В. Бутусов — Крылья
16 лет. Лето. Аистирора. Званный вечер.
— Ничего страшного. Она еще юная для подобного. На лице матери написано радушие истинной хозяйки. Щедрой, показательно-гостеприимной. Но Харди видит за этим тень разочарования. Матери очень хочется похвастаться тем, что родила не просто дочь-умницу, а ангелочка во плоти. А что Хардрфльод в сущности является просто всплывшей на всеобщее обозрение ошибкой бурной молодости пра-прабабки, ее не волнует. В конце концов, один из божественных помощников Оты позволил себе случайную связь со смертным, а не демон или дьявол какой. Дочь же не камбион или тифлинг, а аасимар, почти дэва... Харди напоказ улыбается, слегка смущенно, словно бы извиняясь, но вины за собой не чувствует вовсе. И ретируется, пока мать не придумала еще чего-то, чем могла бы покрасоваться перед гостями. Фльод знает, у нее есть крылья. Они у нее были всегда. Белые, местами словно покрытые золотой поталью. У кончиков перьев, например. Когда ей было три, она даже гордилась ими, бывшими в два раза больше еще маленького тельца. В одиннадцать крылья стали намного крупнее. И тяжелее... Сейчас, когда ей шестнадцать, размах уже достигает почти четырех метров, а бело-золотое оперение невероятно раздражает, потому что служит напоминанием, что Харди — чужая ошибка. Потому что напоминает об Оте, от одного имени которой тянет опорожнить желудок. Хотя богиня, конечно, не виновата, что ее имя измусолил до оскомины на языке Фльод наставник... Одно Хардрфльод знает точно — она не покажет крылья ни на одном из матушкиных вечеров. Если ей хватило в три года ума скрывать их наличие, то теперь тем более демонстрировать их лишнее. Да и мать очень забавно бесится, что по ее идеальному образу доченьки ползет отвратительная трещина...18 лет. Осень. Горы Врекмонта. Талден.
Она вырвалась. Это было сложно, но она смогла обойти все ловушки наставника, чтобы выбраться из-под его влияния и незримого присутствия Оты в ее, Фльод, жизни. Талден ответил быстро. Слишком быстро для бога, которого едва ли могла заинтересовать Харди. Но она старалась. Ее готовили стать защитницей веры в Оту. Ей пророчили возможность стать крестоносцем. Перспектива, как считала Фльод, была более чем тухлой, а становиться кем-то ради богиньки урожая ей хотелось не больше, чем поцеловаться с жирным сынишкой купца-соседа, за которого Харди сватала всеми неправдами матушка... Талден не потребовал ничего взамен. Было ли его отношение к Оте таким же, как и у только достигшей спорного, но все же, совершеннолетия неофитки или же в ней действительно оказалось что-то ценное, о чем она не подозревала, Харди не знала. Но была предельно счастлива. Крылья, все такие же громадные, когда она их призвала перелететь через овраг, сокращая путь до цели, неожиданно сизые, с мягким серебрением у кончика. Сильнее предыдущих. Остановившись на мгновение, Харди гладит мягкий пух нарастающих перышек. И улыбается. Не сусально-приторная, как ранее, но серьезная, воинственная. Аасимар вскидывает голову к небу, обращаясь к Талдену, бьет себя кулаком в грудь в жесте почтения и приветствия. И продолжает преследование цели. В конце концов, нести искру благословения правителя гор Врекмонта куда лучше, чем командовать крестьянами.23 года. Зима. Кабинет Клеоса.
— Ты поняла все верно. Ему не нужны заверения, что она готова поддержать его цели и притязания. И то и другое она по умолчанию обязана поддерживать. Просто потому, что иначе ее сюда не пригласили. Даже едва заметная тень подозрений в ее верности закрыла бы для нее путь сюда. Харди задумчиво царапает ноготком засохшую на нижней губе краску ритуального талденского рисунка. И косо усмехается, поправляя портупею с ножнами. — Коварно. Но мне нравится... Мысль она не продолжает Ей есть что умалчивать. И в плане Клеоса она видит возможность освободиться окончательно от какого-либо влияния Оты и прочего ванильного болотца добряков. Об остальном она пока думать не хочет. И показывать, что она вообще умеет думать, ей тоже не хочется. За проведенные в рядах Теней два года она уже привыкла носить маску недалекой воинственной девки, какие иногда сбиваются в стайки авантюристов и ищут приключений на собственный зад. Харди таких презирает, считая не более чем пушечным мясом. — Я не требовал твоей оценки. — Ну куда уж мне, — бормочет Харди под нос. — В конце концов, ты же велел меня позвать из-за моего потрясающего телосложения и умения дать в челюсть, а не из-за острого аналитического ума. И задание выдал исключительно исходя из моих незаурядных физических данных. Ей хватает сил сломать губы в очередной усмешке. Она бы не удивилась, если бы Клеос мог видеть и то, что она прячет под маской "тупой варварши". Но очень надеялась — пока надеялась, — что и он принимает ее за дурочку. Хотя ирония, самоирония, ее слов могла бросить тень на тщательно создаваемый образ.***
Это было неправильно. То, что она совершила на том вечере. Но она сделала, что сделала. Так было необходимо. Информация. Чужая смерть, пускай и от яда, но все равно покрывающая кровью ее руки и ложащаяся пятном проступка на досель кристальную репутацию аасимара. Пусть даже презирающего собственную создательницу и сознательно ушедшего к другому богу... Она почувствовала боль еще на вечере, когда собственными глазами увидела, что задуманный ею план сработал идеально. Почувствовала, но времени разбираться в причинах, почему лопатки прострелило, а после словно облизало пламенем, не было. Теперь, когда она отчиталась о проделанной работе и заслужила одобрительный (как она надеялась) полукивок, можно было заняться собой. Непослушными пальцами Харди расстегнула одну за другой мелкие жемчужные пуговки на манжетах и на спинке платья. Сумрачный, серо-фиалковый шелк вечернего платья скользнул на пол. Туда же отправился тугой корсет и нижняя рубашка, защищавшая кожу от впивающегося китового уса. Хардрфльод переступила через ворох ткани, смахнула узорчатый палантин, скрывавший глядь ростового медного зеркала. В отражении осталась только скромно обставленная комната и бледная до пепельного оттенка кожи аасимар с сине-фиалковыми глазами. Удивленная и испуганная. С какой-то затравлено страдальческой искрой в глазах. Харди повернулась к зеркалу спиной и обернулась на отражение. Кожа на лопатках была все такой же пепельно-белой. Ничего не произошло. Ей просто показалось. Или это был рикошет чьего-то проклятия... Осознание, что может быть не так ударило ножом между ребер. Фльод опять шагнула к медной поверхности и призвала крылья. Глаза заволокло могильной темнотой, а за спиной выросли два обожженных крыла, роняющих одно перо за другим. Перья, не достигая пола чернели, съеживались и растворялись в стылом воздухе чердачной комнаты. Пропали одно за другим, оставив на память Хардрфльод уродливый костяной остов... — Нееет... Она отшатнулась от зеркала и осела на пол, обнимая колени. Этого не могло произойти. Только не с ней. Даже уход от прародительницы не лишил ее полета. Изменил крылья, сделал сильнее, превратил из защитницы в карательницу, но не лишил того, что было почти двадцать лет неотъемлемой частью ее сути. И нежелание принимать правду ничего не изменило. Харди уже не взлетит. Ни на минуту, ни на мгновение. Все, что ей осталось — пугающие костяные крылья и тьма в глазах. Она пала. За один вечер. Сама того не ожидая...***
— Мне требуется больше информации. — Достижение "больше информации" разблокируется, как только ты пригласишь девушку в ресторан. Харди на секунду отрывается от поверхности магического зеркала, которое она использовала только для связи с Клеосом. Думает, что в ее жизни все еще что-то идет не так, но уже поздно что-либо менять. Она потеряла из-за него возможность летать. Изменилась сама. Изменилась сильно. Настолько, что слезы по потерянному теперь казались чем-то смешным. Наверное, как только она приняла новую реальность, она и начала, как ей казалось, ненавязчиво флиртовать с дроу. Девушка коротко вздыхает, быстро оглядывается, чтобы удостовериться, что никто не смотрит. Просто так. Глупая привычка, способная спасти в случае чего жизнь. И снова впивается взглядом в магзеркало, дописывая: — Я работаю над этим. К концу дня дам информацию в полном объеме. Немного терпения :*