I Bite.

Did it happen near the house?  Was it closer to the pavement?  Well, how'd you feel when they found out?  Who'd you tell, and how'd you face it? But you said, “I guess I needed you More than I thought”  But you don't think I'll feel it too, ‘Cause you're a boy. Are you in the mood?  -“Are you in the mood?”, Bay Faction Нейтан походил на собаку. Злую такую ​​собаку, которая демонстрировала зубы и громко лаяла, брызгая слюной. Его никто не прививал от бешенства, поэтому, если Нейтан укусит — смерть будет долгой, ужасной и неизбежной. Но совсем скоро этой страшной собаке выбили зубы и посадили на цепь посреди большого бункера, где его никто никогда не найдет. И хорошо. Его новый хозяин совсем не любил собак. Впрочем, очень ценил их преданность. Мистер Джефферсон никогда не баловал и не хвалил. Никогда не давал даже надежд, а когда они у Нейтана появлялись — он их сразу выдалбливал, хватая за молодые бедра своими руками в белоснежных латексных перчатках, так неприятно стягивающих кожу при прикосновениях. Эти руки так чисты, но мистер Джефферсон всегда был по уши в чьей-то крови. Иногда кровь Нейтана смешивалась с кровью тех девушек, словно палитра красок, которой его учитель наконец-то породил бы настоящий шедевр. Но время шло. Кровь кончалась, а шедевр так и не появлялся. – Мне нужна Виктория, – как-то сказал мистер Джефферсон, застегивая свою совершенно чистенькую беленькую рубашку, пока Нейтан в его ногах чувствовал себя настолько грязным, что хотелось выблевать желудок. – Марк, прошу, только не Вик… – прошептал он, пока слова рвали раздраженное от крика горло. Неужели даже дозировка наркотика в его жилах больше не притупляла боль полностью. Мистер Джефферсон взглянул на любимца свысока, словно смотрел с небес. Хотя это просто лампе посчастливилось светить нимбом над его головой. – Что ты сказал? – учитель замер. Его взгляд заледенел. И может он действительно не расслышал, однако все, что не походило на тихое "Да, Марк", или "Будет сделано, Марк", расценивалось как девиантное поведение. А его он допустить не мог. – Я сказал “Да, сэр.” – Нейтан был наивным, но не тупым, он умел выполнять приказы. Это его предназначение. – Вот и хорошо. А теперь уберись, –он кивнул в сторону "творческого беспорядка" в виде младшего Прескотта на полу, среди одежды и грязи, – и съебись. Нейтану повторять дважды не нужно. Нейтан хороший, послушный мальчик. Пока он одевался, стараясь не совершать резких движений, его взгляд проследил за Марком. Учитель уверенно прошелся по бункеру к своему столу. На нем все было идеально расставлено и расфасовано, а красные папки позади были упорядочены на полочке рядом с разными документами. Джефферсон достал одну из них. Нейтан пригляделся. На корне папки черным маркером было выведено "Рейчел." Нейтан содрогнулся. Рэйчел — это только его вина. Это вина Нейтана, что он не рассчитал дозу и вколол слишком много. И Марк это знал, поэтому на его лице расплылась хитрая ухмылка. Он открыл папку сразу на середине. – Чего вылупился? – сказал учитель, даже не поднимая глаз от фотографий в папке. Прескотт и так знал, на что он смотрел. Он помнил эти фотографии в совершенстве, они надолго въелись в его память. Обнаженное тело Рэйчел Эмбер и ее пустые зеленые глаза. Ее позы нечеловеческие, будто она просто набитая перьями кукла, которую водит кукловод. – Ты что, оглох? – из раздумий его выдернул стальной голос мистера Джефферсона. – Нет, извини, я уже ухожу. Нейтан схватил свой красный джемпер пулей и вылетел из бункера. Дорога от старого сарая, в котором находился бункер, в Академию Блэквелл занимала достаточно времени для размышлений над своей жизнью. За окном, то тут, то там быстро проносились силуэты домов и деревьев. Уже смеркалось, поэтому яркое солнце падало на пустое сиденье рядом. Нейтан тупо смотрел прямо, игнорируя все, что его окружало. Доехать невредимым ему помогла удача, и только она, ибо Нейтан настолько увяз в своих мыслях и воспоминаниях, что ему было просто не до дороги, не до пешеходов, и не до того, как там падает свет. Совсем скоро он припарковал свой красный внедорожник среди других машин на школьной стоянке. Выходить не спешил. Там его не ожидали. Нейтан достал пачку сигарет из бардачка и закурил, после того, как зажёг ее кончик старой отцовской зажигалкой. "Это происходит не так уж часто", думал Нейтан, словно оправдывая Марка. "Не все так плохо", он позволил дыму распространиться легкими и кивнул сам себе. "Он мне как отец", — только от этой быстротечной мысли, и без того бледное лицо, казалось, побелело еще больше, скривилось в такую ​​гримасу, как будто еще немного, и все утренние лекарства полезут назад. Хотя Нейтан и не знал наверняка, как родители должны обращаться со своими детьми, но был уверен, что мистер Джефферсон — худший пример родительской фигуры. "Может быть, это он не воспринимает меня как сына." Он и не заметил, как сигарета дотлела до фильтра. Окурок немедленно полетел в открытое окно. В последний месяц, все вокруг Нейтана казалось таким сюрреалистическим, словно очень глупый, но жестокий сон. В горле давило постоянное предчувствие, что их скоро пойму, что вот-вот, и он будет гнить в тюрьме до самой старости, пока мистер Джефферсон будет смотреть на него с камеры напротив. Будет смотретьсмотретьсмотреть. Пялиться. Смотреть на него. Грязно. Будет смотреть и улыбаться своей улыбкой, которую видят ученики на уроках фотографии. Такой безобидной улыбкой хорошего профессора. Словно он не накачивал тех девушек наркотой, не фотографировал их молодые обнаженные тела, не убивал, не заставлял Нейтана закапывать их на свалке. Будто Нейтан не был его черновиком. А что если Марку оставят фотографии с ним? И он будет вглядываться в них каждый день, держать в своей камере под подушкой... Нейтановы плечи дернулись, то ли от препаратов, то ли от богатого воображения. Он закрыл глаза и вылез из машины. "Вдох, выдох, ну же..." Надо немедленно дойти до комнаты и лечь. Сколько ночей подряд он уже не спал? Голова разрывалась от шторма мыслей и образов. Вдох, выдох. Он едва плелся по лестнице вверх и даже не заметил, как добрался до нужного этажа. – Бум, Прескотт, мы взяли тебя за яйца, – послышалось через закрытую дверь общежития. Обычно, когда так говорят, это никогда не предполагает ничего хорошего. Войдя в коридор, первое, что увидел Нейтан – Макс Колфилд, со своей подружкой-панкухой. Девушки были чем-то возбуждены, но их счастье быстро затихло, стоило им заметить, что они не одни. Макс держала в руках зип лок, Нейтан сразу узнал его, как и свой второй телефон, предназначенный для Марка, различные счета и письма. В памяти точно сплыло, как он прятал все это за диваном. Она была в его комнате? У Нейтана лопнуло терпение. Именно это было последней каплей. – Что вы делаете в нашем общежитии?! Они переглянулись. – Какая же ты надоедливая, Хуйолфилд, – Нейтан начал быстро сокращать расстояние между ними. Руки невольно сжались в кулаки. – Стой, где стоишь! – Макс попятилась дальше в коридор. – Заставь меня, шлюха, – Нейтан выплюнул слова, словно они обжигали ему язык. Девушка взглянула на Хлои, которая, осознав весь объем проблемы, одним резвым движением оттолкнула Прескотта от подруги. В эту же секунду, пока Нейтан был слишком озабочен своим возмущением, его снова толкнули, но уже более сильные, мужские руки. Уоррен, с фингалом под глазом, смотрел, хищно прищурив глаза. Дыхание отрывочное, даже немного пугающе. На этот раз он готов был сразиться. – Идите, я разберусь! – кажется, Уоррен так же говорил, когда Нейтан разрисовал ему лицо в последний раз. – Ну-ка съебись нахрен отсюда, – для полного счастья не хватало только драки. И так слабое тело едва держалось на ногах, а теперь еще придется размахивать кулаками. Уоррен ударил первым. Ударил головой, прямо в переносицу. Пульсирующая боль пронзила лицо. "Мерзавец украл мой удар," только и успел подумать Нейтан перед тем, как пришло головокружение. Его сбили с ног, и он упал спиной на грязный от подошв пол. Макс сзади вскрикнула, прикрывая рот руками. Сердце колотилось в груди. Это не могло продолжаться. Нейтан вскипел. – Тебе пизда! – одной рукой Прескотт потянулся к своим штанам и достал пистолет, который таскал под ремнем. Рука дрожала, но он уже наставил его на обидчика. И в тот же момент ему было все равно, что будет потом, как его накажут, и посадят ли. Был только Нейтан, пистолет и последние крошки здравого смысла. Но Уоррен ногой выбил оружие из слабой хватки. Пистолет отлетел, громко ударившись о паркет. – Отвали от меня, мудила! – Нейтан даже не успел договорить, как ему прилетел удар кроссовком в ​​живот. Прескотт слег назад вниз, сложившись пополам, но даже это не очень помогло. – Нравится делать людям больно, да?! – слышалось откуда-то сверху, пока его футболили, словно мяч, – Макс? Кейт? Мне, а?! Нейтан не отвечал. Он пытался схватиться за ногу Уоррена. Бесполезно. После еще пары ударов Уоррен опустился на одно колено, перейдя уже к кулакам. – Почувствуй это, уебан! – еще один удар куда-то в морду. А потом еще, еще… Уоррен бил и бил, сбивая костяшки пальцев в кровь. – Не трогай… Меня… – Нейтан едва дышал, когда его лицо уже покрылось кровавыми отеками. Ничего не оставалось, кроме унизительного рыдания и вымаливания милости. – Прости, прости меня… – пробормотал он, едва открывая рот. – Ему уже достаточно, – крикнула Макс, помогая Уоррену встать с колен. Нейтан закашлялся. Казалось, такое количество ударов по животу и почкам точно что-то точно задело. Он свернулся в позу эмбриона, все еще кашляя и позорно захлебываясь слезами вперемешку с собственной кровью. Хлои приблизилась к нему, подняла пистолет и сквозь зубы процедила: – И кто теперь сучка, а? На что немедленно получила возмущение со стороны Макс, которая буквально только что взяла в голову, что она теперь — человек мира и правосудия. Пис, шмара. Они, как можно быстрее перебирая ногами, ушли, оставив Нейтана там, на холодном полу. Он не поднимался, не было сил. Только шептал, как ему жаль. Как жаль. Никогда ему не было так жаль.

𓆝

Нейтан уже и не вспомнит, как добрался до своей комнаты. Он лежал на кожаном диване под стенкой, почти не дыша, потому что любое, даже самое минимальное движение вызывало горячую и остро разливавшуюся телом боль. В комнате было темно, как в погребе. Она была аккуратна, убрана настолько, насколько хватало его сил. Проектор светил на стену у Нейтана над головой, демонстрируя одну из его последних фотографий. Давно он уже не фотографировал, давно не посещал занятия мистера Джефферсона, да и какие-либо другие. Хорошо, что сюда не заходит даже Виктория, потому что, с такими атрибутами, как картины на стенах в виде девушек, туго перевязанных веревками, или мужчин с изуродованными кривыми хребтами, можно было подумать, что Нейтан либо сошел с ума, либо просто последний извращенец. Извращенцем он себя назвать не мог, это уж точно: от одной мысли о сношении его коробило. А вот сошел ли Нейтан с ума, это уже совсем другой вопрос. Его сейчас обдумывать он не намерен. Свисающей с дивана рукой Прескотт смог дотянуться до рассыпавшихся ковром таблеток. Он, не глядя, пальцами загреб штуки четыре. Поразглядывал, как они лежали на ладони. Такие красочные: розовая, синяя и две оранжевые. На завтрак, обед, ужин, перекус. Лучше любой еды. Он улыбнулся таблеткам. По одной закинул их в рот и глотнул, каждый раз закидывая голову назад, чтобы не пришлось запивать единственной жидкостью в комнате — шампанским. Надо было подождать совсем немного, чтобы так званые лекарства начали действовать. Чтобы боль прошла, и захотелось жить. Чтобы перед глазами развернулся пёстрый калейдоскоп. Россыпь ярких пятен. Чтобы мысли начали появляться на потолке, будто бы проектировались прямо с головы. Нейтан закрыл глаза, в ожидании, пока на лице сиял оскал не совсем белыми зубами. Избитый жизнью и сраными гиками Нейтан Прескотт, лежа на диване в общежитии Академии "Блэквелл" портового городка Аркадия-Бей, безмолвно благодарил Майкла Клегга за синтезацию экстази в далёком 1981-м.