Сквозь чёрную ночь и красную кровь

      Уходить от преследования в дикой местности не так уж и сложно. В конце концов, этому Видану тоже обучали.       Конечно, она предпочитала быть охотницей сама, но удача изменила славянам провинции Айдахо, и теперь рассеянные федеральной армией повстанцы мелкими группами отступали на север — к канадской границе. Видана пришла сюда первой и уходила последней. Те, кто остались позади, уже в плену или мертвы.       Если бы мятеж начался на пару недель раньше. Если бы им удалось взять под контроль столицу провинции. Если бы, если бы...       «Если мыслей становится слишком много — помещай их в ноги», — любил говорить её первый начальник.       Именно так Видана и поступает: отогнав бесполезные сожаления, делает новый шаг. Десять, сто, тысячу.       Осенний лес на склонах гор пустой и холодный. Большой, как сад великанов. Внизу — смешанный, чуть дальше — сплошные ели, всё более редкие и низкорослые по мере приближения к вершинам. Прямо как люди: лишь немногие взбираются высоко. Видана предпочитает слиться с толпой. Старается держаться низин, где идти проще, а растительность гуще, и обнаружить человека с воздуха труднее. Ступает по опавшей листве и хвое, удерживая автомат на плече, как принято у горцев. Вес изрядно опустевшего рюкзака больше не давит на спину. С одной стороны, шагать стало легче, с другой — еды осталось на один присест, да и стрелять практически нечем.       Шаг-вдох.       Мысли в ноги.       Ручная сова Афина где-то прячется, и Видана не спешит лезть ей в голову. Пусть немного отдохнёт от ментального присутствия хозяйки. Ночное зрение Афины пригодится через час-полтора, когда чернильная тьма окончательно накроет мир.       Шаг-выдох.       Чтобы не позволить тревоге сковать разум, Видана думает о всякой посторонней фигне: коммунальных счетах в Сиатле, ремонте мотоцикла, татуировках на спине последней любовницы. Мысленно формулирует отмазки для матери — достаточно убедительные, но не слишком тревожные. Написать в ближайшее время не получится: SIM-карта завёрнута в фольгу и убрана подальше, чтобы не отследили.       Видана не намерена спать этой ночью, и причина не только в диких зверях или альпийских стрелках федеральной армии. В глуши может водиться и что-то похуже. Северное Айдахо — место с дурной репутацией; бурной, кровавой историей и очень тяжёлой аурой. Помимо обычных для октября запахов — сырой древесины и гниющих листьев — Видана то и дело чует сладковатый душок смерти. Или ей мерещится?       Пересекая седловину горы, она проходит мимо полуразрушенной католической церкви. Оказавшись в низине, обнаруживает давно покинутую языческую деревеньку, где покосившиеся избы украшены черепами медведей и баранов. Пересекает заросшее кладбище, где привязанные к ветвям колокольчики устраивают мелодичный перезвон, когда дует ветер.       День угасает, скукоживается. Преодолев очередной подъём, Видана притормаживает среди пожухлых трав. Осматривает окрестности, используя трофейный оптический прицел вместо подзорной трубы. Лес, лес, лес — красный и чёрный, на сколько хватает глаз. Серые облака задевают вершины, и кажется, будто деревья уходят прямо в небеса. Единственное рукотворное сооружение выше их макушек — необычная каменная башня треугольной формы. Похоже, скандинавское пограничное наследие. Славяне и ромеи такое в Айдахо не строили.       А не канадская ли это территория? Видана на всякий случай сверяется с оффлайн-картой. Нет, не канадская. До точки сбора у границы ещё топать и топать. Покинутая деревня и другие близлежащие ориентиры на карте отмечены, а вот башня — нет. Такая достопримечательность, казалось бы. Странно.       Наконец является Афина. Она садится на валун по соседству и поворачивает голову так, что глаза оказываются ниже клюва. Умеет пошутить и подбодрить.       До первого полёта в теле птицы Видана не очень-то верила в сверхъестественное, а после было не отвертеться. Люди-с-бонусами, о которых рассказывала её бабушка с Аляски, действительно существуют. И Видана оказалась одной из них.       Афина негромко угукает, расправляя крылья.       — Говоришь, стоит убираться отсюда? — шепчет Видана, убирая прицел в карман рюкзака.       Хрустит ветка. Ещё. Кто-то идёт. Довольно близко.       «Скройся!» — жестом командует она, и сова уносится прочь белой стремительной точкой.       Сама Видана бежит дальше, к бурелому, пригнувшись и крепко сжимая оружие обеими руками. Сердце бум-бумкает в груди. Началось!       Спрятавшись за поваленной сосной и сдвинув бейсболку козырьком назад, она обращается в слух.       Хрусь.       Видана быстро осматривается, выставив глаза поверх древесного ствола.       Неясный силуэт мелькает и пропадает  между деревьями. Ещё один движется слева, чуть выше первого. А как насчёт справа? Туда можно отступить? Двоих видела точно. Есть ли ещё? Наверняка.       Хрусь.       Она делает глубокий вдох. Надувает щёки и медленно выдыхает. Сейчас бы проникнуть в разум Афины и осмотреть потенциальное поле боя её глазами, да времени уже нет.       Видана скорее ощущает, чем слышит чужое тяжёлое дыхание поблизости. Тот человек тоже боится. Даже больше неё. Он наслушался легенд про Белую Сову. Убирает мысли в ноги, когда ходит весь день по горам, постоянно ожидая глухого удара из пустоты. Близится ночь, а тьма размягчает души.       Хрусь.       Выдох.       Видана приподнимается над сосной, вскидывая автомат. Тот человек поблизости — альпийский стрелок в форме оливкового цвета. Рукава закатаны, на шляпе с круто загнутыми полями — воронье перо. Она успевает разглядеть детали за долю секунды, пока вжимает спусковой крючок.       Автомат с глушителем стрекочет не громче бабушкиной швейной машинки. Видана предпочитает беречь уши — ещё пригодятся. Приклад толкается в плечо, и человек заваливается, пропадает в подлеске. Запрещённое волшебство, авада кедавра. Бурлящая кровь разносит по венам адреналин. Больше никаких посторонних мыслей, только магия смерти.       Она поворачивает корпус на сорок пять градусов и стреляет во второго противника. Тот тоже падает. Наступает «ого-мгновение», когда остальные пытаются сообразить, что произошло. Через несколько секунд наступит фаза номер два — все разом начнут палить куда ни попадя.       Видана покидает укрытие и отступает в сумерки: бежит наискосок вниз по склону, петляя и перепрыгивая через камни. Пространство за спиной взрывается неприцельной стрельбой.       «Чок, чок, чок!» — пули рубят ветви, царапают деревья, летит кора. Мёртвая листва под ногами. Эхо команд на итальянском языке. Пауза. Видана прячется за камнями и даёт несколько коротких очередей в ответ, почти наугад, на голоса. Благодаря глушителю враги не могут определить позицию на слух или заметить вспышки дульного пламени.       К винтовкам присоединяется пулемёт — он работает со звуком циркулярной пилы и молодую растительность губит не хуже. Малиновые огоньки разрезают мрак, жужжа и отскакивая от препятствий. Каменная крошка летит Видане в лицо. Она инстинктивно прикрывает глаза предплечьем. Хочется радикально уменьшить себя с помощью заклятья; достать из рюкзака мантию-невидимку, которой там, конечно же, нет.       Всё, всё, спокойно. Вдох. Выдох.       Она несётся сквозь чащу напролом. Обо что-то спотыкается и падает. Мокро-то как. Резкий спуск. Край оврага подло обваливается под каблуком, и Видана колбасой катится всё ниже и ниже, раскручиваясь и стараясь не потерять оружие по пути. Камень под рёбрами. Больно-то как. Собственный автомат бьёт в челюсть. Камень под коленом, коряга под локтем. Притороченный к рюкзаку шлем добавляет напоследок в ребро.       Лёжа среди камней и папоротников, Видана слышит шум падающей воды и чувствует, как мелкие капли ложатся на оцарапанное лицо. Облизывается.        Надо как-то подниматься. Голова идёт кругом, а тело болит и разваливается, словно её запихнули в мешок и колотили палками. Видана подтягивает к себе автомат, напряжённо всматриваясь в лес над водопадом и по берегам горного ручья. Может, хотя бы альпини потеряли её след?       Надежды тщетны — среди ёлок копошатся преследователи. Ужаснейшая позиция. На открытом берегу Видана — просто мишень, как сидячая утка. Пожалуй, только сгущающаяся темнота спасла её от немедленного обнаружения.       Она отползает от воды поближе к деревьям и мшистым валунам. Очень вовремя: человек на утёсе замечает её и открывает огонь. Видана стреляет по вспышкам — этой и соседней — пока не заканчиваются патроны в магазине.       Ведь есть же ещё один? Видана судорожно обыскивает себя в поисках полного магазина. Он был, она помнит. Всегда пересчитывает боеприпасы с маниакальной педантичностью. О нет… Нет-нет-нет! Неужели умудрилась потерять, когда падала? Сбывается худший из кошмаров.       Перебарывая гадкую дрожь, Видана откладывает автомат и достаёт пистолет.        Силуэты смелеют. Двое альпийских стрелков спускаются к ручью, осторожно переставляя ноги. А кто-то наверняка остался наверху — прикрывать их. Тот мудак с пулемётом, сто пудов.       На миг чудится, что темнота вокруг становится осязаемой, живой. Ещё через секунду Видана уверена: высокий сгусток тьмы, похожий на размытый силуэт человека — вовсе не игра её воображения. Будто подхваченный порывом ветра, он переносится дальше от воды, ближе к тем, кто крадётся в сумерках по берегу. Короткий вскрик, и стрелков на берегу становится на одного меньше. Второй падает на песок через мгновение, не успев издать ни звука. Тьма замирает и растворяется в воздухе. Несколько долгих секунд, и лес над водопадом оживает беспорядочным огнём и криками. А потом всё вокруг замирает, даже шум падающей воды почти не слышен.            Видана провожает взглядом улетающий в небо малиновый огонёк — последнюю искру отгремевшего боя. Хватает воздух ртом и крутит головой в попытках понять, что произошло. Сотрясение мозга при падении? Галлюцинации? Переборщила с дезоксином? Нет, не могла же она воевать с пустотой. Те альпини были реальнее некуда, а теперь нет никого.        Она набирает в ладонь студёной воды и ополаскивает лицо. Может, осмотреться глазами Афины? Сова парит поблизости, готовая помочь. Её личная поддержка с воздуха. Видана припадает на колено и прикрывает веки, ощущая знакомое покалывание.        Раз! — цветные всполохи, узорчатые круги, и она уже в небе: наблюдает за собой, водопадом и ручьём с высоты остроконечных елей. Мир всех оттенков серого раскинулся под крыльями, как если бы кто-то объединил прибор ночного видения с чёрно-белым инстаграмным фильтром. И главное — каждая деталь как на ладони.        Видана направляет взгляд совы в интересующем направлении, к утёсу над водопадом. Четыре человеческих тела лежат на камнях в неестественных позах, как сломанные куклы. Крайний ещё шевелится. Рядом скучает брошенный пулемёт. И фигура, тёмная фигура. Она склоняется над живым, накрывает его лицо ладонью, поворачивает набок и целует в шею.       Словно вынырнув из ночного кошмара, Видана открывает глаза — уже собственные. Сердце колотится, словно желает выпрыгнуть из груди и сбежать. Пиздец. Просто пиздец. Даже если это галлюцинация от второй ночи на стимуляторах. Она начинает пятиться вдоль ручья, не сводя глаз с водопада и сжимая рукоять пистолета вспотевшей ладонью.       — Уже уходишь? — успевает прошептать на ухо вкрадчивый голос раньше, чем Видана упирается спиной в чьё-то тело.          Незнакомка говорит на таком правильном датском, что сразу вспоминается летний языковой лагерь и канадские друзья-аристократы. Чисто одна порода… за той маленькой разницей, что сущность позади неё явно сверхчеловеческая, и потому лезть в драку бесполезно. Дама с вкрадчивым голосом только что прикончила четверых быстрее, чем Видана щёлкает пальцами. Она произведёт жалкое впечатление, если попытается.         — Если я на канадской территории, то уже пришла. — Видана замирает, стараясь не показывать страх, но и не быть чересчур дерзкой.       — Ничего не бойся.        Сильная рука обвивает её талию, и в тот же миг подошвы отрываются от земли. Ручей, камни, ели — всё пропадает в ночной призрачной дымке; остаётся только холод и свист ветра. Видана смотрит на свои болтающиеся в пустоте ноги, раскрыв рот в немом крике. Уши закладывает, как при езде на скоростном лифте.       Полёт оказывается не долгим. Она замечает прямо по курсу крышу башни — парапет с крепостными зубцами и маленькую будку сверху, напоминающую воронятню. Кажется, это и есть та самая не отмеченная на карте достопримечательность. Яркие деревья выстроились у её подножия плотными рядами, будто ватиканские гвардейцы в их пёстрой униформе.        Ноги Виданы касаются камня, и голос поясняет:       — Канада вот там. — Длинный ноготь указывает в никуда. — А это — моя территория.       «Её территория»... Прелестно.        Видана пытается восстановить сбитое дыхание. Что ж, по крайней мере её не грохнули на месте, как тех альпини. Хорошо это или наоборот плохо?..       — Кстати, не за что.       Тьма перед глазами снова на миг густеет, как если бы грозовое облако вдруг опустилось очень близко. А потом рассеивается, являя вполне обычную молодую женщину. У неё светлые распущенные волосы ниже плеч, красивое аристократическое лицо с лёгкой полуулыбкой, тонкая фигура, замотанная в подобие чёрного платья с огромным — до живота — вырезом на груди. И если бы не слабое алое сияние из глаз незнакомки, босые ноги, а также крыша, на которую они взмыли в секунду без видимых усилий, встречу можно было бы назвать нормальной.          — Спасибо, — бормочет ещё не до конца пришедшая в себя Видана. — Лихо ты их уделала. Не любишь ромеев так же сильно, как я?        Неловко вышло. Видана предпочитает не быть должницей тех, кто сильнее, и уж тем более не могла подумать, что однажды примерит образ принцессы в беде. Но хозяйка территории вроде бы не рыцарь, хоть и живёт в чём-то вроде замка.       — Тебе стоит поесть, — она оценивающе оглядывает Видану с головы до пят, — и помыться.       Тон не звучит, как приглашение или вопрос. Больше смахивает на приказ, но угрозы в её словах не слышно.        — Пошли. — Сильные холодные пальцы стискивают ладонь Виданы, и вместе они обе проваливаются сквозь крышу внутрь замка. По крайней мере, ощущение именно такое, пусть никаких видимых разрушений не происходит. — Здесь ты можешь отдохнуть. Раздевайся. Я принесу чистую одежду и полотенца.       Она уходит, непринуждённо виляя задницей и напоминая Видане тех холёных деловых барынь, которые не экономят на выпивке и держат коллекцию страпонов в просторных апартаментах в центре Сиатля. Как правило, ночи с такими оказывались самыми горячими, а утром они разбегались, даже не спросив имён друг друга. Барыни — в свои высокие стеклянные офисы, а Видана — в штаб-квартиру Сил Специальных операций.       Мозг автоматически начинает строить план побега, но Видана мгновенно даёт ему команду «отбой». От летающей женщины, которая умеет ходить сквозь стены, далеко не убежишь. Да и слишком уж Видана утомилась. Адреналин вышел, усталость сковала мышцы, а ушибленное при падении колено и рёбра заболели с двойной силой. Ладно, хоть не сломала ничего, вроде бы.        Она озирается по сторонам, хотя глазеть толком не на что. То помещение, куда они телепортировались, — аскетичная средневековая купальня: без окон, но с круглым отверстием в полу вместо джакузи. Видана снимает один ботинок вместе с носком и трогает воду. Тёплая, почти горячая. Из термального источника, наверное, коих много в Скалистых горах.        …Ладно, будь что будет. Видана снимает флисовую кофту и брюки, а затем футболку и нижнее бельё тоже. Всю одежду оставляет прямо на полу — грязнее не будет. Купальня довольно глубокая и снабжена ступеньками. С минуту Видана просто сидит на них, выставив наружу лишь голову и наслаждаясь. Боль как по волшебству отступает, мышцы расслабляются, и всё тело нашёптывает «спасибо». Даже дурные мысли растворяются.       Чуть передохнув, она лезет в рюкзак за зеркальцем и аптечкой. Свечи на стенах — настоящие, не электрические; много света не дают, но для осмотра царапин хватает. Видана плещет перекись водорода на ватный тампон и прикладывает его к щеке. Потом распускает тёмные волосы, чтобы вытряхнуть из них все еловые иглы и грязь.       Где-то за дверью завывает ветер, и пламя на свечах дрожит, очевидно предвещая возвращение хозяйки башни.        Она появляется сзади бесшумно, словно из воздуха. Забирает из рук Виданы тампон, на мгновение задерживая её пальцы в своих. Затем аккуратно прикладывает его к правой лопатке. Щипет, но не смертельно.       — Ты красивая.        Видана косится в зеркальце, но не видит никого у себя за спиной. Вдоль позвоночника пробегают мурашки — как тогда, у водопада, и Видана опять чувствует себя героиней молодёжного ужастика.        — Я Нора.       — И селфи перед зеркалом с тобой делать бесполезно, — брякает она.       Ну конечно. Как же сразу не сообразила. Когда… Нора склонялась над тем парнем, она его в шею вовсе не целовала.       — Зато я могу оставить тебе автограф на память. Незабываемый, — её дыхание обжигает шею у правого уха. — Если попросишь.       Голос Норы звучит соблазнительно, насколько такая дичь вообще может соблазнять.        — Лучше продолжу надеяться, что ты предпочитаешь кровь ромеев. — Видана не отказалась бы попробовать с ней многое, но обращаться насовсем как-то стрёмно.        — Если передумаешь, моё предложение всегда в силе. — Теперь Нора стоит перед ней всё в том же платье-плаще до пола и босиком. Протягивает полотенце и что-то смахивающее на халат из тёмной полупрозрачной ткани. — Тебе некого стесняться. Сегодня здесь только мы.       Вылезать из тёплой воды на чересчур свежий воздух некомфортно. Видана быстро обтирается полотенцем и накидывает халат. Пол, как ни странно, не холодный, и ходить по нему босиком нормально.       — А как насчёт тех альпини в лесу? — интересуется она, завязывая пояс. — Надеюсь, они не станут такими же резкими, как ты? Нам ещё воевать.        — О них не беспокойся. — Нора делает знак следовать за собой. — У троих свёрнута шея, вряд ли им будет комфортно разгуливать в таком виде. Последний оказался самым вкусным, но тебе ничего не грозит. Мужчины не становятся вампирами, — добавляет она, когда дверь из купальни распахивается. — Они умирают. Навсегда.       В коридоре темно, хоть глаз выколи, зато свечи зажигаются сами собой, стоит Норе приблизиться к очередной паре канделябров, и гаснут за спиной у Виданы несколько секунд спустя. Почти как в компьютерной игре, когда мощности видеокарты не хватает для отрисовки всего.       — Не становятся? Почему? Никогда о подобном не слышала.       — Зато про Дракулу наверняка читала. Или смотрела. На самом деле это так не работает, — она усмехается, бросая на Видану выразительный взгляд: — Говорю же: могу оставить автограф. Будешь кусать и смотреть, кто как реагирует.        Ковровая дорожка под их ногами багровая, как кровавый ручей. Видана отмечает, что коридор всё время поворачивает влево и столь же плавно опускается. На ум приходят многоуровневые парковки или заброшенный маяк на побережье Аляски, где она играла в детстве. Правда, здесь повороты не такие крутые.       Стены однообразные: добротная каменная кладка и канделябры, но периодически попадаются гербы с изображением рыцарского шлема с пышным плюмажем. «Семья Брейде — всегда на страже рубежей», — читает Видана датскую готическую подпись на ленточке.        — Вы кто-то вроде элитной пограничной охраны? — Она уже достаточно освоилась, чтобы рисково шутить. — Твоя смена закончилась, а другие заступили?       — Четыреста лет без выходных. — Нора на ходу поворачивает голову, обнажая клыки. — На го-о-олом энтузиазме.       Видана кое-что слышала про семью Брейде. Кажется, этот канадский аристократический род вымер как раз около четырёх веков назад… Или всё-таки нет?       Пространство растягивается по спирали. Видана уверена, что они преодолели уже несколько уровней. Свечи вспыхивают исправно, и она видит портреты разодетых по моде семнадцатого века людей; мужчин в париках и декоративных доспехах и женщин в громоздких платьях. Одна из них — Нора.        Наконец они поворачивают резче, и образовавшийся в стене проём являет что-то типа столовой. В пользу этого говорит огромный каменный стол, за которым без проблем могли бы уместиться человек тридцать. Он накрыт только с одного конца: две тарелки, хрустальные фужеры, пузатые тёмные бутылки, вероятно, с вином или чем-то покрепче, столовые приборы на двоих и несколько блюд, одно из которых со свежими фруктами.       — Я не знаю, что ты любишь, поэтому распорядилась приготовить всего понемногу. Филе лосося, оленина, местный сыр. Очень вкусный. Овощи, — сообщает Нора и первой садится, жестом предлагая Видане занять стул напротив.        «Распорядилась». Видана пока что не наблюдала ни слуг, ни кого-либо ещё. Она изучает столовые приборы и, как ожидалось, ничего серебряного не находит.       — Благодарю. Сейчас я люблю всё.       Сразу видно, куда попала. Простолюдинов за убийство местных оленей, наверное, до сих пор высасывают досуха. Видана так голодна, что даже от скандинавской кухни слюнки текут. В последний раз она ела утром — отобранные у федералов консервированные спагетти с говядиной, похожие на собачью кучку.       — Есть зинфандель из Калифорнии, выдержанный в дубе. Идеально с мясом. — Раскрытая ладонь Норы указывает на нужную бутылку, и та приподнимается над поверхностью стола. Сама подлетает к бокалу Виданы, сама наливает в него вина и возвращается на место. — Ты ведь из Калифорнии родом?       — С Аляски. — Видана следит за дивом, не переставая погружать нож в оленину. Какая-то магия, или их обслуживает официант-невидимка? Замок Норы как будто застрял целиком в семнадцатом столетии, однако отдельные технологии здесь покруче, чем в двадцать первом.       — О, Аляска, — тёмно-красные губы сексуально вытягиваются, когда Нора выдаёт протяжное «О». — Далеко забралась.       — Сейчас принято переезжать из-за работы. Не многие сидят четыреста лет на одном месте.       — И кем ты работаешь?       Нора не интересуется едой: откинулась на спинку и держит руки на подлокотниках. В таком ракурсе вырез её платья смотрится особенно эффектно. Отличный фасон. У Виданы тоже имеется подобное в гардеробе. Идёт женщинам с небольшой, но крепкой грудью, как у Норы и самой Виданы.        — Охочусь на людей. — Алое сияние в глазах напротив завораживает, гипнотизирует. Видана осушает бокал, не переставая глядеть в них. — До твоего уровня не дотягиваю, но начальство довольно.       — Ледяное вино Скалистых гор? — предлагает Нора.        Пламя свечей выгодно подсвечивает её скулы. Нора раскрывает другую ладонь, и бутылка торопится налить айсвайна, в то время как блюда начинают двигаться по часовой стрелке, приглашая Видану выбирать. Она останавливается на форели.       — Ничего не меняется с веками. Грызня за это проклятое место обеспечивает пищей насущной всех нас, — ухмыляется Нора и надкусывает нектарин. А потом отправляет его жестом воздушного поцелуя через стол.        Видана успевает отхлебнуть вина и принять неторопливо подлетающий фрукт раскрытым ртом.       — Отличный сервис. Но я бы заскучала на твоём месте. Чем развлекаешься, помимо кровавых убийств?       — Принимаю гостей. Иногда мне везёт, и они такие же очаровательные, как ты, — Нора меняет позу, закидывая ногу на ногу и демонстрируя длинный разрез до середины бедра. — Как тебе наше вино? Нравится?       Вышколенная бутылка подливает Видане ещё. В голове приятно шумит. Как повело-то с трёх бокалов. Плотные шторы. Огонь. Манящие алые глаза. Ей комфортно и тепло, но хочется продолжить общение в более мягкой обстановке.       — Превосходное, — бормочет Видана чуть заплетающимся языком. — Умеешь быть гостеприимной… И ты тоже классная, кстати.       Нора пропускает комплимент мимо ушей. Улыбается, склонив голову набок и щурясь.       — Тебе, наверное, очень хочется оказаться сейчас в постели?.. — Она замолкает, но в воздухе повисает недосказанное: «Со мной».       У Норы чарующий голос — одновременно убаюкивающий и такой, какой хочется слышать спускающимся по твоему телу.        — Я бы сейчас пере… поспала. — Видана сама не знает, чего желает больше — вырубиться или Нору. Нет, лучше первое после второго. — Ведь ты поможешь мне телепортироваться?       Вместо ответа Нора оказывается у Виданы за спиной. Кладёт руки на её плечи, прижимая затылок Виданы к своему животу. Забирается под халат, массирует ключицу, приближаясь к шее. Проводит большим пальцем по позвонкам — вверх-вниз, отчего по пояснице ползут мурашки. Заводит руки вперёд — на грудь, и прозрачная ткань послушно скользит по коже вниз.       Ещё секунда, и стул превращается в шёлковое покрывало на двуспальной кровати, вместо столовой — тёмные стены спальни, на которых всё так же подёргивается пламя горящих свечей.       Видана бы многое отдала, чтобы вот так перемещаться из клубов в дома — свой и чужие. Она привыкла вести, но тело этой ночью как ватное, веки тяжёлые, а разум слишком затуманен фантасмагоричностью происходящего. Поэтому Видана просто млеет, балдея от прикосновений Норы.       Та по-прежнему сзади: теперь они сидят на коленях, и чужие тёплые руки с длинными чёрными ногтями ласкают её обнажённую грудь. Видана поворачивает голову, чтобы найти губы Норы. Та охотно отвечает на поцелуй, проникая в её рот языком. Прикусывает — нежно, явно не желая причинить боль. Так же бережно вынуждает Видану наклонить голову и подставить шею. Ведёт языком от уха вниз, замирая, чтобы коснуться кожи губами и продолжить ласку кончиком языка. Находит правую ладонь Виданы, сплетая пальцы, заводит их ей между ног. Шёпотом требует:       — Покажи мне, как ты любишь себя трогать. Я хочу знать.       Видана касается клитора чужими пальцами. Постанывает, когда Нора не останавливается на этом и уже самостоятельно проникает во влагалище — сначала одним пальцем, затем двумя и тремя. Видана запрокидывает голову, часто и напряжённо дышит, а Нора клыками касается её шеи рядом с сонной артерией, не переставая легонько потрахивать. Страх и дикое возбуждение смешиваются в безумный коктейль, на который Видана готова подсесть. Нора будто бы спрашивает: «Хочешь, чтобы я проникла глубже? Туда или сюда».       Видана пристраивает собственные руки на задницу Норы, мимоходом отмечая, что насаживается на её пальцы уже сама.       — Не спеши, — снова шепчет та. Без видимых усилий опрокидывает Видану, укладывает на кровать спиной и шире раздвигает её ноги, нажимая ладонями на колени. — Хочу узнать, какая ты на вкус. — Тень падает на лицо Норы, полностью скрадывая облик. Лишь зрачки всё так же светятся алым.        Она приближается медленно, очень медленно. Ещё бы, ей некуда торопиться. У неё впереди долгая бессмертная жизнь. Первое, что ощущает Видана, — горячее дыхание на лобке. И только потом чувствует, как её касается мягкий язык Норы. Поглаживает, играет с ней, дразнит.        Когда клыки далеко от шеи, секс лишь немного теряет в опасности, но больше ни в чём. Видана сминает покрывало кулаками, будто это должно помочь не улететь в небеса. С той же целью закидывает ноги на спину Норы. Она трётся лопатками о шёлк, а спальня расширяется и сокращается с каждым стоном, с каждым движением языка Норы. Балдахин кровати то опускается, то взмывает к потолку. Видана следит за ним широко раскрытыми глазами, опасаясь, что он вот-вот упадёт. Что это — сочетание вина с таблетками, или очередные адреналиновые игры Норы? Плевать. Сейчас ей слишком, слишком хорошо.        Видану накрывает оргазм. А когда она снова в состоянии соображать, Нора меняет позу. Задирает ноги Виданы к потолку, разводит в стороны, усаживаясь между ними сверху — так, чтобы промежности касались друг друга. Неторопливо покачивается, продолжая прижиматься. На Норе больше нет одежды — только гладкая, вся в капельках пота кожа блестит в подрагивающем пламени свечей. Холёное, сильное тело подрагивает, из приоткрытого рта доносится тихий рык.        Видана удовлетворённо ухмыляется. Надо же, всемогущей бессмертной вампирице тоже нужно кончить. Она приподнимается на кровати, языком касаясь твёрдого соска Норы. Собирается поцеловать наглые губы, но та быстро подносит к их лицам кое-что. Вскидывает хитрые брови, как бы говоря: «признавайся, ты бы хотела».        Видана больше не задаётся вопросами «как» и «почему»; просто принимает происходящее в башне как данность. Перемещения, явления, возникающие из ниоткуда предметы... Та штука, которую предлагает Нора, — это страпон. Здоровый деревянный дилдо телесного цвета. Какой-то антикварный на вид, но от того ещё интереснее.        Видана напряжённо сглатывает. Ну разумеется, хочет. Нора в мгновение ока перемещается на четвереньки. Соблазнительно выгибает спину, пока Видана застёгивает ремешки, одновременно подразнивая Нору приставленной ко входу во влагалище головкой.       От осознания, что она трахает вот так эту роскошную могущественную аристократку — и вроде бы даже наяву — у Виданы окончательно сносит крышу. Никакие боярыни из Сиатля и близко не стояли. Нора глухо рычит, подаётся навстречу, понукая входить быстрее и жёстче. Видана охотно отзывается: двигается, сжимая её бёдра, отдавая оставшуюся энергию без остатка, пока Нора не падает лицом в покрывало, издав красивый грудной стон.        Свечи гаснут все разом. Видана утыкается в затылок Норы, опустошённая этим днём до конца.

***

      Когда она просыпается, шторы уже раздвинуты, и серый утренний свет беспрепятственно проникает в спальню через единственное окно. Вместо привычной головной боли с похмелья — бодрая свежесть, словно её не забыли поставить на подзарядку ночью.        …Где Нора, кстати?       Видана обводит комнату взглядом, но обнаруживает только собственные вещи. Одежда выстирана и сложена на стуле аккуратной стопкой, а сверху — записка красивым церемонным почерком: «Будешь охотиться поблизости — заглядывай. Повторим». Всё остальное разместилось рядом на полу: ботинки, рюкзак, шлем, подсумки, кобура с пистолетом и даже оставленный у ручья автомат. Телефон постирали вместе с кофтой. Видана закатывает глаза. Ладно, простим. Семнадцатый век на дворе, всё же.        Коридор закручивается спиралью. Гербы. Канделябры. Портреты. Входная дверь сама распахивается перед ней.       Неотличимое от предыдущего утро октября подкидывает новые километры пути. Белая точка проносится над головой, ворчливо ухая: «Чего ты там застряла? Пошли».       Ещё раз оглянувшись на башню, Видана привычно убирает мысли в ноги и делает шаг.