Como uma flor cheia de mel

Деревянные ящики стояли друг на друге, источая жутчайший смрад, рыхлая земля под острым козырьком кишела червями и их мелкими гадкими личинками. За спиной раздался протяжной скрип, и стенка прогнившего деревянного гроба оторвалась, с грохотом упав на мокрую землю. Из широкой дыры выскользнула прогнившая конечность, и Эзоп обернулся, рассматривая это недоразумение. Он воткнул лопату рядом с ямой и подошел ближе, взгляд зацепился за перепачканное кольцо, болтающееся на слабом синеватом пальце. Оно тускло пыталось сверкать, изо всех сил отражая блеск открывшейся из-под темной пелены луны. Серебряная оправа со светлым голубым камнем по центру выглядела дорого, даже несмотря на грязь и капельки запекшейся крови. Эзоп потянулся к руке, чтобы снять кольцо, но то как будто сопротивлялось, не хотело слезать, цепляясь за размокшие кусочки кожи. Зачем оно ему нужно? Он и сам не понимал, просто что-то подсказывало забрать украшение себе. И это что-то отбрасывало из-под его ног длинную черную рогатую тень, в точности повторяя движения мужчины. Рывок за рывком и каждый наклон его головы, все идеально соответствовало. Через пару минут кольцо наконец оказалось на ладони Карла, покрытой плотной кожаной тканью. Он грубо вытер его о ткань своего пальто и поднял над головой так, чтобы тусклый свет луны проходил сквозь аккуратные плоскости полупрозрачного камня. Украшение смотрелось несколько потрепанным: чуть изогнутая оправа, несколько неровных сколов и поцарапанное серебро. Однако эти недостатки не мешали ему выглядеть хорошо. Странно, что такая интересная вещь лежала в безымянной могиле на самой окраине кладбища. В их время не каждый мог бы позволить себе носить такое, так ведь? – Ну и чего ты ждешь, любовь моя? Сзади послышался знакомый голос, тонкий, как гул холодного осеннего ветра, как встревоженный ворох опавшей листвы и, пожалуй, как вой мертвецов в театральных постановках. Эзоп обернулся, кивнул головой, пытаясь вспомнить, кому голос принадлежит. Впереди, восседая на высоком потрескавшемся надгробии, сидел и болтал ногами молодой человек. Он улыбался, широко и беззаботно, только глаза не выражали абсолютно ничего, будто на голову натянули красивую, но безжизненную маску. Незнакомец протянул к мужчине руку и пару раз встряхнул ладонью в нетерпении. И Эзоп подошел ближе, крепко сжимая в кулаке массивное кольцо, явно не подходящее тонкой и нежной ладони, направленной к нему. Мужчина пару раз осмотрел сидящего перед ним, и тот ответил тем же, впиваясь большими светлыми глазами в каждое пятнышко на одежде. Наконец ладонь, облаченная во ткань, коснулась мягкой, почти что похожей на детскую, руки, аккуратно и боязливо надевая украшение на большой палец, единственный способный удержать его хоть сколько-нибудь плотно. – Твое кольцо? – наконец спросил Эзоп, одергивая себя от желания сжать посильнее тонкие пальцы незнакомца. – Да, как славно, что тебе удалось его найти. Уже шестой раз. Мужчина с недоверием посмотрел в глаза напротив. – Шестой раз я теряю его здесь. А ты всегда находишь. Он так громко говорил, что у Эзопа эхом раздавался в голове его голос. Было почти больно, словно кто-то намеренно расковыривал барабанные перепонки тонким острым прутом. Так отвратительно не разговаривал ни один человек на его памяти. Мужчина обернулся и не обнаружил за спиной привычной горы деревянных подбитых лопатой гробов, но не предал этому особого значения, словно визуальный образ только что не подменился другим по щелчку пальца, а гробы просто за несколько минут растащили в разные стороны закадровые актеры. Он вновь повернулся и увидел перед собой лишь пустующую могилу, основание которой было завалено пересохшими желтыми цветами. Совершенно ничего сверхъестественного, так ведь? – Я здесь, любовь моя, здесь! – Эзопа пару раз похлопали по плечу сзади, и ему в очередной раз пришлось повернуть голову, замечая незнакомца, стоящего чуть ниже, чем он. Ниже, худее, в принципе гораздо меньше. Светлый, почти светящийся в непроглядной темноте среди унылых надгробий. Красивый, но при этом пугающий до того, что по телу волнами пробегали нервные спазмы, а по коже – мурашки. Но Эзопу не казалось это странным, он просто воспринимал своей страх как должное, как часть окружавшей его реальности вместе с исчезающими вещами и размытыми воспоминаниями. – Любовь? – он усмехнулся, игнорируя бушующий инстинкт самосохранения, повелевающий убежать куда подальше. Человек напротив ни то обиженно, ни то разочарованно поднял брови и скривил рот, будто хотел немедленно возразить. Но парой секунд позже его нелепое выражение сменилось той же радостью, что и ранее. Он подвинулся вплотную и обхватил лицо Эзопа с обеих сторон, притягивая ближе к себе. – Не может быть, ты снова меня забыл, какая жалость. На секунду Карлу померещилось, что чужие ладони сдавливали его лицо все сильнее и сильнее, стараясь ни то удержать, ни то раздавить. Больно, страшно, непонятно, но он не мог реагировать должным образом. Прикосновения были настолько же холодными и цепкими, насколько эфемерными и невесомыми. Руки медленно соскользнули с лица на шею, а после на грудь, ощупав и тихонько пробежавшись самыми подушечками пальцев по плотной перепачканной ткани. Незнакомец прижался ближе, прикладывая ухо к телу Эзопа. – Здесь есть еще кое-что, что принадлежит мне. Он ногтем подцепил глянцевую пуговицу на смятой рубашке и расстегнул ее, спускаясь ниже. У мужчины перехватило дыхание от неожиданности, он наблюдал, непроизвольно затаив дыхание. Кончики ушей стыдливо покраснели, когда ветер подул, задевая тонкую кожу. Незнакомец завершил свое почти преступное деяние и сдавленно захихикал, надавливая одним из до тошноты красивых пальцев чуть левее центра. Сначала это выглядело не более, чем невинный жест, но только до того момента, пока он не начал вжиматься сильнее, расковыривая одну из многочисленных разбросанных по телу родинок. Кожа скручивалась спиралью вокруг острого ногтя, впивавшегося до первых бурых капель крови, которые гасли и высыхали, не успевая даже обогнуть пару выпирающих ребер. Когда незнакомец протолкнул палец глубже, уходя в мягкие переплетенные мышцы, Эзоп скривился от боли и, еле удерживаясь одной рукой о каменную плиту, медленно сполз на мокрую землю. Человек напротив нагло уселся на его бедра, шевеля ладонью из стороны в сторону, царапая ногтями кость, плотно прилегающую к поверхности. Мужчина изо всех хотел оттолкнуть его от себя, но не мог, не получалось заставить тело пошевелиться. Вообще не получалось сделать хоть что-то, что противоречило бы желаниям милейшего существа, превращающего его грудь в кусок вывернутого наизнанку мяса. – Повторяй за мной. Джо-зеф. Это мое имя. Он втиснул второй палец в проделанную дыру и отвел его в сторону, заставляя кожу рваться подобно самому обычному листу бумаги. Из раны кровь хлестнула теплым быстрым ручейком, стекая вниз, в землю. Карл крепко, до противного скрежета, сжал зубы и откинул голову назад, пытаясь хоть как-то набрать в легкие воздуха. Каждый вдох резал глотку не хуже наточенного лезвия. Он еле-еле раскрыл глаза, невольно осматривая возникшее перед лицом треснувшее надгробие. На белой потертой плите ему мерещилось чертовое «Джозеф» вместо имени реального человека, на этом месте похороненного. – Ну же. Назови мое имя. К двум пальцам добавился третий, оттягивающий кожу от открытых ребер. – Джо-зеф, – так же по слогам прохрипел Эзоп, цепляясь короткими ногтями за выступы на основании надгробия. В ответ улыбка, почти искренняя. Джозеф отстранился, вытирая руку о тонкую ткань рубашки, которая, намокая, распространяла пятно дальше, во все стороны. Карл вцепился в свою грудь, пытаясь перекрыть огромную кровоточащую дыру. Глаза сами собой закрывались, лишь бы не смотреть на наглое лицо напротив. Под ладонью разливалось тепло. Все пульсировало в такт бешено изнывающему сердцу, которое он почти мог чувствовать через тонкую пленку, прилегающую к костям. Пальцы дрожали и скользили по обнаженной плоти, все сильнее покрываясь кровью, перчатки мерзко намокали, и ткань липла. Пространство под спиной, по ощущениям, становилось все более и более рыхлым с каждой секундой. Джозеф многозначительно придвинулся бедрами к паху Эзопа, сильнее сжимая тонкие колени. Мужчине наконец пришлось посмотреть на него, такого светлого и красивого, с расцветающим на рубашке алым пятном. На него, такого, вместе с тем, опасного и устрашающего. В голове что-то щелкнуло в тот момент, когда Джозеф потянулся к пуговицам на своей собственной одежде. Так же, как и парой минут ранее, он аккуратно вытаскивал их одна за другой из крохотных петелек. Эзоп не хотел на это смотреть, не хотел об этом думать. Но уже не мог отвести взгляд от открывавшихся кусочков чужой светлой кожи. Чем дольше это продолжалось, тем тревожнее ему становилось. И не зря. После нескольких пуговиц у Джозефа возникли трудности: то пальцы не слушались, то пуговицы не поддавались, то петли вырывались с корнем от самых мягких движений. – Помоги мне. Он не просил, он приказывал, наклоняясь ближе к Карлу. Он сам оторвал его прилипшие ладони от раны и притянул к себе, пачкаясь чужой кровью. Кольцо, еле держащееся на изящном пальце, угрожающе сверкнуло на месте небольшого скола. Карл освободился от рук Джозефа и одним резким движением распахнул рубашку, глянцевые пуговицы попадали вниз, ударяясь о каменную плиту. Полуобнаженный юноша ахнул и закрыл руками лицо, медленно заливаясь звонким истерическим смехом. Эзоп ошалело рассматривал то, что перед ним открылось. В самом деле, тревога не просто так давила все это время. Все тело Джозефа, начиная от области чуть ниже ключиц и заканчивая выглядывающими из-под пояса тазовыми косточками была… черт, ее просто не было. Все испещрено глубокими черными дырами, с торчащими из них кусочками мертвой, иссохшей плоти. Черная слизь тянулась вниз с каждой раны, выталкиваемая наружу мелкими спазмами живота из-за смеха. Густые капли поблескивали на свету, унося с собой мелкие оторванные капилляры и осколки раздробленных костей. Эзоп тяжело сглотнул вязкую слюну, и его чуть не вырвало из-за мерзкого ощущения того, что внутри по гортани так же ползут темные грязные струйки. Мужчина сдавленно вдыхал шершавый воздух кладбища, пропитанный сладковатыми запахами увядших цветов, мокрой земли и ладана, дымившего с раннего вечера у подножий некоторых надгробий. Тонкой нитью сквозь это все до него доходил дичайший смрад от множества открытых ран на теле Джозефа, тошнотворная вонь мертвечины, гнившей не один десяток дней в июльском пекле. Карл сильнее вжался спиной в пространство под ним, под головой зашуршали сухие цветы, путаясь в волосах серыми пожухлыми бутонами. Юноша перед ним склонился ниже, стягивая рубашку с худых узких плеч, покрытых сотнями относительно свежих царапин. Его тело сжалось, и из чернеющих дыр новой волной хлынула густая противная жидкость, собираясь крупными каплями на груди Эзопа, мешаясь с его собственной кровью, разливаясь между лоскутов разорванной плоти. – Ну же, я знаю, для чего ты явился. Иди сюда, нас все равно никто не увидит. Джозеф протянул руки к Карлу, обвил ими его шею, почти лег на мужчину, скользнув мягкой мокрой кожей по его телу. В отличие от Эзопа юноша был холодным. В нем не было тепла живого человека, его сердце не билось, вены вздулись и почернели, выглядывая из-под окоченелых тканей. Мужчина под ним крупно вздрогнул, когда тонкая ладонь с одной определенной целью потянулась к его ширинке, цепляясь пальцами за тугой пояс брюк. Эзоп почти взвыл и резко оттолкнул от себя Джозефа, из-за чего тот с глухим стуком ударился о землю, захлебываясь встрявшими в глотке сгустками крови. Единственный способ удрать куда подальше, которым мужчина не собирался брезговать. Разум начал трезветь, когда маленькое бледное тело рядом задергалось в болезненных конвульсиях. Трава вокруг покрылась небольшими густыми лужицами, напоминавшими скорее грязные вязкие сопли, чем кровь. Через пару минут тело перестало шевелиться вовсе. Карл сделал пару шагов назад, аккуратно ощупывая ступнями землю под ногами до тех пор, пока устойчивая поверхность не начала помаленьку пропадать. Он оглянулся и увидел под собой глубокую широкую яму, на дне которой лежал злополучный деревянный ящик с прогнившими от сырости стенками и снятой крышкой. Возле не было никаких опознавательных знаков, только старая лопата, воткнутая в кучу рыхлой почвы, множество раз перебранной, в которой шевелились маленькие белые червяки и жуки, сбежавшиеся на запах некоторое время назад закапанного в этом месте тела. Его тела. Эзоп повернулся вновь и чуть не упал в яму от неожиданности. Бледный, прогнивший насквозь труп Джозефа вновь ровно стоял на ногах и нагло ухмылялся, смотря на мужчину. Только в этот раз юноша не выглядел таким светлым и красивым, как до этого. Голубоватая кожа, вздувшиеся под ней вены, черные густые разводы на теле, спутанные грязные волосы, свисавшие с плеч массивными клоками. И конечно же множество открытых ран, проходящих насквозь. Если хорошо присмотреться, то через пару десятков дыр можно было разглядеть потрепанное надгробие напротив. Карл сорвался с места как ошпаренный, но его схватили за ворот пальто, притягивая ближе. Мужчина не мог понять, откуда в мертвеце оказалось столько силы, но отчетливо понимал другое – ничего хорошего дальше явно не случится. И вдруг стук. И хруст. Кажется, его бросили на ту же самую могилу, где до этого пытались раздеть. И он не очень хорошо приземлился. Рот наполнился кровью, которая побежала по подбородку вместе с потоком вязких слюней. Эзоп сплюнул несколько осколков от зубов на белый камень, случайно скользнув щекой по надгробию. Было больно до ужаса, то, что осталось после сильного удара, резало десны, раскроило губы, кололо язык. – Ты меня больше не любишь, да? Голос раздался низкий и хриплый, как будто человек за спиной внезапно повредил голосовые связки. Или они просто сгнили. – А помнишь, как тогда, на алтаре, ты пожелал, чтобы я любил тебя вечно? – взгляд Джозефа сделался растерянным и злобным. – Так что же тебе теперь не нравится? Эзоп ответил ему таким же зловещим взглядом. – Может, все из-за того, что мое тело становится непригодным для тебя? Но если бы ты оставил меня в живых, то все было бы хорошо, так ведь? Джозеф приблизился и обхватил перепачканное красным лицо мужчины. Наклонился близко-близко, так, что его холодный нос касался горячей щеки Карла. – Ты не хочешь меня, потому что я уродлив, да? Ответь уже. Он плакал? Человек под ним не мог выдавить из себя ни слова. Ему было больно, плохо, в конце концов, противно. А юноша смотрел с широко раскрытыми глазами, его побелевшие зрачки мелко тряслись, как и редкие ресницы. Так и не дождавшись ответа, он прислонился своими сухими потемневшими губами к полураскрытым окровавленным губам Эзопа. Тот недовольно что-то промычал и вцепился руками в тонкое туловище, пытаясь оттолкнуть этот ужас от себя. Пальцы встряли в одной из крупно раскрытых ран, и без того мокрая ткань с чавкающим звуком прошлась вглубь мягкого холодного тела, покрываясь слизью. Карл чувствовал, как под ладонью что-то пульсирует и в непонимании сильнее изогнул брови, дерганными движениями пытаясь нащупать это что-то. Когда оно обернулось вокруг одного из его пальцев, он наконец осознал – внутри тела ползал гребаный червь. И возможно даже не один. Джозеф надавил на челюсть Карла и протиснул свой шершавый холодный язык в его рот. Мужчина надавил сильнее, все так же пытаясь отстранить неподдающуюся тушку юноши от себя. Внезапно тот согнулся и пару раз дернулся, от поразивших живот спазмов, широко раскрыл глаза и громко ахнул. И через секунду, после резкого «буэ», в рот Эзопа хлынул вязкий поток желтоватой слизи вперемешку со сгустками мертвой крови. В тепле, под языком, что-то зашевелилось, дергая мельчайшими лапками у внутренней стороны щек. Карл наконец отпихнул от себя Джозефа. Часть склизкого месива была проглочена от неожиданности, другая же часть полилась по подбородку, размазывая остатки его собственных слюней. Рвотный рефлекс живого человека не стал долго ждать, заставляя извергнуть из организма все в него вошедшее, включая недавний ужин. То, что, в буквальном смысле, вылилось изо рта Эзопа выглядело, однако, гораздо более «симпатично», чем то, что стекало по его побитому телу. Джозеф зашуганно сидел рядом, поджав под себя колени. Мужчина почти бешено поднял на него взгляд, не выражающий ничего, кроме желания разорвать на куски и закопать на разных сторонах кладбища. Тот, кто до этого одним легким движением выбил ему половину передних зубов, сейчас сидел похожий на беззащитного котенка. Истыканного и гниющего, запачканного грязью со всех сторон, котенка. Карл приподнялся и, скорчившись, пополз в его сторону, царапая колени о щебень. Юноша боязливо начал отползать назад, еле удерживая себя окоченевшими руками. Его живот сильно сжался, через самую большую рану, оставленную внизу, около паха, пробился кусочек посеревшего кишечника, покрывшегося частыми бугорками от полопавшихся капилляров. Джозеф упал на спину и вытянул перед собой руки, пытаясь ни то укрыться, ни то ударить приближавшегося Эзопа. Тот схватил одно из запястий и прижал к каменной плите так сильно, как только мог в своем состоянии. Кожа под пальцами потемнела, тонкая рука дрожала в нелепых попытках вырваться. – Не притворяйся, что тебе это нравится. – Нравится? Я хочу избавиться от тебя, – наконец ответил Карл, параллельно скручивая второе запястье юноши. Хрупкая кость легко поддалась и с хрустом повисла, удерживаемая небольшим скоплением до сих пор не сгнивших мышц. – Идиот! Я даже боли не чувствую! Эзоп громко цокнул, отстраняясь от тела. Его руки сами потянулись к тонкой округлой шее, одному из немногих мест, не покрытых увечьями. Пальцы сжались вокруг, оставляя чернеющие разводы. Сильнее и сильнее, поджимаясь под слабо выпирающий кадык. – Ты.. вообще… в курсе, насколько ты жалкий? – прохрипел Джозеф, закатывая безжизненные глаза вверх. – Так сильно стараешься… убить меня…опомнись, ты лишил меня жизни месяц назад… Карл сжал руки сильнее, слушая, как трещит кожа под мокрой тканью перчаток, как хрустят слабые суставы, как воздух с трудом выходит из легких юноши под ним. – А я был единственным, кто тебя любил. Послышался громкий хруст. Голова Джозефа нелепо повисла на каменном отступе могилы, болтаясь из стороны в сторону под пристальным взглядом мужчины. На лице навсегда осталось то же страдальческое выражение, что и пару секунд назад. Святой мученик, поклеванный воронами, не иначе. Эзоп наконец сел, чтобы отдышаться. Голова шла кругом, сердце билось как бешеное. На языке мешались горький металлический привкус и противная слизь, которую невозможно было сплюнуть – все равно встревала сгустками между сколотыми зубами. У Карла ехала крыша, он точно это знал. Потому что последняя фраза юноши в точности повторяла то, что он сказал тогда, на алтаре, когда мужчина убил его. Около трех десятков ножевых ударов в разных местах и сотни синяков и царапин, полученных в попытках выбраться и сбежать. И чертово кольцо, оставшееся на ступеньках к алтарю, сейчас валялось на траве, рядом с осколками тусклого голубого камня, который в этот раз не выдержал и развалился. Эзопа опять затошнило, но в этот раз не от количества грязи и ужасной вони, стоявшей вокруг, а от ударивших в голову воспоминаний о том, как он несколько раз подряд надругался над мертвым телом Джозефа на том же гребаном алтаре. Его, тогда еще красивое и почти теплое, тело было приятно держать в руках, приятно вдыхать его сладковатый запах, приятно с чавкающим звуком погружаться пальцами в открытые раны, из которых потоком била почти горячая кровь, заливая украшения и ядовитые желтые розы, выпавшие из разбившейся хрустальной вазы. Карл тогда расцарапал ему всю спину, толкаясь в безвольное тело, лежавшее на этих самых осколках. А после просто пришел на кладбище и скинул в глубокую яму, лишь иногда наведываясь, чтобы удовлетворить свою похоть. А ведь ему было всего семнадцать лет. Мужчина почти заскулил, рассматривая изуродованный труп некогда самого прекрасного человека в его жизни. «Мое тело становится непригодным для тебя». Это было правдой, труп нельзя сохранить навечно. Эзоп протянул руку ниже и слегка отодвинул пояс брюк Джозефа, скрывавший за собой полностью почерневшую кожу, сжатую сухими морщинками, будто выжженную. Бесполезно, прошлые несколько раз он ведь не додумался как следует убрать за собой. Карл подцепил пальцем широкий разрез внизу живота и отодвинул мягкую плоть, скрывающую несколько неровно лежащих колец кишечника, свитых между почек, на которых кишели бурно извивающиеся бледные личинки, покрытые все той же полупрозрачной слизью. «Мясо есть мясо» – подумал он, раздвигая плотно прилегающие друг к другу трубки кишечника. Член болезненно упирался в застегнутую ширинку. Нет, его не привлекал гниющий разодранный труп, он искренне желал только того Джозефа из своих воспоминаний, который истекал алым и последний раз дрожал и дергался в его руках, окончательно теряя сознание. Милый, милый юноша, которого Карл так и не смог полюбить при жизни. Эзоп расстегнул несколько пуговиц на брюках и наконец прислонился к проделанному для себя отверстию. Мерзко, холодно, скользко, но ничто больше не могло его удовлетворить. Он пытался захаживать к проституткам, но ни одна не смогла дать ему того, чего он хотел. На месте каждой из них непременно всплывал образ бледного тела, покрытого кровью, как тяжелым одеялом, – единственное, что помогало кончить. Мужчина обернул кишку вокруг члена, стряхнув пальцами несколько присосавшихся к ней личинок, и двинул пару раз из стороны в сторону. Из разодранной груди выбился сдавленный вздох. Ему не нужно было многого для разрядки, он же не извращенец какой-нибудь. Джозеф в любой своей форме заставлял его полыхать, и уже не суть важно – от гнева или от похоти. Он для Эзопа был гораздо красивее всех тех цветов, возложенных к дьявольскому алтарю. И не важно, чем он был полон. Мед, кровь, слизь, – все едино. Так же как и Джозеф в их первую встречу в оккультной комнате сказал: «Можешь вернуться с цветами или с болью. Мне не важно. Только покажи мне наконец ту сторону.» Их скромный тайный союз просуществовал недолго. До первого раза, когда у Карла возникла нужда. Наверное, он очень сильно ошибся, когда попросил у Дьявола вечной любви. Очнулся Эзоп уткнувшись лбом в плиту возле свисающей головы юноши. Он чувствовал, как возбуждение наконец начало спадать вместе с белесыми каплями, стекающими куда-то вглубь чужого тела. С неприлично громким хлюпаньем мужчина вынул член из гниющей дыры. На пригретое место выполз жирный длинный червь, извиваясь среди кишок. Собрался Карл быстро, игнорируя боль и грязь, просто натянул брюки, наскоро застегнул рубашку, пропустив пару пуговиц, и почти бегом выбежал с кладбища, оставляя тело на том же месте, где оно и лежало. Несколько раз он оборачивался и краем глаза замечал, как за ним наблюдает пара пустых блеклых глаз. Иногда даже мерещилось, что Джозеф стоял, опираясь на треснувшее надгробие, но это не могло быть правдой, это никогда не было правдой. Мертвые не могут ходить. Мертвые не могут разговаривать.

***

– Тридцать два ножевых ранения и многочисленные акты надругательства над трупом, – полицейский нахмурил толстые брови и перевернул лист бумаги, исписанный аккуратным мелким почерком. – Вы признаете, что убили Джозефа Дезольнье, господин Карл? – Да. – обреченно выдохнул Эзоп, нервно постукивая пальцами по деревянной столешнице. – А я говорил, что работникам нашего морга верить нельзя, а ты мне не верил! – сзади подошел еще один сотрудник с ярким шрамом на лице, сжимая в руках пакет со сладкими хрустящими палочками. – Норт, уйди не до тебя сейчас! Хотя нет, стой, – первый полицейский дернул его за плечо и вытащил из пакета одну палочку. – Все, можешь идти. Карл не замечал происходящего вокруг. Он наконец набрался смелости избавиться от своей порочной связи. По крайней мере, он думал так. Потому что за окном за ним наблюдал он. Стоял и глупо улыбался, даже пару раз помахал рукой. Смейся, Дьявол. У этого кошмара, как и у его любви, не было конца.