Рисую тебя – признаюсь в любви

Боже, какая же дурацкая порода эти Ростовы. Денисов думал так каждый раз, когда смотрел на её портрет. С такими же живыми, как в реальности, темными глазами. Портрет, написанный его рукой. Потому что никто бы больше не смог так точно повторить её нежные, не испорченные обманом и ложью черты. Денисов – романтик. Окончательно и бесповоротно. А что он мог с этим поделать? Прошедши войну, он не утратил той мягкости, присущей любому романтику. Порой он играл на клавикордах, сонеты выдавались особенно трепетны, чувственны и трогательны. Он всё также писал стихи время от времени, но они уже были не так легки. Но Денисов больше не танцевал – даже польскую мазурку. Но он рисовал. Начал совершенно случайно. И из-под его руки также случайно вышел её образ. Ласковый и нежный. А Денисов почти забыл. Верил, что забыл эти живые черные глаза и улыбку. Ошибся, глубоко ошибся. Дурак не иначе. Разве можно забыть Наташу, которая заменила веру, надежду и любовь? Наташу, Natalie, из-за которой становился ценен каждый миг? Которая стала воплощением самой жизни и её трепетной важности. Каждый день Денисов достает из секретера тонкие листы бумаги, давно смятые по краям. Шурша ими, он пересматривает рисунки. И вспоминает. Первый и единственный танец, наполненный нежной любовью, которую ощущали они вдвоем. И которую вдвоем так и не поняли. Наташа потому, что была слишком мала и молода. А Денисов... Потому что дурак. Абсолютный, круглый и полный дурак. Ничего не понимавший, но лишь только в песни её услыхал то, что теплилось в его душе, сразу же всё это сказал. Выпалил, как есть, и испугал беззаботную фею. Отказ был ожидаем. Такой предсказуемый финал, что хотелось выть, закусив длинные усы. Все в душе обрывалось, замирало и вспыхивало жгучей обидой. Хотелось забыть всю эту жизнь, утратившую всякий смысл. Но жить было нужно. Необходимо. Денисов обещал. Не Наташе, а сам себе. Он не может оберегать её, он защитит её брата. Любого, кто дорог её большому сердцу. Даже если ему там нашлось лишь немного места, как всякому другу. Он не мог быть рядом с Наташей, когда они бежали из Москвы. Когда подлец Анатоль чуть не погубил её. Денисов сам был готов вызвать его на дуэль. Но безмолвно вверил заботу о дивном создании другому. Князь Болконский точно смог о ней бы позаботиться. Он любил Наташу. И Денисов сделал самое бо́льшое, что мог. Неслышно тосковал и пытался забыть. Как же люди любят слепо врать. В первую очередь самим себе. Шло девятнадцатое столетие, а все до сих пор верили, что время лечит. Денисова не лечило. Лишь больше вспоминалось. Наташа была везде. Даже в её брате Пете, которого он не уберёг. Холодное маленькое тело которого оставили в земле. Слова обещаний – пустой звук, если их не удается сдерживать. Время проходит, бежит стремительно дальше. Наташа уже не Наташа. Наташа Ростова – графиня Безухова. Денисов знал, что она теперь жена Пьера: лично их поздравлял. В черных, не омраченных войной девичьих глазах он всё ещё был хорошим и милым другом. И очень славным. А Денисов целовал ей руку, желал счастья, как все. Финал. Просто пять букв. Конец. И ничего не изменить. Если бы Наташа только знала, то просила бы, умоляла бы не печалиться. Что это не надо. Что это очень плохо. Так, что она сама готова расплакаться. Денисов улыбался этим словам, которые так и будут не произнесены. И многое останется в тени на всю жизнь. Что он тысячу раз признавался ей в любви. В каждом рисунке. В каждом неровном штрихе. И Наташа никогда бы не услышала этого. Всё можно понять по одному взгляду на рисунок. Тоска, едва сдерживаемая в старой душе, выливалась в портреты. Денисов рисовал и рисовал её. Наташа, если и не живая, смотрела с той веселой нежностью, с которой глядела на дорогих ей людей. Чтобы года проходили – образ феи оставался с ним. Навсегда. До тихой смерти. Зимний холодный свет падал на стол в кабинете Денисова, когда из-под его руки выходили любимые черты. Он слишком ярко помнил, как Наташа улыбается, как черный локон падает на худую шею, а мелкие морщинки от живых эмоций появляются возле больших глаз. Совсем не портя её прелести. В памяти было слишком много. И всё это складывалось в одно имя. Наташа. Не заканчивая, Денисов откидывает карандаш и запускает руку в черные курчавые волосы. Как счастливо могла бы сложиться его жизнь. Но нет. Злобно смеясь, судьба повелела ему быть свидетелем чужой радости. А он стал немым зрителем. На столе, рядом с незаконченным портретом, лежит распечатанное письмо. Ростовы приглашают на именины их меньшой. Будут лишь они, Безуховы и он. Совершенно лишний, но всё ещё желанный гость в их семейном кругу: - Боже, – выдыхает тяжело Денисов, подкручивая черные ус. Берет в руку письмо, цепляясь сразу за знакомое имя. Наташа. Николай – плут, хотя сам этого не осознает. Денисов снова вздыхает, черные глаза бегают по знакомым линиям милого лица. – какая же дуг'ацкая пог'ода эти Г'остовы...