Огонь души

Боль пронзает тело миллиардами иголок, но кричать сил уже нет. Тело напрягается, словно по нему проходят разряды, а женский смех разносится по просторной комнате, эхом отбиваясь о стены. Заклятие снимают, и я могу сделать спокойный вдох. Слёзы бегут к вискам, а я лишь лежу на каменном полу и смотрю на стекающую по предплечью кровь. — Мелкая грязнокровочка, надоело мне с тобой нянчиться. Сивый, можешь забрать и развлечься с ней, — щедро предлагает Беллатрикс. И я лишь плотно сжимаю губы, сдерживая рыдания, боясь представить эти развлечения. — Нет! — разносится отчаянный крик. Родной голос Рона. Крики, вспышки проклятий — и всё кружится с неимоверной скоростью и суматохой. Больно тянут за волосы и прижимают спиной к чьей-то груди. Острый клинок, который уже отведал моей крови, впивается в горло. Я с удивлением и восторгом смотрю на Гарри, Рона, Полумну и мистера Олливандера, которые кучкой становятся перед нами, выставляя волшебные палочки вперёд. — Дёрнитесь, и я обрызгаю вас всех её грязной кровью, — шипит Белла возле уха. И я слышу скрип сверху. Взгляд присутствующих устремляется туда. Я вскрикиваю, делаю шаг назад, пожирательница дергает сильнее к себе, когда огромная, украшенная сотнями хрусталиками люстра резко срывается вниз, и мы валимся на пол под собственные крики. Добби, сидевший на люстре, за миг оказывается перед друзьями. Он щёлкает пальчиками, хмуря бровки. — Нет! — кричит Рон, тянется в мою сторону, но водоворот уже утягивает их. Беллатрикс бросает кинжал в исчезающих пленников. И я с минуту смотрю на место, где были они. Никак не могу поверить, что осталась здесь, и гадаю, попало ли оружие в кого-то. Раскатистый женский смех разносится по комнате. — Бросили тебя твои дружочки, — хохочет Белла, — грязнокровка никому не нужна. — Белла, — шипит Люциус Малфой, помогая ей подняться, — хватит веселиться. Мы упустили Поттера. А Лорд уже мчится на наш зов… — Но у нас есть девчонка! Беллатрикс больно дёргает меня за волосы, заставляя встать на ноги. — Но Тёмному Лорду нужен парнишка! — зло говорит Люциус, вырывая меня из хватки Беллатрикс, и тянет из комнаты. — Да хватит дёргаться! — рассерженно шипит он, крепче хватая меня под локоть, и толкает к ступенькам вниз. — Если не хотите попасть под горячую руку Тёмному Лорду, лучше оставайтесь здесь и притворитесь мёртвой. Решетка скрипит, и меня грубо вталкивают в темницу. Малфой хмурится, бросает настороженный взгляд на потолок, прислушиваясь, прибыл ли хозяин, и явно желает сейчас побыть здесь, со мной, в клетке, а не там. Защёлкнув замок, Малфой уходит, и через пару минут я слышу душераздирающие крики. Узнаю голос Беллы, которая скулит, словно побитая собака, между криками. И в душе ощущаю удовольствие. Какая бы кровь ни текла в наших венах, боль от Круцио для всех одинакова. И как Беллатрикс сейчас орёт является лучшим доказательством этого. Замечаю кушетку в углу темницы, залезаю с ногами на неё и, обняв колени, молюсь, чтобы за мной не пришли и не поволокли на очередной допрос. Через минут пять крики прекращаются. Слышатся короткие разговоры, вскрики, глухой стук. Словно кто-то упал замертво… И тишина. Мёртвая тишина поселяется в стенах Малфой-мэнора. Кажется, жители поместья перестают даже дышать. Неужели он всех убил? А меня оставили здесь, заперли и забыли, и теперь я умру от голода и жажды. Пытаюсь хоть немного согреться, растирая плечи и ноги, но всё без толку. Здесь царит леденящий холод: он просачивается под одежду и кожу и заставляет дрожать. Сжимаю ноющие виски, пытаясь прогнать ураган мыслей, которые причиняют физическую боль. И которые, кажется, настолько звонко звучат в голове, что их могут услышать наверху, если там ещё кто-то остался в живых. Это всё стресс. Это многочисленные Круцио. Это рана на руке. Подтягиваю рукав и смотрю на вырезанное клинком слово. Это клеймо будет всю жизнь на мне. Беллатрикс предупредила, что тот кинжал — фамильная реликвия и любые раны невозможно идеально залечить. Грязнокровка. Прикусываю губу, стараясь сдержать слёзы. Хватит. И так всех порадовала криками. Темница сереет, и через время мрак завладевает помещением. Усталость и напряжение заставляют веки закрыться. Приходится боком облокотиться на холодную стенку. Как там Гарри, Рон, Полумна? Живы ли они? Как самочувствие мистера Олливандера? Он выглядел таким измождённым. Его тоже пытали? Беззащитного старика… Темнота в темнице становится вязкой и осязаемой. Словно не воздух, а вода. Заползает в лёгкие и мешает нормально дышать. Ощущаю шелест этой темноты. Глубокие вдохи и тяжёлые выдохи. Тьма живая. Ощущаю, как от страха тело покрывается мурашками, а зубы сводит от ужаса от ощущения, что кто-то живой появился возле меня. Образ во тьме обретает очертания, и я вижу фигуру с серой кожей. Безносое лицо словно выныривает из темноты и приближается к моему. Слышу глубокий вдох, словно это змееподобное существо что-то пытается уловить в воздухе возле меня, в моих выдохах. Это он. Волан-де-Морт пришёл за мной. Резкий рывок, и я с ужасом распахиваю глаза, но лица передо мной нет. Лишь темнота. Облегчённый выдох, и я ощущаю, что что-то не так. Кто-то наблюдает за мной. Взгляд в сторону, и я вижу мужской силуэт за решёткой. Пара долгих минут давящей тишины без каких-либо действий. Тьма вокруг словно движется, поглощает, окутывает, въедается в тело, в душу. Щелчок открываемого замка сродни грому среди ясного неба. Его, наверное, слышно в любом уголке особняка. Я вздрагиваю всем телом и морщусь от скрипа отворенной решетки. Сейчас начнутся пытки, допросы, а потом будет смерть. Надо крепко сжать губы и принять её как должное. Мне некуда бежать, меня никто не спасёт, и я ни за что на свете не расскажу ему то, что знаю. Мужчина переступает порог и делает несколько шагов ко мне. Я поднимаю взгляд, пытаясь рассмотреть лицо, но тьма слишком густая. Ещё шаг — и я ощущаю, как мою руку крепко сжимают холодные пальцы и тянут. — Идём, — раздаётся не просьба, но и не приказ. Но я слушаюсь. Встаю на ноги и, держа за руку незнакомца, следую за ним из темницы вверх по ступенькам. Попав в залу, где меня пытали, я немного разглядываю мужчину благодаря рассеянному лунному свету из широких окон. Это не то змееподобное существо, что привиделось мне в камере. И это не кто-либо из Малфоев. Даже среди Пожирателей и егерей, что нас пленили, я не припоминаю его. Вздрагиваю, пройдя место, где я часами ранее, распластанная по полу, кричала от боли. Интересно, мою кровь уже стёрли с отполированных плит? Отмечаю, что трупов хозяев дома тоже нигде нет. Значит ли, что все живы и здоровы? А значит, и Беллатрикс где-то здесь. — Вы мой надсмотрщик? — тихо спрашиваю, когда мы поворачиваем в длинный коридор. Замечаю короткий взгляд в свою сторону, и лицо мужчины попадает под прямые лунные лучи, что пронзают окна длинного коридора. Незнакомец ухмыляется и загадочно молчит. В груди назревала тревога. Кто он такой и что от меня нужно? Если бы он хотел меня пытать, разве нужно было бы куда-то идти? Мы доходим до нужной комнаты. Он открывает дверь и, потягивая за руку, позволяет войти первой. Взгляд пробегает по помещению, в котором я ожидаю увидеть оснащённую пыточную, но всё до банального просто. Небольшой столик у стены, широкий шкаф в углу, большой камин и огромная, накрытая тёмно-зелёным покрывалом кровать. Она-то и заставляет мою душу запаниковать. Я сглатываю вязкую слюну и оборачиваюсь к двери, ища спасение, но звонкий щелчок замка ясно даёт понять, что пути закрыты. Мужчина оборачивается, и в свете горящих свечей и камина я наконец могу рассмотреть его всего. Высокий, стройный, в обычных брюках и белой рубашке, тонкие изящные пальцы рук. Мой изучающий взгляд скользит выше, и я утопаю в глубине тёмно-синих глаз. Ровный нос, в меру пухлые губы, изящные скулы, тёмные короткие пряди волос спадают к глазам. Уверенный взгляд, от которого веет опасностью. Глубокий вдох, и я понимаю, что он меня рассматривает так же, как и я его. Становится неловко. От мысли, что мужчина красив, становится ещё и стыдно. Щёки обдаёт жаром, и незнакомец делает глубокий вдох, словно выискивает что-то между нами. Как то существо в темнице… Взяв за руку, мужчина ведёт меня к камину, отпускает и отходит к столику. Возвращается через миг и протягивает тарелку, на которой лежит бутерброд. — Поешь. Принимаю тарелку и, смотря на скромный ужин, думаю, брать или нет. Если бы меня хотели отравить, то просто влили бы яд в рот — и всё. Стоило бы париться с бутербродами? В животе предательски урчит и сжимается. От запаха еды и тошнит, и крутит. Оглянувшись, не вижу ни кресла, ни стула. Садиться на кровать страшно, даже подходить к ней не хочется, и я просто опускаюсь на белый ворсистый ковёр перед камином. Сажусь, по-турецки поджав колени, ставлю тарелку на ноги и берусь за ломтики хлеба, между которыми лежат листья салата, сыр и тонко нарезанная буженина. Взглянув на незнакомца, вижу, что он занят чем-то возле столика. Если умирать, то умирать с удовольствием, убеждаю себя я и откусываю свой ужин. М-м-м. Это самый вкусный бутерброд, который я когда-либо ела. Мужчина возвращается ко мне и одобрительно кивает, заметив, как я разместилась. Присаживается рядом. — Хочу согреться, — говорит он, смотря на камин. И я киваю. Возле огня прекрасно. Я продрогла до костей в темнице, а здесь тепло, уютно, сытно и пока спокойно. — Спасибо, — искренне благодарю за еду. Бутерброд уплетается за минуту, и я прижимаю руку к животу, ощущая лёгкое ноющее чувство. Кажется, я посадила желудок, бегая по лесам. — Запей. Мужчина протягивает мне стакан с янтарной жидкостью, и я нехотя принимаю, отставив пустую тарелку. Подошли бы чай или вода, а не это — что-то явно крепкое. Но мужчина отпивает из своего стакана и выжидательно смотрит, пока я сделаю глоток. Не желая злить своего щедрого смотрителя, делаю глоток и тут же кашляю, когда обжигающая жидкость проходится по горлу и разносит пламя от пищевода к желудку, а после расслабляющая горячая волна мчится и по всему телу. Мужчина тихо смеётся, и я невольно засматриваюсь на его притягательное лицо. Вокруг глаз появляются лапки-морщинки, белые ровные зубы открываются за широкой улыбкой. — Хочу согреться, — вновь повторяет незнакомец, став серьёзным, но в этот раз смотрит мне в глаза прямым взглядом, и у меня в груди что-то щёлкает, ощущая тревогу. Рука мужчины мягко касается моей щеки, и я чуть дёргаюсь от его холода. — А ты горячая. Пока в моей голове его фразы собираются в единое и становятся понятными, он уже склоняется ко мне и прикасается губами к моим. Я застываю от ужаса, когда ледяная рука ныряет мне в волосы и притягивает ближе, а губы настойчивее и более властно впиваются в мои. Прохладный язык толкается между зубами и заживает своей жизнью, размашистыми движениями в такт двигающимся губам изучая мой рот. Стакан машинально отставляется в сторону возле тарелки, и я упираюсь руками в грудь мужчины, пытаясь отстраниться и вырваться из хватки. — Пожалуйста, не надо, — шепчу я, как только мне позволяют сделать вдох. Тело трясло от страха и волнения. — Ш-ш-ш, — мягко протягивает он, продолжая осыпать моё лицо поцелуями. — Ты же не хочешь, чтобы я сделал всё сам, без твоего согласия? — спрашивает, вызывая во мне ещё одну волну дрожи и паники. Сдерживаю подступающие слёзы, машу головой в разные стороны, пытаясь удержать свитер, который он стягивает с меня, но мужчина сильнее. Прижимаю руки к груди в попытке прикрыться. — Вот и я не хочу. Я желаю, чтобы нам двоим было хорошо, — мягко шепчет, прикасаясь ледяными пальцами к плечу, и плавно ведёт вдоль руки, — тогда я смогу нормально согреться, — объясняет он. И тут замечает на предплечья кровь, отчего мягко, но настойчиво тянет мою руку, заставляя показать позорное вырезанное слово. — Белла, — утвердительно, почти ласково шепчет, словно знает, словно тогда находился рядом. Синие глаза смотрят на меня мягко и с любопытством, словно ему что-то во мне интересно. А я, испытывая смущение и страх, отвожу взгляд. Холодные руки опускаются на плечи, скользят назад, и он, будто приобняв меня, расстёгивает простой чёрный бюстгальтер, а прохладные губы будоражащими поцелуями касаются плеча и шеи. Он тянет в сторону элемент нижнего белья, и я сжимаю руки сильнее, не желая с ним расставаться и представать перед мужчиной полуобнажённой. Чувственный полуукус в шею, и тихий рык звучит предупреждающе. Не желая злить незнакомца, я расслабляю руки. Довольный выдох, и меня плавно толкают в плечо, заставляя лечь на мягкий ковёр. Пока мужчина занят моими джинсами, я смотрю на пламя камина, который дарит тепло, но я вся дрожу. Ощущаю, как слёзы стекают к вискам, а грудь начинает сводить от рыданий, когда с меня стягивают трусики. — Тише, тише. — Мужчина ложится рядом и прикасается к моей щеке, нежно гладит и вытирает слёзы с висков. — Не бойся, — шепчет, мягко оглаживая груди, скользит рукой по плоскому, сжавшемуся от страха животу. — Это всего лишь секс, — выдыхает возле самых губ и, не разрывая зрительного контакта, опускает руку ниже, скользит через завитки и погружает в меня фалангу. Я морщусь от дискомфорта и холода пальцев, против воли сжимаю его плечо, и мужчина щурится, ещё внимательнее наблюдая за мной. — Здесь никогда и никого не было, — произносит то ли утверждение, то ли вопрос. И я просто киваю, смотря в его глаза, ощущая, как жар стыда лижет щёки и шею. Его губы растягиваются в довольном, хищном оскале, и я дёргаюсь от страха, что он сейчас набросится на меня. — Тише, — выдыхает волнительно. — Всё будет хорошо, — уверяет он. Склонившись, целует в висок, проводит носом по щеке и подбородку. — Просто позволь себе расслабиться, — просит он, склонившись к шее, и делает глубокий вдох. — И никто никогда не узнает, что я был твоим первым, — довольно произносит и целует там, где пульсирует жилка. По телу пробегает дрожь от его слов и действий. Пытаюсь осознать рекомендации — позволить себе расслабиться. Но так ли это легко? С незнакомцем. С врагом. В свой первый раз. Мозг протестует и кричит, что всё это неправильно, это аморально. И я должна сопротивляться изо всех сил. Но для чего? Чтобы отстоять свою честь? Её и так возьмут. Здесь никто не спрашивает… Расслабиться, позволить ему действовать и избежать жестокого насилия, и тогда, возможно, удастся выжить. А там — как судьба дальше распорядится… Расслабиться. Делаю успокаивающий вдох и выдох, прикрываю глаза, пытаясь прочувствовать его поцелуи. Он ласков. Он хочет, чтобы нам было хорошо. И это плюс. Несмотря на то, что всё против моего желания, усмехаюсь сама себе и тут же морщусь, когда он проталкивает палец глубже. Замечая мою реакцию, незнакомец медлит. Большим пальцем потирает бугорок возле входа во влагалище, и тут же влажный язык касается моего затвердевшего от прохлады комнаты соска. Спина против воли выгибается дугой — настолько яркие ощущения. — Хочу тебя немного подготовить, — шепчет, прихватывая сосок прохладными губами и тут же размашисто вылизывая, заставляя удивлённо и восхищённо распахнуть глаза. Даже подумать не могла, что моя грудь настолько чувствительная. Палец внутри всё ещё приносит дискомфорт, но вот круговые движения выше заставляют расслабиться, и, осмелев, я касаюсь обнажённых плеч мужчины. Скольжу взглядом ниже и удивляюсь, насколько быстро он успел избавиться от одежды. Краем глаза замечаю, как пара поленьев летит в камин, а покрывало с кровати накрывает нас, создавая уют, и я облегчённо выдыхаю, расслабившись. Так становится намного спокойнее. Словно мы скрываемся от всего мира и то, что произойдёт под этим одеялом, будет только нашей тайной. И мне будет хоть на каплю меньше стыдно перед собой, что я предаю своих друзей, предаю себя, наслаждаясь. — Мы же враги, — шёпотом вырывается из груди, словно мозг пытается сопротивляться телу, доказывая очередную истину. Мужчина поднимает голову и заглядывает в глаза. В его глубоких омутах озорные огоньки, а губы растягиваются в ухмылке. — От этого ведь ещё волнительнее, — с придыханием говорит он. — Я должен пытать тебя Круциатусом до потери сознания, — властно и с удовольствием шепчет следом, — но вместо этого я ласкаю твоё девственное влагалище и целую твои чувственные груди с вызывающе вздёрнутыми сосками. От его речи меня окатывает волна жара. Противоречивые чувства терзают душу: и стыд, и ужас, и возбуждение. — А после, будучи прилежной девочкой, возле своих друзей ты будешь вспоминать, как стонала, когда я плавно погружался в тебя, — уверенно поговаривает, окидывая меня полным похоти и желания взглядом. И впивается в мои губы требовательным поцелуем, отчего я против воли раскрываю рот, позволяя его языку скользнуть в меня и властвовать, двигаясь в такт с пальцем во мне. И это так восхитительно, что я сжимаю обнажённые плечи и скольжу руками по нежной коже крепкой спины. От моей ласки мужчина одобряюще и утробно стонет мне в рот, и это заводит ещё сильнее, сподвигая действовать увереннее. Скольжу рукой вниз до копчика, оглаживаю поясницу и двигаюсь вверх, ощущая под пальцами каждый холмик позвоночника, массирую шею под очередной одобрительный стон и запускаю пальцы в тёмные волосы. Массирую затылок и прижимаю ближе к себе. Ощущаю, как мужчина, нависший надо мной, вздрагивает телом и быстрее начинает двигать пальцем во мне. И движения эти уже приятны, ведь там стало влажно, а пальцы — стали тёплыми. И я, увлёкшись, стараюсь хоть немного податься бёдрами навстречу, ведь с каждым погружением хочется больше, сильнее и глубже. Довольствуясь результатом, незнакомец покидает меня под мой недовольный всхлип. Властно раздвигает мне ноги и располагается между ними. В этот момент я напряжённо замираю, прервав поцелуй, и он, удерживая свой вес на одном локте, второй рукой помогает себе, направляя. Сосредоточенно смотрит вниз между нашими телами. Ощущаю, как упирается в меня там, и взгляд его скользит вверх. — Нужно было тебе два бутерброда сделать, ты совсем худая, — со всей серьёзностью говорит он, я не могу сдержать смешка. Как он может думать об этом в такой момент? Его глаза смотрят в мои, и я тону в их глубине, а его член уверенным толчком входит в глубины моего тела. Стон боли вырывается из груди, а в зрачках напротив я вижу победный блеск и желание. — Ты такая красивая, — шепчет он, и тёплые пальцы касаются щеки и виска, стирая слезу. Губы в нежном поцелуе касаются губ. Невесомо. Снова и снова. Язык проходится по нижней губе, и волнительные мурашки бегут по рукам, спине и ягодицам. Движение бёдер, и он выходит, замечая, как я морщусь. Ощущаю, как он сжимает плечо, заставляя быть на месте, когда он вновь погружается глубоко, по самое основание, не отводя от меня пронзительного взгляда. Словно пытается загипнотизировать. Захватить. Но я и так в его власти. Ещё толчок. И я открываю рот, хватая воздух, потому что, чёрт побери, приятно. И он это улавливает. Его губы растягиваются в довольной ухмылке, руки скользят по телу, оглаживая, распаляя, и я следую его примеру. Обнимаю сильнее, скольжу руками по плечам, крепкой спине и, осмелев, двигаюсь ниже и сжимаю ягодицы, вызывая гортанный стон в мою шею. Уверенные, размашистые толчки, и я выгибаюсь от приятных ощущений, хватаюсь за его плечи, словно боюсь, что он может куда-то исчезнуть. Толчки, ещё и ещё. И вот так, поглубже, где так восхитительно, где так хорошо. Дыхание сбивается, и то тепло, которым я делилась с ним, согревая, кажется, охватывает его тело, и теперь жар владеет им. Он поистине горячий, пылающий. И этот огонь воспламеняет и меня. — Мне жарко, — шепчу между поцелуями, и он довольно кивает. — Да, так должно быть, — выдыхает, сладко зацеловывая влажную шею. — Я сейчас сгорю… Вместо ответа мужчина хватает меня за бёдра и переворачивается со мной, меняясь местами. Толкает коленку вниз, заставляя вытянуть ноги, и я упираюсь одной рукой ему в плечо, второй в пол, двигаю бёдрами с его помощью. Покрывало сползает, но мне не до него. Меня уносит в водоворот ощущений, которые пронзают тело такой сладкой тянущей волной. Крепче хватаюсь за плечо и двигаюсь сильнее, размашисто, ощущаю, что мне нужно чуть-чуть, ещё немного таких восхитительных движений. Прикусываю губу, сгорая от нетерпения, чтобы не стонать от удовольствия. — Ты так прекрасна, — шепчет мужчина, и я распахиваю зажмуренные веки и удивляюсь его неподдельному восхищению. Но от него тоже невозможно оторвать взгляда… В зрачках — блеск догорающего камина; лицо разгорячённое, с лёгким, еле заметным румянцем; изрядно целованные губы немного больше и маняще приоткрыты; пряди волос, что спадают на лоб, теперь влажные. — Ты тоже прекрасен, — выдыхаю я. Мужчина ухмыляется, чуть приподнимает голову и целует. Так сладко целует и так властно насаживает меня на себя, что я наконец взрываюсь в удовольствии. Сжимаюсь, вцепившись в него, утыкаюсь в ключицу и дрожу от прошибающих тело волн. Как это прекрасно. Сжимаю сильнее его шею, чтобы удержаться на нём, ведь он, продолжая двигать меня, подаётся бёдрами навстречу резкими толчками. Дёргается, покидая меня, и тут же крепко прижимает к себе. Ощущаю, как между нашими телами пульсирует, изливаясь, его член. Облегчённо и расслабленно выдыхаю, вновь утыкаясь в шею и чувствуя поглаживания по спине и благодарные поцелуи в висок. Отстраняюсь, ложусь рядом и всё ещё пытаюсь нормализовать дыхание. Слышу тихо произнесённое очищающее заклинание. Понимаю, что он делает это без волшебной палочки, и с интересом смотрю на него. Хочется спросить, кто он и как его зовут, но сон утягивает в своё царство. Расслабленность, спокойствие, тепло и уют. И я понимаю, что давно я так спокойно и крепко не спала. Пробуждают меня лёгкие прикосновения к руке. Приоткрыв глаза, вижу сидящего передо мной мужчину. Он уже одет, камин почти потух, а в комнате предрассветная серость. Тёплые длинные пальцы скользят по моему предплечью, выводя узоры вокруг вырезанного слова. — Хочешь, я избавлю тебя от этого? — тихо спрашивает, и я, выдержав долгий взгляд, не веря, киваю. Ведь Беллатрикс говорила… — Будет больно, — предупреждает он. Но я снова киваю. Что угодно, лишь бы избавиться от этого клейма. Приподнявшись, он нависает надо мной, и в его руке я замечаю волшебную палочку. — Закрой глаза, — просит мужчина, и я слушаюсь. Жмурюсь и ощущаю, как он берётся за локоть и прижимает к полу, не позволяя дёргаться. Боль пронзает руку — я кричу, распахнув веки, и выгибаюсь. Перед глазами темнеет, и я пытаюсь зацепиться за что-то взглядом, чтобы не рухнуть в темноту. — Всё, всё. — Незнакомец склоняется к моему лицу, проводит по щеке горячими пальцами, и я вспоминаю, какими вчера были его руки. Неужели он вправду набрался моего тепла? Или мы его сотворили вместе? — Ты согрелся, — шепчу я, смотря в его глаза. Такие прекрасные. — Да, благодаря тебе, — усмехается он. — Нам пора. На его лице проносится лёгкая грусть, и я киваю, поджав губы. Мне пора возвращаться в темницу. Скоро проснутся хозяева мэнора и меня снова будут пытать. Приподнимаюсь, собираю в кучу одежду и под внимательным взглядом одеваюсь. Выпрямляюсь, неловко натягиваю пониже свитер. Взгляд скользит по ковру. Это всё было ужасно неправильно и невероятно прекрасно. И он прав. Если я выживу в этом доме, то буду вспоминать его поцелуи и то, как он входил в моё тело. Тёплые пальцы переплетаются с моими. Пора в камеру. Делаю шаг к двери, но меня просто прижимают к груди и нас срывает в тошнотворном водовороте. Аромат влажной прелой травы бьёт в нос, и в голове всплывают воспоминания наших ночёвок в лесу. С удивлением оглядываюсь, совсем не понимаю, зачем мы оказались здесь. Смотрю на мужчину и вижу, как нахмурены его брови. И моментально всё осознаю. Он должен меня убить. А тело оставит здесь, в лесу. Но тогда зачем нужно было трогать моё клеймо? Поднимаю руку, подтягиваю рукав свитера и вижу на том месте, где была надпись, гладкую кожу, а вокруг тоненький овал рубца. — Со временем он станет меньше. Нужно было удалить кожу и нарастить новую. Я удивлённо поднимаю взгляд на него и искренне благодарю: — Спасибо! Он усмехается. — Это некая плата за тепло… Сжимает мой подбородок пальцами, и мне кажется, что сейчас вопьётся губами в поцелуе, но он лишь сипло втягивает воздух возле щеки. Как то существо в камере… Рука касается руки, и я ощущаю вложенное в пальцы дерево. С удивлением и неверием смотрю на свою волшебную палочку. Он меня отпускает. Он делает шаг от меня, и я хватаюсь за рубашку на его груди. — Как тебя зовут? — задаю вопрос, терзающий мою душу. Незнакомец хмурится, смотрит сначала на руку, а после в мои глаза. — Раньше меня звали Томом Реддлом, а сейчас… — Волан-де-Морт, — выдыхаю я. Замечаю, как он поджимает губу, когда я всё осознаю, и ожидает, что я отшатнусь от него, проклиная, но я лишь сильнее сжимаю белоснежную ткань, не желая отпускать и не понимая своих ощущений. И он выглядит немного удивлённым. — Не боишься, — констатирует он. А я сама не знаю, почему не боюсь. Возможно, потому, что он божественно ласкал мои груди? Или потому что я со страстью сжимала его ягодицы? Воспоминания жгучим огнём обдают щёки и шею. Волан-де-Морт ухмыляется, словно прочитал мои мысли, и облизывает пересохшие губы. Мягко отцепляет мою руку от своей груди и делает шаг ко мне. Склоняется, и я прикрываю глаза. Ощущаю нежный поцелуй в уголок рта. — Прощай, моя горячая пленница, — шепчет он, заставляя сладкую дрожь пробежаться по телу. Зажмуриваюсь крепче и позволяю ему исчезнуть в тихом хлопке аппарации.