— Я не течная сука, чтобы трахать меня, когда заблагорассудится.
— Я и пальцем тебя не трону, Юдо.
Подобные прецеденты случались с Юдо и раньше: внезапная течка, заставляющая шнырять по углам, словно крыса, лишь бы не попасться кому-то на глаза. Сбитый, не успевший нормализоваться режим, и отсутствие подавиталей как понятия в целом были слишком большой преградой на пути свершения его планов. Омеги — лишь грязные животные, что не могут контролировать свою похоть. Таким было мнение общества. Радикальное мнение аристократии. И показать такую, неприятную всем, сторону своему непосредственному начальству, человеку, имеющему важную позицию в планах Юдо и приоритет в них же, мужчине, с которым он себе клялся ни за что не сближаться — Кишиару Ла Ору — опасно и недопустимо, как угроза разрушения планов; ненавистно и стыдно за собственное бессилие.
В период течки Юдо терял контроль слишком над многим, настолько, что имел дерзость грубить Кишиару, чего он не делал, вероятно, никогда на протяжении двух жизней. Чувствительный, обессиленный и не имеющий власть над собственными мыслями и действиями. Такой
жалкий. Как бы он желал никогда не становиться омегой.
Юдо не повезло. Лихорадка, почти припадочное состояние и до боли в пахе возбуждение, невыносимое покалывание трущихся об одежду сосков, ватные ноги и трясущиеся руки. Таким был Юдо, впечатавшийся спиной к книжным стеллажам кабинета Командира, царапающий их же в попытках удержаться на ногах и смотрящий на Кишиара словно со вселенской ненавистью. С презрением ко всему, к себе, но не к Кишиару.
Он не мог вспомнить, или же просто осознать, каким образом ватные ноги занесли его в самое пекло, туда, оказаться где было худшим вариантом. Помнил, что бежал, но не помнил куда. А Кишиар лишь последовал за промелькнувшей мимо глаз крысой. Проворной и тихой,
опасной. Однако, это был Юдо? Юдрейн Айл, его помощник и чуть ли не главная ценность всего ордена. Ловить на себе столь злобный взгляд было неприятно, слышать адресованные себе дерзости тоже. По крайней мере, не со стороны Юдо. Пускай Кишиар и не знал, что все эти негативные чувства были направлены совсем не на него, а грязные слова сказаны Юдо самому себе.
Кишиар стоял в тёмной комнате, слышал сбитое дыхание и видел лишь слегка блестящие в лунном свете влажные глаза. Первое, что он сделал — закрыл дверь. Феромоны омеги давили на лёгкие с каждым вдохом, и позволить хоть кому-либо прознать об этом Кишиар не мог. Не когда этот еле уловимый, почти несуществующий запах сжигал нутро. Не тогда, когда это был Юдо.
«Хочу его, я так сильно хочу его» — мысли эхом кричали в его голове. И он никогда не упускал возможности предложить Юдо соитие, всегда хранил это желание. Однако он в жизни не опустится до насилия — его помощник точно против, и выражалось это слишком во многом. Настала пора быть осторожным, от движений до дыхания. Впервые и навсегда ради дорогого человека и его доверия.
— Эти руки не причинят тебе вреда, — Кишиар сравнял кисти с плечами, словно поднимая белый флаг поражения. — Никогда в этой жизни.
И, возможно, это работало. Глаза Юдо прикрывались от накатившей усталости, однако он не терял хватки вспотевших ладоней и все еще не отводил встревоженного взгляда. Вероятно, любой другой омега уже давно упал бы на пол в бессилии, не то что пробежал марафон в побеге от герцога этой страны и одного из сильнейших воинов Империи. Но это был Юдо, уступающий Кишиару в слишком малом количестве вещей. Течная омега, но все еще лучший рыцарь ордена.
— Поди прочь, — он выдавил из себя слова и еле сдержался в сей момент, чтобы не назвать Командира челядью. Остатки здравомыслия все еще не покинули его.
Дерзость была проигнорирована, мучительные секунды, а то и минуты, постепенно наполнялись осторожными шагами и жестами и мнимым спокойствием. Жар подступал к горлу, сладость на рецепторах грозила спровоцировать гон.
Юдо сильнее схватился за полки, с грохотом роняя книги и чуть ли не тряся мебель. Он хотел выровняться, чтобы выглядить более уверенным, но мокрые ладони будто шли против своего хозяина — предательски соскользнули, роняя вслед за собой ватное тело и книги.
Это ужасно, — думает Айл, ощущая лбом чужой торс, а дрожащей спиной ладонь.
— Я не хочу, чтобы мой помощник был погребён заживо под стеллажами и документами, — голос Кишиара словно был улыбчивым. Не издевательски приторным или осуждающе холодным. Ровно таким, каким Юдо понимал для себя «принятие». Почти таким же, как и в прошлой жизни, за исключением когда-то проскальзывающей горечи из-за преддверия трагедии. Знал ли Кишиар прошлой жизни, что скоро умрет, когда так ласково и почти с любовью шептал на ухо секреты, переплетая свои пальцы с чужими бледными и нависая над разгоряченным телом? Знал ли, что умрет от рук человека, с которым делил ложе и наслаждение?
В прошлый раз тайна вторичного пола впервые была открыта так же Кишиару и им же принята, присвоена одному лишь ему. Словно первооткрыватель, что отмечает новые земли собственным именем. Однако, тогда это произошло гораздо позднее, уже после первых и особо мучительных течек, проведённых в одиночестве и страданиях из-за перестройки организма.
А сейчас… Первая. Самая первая, самая непредсказуемая и, исходя из воспоминаний Юдо, самая не контролируемая. Айл имел право проклинать свою сущность и красный камень, так изменивший порядок его жизни.
А потом его поднимают на руки, и резкий мускусный запах феромонов альфы сносит крышу, стягивает лёгкие, касания и чужое дыхание обжигают шею и поясницу. Кишиар словно пахнет солнцем, ванилью и дорогим вином. Терпкий, немного сладкий и пьянящий.
Юдо закусывает губы и до крови сжимает собственные пальцы, до самого конца держа себя в руках. И он контролирует себя, всегда
будет контролировать, ибо иного варианта быть не может. Он никогда не поддастся навязанной похоти, не пойдет на поводу у нутра, не станет очередной помешанной шлюхой, которая не властвует над собственным телом и раздвигает ноги перед каждым, способным удовлетворить её грязные желания. Юдо не такой. Сущность омеги не повлияет на его «Я», не изменит личность. Она подчинится разуму и, как и должна, займет свою четко обозначенную ячейку в мужском теле и сознании, а не будет бушевать бесформенной массой. Станет частью размеренно работающей системы, а не неисправностью или чем-то инородным. Такое решение принял Айл когда-то давно, а поступиться им хуже смерти от удушения.
Его аккуратно кладут на кровать и в тот миг Юдо ощущает, насколько он напряжен. В попытках сдержаться он вжался в чужое тело, прилип, как пиявка. Кишиар проводит рукой от спины до затылка Айла, таким образом придерживает, а другой рукой мягко толкает его в плечо, заставляя лечь на подушки. Отпрянув от тела своего командира, боле не ощущая его тепла и, наконец, чувствуя под собой опору, Юдо непроизвольно расслабляется, и его взгляд мутнеет в тот же момент. С усилием сжимая простыни, он пытается разглядеть лицо напротив. Какая эмоция изображена на нём? Разочарован ли Кишиар? Зол?
И поток его мыслей и переживаний все продолжался, в страхе потерять все то, чего он достиг за это время.
— Отдохни, Юдо, — рука тянется ближе и Айл, собирая последние силы, останавливает её в грубом захвате и предупреждении не приближаться. Его сердце звенит в ушах, он не слышал слов Кишиара. — Я лишь хотел накрыть тебя одеялом, не более. Тебе нужна помощь.
— Ищи сук в другом месте, — он все еще не слышал.
И Кишиар словно в мгновении понял все мысли и боязнь, отражённые в непроглядных черных глазах. Секс. Юдо противился ему. Противился самому себе — омеге внутри себя.
Прошли секунды и сбитое дыхание постепенно начинало ловить ритм.
— Тебе будет трудно справиться с этим одному. Я-
— Не нужно. Мне не нужно… — Он имел смелость перебивать. — Ни с Вами, ни с кем-либо ещё.
Кишиар никогда не был человеком, практикующим принуждение в отношении своих людей. Сейчас он предлагал медикаментозную помощь и банальное обеспечение безопасности, однако, разве перед ним сейчас не стоял шанс узнать кроху информации о своём вечно холодном помощнике? Найти путь к преодолению его переживаний и взращиванию симпатии.
— Считаешь секс без любви недопустимым?
Но так ли думал Юдо? Сощурив застланные пеленой глаза, он рассуждал, и предположение Кишиара было
почти верным. Соитие имело место быть и будучи вне отношений, однако, во время течки, исходя из желания удовлетворить себя и почувствовать облегчение — нет. Из-за своей природы Айл считал это занятие приемлемым только в случае полного его осознания. Ровно по такой же логике он не любил вусмерть напиваться, ведь, будучи в помутненном алкоголем сознании, очень просто совершить несвойственные действия, импульсивные, которые в обычном состоянии он никогда бы не совершил. В подобном состоянии наружу будто выползает другая личина, совсем другой Юдрейн Айл, ненастоящий. Но объяснять все эти мысли Кишиару было слишком тяжело сейчас.
— Да. Секс без любви не имеет ценности.
— Но без любви ли? — Кишиар сложил руки на груди, — Юдо, что, если я люблю тебя?
— Нет.
— Нет?
— Нет, не любите.
— Можешь ли ты знать меня лучше, чем я сам?
Вопрос был сложным. Он определенно хорошо знал Кишиара. Но его сны о прошлой жизни и воспоминания путались, включая даже обстоятельства смерти Командира. Так знал ли Юдо?
— Мы не так уж и долго знакомы, не так ли? — сказал Кишиар.
Были ли две жизни коротким сроком? Нет, не были.
— Но знаю. И Вы не любите меня.
Кишиар подумал, что даже в таком состоянии его
любимый-но-не-любимый все еще оставался самим собой. Таким же уверенным в своих словах и действиях.
— Тогда что насчет тебя? Ты любишь меня, Юдо Айл.
— Не-
— Это был не вопрос.
Юдо слегка нахмурился, словно не понимая и даже осуждая.
— Я ведь могу знать тебя лучше, чем ты сам.
Две жизни все еще не были коротким сроком. Для Кишиара тоже.
Да, он помнил. Так хорошо помнил, вплоть до мучительного момента смерти от рук любимого человека. К сожалению, он понял, что Айл был любимым лишь во второй своей жизни. Этот мужчина вновь пришёл к нему, стал частью ордена. Стоял рядом и был чересчур догадливым и способным для человека, живущего первую жизнь. И был слишком отстраненным для человека, который
не пережил травму. Стала ли смерть Кишиара травмой для Юдо? Стала. В конечном счёте, он менял будущее, избегал трагедии. В этой жизни он стал человеком, которому Кишиар доверял жизнь, в прошлой — смерть. Особенный, один единственный во всей империи,
любимый.
— Люблю тебя, Юдо, люблю тебя, — Кишиар наклонился к самому уху и шептал томно, почти соблазняющее.
Сам Айл, кажется, краснел еще больше. Это навевало воспоминания о тех не редких моментах близости, о секретах и переплетённых пальцах. Мозг плавился от чувств, а омега внутри кричала от желанного запаха феромонов. Ноющее чувство появилось внизу живота и Юдо быстрым движением оттолкнул Кишиара от себя, держа свою ладонь на его груди. На его красном лице теперь читалось замешательство. Был ли его командир таким в прошлой жизни?
Однако, на этом их небольшой диалог и закончился. Юдо остался страдать от течки и собственных мыслей, плотно закутавшись в одеяла. Кишиар принёс воду, некоторые таблетки, в основном обезболивающее и успокоительное, бинты и велел никого не впускать в свою спальню ближайшие три дня, храня покой лихорадочного человека в ней.
***
Юдо проснулся измученным и с сильной головной болью. Его сознание словно прояснилось и события последних дней медленно нахлынули в голову.
— Ты уже проснулся, Юдо? — Кишиар отвлекся от прочтения документов и сложил руки перед собой, кладя на них подбородок. Его улыбка была приторной и излишне яркой даже сейчас. Он сидел, словно ожидая чего-то. Возможно, благодарности и шанса подразнить.
Это было… Неловко. И Юдо правда хотел бы скрыть это чувство.
— Командир.
— Да?
— Было ли правильным решение оставлять течную омегу в комнате, переполненной феромонами Альфы? — буквально все пахло Кишиаром. Простыни и подушки, одеяла, шёлковая рубашка в руках… Ах, рубашка. Юдо разжал пальцы рук и посмотрел на помятую одежду в них. Это точно не принадлежало ему. Простолюдину и рыцарю не мог принадлежать высококачественный белый шелк с изысканными оборками.
Кишиар же замолк на мгновение и на его лице читалось лёгкое замешательство. Пожалуй, его подопечный был прав, однако осознание некоторых вещей и вид перед собой дурманили разум. Юдо, лежащий в полном беспорядке, в помятых одеялах и простынях, которые боле не были заправлены и не прикрывали собой матрас кровати, рубашка
Кишиара, словно прижатая к самому сердцу и отнятая у своего хозяина. Омеги вили гнезда из вещей
своих Альф, не так ли?
— Я должен извиниться перед тобой?
— Нет, — он определенно сходил с ума в эти дни, абсолютно все напоминало ему о Кишиаре, в нём просыпался голод от каждого вдоха, позабытое чувство
собственничества. — Я… Прошу прощения за причиненные неудобства.
Неудобства и правда были, в частности в виде отсутствия привычного спального места и вызванного гона. Хотя сразу понять, чем именно обусловленно такое странное самочувствие было бы тяжело, если бы Кишиар на прямую не застал источник этого жара. Иначе назвать эти изменения в воздухе было затруднительно. Юдо не пах, но тем не менее испускал феромоны, которые обжигали и доводили до крайне возбужденного состояния. Словно необнаружимый яд, который убивает от одной единственной попавшей в организм капли. Кишиар будто проходил самую тяжёлую проверку на выносливость и выдержку.
***
Следующие несколько дней Юдо избегал взгляда чужих алых глаз, однако в остальном не давал причин для беспокойства ни Командиру, ни товарищам. Последние так и не заметили небольшое напряжения своего сослуживца.
Что касается Кишиара… Что же, он-то как раз и заметил эту неловкость. Она была несколько неприятной и довольно часто его настигали мысли о том, как же её преодолеть. Герцог Пелетта уже готовился ко сну в преддверии завтрашнего раннего совещания в императорском дворце, как услышал слабое шуршание тюля и штор. Он сталкивался с подобный однажды, когда наёмники ворвались в его покои с целью украсть красный камень, однако сейчас явно не подобная ситуация.
— Ты не перестаешь меня удивлять, Юдо.
Выражение лица незваного гостя совсем не изменилось, он лишь медленно подошёл ближе, бесцеремонно садясь на край кровати рядом со своим Командиром.
— Рад, если смог поднять Вам настроение.
Кишиар, до этого момента лежащий с книгой в руках, принял сидячее положение, почти сравняв своё лицо с лицом напротив.
— Ты знаешь, что твои действия могут расцениваться как государственная измена, хм? Пробраться ночью в покои Командира и герцога через окно довольно бесстрашно, — и, тем не менее, он веселел, улыбаясь.
— … Я думаю, что читать книги в лежачем положении и, тем более, в темноте вредно для здоровья.
— Игнорируешь мои вопросы?
— Нужны ли этим вопросам ответы?
— Да.
— Нет, они риторические.
— В последнее время ты много дерзишь.
— И Вам это нравится.
Кишиар разразился смехом. Две жизни были достаточным сроком, чтобы знать друг друга до кончиков пальцев.
Юдо смотрит на золотистые волосы, завораживающую улыбку и прищур выразительных красных глаз с винным отливом. Рукой он сжимает чужое плечо и давит, роняя Кишиара на подушки как плюшевую игрушку. Второй рукой он закрывает книгу и кладёт ту на прикровантый столик.
— И зачем же ты ворвался сюда так поздно? Двери моего кабинета всегда открыты для тебя, в любое время суток.
Юдо промолчал и в следующее мгновенье навис над Командиром, располагая руки по обе стороны от шеи того.
— Кишиар, ты сказал, что любишь меня.
— Это твоя причина? — он улыбался, про себя отметив резкий переход на неформальную речь и то, как красиво собственное имя звучит из этих губ.
— Почти. Я хотел спросить, почему.
— Что почему?
— Почему ты любишь меня?
— Ах, ты можешь быть довольно синтементальным.
— Я безэмоциональный, но далеко не бесчувственный.
— Да, я знаю.
— Знаешь, значит. Ответь на вопрос, Кишиар, — его голос звучит тихо и томно, а произношение благородного имени опекает чужие уши.
— … С чего бы мне начать? — на лице изобразилась задумчивость. — Юдрейн Айл всегда был человеком, которого трудно понять. С самой первой встречи. Бесстрашный и способный удивлять. Иногда наглый и дерзкий, но исполнительный. Талантливый, знающий себе цену. Совмещающий в себе несовместимое и хранящий много секретов.
— Это-
— А потом я начал думать о том, что он был
притягательным.
— Не говори обо мне в третьем лице, когда я рядом.
— Ты просишь меня об этом? Мило. Ах, иногда я также думал о том, что Юдрейн Айл довольно милый, — Кишиар любил дразнить своего помощника.
— Иногда я думал, что он довольно сексуальный, — его руки потянулись к талии Юдо, медленно проскульзнув по жёстким штанам. — Часто мне хотелось, чтобы его бедра оказались на мне.
Сам Юдо следил за движениями своим несколько хмурым взглядом, ускользая от захвата сильных рук, когда они почти дотянулись до него. Он разулся быстро, почти в одно движение, после поставил колено на мнущиеся простыни, другую ногу изящным движением перекидывая через живот Кишиара. Теперь Юдо сидел на нём, сжимая бедрами талию и вновь словно прижав руками к кровати, но на этот раз на уровне плеч. Кишиар был удивлен. Правда, очень сильно. Он распахнул свои глаза, а с лица исчезла улыбка, делая то довольно неловким и, кажется, смущенным. Но лишь на мгновение.
— Это почти как в моих мечтах.
— Ты мечтал об этом?
— Все еще мечтаю.
С такого ракурса, в слабом лунном свете, Юдо выглядел неправильно красивым, а в список желаний Кишиара добавился пункт «снять с него одежду».
— Прямо сейчас я думаю о том, что, вероятно, никогда ещё не желал кого-то настолько же сильно, как Юдрейн Айла.
— Он настолько привлекателен для тебя? — Юдо спрашивал о самом себе, приняв правила «игры в признание».
— Оу, он по-настоящему очаровательный. Он человек, которому я мог бы доверить всë: свои чувства, свою жизнь и своё тело.
Айл сощурился, на секунду задержав дыхание.
— Ревнуешь? — А Кишиар продолжал дразнить.
— Почему я должен? Юдрейн Айл часто считает герцога Пелетту довольно болтливым, ты знал об этом?
— Я слышал, что герцог Пелетта общительный и снисходительный, особенно в отношении Юдрейна Айла. А еще он любит, когда Юдрейн Айл зовет его по имени.
— Кишиару Ла Ору нравятся такие мелочи?
— Каким человеком Юдрейн Айл видит своего Командира, хм?
— … Способным командующим, который обладает достойными силой и способностями. Ясным солнцем для своих подопечных. Человеком, за которого не жалко отдать жизнь, — искренность отражалась в глазах Юдо. — Он стал неожиданно
особенным для
меня.
— Ты любишь его?
— Я люблю
тебя, — Айл сделал акцент на последнем слове.
— Хах-ха, — Кишиар усмехнулся словно с облегчением. — Значит именно поэтому ты пришёл ко мне посреди ночи?
— Почти.
— Снова это слово. Какова твоя полная причина, Юдо?
Айл замер, думая, как подступиться к этой теме. Он медленно провёл руками по шее Кишиара, останавливая ладони на его щеках и наклоняячь ниже, лицом к лицу, пока не начал чувствовать на своей коже дыхание.
— Я много думал над ней, — он проводил большим пальцем вверх-вниз, как бы поглаживая, и вглядывался в заинтересованные глаза. — Те три дня были, мягко говоря, невыносимыми. Мне хотелось так многого. От этой шеи, до губ, — сопровождая слова, он провёл рукой по мягким губам, извернутым в такой же лёгкой улыбке. — Я бы назвал это чувство голодом. Лютым, нестерпимым.
Юдо завел пальцы рук в золотые волосы, напрочь стирая идеальную линию пробора.
— Я хотел, чтобы твой взор падал только на меня, чтобы твои вздохи терялись в моих губах, — Юдо говорил со всей своей серьёзностью, но более чувственной, чем обычно. Кишиар был заворожен, буквально слушая, насколько его возжелали. Довольная улыбка как никогда красила румянец на его лице, распахнутые глаза постепенно тонули в накатывающем безумстве.
— Мне хотелось кусать, оставлять метки
принадлежности. Самому получать их, и, в конечном счёте, ощущать, — Юдо ухватился за ворот распахнутой рубашки, скользя пальцами под неё, оттягивая её края. Он проходился шершавыми пальцами по ключицам, по линии плеч, и всë это по голому телу, по нагой коже, обжигая прикосновениями. — Ощущать как можно
глубже.
Кишиар ухватил чужие наглые руки за запястья.
— И что ты делаешь сейчас, Юдо?
— Успешно соблазняю тебя.
— Успешно? Как самоуверенно.
Юдо смотрел в самые глаза Кишиара. Внимательно, ни на секунду не отводя острого взгляда. Он слегка откинулся назад, резко вжимаясь задницей в возбужденную плоть.
— Я не мог допустить ошибку, — уголки его губ приподнялись, когда из чужих уст вырвалось тихое и почти незаметное «ах». Его улыбка была самодовольной, соблазняющей. Кишиар переступал последний рубеж своего терпения.
Он принял сидячее положение, останавливая свои губы лишь в сантиметре от чужих желанных.
— Услышать слова признания, самому их произнести и соблазнить – это твоя причина, — Кишиар расположил руки на бедрах, которые мгновение назад в конец исчерпали его выдержку. — И ничего из этого не было сделано во время твой течки. Почему?
— Я пришёл к тебе в чистом сознании и полностью контролируя и понимая свои желания. Течка… Она заставила задуматься о некоторых вещах, — Юдо закинул руки на открытую собой же шею и прижался ещё ближе к горячему телу. — Ты приятно пахнешь, — он говорил в самые губы, пальцами поправляя и разглаживая золотые волосы. — я сходил с ума от твоего запаха. Омега внутри кричала даже от малейшей дозы твоих феромонов. Она была готова отдаться тебе сразу же, беспрепятственно. Она, не я.
— Вот зачем ты явился за признанием. Секс без любви не имеет ценности, не так ли? Милый Юдо пришёл за
любовью.
— Можно и так… Сказать, — слова Кишиара прозвучали как-то слишком сладко, но не были лишены смысла. В самом деле, он попал в яблочко.
— Тогда я отдаю тебе всë, о чем ты грезил: от шеи и губ, до взгляда и ощущений. Дарю твоим устам право на единственное чистое, особенное произношением моего имени, — Кишиар закрепляет слова лёгким поцелуем, почти невесомым, от которого сносит крышу жестче, чем от самого страстного во время течки в прошлом.
Но теперь он хочет большего, и Юдо разделяет это чувство. Они съедят друг друга до последней крошки.
