Уговор есть уговор

– Терпите, мессир, – хрипло рычит Азазелло, удерживая голову Воланда на расстоянии от своего члена. – Но я хочу-у-у, – тянет тот капризно, наигранно выпячивая нижнюю губу. – Разве я не заслужил? – Нет, – отвечает Азазелло, и цепь от его ошейника, которую Воланд держит в руках, но не натягивает, звякает как-то совсем обиженно. – Вы помните наш уговор? Повторите. – Сегодня работает только одна дырка, – отвечает Воланд, как школьник, рассказывающий у доски скучную теорему. – Все правильно, мессир, – мурлычет Азазелло и треплет Воланда по голове, точно послушную собаку. – Поворачивайтесь. – Не забывай, в чьих руках твой поводок, рыцарь… – угрожающе начинает Воланд, но Азазелло легко хватает его поперек талии и с размаху кладет на свои колени кверху ягодицами. – Всегда помню, мессир, – и отвешивает первый звонкий шлепок, а за ним еще и еще. От каждого удара кожа наливается краской и горит, по первости на ней еще виднеются четкие отпечатки ладоней, но уже скоро они все сливаются в одно сплошное пятно, пышущее краснотой. Воланд высоко и как-то жалобно стонет от каждого шлепка, но не отстраняется, а наоборот – выгибает спину, раскрывая ягодицы и раздвигая ноги, чтобы пальцы Азазелло смазано проходили по анусу и промежности. – Не ерзайте, мессир, – серьезно говорит Азазелло между широкими взмахами своей руки. – Наш уговор касается и вашего члена тоже. Сегодня вы не кончаете. – Ты… Ах!.. хочешь… Ах!.. чтобы я… Ах!.. умолял? – Воланд пытается ворчать и делать вид, что недоволен, но у него плохо это получается с красной задницей и стоящим колом членом. – Нет, это все равно не поможет, – Азазелло опускает уже занесенную для удара руку и неожиданно очень нежно и внимательно начинает гладить судорожно сжатые мышцы ануса. От этой ласки Воланд охает, выгибается еще сильнее и его хвост, до этого скрытый где-то в глубине тела, выстреливает из-под кожи, словно летучая рыба – из воды. – Вот так, – шепчет Азазелло, не прекращая осторожных круговых движений. Свободной рукой он обхватывает хвост и большим пальцем начинает тереть у самого основания – там, где чуть жесткая кожа переходит в межягодичную гладкость. – Я… не смогу… мне ужасно нужно кончить… – хнычет Воланд, так жалобно, что у Азазелло защемило бы сердце, если бы оно у него было. – Сможете, мессир. Уговор есть уговор, – отвечает тот весомо, сильно проезжаясь ребром ладони от промежности до хвоста. – Да засунь себе свой уговор… – Не ругайтесь, мессир, вам не идет. Засунуть – так засунуть. – Ловко подхватив Воланда под бедра, Азазелло ставит его на четвереньки и обхватывает свой член, утыкаясь головкой между ягодиц. – Покажите, как сильно вы хотите меня внутри. – Боже, я… – Воланд мотает головой из стороны в сторону, комкая руками простынь и прогибаясь в пояснице до легкого хруста. Он точно уже не вполне владеет собой и находится будто бы в забытьи. – Мессир! Такие слова в постели! – Азазелло цокает языком и, опираясь одной рукой о талию Воланда, начинает медленно входить, не заботясь даже о смазке. Его член так толст, что, будь его любовник человеком, уже умер бы от болевого шока, но тот – слава всем демонам преисподней – не человек. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… – безостановочно шепчет Воланд, ни к кому особо не обращаясь и ничего конкретно не прося. Его тело миллиметр за миллиметром поглощает чужую плоть, и та по-хозяйски распирается внутри, словно всегда там была. Войдя до самого конца, Азазелло издевательски замирает на несколько мгновений, но, заслышав воландов зарождающийся скулеж, начинает двигаться быстро и резко, от чего кровать да и вся комната, кажется, ходят ходуном. Точно красуясь перед невидимым наблюдателем, он картинно тянется к рогам Воланда и жестко хватает за один из них, запрокидывая голову любовника под неестественным углом так, что тот едва может дышать. – Вижу, вы готовили себя к сегодняшнему вечеру, мессир, – произносит Азазелло, не сбавляя темпа. – Я так легко вошел в вас… Расскажите, что вы делали. На последних словах он отпускает рога и с силой вжимает голову Воланда в подушку. Говорить в такой позе почти невозможно, но тот все же отвечает: – Растягивал… себя… – Ходили с пробкой внутри, получается, – довольно тянет Азазелло и начинает толкаться еще быстрее, хотя это, казалось бы, уже невозможно. – Весь день? – Д-да… – Кто-нибудь видел? – Н-нет… – Очень плохо, мессир. – Азазелло резко останавливается и выходит почти на всю длину. – В следующий раз потрудитесь, чтобы вашу тощую задницу с пробкой увидели как минимум Гелла и Фагот. – Нет, нет, нет, нет… – как заведенный тараторит Воланд, и его бедра дрожат столь ощутимо, что эта дрожь передается и Азазелло. – Что нет, мессир? Не хотите, чтобы… – Не останавливайся! – почти кричит тот и даже прибавляет два совершенно непечатных слова, чего Азазелло не слышал от него… наверное, никогда. – Я начну двигаться, как только вы пообещаете… – Да! Да, обещаю, чего там не видели эти двое… – Тогда и Бегемот. – Да хоть весь Милан и Париж! Рыцарь, не испытывай мое… Заметив, что Воланд уже тянется к поводку, выпавшему у него из рук, Азазелло возобновляет прежний быстрый и резкий темп. Одно прикосновение, одно желание мессира – и от этого поводка до ошейника, туго стягивающего шею, пройдет столь мощная волна магии, что он совершенно потеряет силы и волю и исполнит любое желание, а такого совершенно не хочется, ведь это ужасающе скучно. – Я… сейчас… кончу… в вас, мессир, – тяжело выговаривает Азазелло, задыхаясь. Он действительно уже почти на грани. Воланд не отвечает ему. Вся его спина покрыта красными пятнами, он дрожит и мечется, принимая в себя член, и, кажется, уже тоже готов излиться даже без помощи рук. Еще мгновение – и… Однако Азазелло успевает первым. Он замирает, рвано выдыхая, и тяжело оседает на спину Воланда. Тот дрожит теперь столь мощно, что стучат зубы, и тоненько по-песьи скулит, уткнувшись лицом в скрещенные руки. Его член стоит так сильно, что покрывается равномерным красным цветом. – Ничего, ничего, мессир, – ласково шепчет Азазелло, нежно заправляя за ухо выбившиеся прядки. – Тише, тише… Я сейчас уйду. Не смейте прикасаться к себе или просить кого-нибудь еще. Потому что сегодня вы – только дырка для меня и моего удовольствия… И вы прекрасно ей потрудились. Вам все ясно? У Воланда явно нет сил для ответа, он может только подвывать на грани плача и дергать бедрами, будто пытаясь заставить двигаться внутри уже опавший член Азазелло. Ему так явственно и сильно хочется кончить, что, кажется, он бы сжег весь мир дотла, если бы это подарило ему облегчение. – Все будет хорошо, мессир, – говорит Азазелло с улыбкой и поднимается с кровати, легонько целуя Воланда в плечо на прощение. – Возможно, вы кончите завтра… если я разрешу. Таков уговор…. И выходит из комнаты, закрывая дверь. Воланд еще долго стоит на четвереньках, содрогаясь всем телом, а потом обессиленно падает на кровать.