la liberté commence par l'ironie.
прежде всего, судьбы.
небо было угрюмо сегодня весь день, осталось таким и ночью, так что нельзя было разглядеть даже кончиков своих пальцев. может ли быть такое, что это Бог, всевышний Отец, наконец отрёкся от своего эгоистичного безразличия и узрел, во что превратились его земные угодья? увидел, как алая кровь, чей липкий запах въелся в кожу, а привкус железа всё сильнее оседал на языке, лилась реками, когда вновь и вновь судили и казнили грешные человеческие души.только вот у д'эстре никогда не было настоящего отца. значит, для неё не существует и Бога.
белоснежные волосы растрепались и липли к взмокшему лбу, но мишель продолжала копать. утром был дождь, и земля значительно размягчилась... с тихим звуком лопата входила в неё, подобная лезвию, что разрезает охотно поддающуюся кожу, и последняя расщепляется перед величием острого клинка. затем изящный сапог, весь в грязи, придавливал сверху. и руки неизменно повторяли одно и то же: сжимали рукоять крепче, несмотря на боль появившихся неестественных мозолей, откидывали рыхлую в сторону. мишель пыхтела, иногда останавливалась, чтобы смахнуть с лица противно ощущающийся пот, когда его солёные щиплющие капли попадали в зелёные кошачьи глаза. изящные руки начинали умоляюще ныть почти сразу — и она с новым, особым остервенением и усердием возвращалась к совсем не своей работе. насмешливая улыбка не была способна слезть с её острого лица. мишель казалась вся эта авантюра не более, чем детской забавой: выбраться за пределы парижа, где со всей своей страстью кипела жадная до жизней революция, с утробным звериным рыком терпеливо поджидающая новых жертв, чтобы с одичавшим остервенением разодрать их тела при первой же возможности. и теперь ночью, подставляя своё хрупкое тело под бурные, холодные струи ветра, несущиеся с сены, копать, копать, копать. упорно рыть яму, которая станет могилой для блистательного, но, увы, безликого для мишель андрэ д'эстре.шалость, которая пробуждала азарт и удовольствие от предвкушения. но уже вечером следующего дня она будет небрежно позабыта.
мишель не знала его, всегда будучи в окружении лишь дур-нянек и гувернанток, своих милых кошек да обычного смертного люда, обычно не примечательного для таких, как мишель — воплощений и по совместительству аристократов, обладающих недюжинным состоянием, составляющих часть древнейшего французского рода д'эстре, потомков самой воинственной доиринн, — хотя бы своим социальным положением. д'эстре всегда избегал лишнего столкновения со своей дочерью, предпочитая смахивать её на других, так что однажды в её окружении оказался даже, как тогда казалось, будущий, но невольный жених, брак с которым должен был состояться по расчёту с лёгкой руки андрэ. и о, мишель отлично запомнила грязные, мерзопакостные руки, гадкую ухмылку своего названного супруга... и как для неё тогда впервые пролилась кровь. чужая. и то ли от страха взять на себя ответственность, — ещё одна вещь, которую мишель отлично усвоила для себя от отца, — то ли от «постоянной занятости» андрэ так упорно отвергал общество своей дочери, то ли ещё от чего... тем не менее, мишель не испытывала к нему ни неприязни, ни ненависти и ей было всё равно на причины. как и на всю фигуру королевства, которого она знала лишь по бесконечному скоплению портретов, одним своим существованием кричащих о чужом нарциссизме, за которое мишель не могла его судить. была ведь грешна ровно тем же.д'эстре были друг другу чужими, незнакомцами, которых связывали лишь ничего не значащие узы родства, фамилия и общий дом. но при этом всём они были похожи больше, чем могли себе представить.
лопата не без облегчения была брошена рядом, и длинные пальцы, ухватившиеся за края пыльного льняного мешка, с трудом затащили его в вырытую яму. мишель даже не постаралась сделать погребение отца красивым и роскошным, как они оба любили. она и не постаралась найти для его чистого, неестественно грациозного и гибкого для мужчины тела хотя бы простенький гроб. мишель по-прежнему не испытывала к андрэ хотя бы малую долю едкой неприязни, но всё же, незаметно для самой себя, старалась на каком-то по-первобытному интуитивном уровне доказать своё превосходство перед ним, свою цветущую во всех красках независимость и унизить, хороня его как жалкого, беднейшего, всеми забытого плебея, а не короля с императорскими амбициями, которые с радостью переняла сама. д'эстре, не знакомая с отцом, была уверена, что это будет действительно худшая смерть для него. ведь она понимала, что он почувствует, когда наконец придёт в себя, что он осознает, насколько на самом деле его вечная жизнь воплощения стала ничтожна, слаба и немощна, когда у него в один миг отняли воздух. настолько же незначительна, как жизнь обычного смертного. мишель выбирается из ямы, поднимает лопату и некоторое время неспеша ходит из стороны в сторону, вглядываясь зелёными зеницами в чёрное небо, застланное тучами. она терпеливо ждёт до первого раздавшегося из подготовленной могилы болезненного хрипа андрэ, до его первого неловкого шевеления, иначе в этом всём просто не было бы и малейшего смысла. теперь же пришло время наконец забрасывать могилу сырой землёй.небо прояснилось и из-за туч выглянул мягкий рассвет, когда развеселившаяся мишель д'эстре, не оборачиваясь, покинула могилу бесшумно умирающего отца.
одинаковые.