Took the breath from my open mouth Never known how it broke me down
В лазарете было тихо. Несколько часов назад сюда доставили Командующего Развед корпуса, вместе с выжившими солдатами. Много пострадавших выпало на эту миссию, так же как и жертв, но все же самое время это был лучший результат за всю историю Разведки. Леви сидел возле кровати, на которой лежал Эрвин. Надо же, попросил его лишь об одной вещи, одной! Не умирать пока Леви нет рядом и что этот идиот сделал? Прибыл обратно с одной рукой. Медсестра уже сделала все что могла, оставалось только ждать пока Эрвин откроет глаза. О, ему лучше открыть их, иначе Леви сам его убьет и рука не дрогнет. Дрожащей ладонью он провел по линии роста волос и сам себе усмехнулся. Когда ему сообщили о том, что Командующий приехал с тяжелыми ранениями, Аккерман не мешкая отправился в штаб Развед корпуса. Живой Лишь бы был живой Леви никогда не знал любви. Еще тогда, в детстве, когда умерла мама, все что он чувствовал — это неимоверный голод. В Подземном городе особо не было еды, преступность была на каждом шагу, убийства, кражи, насилие здесь не были редкостью. После забрал Кенни, поставил на ноги, дал крышу над головой, какую никакую еду, а потом бросил и ушел в закат без единого объяснения.I went in circles somewhere else Shook the best when your love was home
Когда появились Изабель и Фарлан, Леви ощущал что-то, смутно похожее на привязанность, а потом и их не стало. Эрвин дал ему любовь. Он показал ему солнце, показал смысл жизни. Дал мечту и решимость в своих решениях. Он обволакивал его полностью, занимая каждый кусочек и без того раненной души. Благодаря ему, Леви обрел имя и статус. Смит дал ему все это, не прося ничего взамен. Он был стеной, каменной и нерушимой, с бушующими как ветер эмоциями за непробиваемой маской на лице. А сейчас он был на грани жизни и смерти.Storing up on your summer glow You went in search of someone else
Чертовы чиновники Короля вызвали его в столицу для закрытия всех отчетов и пары тройки собраний. Леви попросил его не умирать. Попросил, блять, не оставлять его как это сделали другие, не быть тем, чья смерть окончательно разобьет вдребезги то, что сам же склеивал все эти годы. Эрвин обещал ему. Клялся что по его приезду обратно, они вместе попьют чай у него в кабинете и обсудят то, какие все-таки чиновники мудаки. А сейчас что? Если бы только не эти поручения, если бы только у него хватило воли отказать людям в столице выполнять этот чертов приказ, он бы безоговорочно выбрался на вылазку вместе с Эрвином. Он бы защитил его, спас.And I hear your ship is comin' in Your tears a sea for me to swim
Чертов Эрен. Чертов мелкий шкет, который не сидит на месте. Леви понимает, что Йегер не виноват во всем этом дерьме, что сейчас происходит, но почему-то он не может винить Эрвина, винить себя самого, пытается вечно найти виноватого в лицах своих сотоварищей, чтобы вновь не чувствовать на себе вину. Он устал ее чувствовать, вина как тень ходит за ним по пятам. Леви сидит возле кровати и глаз со Смита не спускает, следит на тем, как медленно вздымается его широкая, накаченная грудь. Жив. Дышит. Брюнет сдерживает слезы, дышит ровно, пытаясь скрыть свой страх за маской безразличия. Эрвин же будто игнорирует все его попытки быть сильным, не просыпается, не улыбается ему, доказывая, что всё хорошо. Эрвин всегда так делает, скрывает свою боль, доказывая Леви обратное. Вот и сейчас младший просит его об этом. Он мысленно умоляет командира проснуться. — Чёртов придурок.And I hear a storm is comin' in My dear, is it all we've ever been?
Он опускает голову, пряча глаза в свои холодные ладони. Руки упираются в колени, а неприятная боль от локтей совсем не перекрывает боль в сердце. Эрвин не реагирует за тихий звук, который издает Аккерман, похожий на безвыходный и испуганный скулеж. Его пробивает. Сначала он чувствует как по его щеке скатывается что-то очень мокрое, а потом с удивлением обнаруживает что плачет. Леви бьет себя в грудь, пытаясь усмирить рвущиеся на ружу всхлипы, но не получается.Caught the air in your woven mouth Leave it all, I'll be hearing how you went In search of someone else
Он вспоминает маму, Кушель всегда заботилась о нем, в буквальном смысле отдавала последний кусок хлеба, пыталась защитить, уберечь от ужасов Подземного Города. Кенни обучил его самообороне, научил выживать, отбирать еду у других, более слабых. Убей или будешь убитым. Изабель, он всегда видел в ней маленькую сестру, о которой хочется заботиться. Фарлан, его первый и единственный друг, не уберег, не успел. Если Эрвин умрет, он никогда ему этого не простит. Он забирал дыхание из открытого рта, сбивчиво что-то шептал во время поцелуев, относился к нему так, как никто другой. Неужели это все, что у них было? Вечерние прогулки по штабу, обучение на УПМ, тогда, когда все это только становилось чем-то большим. Тем, что хотелось спрятать и никому не показывать. Эрвин не уйдет, иначе Леви уйдет вместе с ним. Его рука, его взгляд, слова сказанные в порыве эмоций. Ветер, что колышет его блондинистые волосы, огонь жизни и света в глазах цвета неба. Венки из ромашек. Черный чай из одной кружки на двоих в зимнюю стужу. Простыни, пахнущие мылом, огонь в камине, бесконечные отчеты. Все это останется у него в памяти? Он оставит все это и Леви будет слушать как он уходит? Раньше он думал что не умеет любить и что он никогда не был любим. Осознание проскользнуло в голове ненавязчиво, будто и не собиралось выходить на поверхность вовсе. Мама любила его. Кенни любил его. Изабель и Фарлан любили его. Он любил Эрвина и тот любил его в ответ. Так почему же все люди, которые приносят любовь в его жизнь, так скоро и бесследно уходят?They taught the hand that taut the bride Both our eyes locked to the tide We went in circles somewhere else
Он кусает нижнюю губу так сильно, сдерживая свои эмоции, что из той брызгает кровь. Неприятный вкус металла попадает ему на язык, от чего к горлу поступает комок поступающей рвоты. Неужели это конец? Конец для Эрвина, конец для мирных жителей, что возложили всю эту ношу надежды на весь отряд кадетов и капитана, конец для Леви? Леви не выдержит этой смерти. Он не выдержит утраты Командующего, своего дорого человека. Скрип кровати под ним приводит его в чувство. За секунду он начинает мыслить здраво и четко. Поднимает взгляд и видит перед собой целый океан, уставший от всех этих воин и нападений. Леви видит в нем свое блеклое отражение, видит разбитого себя. Эрвин моргает несколько раз, пытаясь прийти в чувство. Правая сторона неистово болит, хотя, казалось бы, руки там уже и не было, но что так болит? Смит смутно рассматривает комнату, в которой лежит, рассматривает кровавую рубашку, что несколькими часами ранее была белоснежной и аккуратно выглаженной его Леви. А после переводит взгляд на самого Аккермана, который сидит на против и с широко раскрытыми глазами смотрит на него в ответ. — Л-леви. Горло першит от жажды выпить чистой и желательно холодной освежающей воды, но молчать смысла нет — состояние Леви его волновало. Эрвин старается придти в себя как можно быстрее, титаны все еще за стенами, а мирный сон жителей — главная задача для него, как для Командующего. Быстро сориентировавшись, Леви подскакивает со стула и хватает графин с водой. Наполняет стакан до краев, вода выплёскивается от сильно трясущихся рук, но Аккерман упорно продолжает телодвижения, подавая воду Командующему. Тот жадно пьет, будто несколько лет провел без еды и воды, пьет так, будто вода для него спасение. — Ты идиот, — Леви пытается, правда пытается совладать с дрожащим голосом, но у него ничего не выходит и тогда он прекращает попытки сдерживать себя. — Чем ты только думал? — Я спас Эрена, — резюмирует он, и капитану как никогда хочется прибить его на месте. — Рука дело десятое, главное что я жив. Человечеству я еще нужен. — Человечеству? — шепотом переспрашивает Леви, глаза его сужаются в подозрительном прищуре, а сам он отставил пустой стакан в сторону и угрожающе нависает над Эрвином. — А о себе ты не подумал? О своем здоровье, о жизни? Обо мне?And I hear your ship is comin' in Your tears a sea for me to swim And I hear a storm is comin' in My dear, is it all we've ever been?
Смит молчит. Не может ответить на вопрос, потому что Леви уже давно знает ответ. Это война человечества, все это прекрасно понимают, Аккерман осознавал на что идет, вступая в Разведку, знал что рано или поздно им всем придет конец, но отчего же так больно? Казалось, полное осознание ситуации должно облегчить душевные страдания, разве нет? — Прости. — А не пойти бы тебе нахрен? — Леви рывком подрывается со стула и принимается ходить туда сюда, нервно дергая себя за воротник. — Хорошо, о себе и обо мне, о нас, ты не подумал. А Ханджи? Знаешь какого ей было бы, если бы ты умер? Она твой преемник, ты должен осознавать как ей будет тяжело! — Она бы справилась, — спокойно отвечает Эрвин, и тут нервы Леви окончательно сдают. — Эрвин, блять! — он опять подсаживается к нему и берет в руки уцелевшую конечность. Секунду собирается со словами. — Я думал ты умер, — шепчет он совсем уязвимо, оглядываясь по сторонам, словно боится, что кто-то станет свидетелем слабости капитана. — Я мчался сюда со всех ног, думая что приду и увижу только твой труп. Ты не мог так с нами поступить. Со мной. — Леви, — Смит освобождает свою левую руку и нежно гладит ею по щеке мужчины, — я здесь. Не умер. Воздух попадает мне в легкие и пульс умеренно стучит. Я прошу прощения за то, — рука соскальзывает под веки, смахивая вновь появившиеся слезы капитана, — что заставил тебя нервничать. Ты не потеряешь меня, я обещаю тебе. — В тот раз ты тоже обещал, — шатен утыкается головой в грудную клетку Командующего, — и вот к чему это привело. — Я сдержал обещание, не умер. И в следующий раз не умру. Клянусь тебе. Аккерман поднимает голову, внимательно вглядываясь в голубые глаза. Оба они понимают что это ложь, никто и ничто, даже самые сердечные обещания не смогут уберечь человека на поле боя, ни тогда когда за стенами бродят титаны, а их знаний катастрафически мало. Впереди отбитие Шиганшины, Леви и сам не может гарантировать что выживет в следующей вылазке за стены. И все же, он прикрывает глаза и целует Эрвина в губы, напоследок сжимая его окровавленную рубашку. Хочется верить ему, такому уверенному и непокобелимому. Оставить все ужасы позади и просто верит в то, что в следующий раз ему не придется видеть его смерть собственными глазами. Леви чувствует, как рука Эрвина зарывается ему в волосы и чужие губы раскрываются в ответ. Надеется, что все будет хорошо.***
Клятва. Что это? Кажется, люди обещают что-то сделать, что важно для человека, которому они клянутся, да? Кажется, что это обозначает, что тот, кто клянется, дает слово, что клятва будет исполнена. Леви потерян. Что будет дальше? Они победят титанов? Человечество будет спасено? А сам Леви умрет? А от чего он умрет? От старости или от рук голодных титанов? Столько вопросов в голове, столько сомнений, страха. В ноги вновь ударяется легкая волна соленого и чистого моря, в котором он сейчас стоит. Напротив резвятся дети: Саша и Конни брызгаются в воде, громко крича о том, насколько та соленная, Эрен стоит напротив и смотрит в сторону горизонта, мечтая о свободе, рядом Микаса и Армин, который не сдерживает всего восторга, наконец увидев море. Леви смотрит на океан в глазах юноши, видит тот блеск, что появляется от отражения яркого солнца. Его пшеничные волосы отброшены назад, ветер подхватывает каждый локон и развивает. Он разбит.Anchor up to me, love Anchor up to me, love
— Знаешь, не было бы в нашем мире титанов, то море можно было визуализировать, как слово «свобода», — уставший голос Ханджи пробуждает его и заставляет перевести на нее взгляд. На ее лице улыбка, очень натянутая улыбка, которую бы Леви не смог показать. Ханджи сильнее духом, нежели он сам. Аккерман может лишь тихо поддержать ее мысль и вновь перевести взгляд на горизонт. В ноги вновь ударяется волна, брызгая каплями на сжимающиеся кулаки. Он не знает, сделал ли он правильный выбор. Может, если бы сделал тогда, несколько дней ранее, на крыше по-другому, то капитан бы смог сдержать свою клятву? Может, из-за самого Леви эта клятва не была сдержанна? Так больно это осознавать. Так больно осознавать все то, что сейчас происходит. Неужели улыбка Армина — юноши, что сейчас стоит рядом с Эреном и радуется тому, что они наконец увидели море, — была важнее на том момент его любви?Anchor up to me, love Oh, anchor up to me
Кулаки сжимаются сильнее, ногти впиваются в нежную, как говорил когда-то Эрвин, кожу. Леви не простит себе сделанный выбор. Возможно, ад был пройден и настал покой, но неужели Эрвин был тем человеком, который оставит возлюбленного в аду одного? Ханджи говорила, что Эрвин жил всю жизнь в аду, он не спорит, все сейчас живут в аду, но Эрвин обрел покой после той миссии со звероподобным титаном. Леви тоже хотел покой, но понятие его покоя отличался от понятия покоя Ханджи. Он считал, что покой — это остаться в аду вместе, справиться со всем вместе и найти выход из этого ада для общего покоя. Ханджи же считала, что покой был обретен после наступившей смерти. Но ведь это лишь бег от собственных обязанностей, которые ты берешь на себя в моменты жизни и не выполняешь их. А что для Эрвина понятие «покой»? Леви уже не узнает. Перед глазами лишь силуэт измученный жизнью порознь с титанами. Изуродованное тело от многочисленных ударов, слабое и никчёмное. Перед глазами пустые серые глаза, потерявшие блеск голубизны океана. Перед глазами труп. Он хочется кричать и молить кого угодно, кто способен на многое, чтобы вернуть время вспять. — Леви. Волна вновь ударяется об колени капитана Леви, а ветер будто несет с собой голос человека, которого рядом нет. «Эрвин», думает Леви и оборачивается назад, но на берегу стоят лошади, жующие свежую травку. Он уверен, он слышал его голос. Возвращает голову в исходное положение и видит перед собой тот блеск океана. Вздрагивает и чуть ли не падает назад от увиденного. — Капитан Леви, — вновь повторяет Армин, замечая испуганный взгляд капитана на себе. Леви вздыхает и выпрямляется, вновь пряча настоящего себя — запуганного, любящего и волнуещегося — за маской грозного и уверенного в себе капитана Разведкорпуса. Он кивает Армину, понимая только сейчас, что этот юноша не он. — Что будет дальше? — Дальше будет свобода, — перебивает его Эрен и смотрит на капитана.My love, my love, my love
Erwin