щемящая сердце ностальгия

      — Ты путаешь свою злость с истиной.       В Пустоши, месте, построенном на руинах некогда великой цивилизации, с пустым кольцом посередине, слова звучат особенно больно. Здесь не существует никаких посторонних звуков, никакой ненужной публики. Здесь таится горечь потери, вот и всё.       И пленённые своей болью.       — А что есть Истина в твоём понимании? – женщина в плаще разводит руки, чуть не заваливаясь назад. В обители божества, она выглядит ужасно жалко и немощно.       — То, что ты видишь перед глазами, Вакуум, – глубокий голос не дрогает, и всё то же безразличие плескается в его тоне.       Пустой взгляд пронизан ненавистью ко всему его существу.       — Это ты всё путаешь, Темпус! Я знаю, что нужно этому миру, я знаю что нужно этой вселенной, потому что я была с самого начала, и я никогда не отреклась от наших с тобой взглядов, а ты продал их за тридцать монет! Ты – трус, тебе лишь бы обеспечили удобное местечко в иерархии, да дали свою конуру, в которой ты запираешься вместе с... Этим! – бешеный взгляд резко падает на Джодаха, стоявшего рядом, с любопытством наблюдавшего за разворачивающейся ссорой. Он вдруг в оскорбленной манере раскрывает крылья и хохлится.       Но Вакуум не смотрит на него с яростью и презрением. В лице некогда великой богини кроется печаль и тоска.       — Наши имена уже не имеют никакого веса в Новом мире.       — И её тоже?       Между ними образовывается не то пауза, не то неловкое молчание. Картина напоминает некогда Пресвятую деву, умоляющую воинов не хоронить её дитя в столь гротескном стиле. Вакуум, как подобает истинной воительнице, умело балансирует между презрением и грустью. А тот, кого она осквернила, назвав его истинным именем, лишь опускает голову и прикрывает белёсые глаза.       Какова трагедия, что сами демоны не знают, в чём же причина их перепалки!       — Она мертва, Вакуум. Мы не можем с этим ничего поделать, таков фундаментальный кодекс мультивселенной. Ты можешь злиться, ты можешь плакать и продолжать сеять раздор, но её ты не вернёшь. Ни кровью, ни слезами, – на мгновение кажется, что где-то всё-таки укрывается тоска по минувшим дням, но никто из присутствующих поднимать эту тему не собирается.       — Тогда почему я её чувствую? Почему мне кажется, что она где-то здесь, просто ждёт, когда мы поможем ей? – меч старой ковки вдруг падает на обугленную, сухую землю.       — В Джодахе – осколок её личности, и это всё, что ты заслуживаешь знать.       Вакуум может лишь выдохнуть, не веря своим ушам. Они не борются за господство, так почему же родной брат вонзает ей в сердце нож? Разве не из одного чрева вселенной они были рождены?       — Почему ты относишься ко мне, как к преступнице? По такому же принципу, и твой пернатый друг должен сидеть в Тюрьме! Или... Нет! На тебя давит чувство вины, да, Смотрящий? Ты просто не можешь убить её во второй раз, да? Ха! Ха-ха-ха! Посмотрите, у старины Время резко проснулось сожаление! – сардонический смех пронзает накалённый воздух, и женщина смотрит высоко в небо, встречаясь с мириадой бездушных тел, плавающих по бескрайним пустотным морям.       Проходит несколько мгновений, но Смотрящий встречает её лишь молчанием, и только тревога в сердце Джодаха становится всё более невыносимой.       — Я – полезен, а всё, что можешь делать ты – аргументировать свои злодеяния чувством ностальгии. Если у нашего друга хватает достаточно сил, чтобы не сослать тебя в Забвение, где, кстати, прячутся твои оставшиеся дети, это не значит, что ты можешь играть на его нервах, – утробный рык выскальзывает из глотки Ангела Смерти, когда он сжимает излюбленное копьё в правой ладони. На лоб спадают белёсые пряди, и он обнажает клыки.       — Не злись, протеже, с тобой даже не разговаривали, – женщина горделиво фыркает, складывая руки на груди, качнув бедром в сторону.       — Довольно.       Ребяческую словесную перепалку прерывает голос Бога Времени, и по заветам старых легенд, все обращают своё внимание на него, застыв в ожидании.       — Тебе здесь не место, Вакуум, и пока ты будешь продолжать злиться и искать виноватых в событиях, произошедших эоны лет назад, то никогда твои раны не заживут. Намеренно их заражать – никогда твоим уделом не было, но никто, кроме тебя, не сможет положить конец твоим странствиям и детским попыткам обратить время вспять. Ты больна, и больна не в прозрачном смысле, а медленно отравляешь саму себя, надеясь, что какая-то мать услышит твой скулёж и придёт к тебе на помощь.       — Тогда почему мы встречаемся здесь каждый раз, но с разным Ангелом?       Смотрящий широко раскрывает глаза, и он чувствует, как трескается земля под ним.       — Это тоже фундаментальный закон мультивселенной? Или твоя тоска по тому, кто был до твоего Джодаха? До начала времён, а? Как ты можешь называть меня больной, сражаясь плечом к плечу с одной и той же вороной, хоть и зная в конце, что тебя постигнет горечь её гибели? Не ты ли сам грешен, Темпус? Не это ли и есть проявление чистого порока?       — Убирайся.       Вакуум не дают полноценно закончить свой монолог, и она лишь бросает разочарованный взгляд на некогда близкого товарища, того, кого она смело называла братом. Звёзды созерцают их ссору, и хоть сценарий тот же, они не перестают удивляться, ибо такова их роль – охать и ахать, подобно публике аристократов в зале театра. Но не обращая и доли внимания на них, дева в плаще лишь разворачивается спиной, и прежде чем распасться на чарующие частицы, цедит:       — Зашей в следующий раз не плащ свой, а сердце.       Но они встретятся, скоро ли, иль же нет – кому какая разница? Это маленькая шалость течения времени, но вместо Джодаха будет стоять уже кто-то другой. Не менее амбициозный и прыткий, лишь лицо меняется в данном случае, а душа, запятнанная судьбоносной кровью, продолжает исполнять один и тот же танец.       — Это... Правда?       — Что?       — Её слова. Они правдивы?       — В каком-то смысле – да. Но тебе рано ещё об этом знать, Джодах.