the last time i was kissed

But it's not real And you don't exist And I can't recall the last time I was kissed It hits me in the car And it feels like the end of a movie I've seen before

      4 июня, четверг.              Когда Стелла позвонила Музе, он не насторожился. Они все связывались нечасто, в Первом мире они были заняты, переезжая с одного места на другое, но звонки не были чем–то выходящим из ряда вон. Это должен был быть обычный обмен новостями: принцесса бы рассказала, как у них шли дела с новоиспечённой земной феей, Музы бы поделилась успехами в их совместных тренировках и результатами в обучении магии света. Это стало их рутиной, и последние месяцы не отличались друг от друга.              Ривен должен был подумать дважды, должен был вспомнить, что насколько искусной в пытках была их чёртова жизнь.              У него долго не получалось понять: как это Флоры больше не было? Бред. Абсурдная шутка Стеллы, которая отчего–то вдруг стала нереально жестокой. Он помнил, как сел тогда прямо на землю, не обращая в внимания на скамью в шаге от него, как судорожный выдох вырвался из его лёгких, как его взгляд устремился к глазам его напарницы. Воспоминания были туманными, состояли в основном из чувств и обрывков мыслей. Его тогда переполнила ярость, жгучая и ослепляющая, такая, что могла причинить боль не только ему самому, но и девушке напротив него. Какого хрена их отправили в этот грёбанный Сириус, какого хрена заставляли тренироваться до трясущихся коленок, если в итоге они так никому и не помогли? «Будете готовиться к звонку с приказом о подмоге» — о каком звонке шла речь, если подмога никогда не сможет прибыть вовремя? Они никогда не смогут успеть помочь остальным, они уже не смогли.              Когда стало трудно дышать, на плечо мягко опустилась голова Музы, незаметно усевшейся на землю рядом с ним. Неожиданностью скорее было не само действие девушки, не её решение быть ближе к нему, а ощущение поддержки, пришедшее вместе с прикосновением и ароматом её волос. Он резко вдохнул воздух и прикрыл глаза. Чёрт, месяц был поганым кошмаром, но эта фея оставалась лучом света в этой кромешной темноте. Что ж, Скай был прав — Ривен влюбился. Вряд ли это можно было отрицать, когда они сидели на садовой тропе в обнимку и старались спасти друг друга от истерики из–за смерти их подруги.              Теперь его изнутри разрывала растущая пустота, угрожающая поглотить его целиком и не оставить и малейшего напоминания о нём настоящем. Он знал это чувство, наверное, слишком хорошо. Он этого не хотел бы, не хотел бы осознавать, каким бесполезным и бессмысленным было его существование, и думать: «Вау, суицидальность, подруга, давно не виделись!». Но, как говориться, все мы люди, все мы чаще всего не получаем того, чего хотим, а Ривен и вовсе. Он теперь задумывался: может, если бы Сильва тогда не выбрал его вместо Мёрфи, он был бы счастливее. Плевать на отца и брата — может, он смог бы выстроить свою жизнь по–другому, стать иным человеком, не ждать каждую ночь звонка с новостями о гибели всех его друзей. Если бы Сильва не привёл его в Алфею, у него бы вообще не было друзей, и так было бы намного легче.              Он бы никогда не познакомился со Скаем.              Он бы никогда не влюбился в Музу.              Наверное, единственным плюсом лета была нормальная погода даже ночью. Благодаря ей он прямо сейчас сидел в саду Сириуса и без страха замёрзнуть до смерти разглядывал ясное небо и миллиарды и миллиарды звёзд. Был ли он меланхоликом? Вряд ли, скорее его разум иногда доводил его до того, что хотелось просто считать звёзды и не думать о том, как хреново ему было.              Дерево скамьи под пальцами успокаивало. Где–то вдалеке, у чёрного входа во дворец, слышались голоса слуг, готовивших кухню и другие помещения к ночи, а после и к завтрашним занятиям. В траве и кустах стрекотали сверчки и другие мерзкие существа, так и норовившие цапнуть кого–нибудь за ногу. Ривен дышал размеренно, пытаясь внушить самому себе, что всё наладится. Лицемерие, ну и пусть. Не работало, ну и пусть. Но, что действительно сработало, это почти не заметное ощущение приближения одной конкретной девушки. Магия несла с собой эту привилегию, и за неё он бы, хоть и нехотя, благодарен.              — Дафна не любит, когда мы не выспавшиеся на тренировках, — произнесла Муза, садясь к нему на скамью. Вместе с ней послышался запах её шампуня, и он, как и всегда, удовлетворённо закрыл глаза и начал дышать спокойно, но не принуждённо, а искренне. — Она и так после истории Блум вся на нервах, а из–за наших проколов будет в бешенстве.              — Как эти блудные сестрёнки похожи друг на друга, просто ужас, — на автомате усмехнулся он, шутя больше по привычке, чем по желанию.              — Ты просто дышишь воздухом или… кошмары?              Она спрашивала не просто так, она спрашивала, потому что они уже как–то встречались ночью после того, как он чуть не выблевал собственное сердце из–за панической атаки. Впрочем, и она тогда вышла из спальни не просто так.              Ривен, оставляя звёздное небо без своего внимания, перевёл взгляд на создание прекраснее луны. Длинные распущенные волосы волнами ниспадали на плечи, поблёскивали серебряные серёжки, фиолетовая укороченная футболка открывала оголённый подтянутый живот. Ей никогда не было холодно, и этот раз не стал исключением. Она даже не вздрогнула от порыва вечернего ветра. Её тёмные глаза встретились с его, и страх ужаснул его в это мгновение.              Всё было серьёзно. Чувства связывали его конечности, не давая и малейшего шанса выпутаться.              — Я тебе тогда не смогла сказать, но сейчас хочу, чтобы ты услышал: если тебе плохо, я всегда рядом, — почти прошептала Муза. Она смотрела прямо на него, не отворачиваясь, а голос её, несмотря на громкость, был стальным. — Мы партнёры, Рив. Я чувствую тебя, а ты чувствуешь меня. Мы можем помочь друг другу лучше, чем кто–либо другой.              — Я знаю, — спешно проговорил он. Ему не хотелось, чтобы между ними была неловкость, чтобы они скрывали свои истинные проблемы и заморочки, но делиться было всё же нелегко. Он уже доверял ей свою жизнь, мысли же доверять было труднее, но он старался. — Честно.              — Тогда о чём ты думаешь, партнёр? — Она осторожно села ближе, касаясь плечом его руки. Её тепло передалось ему моментально, и ему стало слишком жарко за секунду. Он знал, что жар этот не был физическим, у него была иная природа.              Ривен, ощущая, как с каждым мгновением смотреть в её глаза было всё труднее, задумался над вопросом. Может, если бы Муза использовала на нём свою магию, найти ответ было бы легче, но они очень давно, казалось, уже в прошлой жизни, договорились, что она никогда не залезет в его голову. Нет, теперь он не думал, что принятое решение было бесполезным, наоборот, но иногда, как сейчас, он понятия не имел с чего начать говорить. Особенно, когда дела касались таких деликатных тем.              — Мне чертовски страшно, — с языка сорвалось то, что он до конца и обдумать–то не успел. Женский взгляд смягчился, и он понял, что всё–таки двигался в правильном направлении, хоть и чувствовал себя не в своей тарелке. Пальцы сомкнулись на грубой ткани джинс, пока он продолжал выворачивать душу. — Серьёзно. Я будто пятилетка. Я так сильно боюсь, что мы потеряем кого–то снова.              С каждым словом дискомфорт отходил на второй план, заменяясь желанием говорить, говорить и говорить. Он никому обо всём этом не рассказывал, всегда всё скрывал, но сейчас открылся и не жалел, перед кем. Ривен отвернулся от Музы, взгляд его снова нашёл бескрайний небесный купол.              — То, что случилось с Фло… Господи… Они встречались, понимаешь? Она влюбилась в этого придурка, а потом утопила их обоих. Мы никогда не узнаем почему, напал ли он на неё или нет. Я просто… Просто не могу перестать думать об этом… — Его глаза беспомощно закрылись, перед ним всё заволокла тьма, и единственным, что держало его в реальности, был аромат Музы. — И то, что об этом знала только Терра… А если бы Флора не рассказала ей? Мы бы даже не догадались, даже не додумались бы, почему они оказались наедине. И это заставляет задуматься: «Чего ещё мы не знаем?» Что если угроза на каждом их шагу, а мы с тобой просто сидим здесь и нихрена не делаем? И Линфея, боже, Муза, в этих грёбанных джунглях твари прячутся под каждым кустом! Они все, все до единого могут погибнуть каждую секунду, а я даже подумать о помощи не успею!              Ривен воскликнул и сделал глубокий вдох, наполняя лёгкие кислородом. Голова чуть кружилась от переизбытка эмоций, эффект усиливался из–за темноты, потому он вновь распахнул глаза. Слишком яркий звёздный свет ослепил, но он заставил себя привыкнуть к нему.              С плеч упала громадная скала. Ему показалось, что он даже дышать начал по–другому, когда всё, что поднимало его по ночам в холодном поту, вышло наружу. Его признания невидимым для человека духом разнеслись по окрестностям, по цветущему саду Сириуса, но это не волновало. Паники не было, хотя она вполне могла бы заглянуть на огонёк, если бы нежная женская рука не переплела его пальцы со своими, а их сердца не начали бы биться в унисон.              Ему стало легче, но он всё ещё был в ловушке собственных чувств. У него не было сил повернуть голову и взглянуть в глаза девушке, которая уже в который раз спасала его от самого себя.              — Я бы хотела сказать, что всё наладится, но увы… — тихий голос раздавался близко–близко, так, что он ощущал дыхание Музы. — Мы выполняем приказ, Рив, мы должны быть здесь и проходить соответствующую подготовку, чтобы в нужный момент…              — Мы уже прошляпили этот нужный момент: Флора умерла, — резко выпалил он, пугаясь собственной грубости. Он повернулся, взгляд поймал затравленное выражение лица его напарницы, и ему от самого себя стало тошно. Ривен не дал ей отдёрнуть руку, сжал её крепче, обхватывая обеими ладонями, и, перекинув ногу через скамью, сел к ней лицом. — Чёрт, извини, я имел в виду…              — Ты прав, — без запинки сказала она, копируя его позу. Теперь их сцепленные руки лежали на скамье, а их взгляды встретились. — Ты прав: мы бесполезные, ничем не помогаем, сидим в самом безопасном месте из возможных. И… И может, если бы мы были там с ними, мы спасли бы её, но…              — Нет, послушай, ты не виновата, ты о чём… — Чего он точно не хотел, так это страданий Музы, не хотел, чтобы она, как и он сам, сидела вечерами в тёмном саду, представляя, как один за другим умирают их близкие. Она работала на износ, училась магии света, контролю каждый грёбанный день, чтобы не сорваться в бою и не испортить всё.              — … Но мы обязаны готовиться к чему–то более опасному, иначе мы проиграем войну, — луна отразилась в карих глазах, и он засмотрелся, точно заворожённый. — Наша вина — общая, как команды и друзей — в том, что мы не уберегли её, и это бессердечно отрицать. Мы подвели её, оставили одну разбираться с проблемами, и в итоге она просто не справилась. Мы могли помочь ей, но теперь единственное, что мы можем сделать, это заставить её жертву что–то значить, Ривен. Наша обязанность — уничтожить этих монстров раз и навсегда, заставить их заплатить за всё, что они сделали, и выполнить эту обязанность можем, только если будем подготовлены на сто двадцать процентов. Я понимаю, как тяжело, сидеть сложа руки, но у нас своя роль, и мы должны принять её вес.              Теперь уже было не до смеха, потому что жар сменился холодом, пробирающим до костей вместе с острым взглядом бездонных глаз. Он знал, что влюбился, чёрт возьми, полностью осознал это со всем вытекающим, но только сейчас по–настоящему увидел, в кого он влюбился. Муза долго прятала свою истинную натуру, боясь чужих эмоций и их влияния на неё, но наконец– то ей не нужно было этого делать. Перед ним была горящая в пламени воительница, амазонка с высоко поднятым копьём посреди жестокой битвы. Руки её были обагрены в крови убитой ведьмаками подруги, а на лице не было ничего, кроме жажды мести за утраченное. Не жестокая, а справедливая, как Немезида.              Ривен не знал, что сказать. Не думал даже, что вообще сможет сформировать мысли в слова, потому что их вихрь перепутал всё в голове, перевернул с ног на голову и устроил бедлам. Звуки природы и стрекочущие насекомые отвлекали, он хотел повернуться и крикнуть, чтобы они заткнулись.              — Не бери на себя слишком много, но не забывай, что мы тоже важны, — Муза, сжав пальцы, погладила его костяшки и улыбнулась так, как могла только она. Хотя иногда он стал думать, что только он видел в её улыбке что–то особенное, и это пугало. — Надеюсь, скоро ты сможешь уснуть, а пока… Побудь наедине с собой.              Когда перед ним оказалась пустая скамейка, куст в паре шагов, а ладони ударились о древесину, он понял, что слишком сильно задумался. Отрезвляюще вздохнув, он обернулся, натыкаясь на удалявшуюся спину его подруги, напарницы, возлюб… Чёрт!              Потом он скажет, что Сильва не просто так звал его импульсивным.              — Муза, стой! Я… Мне кажется… Я влюблён в тебя, Муза! — Вскакивая на ноги и делая несколько шагов, громко проговорил Ривен. В голове — пустота, и так бывало всегда, когда он делал что–то нереально сумасбродное. Плевать. Сердце начало стучать в груди, будто молоток, когда девушка остановилась и оторопело повернулась обратно.              О, конечно, именно сейчас, только сейчас он должен был подумать об этом.              Она стояла и с приоткрытыми от изумления губами смотрела на него, а он начал понимать, что, возможно, «тонул» только он. Они были приятелями, друзьями, напарниками, лучшими друзьями, и, может быть, идти дальше хотел только он. В конце концов, он не смог бы винить её: всё же, он не был лучшим вариантом для парня. И, кто знает, как повернётся жизнь, Харви всё ещё мог быть…              — … Ты можешь повторить?..              Ривен на мгновение даже не услышал, просто увидел её шевелящиеся губы, и то было слишком темно. Наверное, она заметила его замешательство, потому что в следующую секунду в паре футов в воздухе образовался небольшой сгусток света.              — Ты можешь повторить, что ты…              — Я тебя люблю, Муза, — опередил он её, решая, что если гореть, то гореть целиком.              На минуту повисла тишина, прерываемая только их случайными звуками, стрекотанием сверчков и его сумасшедшими мыслями. Фея молча смотрела на него, не отрываясь, разглядывала его лицо, словно пыталась что–то понять, что–то увидеть в его глазах. А в них, он был уверен, была только чистая искренняя паника, поэтому он не сразу заметил, что Муза быстро зашагала в его сторону.              — Я тебя тоже люблю, Рив, — тишину разорвала настолько обыденная фраза, настолько спокойная и будничная, что он вообще её не отличил от обыкновенного «привет».              Но он всё же отличил её, когда его фея притянула его в самый сладкий поцелуй, который у него когда–либо был.              Женские пальцы в его волосах, ягодный парфюм, заменивший кислород, мягкие губы, его ладони на её оголённой талии и грёбанные бабочки в животе — Ривен чувствовал себя в подростковом ромкоме, но «киношность» портил страх облажаться. Он не думал, что подростки в фильмах чувствовали подобное, но он думал, что мог бы смириться с этим, если таких поцелуев будет больше.              Но даже если это будет последний раз, когда его поцеловали, ему и этого будет достаточно.