Оба

      Этот кошмар повторялся почти каждую ночь.       — Посмотрим, как быстро ты сломаешься, — это последнее, что внятно слышал Кроссхейр прежде, чем его тело погрузилось в бесконечную агонию.       Он не знал, сколько прошло времени, но боль ни на секунду не прекращалась. Чертов дроид хладнокровно вливал все новые и новые порции инъекции в тело клона, что ещё сильнее усугубляло ситуацию. Кроссхейр не понимал, о чем говорили Хемлок с ассистенткой, и когда обращались к нему, он не разбирал слов, но сам знал, что от него требовалось. Но он не собирался просто так сдаваться.       «Я не должен говорить…» — беспрерывно пульсировало в голове.       В какой-то момент он перестал что-либо чувствовать. Казалось бы, наконец-то передышка, но его намеренно заставили придти в себя, и тело снова заныло. Его привели в чувство, чтобы продолжить допрос.       Так продолжалось раз за разом, по одному и тому же сценарию. Камера, лицо Хемлока, дроид, боль, вопросы — все смешалось в одну кашу, и эта мешанина в какой-то момент прекратилась. Кроссхейр чувствовал, что умрет здесь, и никогда еще ощущение смерти не было настолько реальным и пугающим.       Но ему не повезло. Позже он очнулся в каком-то зале, и мало что мог рассмотреть. Видимо, последняя его отключка была тотальной. Дальше все как в тумане. Кто-то силком поднял с операционного стола его ослабшее тело, и практически на руках донес его до камеры, похожей на клетку. В беспамятстве Кроссхейр прислонился плечом к стене и сполз по ней на пол.       Дальнейшие события пронеслись перед глазами с пугающей скоростью, пока не появилось лицо Омеги. Она смотрела на Кроссхейра сквозь решетку, и все внутри клона в один миг оборвалось.       Нет…       Кроссхейр резко проснулся, обливаясь холодным потом и панически осматриваясь по сторонам. Дыхание его участилось, и тело била мелкая дрожь. Только спустя несколько мгновений клон понял, что он не находился на Тантиссе в камере. Он был на Мародёре, и в темном салоне корабля слышалось мирное сопение спящих братьев и сестры.       Сверху на боковой койке храпел Врекер, и Кроссхейр едва не стукнулся головой об нее, когда садился. Он обхватил себя руками, пытаясь придти в чувство. Когда дыхание удалось выровнять, и дрожь в теле утихла, снайпер спустил ноги с койки на пол, сразу же наткнувшись пятками на что-то большое и мягкое.       Бэтчер.       Сколько он ни прогонял ее спать к Омеге, лурка упорно оставалась с ним, используя весь свой запас наглости, чтобы напроситься на кровать к нему. Но Кроссхейр был непреклонен, и собаке ничего не оставалось, кроме как растянуться на полу, заняв почти весь узкий проход в корабле.       Почувствовав движение сверху, Бэтчер незамедлительно зашевелилась на полу и встала, отряхнулась и завиляла коротким кривым хвостом, стуча им о металлические стены. Увидев, что Кроссхейр проснулся, она радостно задышала, приветствуя его, высунув язык, слегка поскуливая, и этот писк постепенно перерастал в восторженный визг. Бэтчер положила свою тяжёлую голову клону на колени. Она хотела дотянуться до его лица, чтобы лизнуть, но Кроссхейр положил руки ей на щеки, придерживая ее морду.       — Эй, потише, всех перебудишь, — прошипел Кроссхейр, зная, что собака его прекрасно услышит. И Бэтчер скульнула ещё один раз, и продолжила выдыхать через нос, но теперь молча, смотря в его глаза и понемногу виляя кончиком опущенного хвоста.       Когда лурка немного успокоилась, Кроссхейр встал, по привычке первым делом взяв в руки винтовку, которую Хантер так-таки любезно согласился отдать ему. Он так же по-снайперски бесшумно прошёлся по салону, потом сошел по автоматически спустившимуся трапу, чувствуя своей спиной пристальный взгляд. Ну конечно, возня в хвосте Мародёра разбудила и без того чутко спавшего Хантера, и теперь сержант провожал брата взглядом, полным недоверия. Но снайпер лишь хмыкнул про себя. Ему сейчас было не до выяснений отношений.       На взлетной площадке на самом верху острова дул прохладный ветер. После немного спертого теплого воздуха на Мародёре по коже на мгновения пробегали мурашки. Кроссхейр сделал вдох полной грудью, на секунду насладившись свежестью океанского бриза. Это немного успокоило его нервы после недавнего кошмара.       Бэтчер выпрыгнула из корабля следом за Кроссхейром и начала наворачивать вокруг клона круги, нюхая плитку под лапами, будто ища что-то. Потом ее внимание привлек одиноко проходящий по площадке муньйо, и лурка бросилась к нему с восторженным лаем. Но одного оклика и сурового взгляда Кроссхейра хватило, чтобы собака замолчала и послушно вернулась к нему, заискивающе вглядываясь в его хмурое лицо.       — Вернулась бы ты на Мародёр, а то малая хватится тебя, когда проснется, — пробурчал Кроссхейр, а Бэтчер, казалось, была ещё больше рада, что он снова с ней заговорил. На это клон смог только закатить глаза.       Пытаясь больше не обращать внимания на собаку, Кроссхейр огляделся вокруг. Нижний Пабу все ещё был окутан тьмой, но с высоты взлетной площадки и Архиума было видно, как горизонт подернулся светлой дымкой. Близится рассвет, а это значит, что остальная часть отряда скоро проснется.       Кроссхейр двинулся по единственной дороге, ведущей с площадки вниз, к морю. Он слышал, что Бэтчер последовала за ним, и это его начало раздражать. Он надеялся, что собаке хватит ума не отходить от Мародёра далеко, но чем дольше он шел, тем ближе и ближе Бэтчер оказывалась у его ноги. Кросс неоднократно останавливался, прогонял ее, но лурка, несколько секунд растерянно смотревшая ему вслед, все равно позже его догоняла.       — Тоже не любишь выполнять приказы? — вздохнул Кроссхейр, когда Бэтчер в очередной раз радостно запыхтела рядом с ним. Она определенно уловила смирение и одобрение в его интонации, и теперь без зазрения совести заскокала перед ним. Так они проделали оставшийся путь до дикого пляжа.       Когда человек и собака достигли берега моря, над горизонтом начало подниматься солнце. Оно осветило сначала Архиум, а потом ласковые лучи заскользили по водной глади, даря тепло пробуждающемуся острову.       Не смотря на свое депрессивное состояние, в котором он находился слишком долго, Кроссхейр не мог отрицать, что это было чуть ли не самое прекрасное зрелище из когда-либо виданных им во множестве миров. Пребывая в плену на Тантиссе, он думал, что никогда больше не увидит солнечного света, не почувствует его тепло. Но сейчас его уставшее лицо согревали ранние лучи, и карие глаза, безотрывно смотрящие за горизонт, отливали янтарем.       Кроссхейр уселся на один из валунов, переложив винтовку в привычное положение в правую руку и на колено. Бэтчер же побежала исследовать пляж, принюхиваясь и оглядываясь, не забывая кидать озабоченные взгляды на клона. Кросс какое-то время понаблюдал за возней собаки, но потом снова перевел взгляд на водную гладь, проваливаясь в раздумья.       Снова Тантисс. Это проклятое место слишком плотно засело у него в голове. Он совершенно не помнил, как там очутился, но в памяти сохранилось в мельчайших подробностях все, что он пережил после. Эти воспоминания не давали покоя даже в те моменты, когда беспокоиться было не о чем. Они являлись ему в кошмарах.       Но Кроссхейр считал, что заслужил то, что с ним произошло и происходит сейчас. Единственное, о чем он жалел, так это о том, что не смог бы утащить Хемлока с собой на тот свет, если бы ему предоставилась такая возможность. А ещё он никогда не забудет день, когда однажды увидел Омегу в одном из коридоров Тантисса. Как Хантер мог допустить, чтобы девочку похитили? Зачем Кроссхейр отправлял то сообщение — чтобы они проигнорировали его? Это его неимоверно злило и злит по сей день.       Известие о том, что Омега была в той лаборатории, окончательно сломило дух Кроссхейра, и он уже думал, что надежда утеряна. Однако девочка, видимо, многому научилась у своих братьев. Она не теряла веры ни в себя, ни в Кроссхейра. Он по-настоящему боялся, что если она задержится в этом месте хоть ещё на день, то и ее ожидает такая же незавидная участь, поэтому он всячески отталкивал ее от себя, чтобы она не тратила на него время, а заодно и не разбазаривала свой энтузиазм. Теперь он обязан ей жизнью. Жизнью, которую она заслуживает.       Кроссхейр почувствовал, что правую руку опять сводит судорога, и пальцы начинают трястись, как ненормальные. Он поскорей взял винтовку в левую руку, чтобы не уронить ее со скалы. Потом с горечью посмотрел на неконтролируемо дрожащую ладонь, пошевелил пальцами, сжимая и разжимая кулак.       Сколько Кросс ни пробовал стрелять, попадать получалось с переменным успехом, что на порядок ниже даже обычного снайпера. Он не знал, сможет ли он когда-нибудь вернуться в форму. Какой от него теперь прок, если он не способен выполнять базовую функцию, для которой был создан?       Кроссхейр внезапно почувствовал, что кто-то настойчиво тычется ему под локоть. Бэтчер, оказывается, уже довольно долго находилась рядом с клоном, и теперь настолько аккуратно, насколько могла, подлезала ему под больную руку. Когда ладонь Кроссхейра легла ей на шею, лурка довольно заурчала, смотря на него сбоку и устраиваясь рядом с ним поудобнее.       Теплая короткая шерсть Бэтчер лоснилась под пальцами Кроссхейра, и снайпер провел рукой по всей длине шеи собаки, на что она ответила радостным постукиванием заломленного хвоста. Он не знал, как это работает, но судорога в руке начала отступать, и ладонь уже почти не тряслась. Кросс продолжил поглаживать собаку, а она повернула голову и заглянула ему в глаза, как будто смотрела ему прямо в душу.       — Омега мне все уши про тебя прожужжала, — тихо проговорил Кроссхейр, теперь только пальцами зарываясь все глубже в собачью шерсть. Бэтчер, услышав знакомое имя, счастливо улыбнулась, как умеют только лурка, не переставая помахивать хвостом.       Омега тогда спасла их обоих. Они оба когда-то слепо подчинялись приказам, а потом были заперты в клетку. И именно Омега, маленький человек с большим сердцем, смогла вернуть им надежду, а позже и свободу.       Бэтчер и Кроссхейр смотрели друг на друга в полной тишине, и казалось, понимали друг друга без слов.       Омега спасла их обоих. И они оба сделают все, чтобы ее больше никогда не пришлось спасать.