Just a cigarette

— Я предупреждал тебя, много раз, просил, но ты меня не слушаешь. Почему? — Се Лянь говорил тихо, но зло, насколько только могла вынести его мягкая натура. — Я лишь только и делал, что просил, просил и просил. Но ты… Ци Жун, я в тебе разочарован. Я думал мы это прошли, ты отпустил эти глупые обиды… Но кажется, я ошибся. У младшего брата от антидепрессантов взгляд размытый и чутка угашенный. Он смотрит на него сквозь прозрачную пелену злостной влаги и кажется искренне не понимает в чем он так провинился. Он никогда не признавал вины. Эта особенность характера, что он наверняка унаследовал от своей неповторимой в своем резком темпераменте матушки. Ци Жун точная ее копия и кажется, будто это наименьшая из его проблем. Каждый день вставать и выносить его испортившийся с годами нрав: вот, что действительно тяжкой. Слушать в ответ сквернословия и отходить, когда тот из ревности бьет его любимую посуду. Брат его человек сложный и кажется, немножко поехавший. У него сумасшествие на роду написано и совсем немного в просроченной справке. Уже действительно много лет они не могут найти общий язык. Се Лянь изо всех сил пытается, но скоро от его благих немереный останется лишь дорога в ад, куда стремительно Ци Жун, тащит их обоих. Он курит на кухне и прожигает скатерть, он курит в ванной и оставляет круги на белом акриле, он курит в комнате и прожигает диван. Он курит где угодно, но не на балконе, боится высоты. А то, что легкие как решето и кожа серая как грязная побелка — его совершенно не волнует. И ведь главное — запретишь. Ему скоро тридцать, а он не хочет взрослеть. Се Ляню скоро тридцать пять и кажется, позади уже половина прожитых дней. Ему хочется жить своей жизнью, размеренной и тихой, но некий… балласт в виде брата, все действительно усложняет. Как оказалось: там где заканчивается альтруизм, начинается настоящая бойня. Се Лянь волосы готов был рвать. И на своей голове и на чужой, прежде чем понял, что в действительности, он здесь далеко не самый несчастный. Поэтому, все так странно и получается. Он разочарован в них обоих. Он подходит к брату и тот моментально схватил его за руку и дернул на себя. Попытался потушить бычок об его джинсы и заливисто засмеялся. Ци Жуну смешно. Ему в общем-то и не бывает грустно. Се Лянь вырвал эту дрянь из его рук, выбросил в грязную пепельницу и заломил брату кисть так сильно, что будто бы что-то хрустнуло. Он не хотел делать больно, но тошнота от дыма, что выпустили ему в лицо накатила незамедлительно, пришлось сжать гораздо сильнее. Брат залился краской и закусил искусанные губы. Он любил когда грубо и совсем не терпел человеческого отношения. А Се Лянь не любил грубости, не терпел ее и не хотел причинять. У него доброе сердце и больная душа, слишком кровящая, слишком израненная. Цвет смерти его скоропостижной — зеленый, с запахом сигаретного дыма. От которого хотелось лишь блевать. Ци Жун смотрит на него с азартом, почти озариво. Он прячет сигарету в зубах и оказывается совершенно не готов к тому, что применяя силу, брат разожмет его челюсть. К такому он попросту не привык. Старший брат смотрит с почти с презрением, почти с не наигранным. — Выплюнь. Может, она не стоит наших ссор? — А может, ты не стоишь и ее? Он проникает пальцами глубже и брат говорит совершенно нелепо. Он пытается убрать его руки. Укусить, оттолкнуть, отшатнуться. Только не выходит. Се Лянь будто бог войны, такой же непоколебимый как стержень его нерушимого нрава. Такой же несгибаемый и кажется, бесконечно уставший от глупых сражений. — Где ты их достал? Брат даже не скрывается. Ему незачем. Он настолько упивается тем, что Се Лянь ничего ему по факту не сделает, что в свете тяглого, холодного света, у него краснеют щеки. — Мне их купила Сюань Цзи. Ты ей ничего не сделаешь! Ха-ха! Настолько жалкий, что беспомощный. Бра-тец. Он прикрывает глаза, улыбается, но вырывает пережеванную сигарету из чужого рта настолько быстро и стремительно, что он едва не подавился. Се Лянь бросает ее в пепельницу, к остальным и слюнявые пальцы вытирает о чужую футболку. — О, поверь, рано или поздно она получит свою пощечину. Но тебе я дам их три. — Блядь, это просто сигарета. Сегодня, я курил лишь раз. Се Лянь садится рядом, берет с тумбочки блистер с таблетками и отсчитав три штуки, пересыпал их в чужую, изрезанную руку. — Да, это просто сигарета. А потом таким будет просто десять. Они принесут тебе еще более серьезные болезни. Ты — единственный кто у меня остался и поверь, не так уж сильно я хочу терять тебя. Ты — моя семья, Ци Жун. Хочешь ты этого или нет. — Шансы не велики. — Они огромны. Оно того не стоит. Ты будешь жалеть о содеянном. Старший брат поддевает нежной рукой чужой подбородок, открывает рот и ждет послушания. Закидывает таблетки, внимательно смотрит, чтоб проглотил. — Я остановлюсь, когда захочу. Я смогу, ты, сука, не смеешь во мне сомневаться. Он проглатывает лекарство и целует старшего брата в подбородок, длинными ногтями сжимая ткань его идеально-белых джинс. Се Лянь не отталкивает, но от отвращения тянет отвернуться. Он не против, но его мать бы повесилась еще раз узнай о таком. Тяжкий грех, что несет с девства провозглашенный небожитель. Тот, что всегда и везде был первым, но так и не понял важный закон. В трудное время спасает терпенье, а кровосмешенье — оставь на потом. — Ты сам в это веришь? Ци Жун останавливается и отстраняется, уходит из комнаты, где дышать становится в разы легче. Конечно он знает, что врет. Все знают, что нельзя верить его младшему брату. Се Лянь знает это, но каждый раз думается будто он действительно что-то понял. На деле, - он просто, все еще очень наивный.