекрати себя вести так, словно тебя бросил парень, где мой Войнич?» «Войнич: Я уже твой?» И теперь я мог совершенно честно ответить на свой же вопрос. «Войнич: Ладно, возможно я не твой, но ты — моя. Мне иногда кажется, что твоё имя и вправду как у какой-нибудь богини» Для кого-то может показаться странным так привязываться к человеку, которого ты ни разу в жизни не видел. На самом деле это казалось странным и мне. Однако я ничего не мог с этим поделать. Где-то глубоко в душе что-то трепетало каждый раз, когда мы переписывались. Когда она постепенно начинала открываться все больше и больше. И этот день подарил мне еще одно открытие, которое заставляло поверить, что наше знакомство в тот день — чудо. Кажется, она тоже жила Москве. И шансы однажды встретиться мгновенно выросли. И ее имя… Мирослава. С одной стороны, это показалось забавным, потому что так же звали одну из студенток, которая ярко выделялась на фоне своей группы. Знаниями и характером. И возможно она даже чем-то была похожа на Афину. Но эта мысль потерялась среди многих других. И на следующий день я совершенно забил на то, что со студентами надо быть более серьезным, чем я есть. А потом вовсе забил на это, потому что свидетельство о расторжении брака хотелось повесить в рамку и перелистнуть книгу жизни на новую главу. С ней… Еще один небольшой шаг, чтобы стать ближе к настоящему времени. Вы точно поймете, когда это было. Солнце. Я не знаю почему, но такое обращение вырвалось само, и осознание, что именно я написал, пришло не сразу. Просто эта девушка стала тем светом в жизни, которого иногда так сильно не хватало. Полная противоположность Ольге, и это иногда пугало. Появлялась мысль, что, возможно, Афина цепляет именно этим — она совершенно не похожа на бывшую. Но каждый раз я находил множество аргументов, которыми доказывал сам себе, что это не так. Она просто была настоящей. Искренней. Когда она счастлива, грустит, злится или уходит в меланхоличное состояние — все это видно даже через сообщения, которые она пишет. За достаточно долгое время нашего общения я научился это различать. Сейчас, сидя в аудитории в ожидании начала пары, я сверлил взглядом одно единственное сообщение, отправленное вчера. Даже бубнящие студенты, которые, кажется, решили подготовиться к контрольной за пять минут до ее начала, не портили умиротворения внутри меня. «Афина: Спасибо. Твои слова на самом деле много для меня значат…» — Так, все, избавляемся от всего лишнего, что есть на ваших столах, сейчас я раздам вам три разных варианта работ. Они распределены по уровню знаний. За семестр я успел достаточно изучить каждого из вас. А четвертый вариант у меня индивидуальный, специально для Волковой, — оглядываю аудиторию, натыкаясь взглядом только на ее еще более бледную, чем обычно, подругу, вот только нужной студентки нигде не было, — Не понял, а Волкова где? — Так Мирка у нас и так умная. Вот, видимо, и решила, что ей писать не надо, она сама же вчера сказала, что все и так знает, — голос остроумного шутника теряется в аудитории, и я не понимаю, кто из парней произносит эту фразу, но где-то внутри появляется смутное подозрение, что девушка все-таки поступила именно так: воспользовалась той ситуации, что отвечала на всех парах и показывала свои знания, и решила, что особенная. Позже, смотря на эту ситуацию, я так и не понял, что именно меня так в этом всем зацепило и заставило так думать. Но в это мгновение эта девочка меня начала жутко раздражать. И даже тихий лепет Беловой, о том, что Волкова так не поступила бы, пролетел мимо ушей. Наверное, то же самое помутнение рассудка случилось, когда я в деканате узнавал адрес, где она живет. И вот, стоя напротив металлической двери с тем самым индивидуальным вариантом контрольной, в голове крутился один единственный вопрос: «На кой черт?». Что именно понесло меня спасать эту дуру от недопуска до экзамена из-за ее прогула? Правила для всех одинаковые и даже отличникам я никогда не делал поблажки. Контрольная должна быть написана каждым. Злостно давя звонок, я подумал уже развернуться, кажется, квартира была пуста. И это подтверждало тот факт, что высказал кто-то из ее группы: она просто не пришла на пару. В момент, когда я уже начал разворачиваться, внутри послышалось какое-то шуршание, дверь распахнулась, практически впечатываясь в меня. Я отскочил в сторону, практически на рефлексах подхватив нечто. Подозрительно бледна Волкова была закутана в большое одеяло, но оказалась очень легкой. Светлые волосы были растрепаны, под глазами залегли тени, да и в целом выглядела она максимально болезненно и хреново. Аккуратно заношу девушку в квартиру, захлопнув за собой дверь, а после пытаюсь понять, куда ее отнести: напротив проход в зал, но в стороне замечаю открытую комнату. Захожу туда, минуя коридор, и понимаю, что не ошибся. Светлое помещение с большой кроватью в центре и письменным столом, заваленным книгами. Опускаю Мирославу на постель и почти невесомо кладу руку на лоб. Она горела. Кажется, эта была та ситуация, когда я в очередной раз как самый конченый придурок подумал о человеке хуже, чем он есть на самом деле. Она заболела. И если сначала я удивился, почему она никого не предупредила, то потом осознал, что если у нее на столько высокая температура, что она упала в обморок, то ей просто было не до этого. Сажусь в кресло, беря первую попавшуюся книгу, которая оказывается чем-то вроде учебника по истории России времен Романовых. Следующий час мне приходилось попеременно отрываться от чтения, чтобы поправить на девушке одеяло. В беспокойном сне она часто вертелась в кровати, и, когда одеяло сильно сползало, начинала сильно трястись в ознобе. Не знаю, почему просто не ушел. В душе поселилось нетипичное беспокойство. Тяжело представить, как человек в таком состояние может сам банально навести себе чай или найти таблетки. Она в принципе была невысокого роста, но сейчас была как никогда хрупкой, и о ней хотелось немного позаботиться. Вот только когда она пришла в себя, ей вновь каким-то удивительным образом удалось вывести меня из себя. Она спорила. Все последние силы Мирослава Волкова решила потратить на то, чтобы поспорить со мной. Я так и не понял, что за принципиальность включилась в ней, но в этот момент стало даже смешно. Эта девушка, кажется, так же, как и я, не привыкла, что кто-то посторонний может проявить немного банального беспокойства. Она напоминала ежа, который выпустил свои иголки, и от этого выглядела очень мило, пока пыталась развести свой терафлю. Конечно, странно говорить такое о болеющей девушке. И почему-то о ней хотелось позаботиться еще больше. Но я сдержался, хотя то, чему я не даю выход на парах, все-таки проскользнуло. Настоящая искренность. Приходится практически насильно выкинуть эти мысли из головы, развернуться и уйти. В этот день что-то изменилось. Мирославу Волкову хотелось узнать лучше. И уже в который раз я улавливал ту иронию, что зовут ее так же, как и Афину, а фамилия — как у Стаса. Ночь, в которую их судьба уже стала предрешена. — Черт, братан, этот мир кружится, — Стас стоял, оперевшись на меня, а я, кажется, на него. — Не поверишь, мой плывет, — бормочу, пытаясь попасть ключом домофона в кругляш. Не помню, в какой момент мы допились до того состояния, когда я ответил согласием на то, что мы ночуем вместе. И сейчас, стоя около подъезда его дома, он трижды уронил ключи, пытаясь победить дверь. В итоге эту ответственную миссию на себя взял я. Наконец, оказавшись в подъезде, а после и в лифте, мы начинаем дико ржать. Сложно сказать, когда я в последний раз так веселился, но сейчас было так кайфово, что стало плевать на все. — Короче, у меня Мелкая дома, и, вероятнее всего, она даст нам звездюлей, если мы ее разбудим, — речь Стаса немного неразборчива, но основной смысл я улавливаю, поэтому немного иронично подъебываю его. — Ну, думаю, мне то ничего не будет, это все ты, — мы снова смеемся, подходя к входной двери. Какая-то мысль проскальзывает и тут же пропадает, словно ее и не было. Он отбирает у меня ключи и пытается попасть в замочную скважину. Так продолжается неимоверно долго. Мы тихо переругиваемся, постоянно посмеиваясь друг над другом. И тут случается то самое чувство дежавю. Потому что дверь распахивается и за ней оказывается… Мирослава. Шестеренки в очень нетрезвой голове очень медленно шевелятся, но пазл собирается в единое целое. У них не просто одинаковые фамилии. — Блять, Волков… — пораженно смотрю на друга, который точно не осознает всю глубину проблемы этой ситуации. Удивительно странная череда событий из раза в раз сталкивает меня с этой девушкой, что становится смешно. Возможно, я мог догадаться и раньше, что они родственники. Младшая Волкова явно переняла частично манеру общения старшего брата: иногда она говорила практически его интонациями или фразочками, а я списывал это на случайность. Где-то далеко в мыслях вспоминаю, что друг упоминал, что она такой же исторический наркоман, как и я. И фамилия… Я тысячу раз мог спросить, не его ли она сестра, но ни разу об этом даже не задумывался. Через пару минут, когда мы уже пытаемся сложить вещи и не сложиться на полу, слышу, как Стас пытается что-то втолковать девушке. — А это, кстати, Денчик, во такой парень… — улавливаю только одну фразу, внимательно наблюдая за Мирославой. Сонной, в большой футболке, она выглядела такой домашней, что где-то внутри появилось внезапное желание просто просидеть с ней на кухне всю ночью и нести какой-нибудь пьяный бред. Просто ради того, чтобы наблюдать за ней. «Ага, Денчик… Денис Владимирович», — проносится в голове. Пока Мирослава ушла в комнату в поисках подушки и одеяла, скидываю толстовку, оставшись в полуодетом состоянии. Было жутко жарко, в голове непроходимый алкогольный туман. Одна часть меня собиралась банально уснуть, а другая как можно больше времени провести с девушкой, которую сейчас хотелось считать только сестрой друга, никак не собственной студенткой. Когда она возвращается, замечаю, что она внимательно изучает меня. А точнее говоря, обнажённую часть меня. И по ее глазам заметно, что ей нравится то, что она видит. Сдерживаю улыбку и, надеясь немного разрядить обстановку, прошу стакан воды. Начинаю нести какой-то бред, уже не осознавая, что говорю. В какой-то момент ложусь и бормочу мысль, которая в последнее время все чаще и чаще вертится в голове: — Ты очень на нее похожа, — после ее тихого вопроса, даже поясняю, потому что сейчас это кажется правильным, — Она говорит так же, как и ты, у вас схожи мысли. А еще она так же любит историю, ваши точки зрения очень часто сходятся, я еще на первом семинаре это заметил. Изо дня в день ты мне напоминаешь ее, у вас даже имена одинаковые. И когда она вспоминает об Ольге, все-таки называю имя девушки, которая занимала часть моих мыслей. — Нет, это моя Фина… Я закрываю глаза, чтобы не видеть Мирославу. Потому что Афина — это та, которая жила где-то в интернете, а в последнее время стала словно какой-то нереальной. А вот сама Мирослава была как никогда реальна. Совсем рядом. И мне все больше хотелось стать для нее кем-то большим, чем преподавателем. Но, вероятнее всего, она об этом никогда не узнает, потому что это самая бредовая идея, которая только могла прийти в мою голову. Но я был уверен, что она настоящая. И нельзя влюбляться в своих студенток. 9:58 Утро казалось чем-то нереальным. Несуществующим. Сначала меня разбудил Стас, который с очень помятым видом пытался выяснить, сильно ли ругалась сестра, после того, как он позорно сбежал спать. Через несколько минут после того, как он уселся курить на подоконник, из комнаты вышла и сама Мирослава. Она выглядела удивительно бодро. Сам же я все еще мысленно возвращался во вчера, пытаясь переварить все то, что нес. И хотя многое, что пришло в пьяную голову, казалось глупостью, но очень сильно въелось где-то внутри. И мысль о том, что в Волковой есть что-то нереально притягательное, все больше приживается в моей голове. Возможно, стоит даже попытаться расспросить Стаса о ней. В реальность меня возвращает половник, которым девушка тыкала поочередно то в мою сторону, то в сторону брата. И это было так по-домашнему, что просто хотелось остаться в этой квартире. Теперь я понимал, почему он всегда рассказывал о сестре с такой теплотой. Мира хоть и напоминала колючего ежа, была комфортной. — Брат, ты попал, — слышу от Стаса, который пытался не смеяться очень сильно, а я не мог понять из-за чего, сверля его недоумевающим взглядом, — Давай пойдем куда-нибудь, где точно не будут тусоваться студенты. У меня имидж. Я серьезный человек, — он вспоминает мои вчерашние слова, заставив недовольно поморщиться, а девушку — рассмеяться, — Она хуже всех их вместе взятых. Она твой проеб будет припоминать тебе до конца учебы, смирись. — Зачет в конце семестра шантажом? — подхватывает Мирослава, и теперь я понимаю, о ком можно сказать «брат и сестра — одна сатана». Недовольно одергиваю сначала ее, а после и друга. Через несколько минут Стас спрашивает, не хочу ли я минералки, потому что ему резко зачем-то понадобилось сбегать в магазин, и я соглашаюсь. Когда друг тихо закрывает дверь в квартиру, вновь перевожу взгляд на девушку. Она переместилась на подоконник и закурила. И если раньше мне казалось, что курящие девушки выглядят странно, то ей это удивительно шло. Она была самой собой, даже несмотря на то, что находилась в одном помещение с преподавателем. И это подкупало. Она воспринимала меня как обычного человека, а не злобного тирана, который направо и налево раздает плохие баллы и впихивает в бедные головы студентов большое количество знаний. Вероятнее всего, она никогда не узнает, что я отвоевал их группу у другого преподавателя всеобщей истории только из-за нее. Чтобы обсуждать с ней историю на каждой паре. В какой-то момент подхожу к окну, вставая рядом с девушкой, и прикуриваю из ее пачки. Снова. Между нами завязывается ничего не значащий диалог. Она отпускает шутку в сторону своего брата, и мы начинаем смеяться. В какой-то момент, в попытках остановить это безумие, утыкаюсь лбом в ее колено и замираю. Медленно меняю положение так, чтобы смотреть ей прямо в глаза. И тону. Грозовой оттенок серого. Раньше никогда не замечал этого. Она улыбается. И я не могу сдерживать улыбку, видя то, насколько Мира открыта в эти мгновения. В голове туман, хочется остановить время, побыть так подольше. Я осознаю, что такой большой объем чувств и эмоций бушевал во мне лишь однажды — в самом начале отношений с Ольгой. И когда вся правда вскрылась, что-то зачерствело внутри. И в работе, поездках и общении с Финой я пытался найти это. Вернувшийся Стас рушит ту магию момента, поэтому стараюсь вести себя максимально естественно, не подавая виду, что пару минут назад хотел заключить его сестру в крепкие объятия и, возможно, не отпускать. Это было дикостью, взявшееся из ниоткуда желание, которое было невозможно побороть. И уже вечером, решив все возможные рабочие вопросы, вижу сообщение, которое я уже меньше всего ожидал получить. Афина предлагала встретиться. И это было так странно. Радость поселилась в душе, потому что наконец эфемерный образ станет реальным. И было лишь одно «но». Где-то вдалеке возник вопрос: «А как же Волкова?». На самом же деле, есть вещь, о которой ни один из героев не догадается и не вспомнит уже никогда. В тот вечер Стас решил наладить личную жизнь не только Дениса. Шутя, он скинул этот сайт Мирославе, думая лишь о том, что его сестра даже не откроет его. И совершенно не подозревал, что таким странным стечением обстоятельств, его лучший друг и сестра познакомятся.