Загорелся Кошкин дом

Пушок Белоусович, молодой кот в тёмно-зелёной шинели, по-хозяйски оглядел богатую гостиную, хмыкнул, подошёл к окну и пощупал светло-голубые занавески. Затем повернулся к Кошке, помрачнел. — Вы одна здесь живёте? — Да, — тихо ответила Кошка, прижимая к груди кружевной платок. — Что-то не так? — Этот дом слишком большой для вас, — заявил Пушок с явным удовольствием. — Но вы не волнуйтесь, на улицу вас не выставим. Выделим вам одну спальню, в остальных разместим семьи рабочих… — Как это? — возмутилась было Кошка, но, испугавшись, понизила голос: — Этот дом принадлежал ещё моему прадеду, а вы хотите чужих зверей поселить! — Спокойнее, госпожа Кошка, — фамильярно заговорил Пушок. — Нет никаких «чужих» зверей. Все теперь равны, понимаешь? — он снова подёргал занавески, а Кошке показалось, будто сердце её стиснул в когтях. — Ты вот была дворянкой, спала на мягких перинах, по коврам узорчатым бегала, — Пушок замолчал, оскалился, сверкнули его белые клыки. — Довольно с тебя! Котята из семей рабочих голодают, а она пирушки устраивает! Я-то всё помню! Помню, как мы с братом просили у тебя милостыню, — он подошёл к столу, на котором стояла хрустальная ваза, в гневе смахнул её на пол. Часть осколков упала под лапы Кошки. — А ты нас прогнала, буржуйка проклятая! Ты знаешь, что мой брат умер в ту зиму от воспаления лёгких? Пропади ты пропадом со своим особняком! Золото твоё государству перейдёт, усекла? — Пушок пнул ножку дивана. — Ещё спасибо скажешь, что тебя не отправили в Долину Снега. Когда Пушок Белоусович вместе с двумя подчинёнными вышел на улицу, Кошка в бессилии опустилась на диван, прижала лапы к груди и разрыдалась. Василий, её верный слуга, тут же прибежал с кухни, упал на колени. — Госпожа! Госпожа, чего же вы, — он взялся за край её платья, с преданностью посмотрел в глаза. — Проживём как-нибудь. Я от вас не уйду, с хозяйством буду помогать, как прежде. Свободу они захотели, а кому легче от этой свободы-то? Кошка не слушала. Она успокоилась немного, вытерла слёзы, медленно, будто охваченная злым колдовством, приблизилась к стене. На ней расцветал превосходный синий ковёр, расшитый золотыми нитями. Кошка, всхлипнув, достала из комода коробок и прежде, чем Василий успел что-то сказать, чиркнула спичкой. Дикое пламя взметнулось вверх по ковру, вгрызлось в дорогую ткань, поползло влево, на обои. — Госпожа, что же вы наделали! — закричал Василий, хватая Кошку за рукав. — Быстрее, пойдёмте прочь! Ах, беда, беда какая! На улице стоял Пушок Белоусович, о чём-то переговаривался с подчинёнными, посмеивался. Все трое обернулись на шум, увидели, как Василий тянет за собой упирающуюся Кошку. — Что происходит? — строго спросил Пушок, подходя к ним. Лапа его легла на кобуру с пистолетом. Василий раскрыл было рот, но Кошка его опередила. — Ничего не получите! — дерзко выкрикнула она, часто дыша. — Мой дом со мной и умрёт! Пушок Белоусович, принюхавшись, различил запах дыма. Морда его исказилась злобой, он наотмашь ударил Кошку, крутанувшись, приказал подчинённым: — Пожарную бригаду вызвать, живо! Эта дрянь дом подожгла. Василий рассвирепел — какой-то мокроусый котишка посмел ударить госпожу! — набросился на Пушка, намереваясь избить. Однако противник оказался проворнее, оттолкнул от себя старого дворника, выхватил пистолет и дважды выстрелил. Кошка поднялась, в ужасе застыла, глядя на тело верного слуги. Пушок Белоусович больно стиснул её плечо. — Вслед за ним отправишься, буржуйка, — прошипел он. — Но это позже, а сначала — в Долину Снега.