Мяукать хочется

      Время перевалило за девятый час. Вечер догорал так же стремительно, как искрящийся бенгальский огонёк бежал по спиральной свече — вроде угасал, но незаметно.       Даже Сонхва-сонбэнним заходил: они с Минджэ обменялись парой слов о рабочих моментах. Конечно, его попытались вытащить из-за стола, мягко — а зря — уговаривали выйти хоть на минут пять к своим, но Минджэ к креслу — словно намертво. Пак только коротко вздохнул, ободряюще похлопал того по плечу и скрылся за дверью. Минджэ молча продолжил работать.       Чем более тянулись часы, тем сильнее казалось, что он просидел напрасно и на самом деле не приблизил подготовку ни на процент. Концепт обсуждён почти до мельчайших, однако не менее важных деталей, лидеру всегда предстоит первым делать наброски, но сейчас резко накатывает осознание, что черкание одной строчки на другую и выписывание хороших, но неподходящих под концепт, на другой лист, в общем-то, продвигают дело не с особой скоростью. С конца первого куплета он не сдвинулся за прошедший час.       Минджэ нервно кусает костяшку указательного, вороша снежные волосы.       Дверь резко открывается, вынуждая лидера подпрыгнуть на стуле — непрекращающийся поток мыслей всегда заглушает посторонние звуки, вверяя иллюзорной тишине.       Ечан вваливается в студию, но закрывает дверь аккуратно, когда видит серьёзного и малость напуганного старшего. Но это всего лишь макнэ — его любимый и хаотичный парень, потому он расслабляется как по щелчку и слабо улыбается. Честно говоря, только когда он увидел Ечана, осознал, как же вымотался сидеть в этой духоте, над этим чёртовым текстом. Остаётся только надеяться, что Минджэ не начал ненавидеть сырой кусок будущей заглавки. Хотя, внутренне он почти плачет.       Хочется спать. И обниматься.       — Минджэ-хён, я отвлёк? Извини, — Ли неловко чешет затылок.       — Всё хорошо. Тебе нужно что-то? — интересуется Минджэ, поглядывая на лирику, лист с которой пустовал больше чем наполовину. Нервно закусывает губу. Ечан тут же приковывается к ней взглядом и немного зависает. — Ечан-а?       — А... — мысль, что в открытую пялиться, вообще-то, не так правильно, его не догоняет, — да нет, ничего не нужно.       Минджэ пожимает плечами и разворачивается обратно, поблагодарив его мысленно за потоки свежего воздуха, что окутывают сейчас студию через открытое младшим окно. Ечан разочарованно прожигает взглядом чужую спину, а затем уходит, не проронив ни слова. Этого Ким уже не замечает.       Фокусировать внимание на тексте становится тяжелее. Хочется к Ечану. Сильно. Он уже устал тут сидеть. Понимает, что нужно, но не сейчас. Счёт времени давно потерян, Минджэ на часы не взглянул ни разу. Ещё и пустующий желудок даёт о себе знать. Зато новая строчка в голову ударила. Кажется, единственное, что держало его на ниточке от погружения в меланхоличность — это внезапно накатившее вдохновение.       И он за десять минут черкает рандомный кусок к другой песне.       Откинув чёрную ручку куда-то на стол, — его уже вообще мало что заботит, — Минджэ облегчённо откидывается на спинку кресла и выдыхает. Руки, что так заботливо оглаживают плечи, спускаясь к груди, позволяют разомлеть под прикосновениями.       Ечана по касаниям узнать можно: только он обожает зарываться пятернёй в его волосы и медленно массировать — потому что Минджэ от этого слабеет чертовски стремительно, растекается, словно густая карамель, и тихо постанывает, пока у Ли от его реакции температура тела слегка повышается (давление также на грани).       Пользуясь разморённым состоянием старшего, Ечан ставит перед ним чашку чёрного чая и бутерброд, заботливо слепленный им самим, а потом возвращает руки обратно. Лидер от любопытства приоткрывает глаза.       — Я тебя люблю, ты знал? — с улыбкой говорит старший, смотря на Ечана глазами, в которых искрящаяся нежность аккуратно обводит по контуру черты лица напротив, отмечая покрасневшие кончики ушей и короткий, словно забывчивый кивок. Но внезапно Минджэ берёт его за запястья и опускает. — Ладно, Ечани, меня так разморит скоро, а мне работать надо. Ты с практики, как прошло?       — Всё отлично, но с тобой было бы лучше. Хореограф сказал, мы на этом промоушене выложились на максимум и заслужили недельный отдых, — с вялой улыбкой отвечает младший и аккуратно запрокидывает его голову на спинку стула, целуя.       Минджэ оттягивает и захватывает рукава своей чёрной толстовки, мягко берёт щёки Ли в ладони и наклоняет к своему лицу, прижимаясь губами к кончику носа, который ощущается холодным, словно кошачий. Ечан будто его мысли считывает.       — Мяу.       Нет, кажется, усталость всё-таки взяла своё, и у Минджэ слуховые галлюцинации.       — Ты чего, Ечани? — ласково спрашивает лидер и пытается скрыть неподдельное удивление.       Он просто надеется, что это не очередной его план по спасению от свадьбы с работой. И что Ечану не пришло в голову вспомнить тот ночной диалог о фетишах.       Даже чуточку страшно становится.       — Мяу? Ой... Я не знаю, хён! — обречённо вздыхает младший, всплескивая руками. — Мне мяукать хочется почему-то. Всё чаще замечаю мявки за собой, причём, никогда не понимаю, как так происходит, оно само.       Минджэ слегка прищуривается и смотрит в тёмные глаза напротив. Он, конечно, верит. А ещё он верит, что Ечан, не являющийся занозой в заднице — явно не Ечан. Но по окружности радужки светлым по тёмному горит лишь искреннее непонимание. И улыбка на лице играет хитрая.       «Ладно, это невозможно», — всё же отпускает идею догадаться о чужом плане и в последний раз поглаживает его по щеке.       — Нужно работать, Ечани.       — Тогда я с тобой посижу, — тут же констатирует младший с сияющими глазами.       Точно что-то задумал. Ким только вздыхает.       Ечан удобно устраивается на бежевом диване, контрастирующем с общей палитрой студии, и достаёт телефон. Хочется почитать сообщения от роди и немного бесцельно полистать тиктоки. Тишина, сопровождаемая стуком клавиатурных клавиш и мышки, тихим скрежетом ручки о бумагу, невероятно сильно успокаивает. Даже в наушниках Минджэ ничто не шепталось с замершим миром. От Ли около часа ни весточки даже в виде банального шороха...       Пока за спиной не раздаётся протяжное «мяу».       Сначала лидеру кажется, что это бред его утомлённого сознания, но звук повторяется. И снова. Хёну думается, что коты под окном кричат: дерутся и цапаются (Минджэ понимающе вздыхает, они с Ечаном такие же). Эти двое всегда там: светло-шёрстный и чёрно-белый — он уже запомнил, Хантер постоянно о них говорит, потому что подкармливает, вот они и ошиваются рядом с главным зданием лейбла.       Ким старается не обращать внимание и не отрывается от лирики, до которой наконец-то снизошла муза. Даже произвольно берёт с тарелки бутерброд, съедает за считанные минуты, ощущая всю остроту голода, и принимается за чай.       Но пронзительный мявк повторяется вновь, уже громче и настойчивее. Минджэ снимает наушники и внимательно прислушивается.       — Ечан! — вздыхает Минджэ и расплывается в улыбке. Ну, почему он такой нетерпеливый?       — Хён, тебе ещё долго? Когда ты закончишь? — заваливает младший вопросами. Он лежит перевёрнуто, свесив голову и закинув крест-накрест ноги на спинку дивана, в нетерпении ими раскачивая.       Лидер прикрывает глаза, отворачиваясь.       — Я закончу нескоро, ты можешь идти спать.       Промоушен прошлого альбома только завершился, стоит как следует отдохнуть, а после вступить в работу с новыми силами и накопленной энергией. Тренировки всё ещё продолжались, но не столь интенсивные, да и нужны они были лишь для поддержания навыков, дабы потом не навёрстывать. Сегодня их даже отпустили чуть раньше. А Минджэ всё это время не вылезал из студии, работая над следующим альбомом. Даже сейчас он, невзирая на явно разочарованного младшего, продолжил подбирать рифму к одной из куплетных строк.       Люди, подхваченные порывом вдохновения, походят либо на отчаянных, если она посещает раз в жизни, либо на целеустремлённых. Минджэ — с толикой и того, и другого.       — Какое «нескоро», хён? Ты хоть следишь за временем? — шепчет Ли, но больше риторически — совсем не хочется быть услышанным сейчас. Принимая нормальное положение, он встаёт и устало плетётся к выходу.       Дверь тоже без хлопка закрывает.

~🐾~

      Победа!       Минджэ со сладким наслаждением потягивается и грузно выдыхает. На листе красуется завершённая лирика сингла, на которую ушло, кажется, всё его терпение, что копилось целую жизнь. А неподалёку лежали наброски для будущего альбома. Рассматривая это всё уставшими глазами, он цепляется взглядом за чёрную ручку, хватает её и через всю студию отправляет в окно. Ему не жалко. Он счастлив.       Ким произвольно осматривает комнату и с застывшим выражением ужаса на лице останавливается на циферблате. Уже за полночь!       Он тут же бросается собирать все свои вещи, на что у него уходит секунд тридцать. Захватывает посуду, в несколько глотков допивает уже остывший чёрный чай, наслаждаясь горечью на языке, закрывает окно и выметается из комнаты, погасив свет и щёлкнув ключом в замочной скважине. В общежитие его несёт неимоверно стремительно. Поскорее бы оказаться под тёплым одеялом на мягкой подушке...       Оказавшись в своей родной комнате, он не вспоминает даже про свет, наспех переодевается в комфортную для сна одежду и расслабленно идёт к кровати, шаркая ногами и улыбаясь от усталости.       — Я уж думал, не объявишься.       Сон улетучивается как по щелчку. Минджэ распахивает глаза и отпрыгивает назад, закрывая рот рукой, чтобы не вскрикнуть от испуга. Когда одеяло кто-то откидывает в сторону, обнажая свой силуэт, в кромешной тьме лидер его не опознаёт, но по голосу очевидно — младший.       — Ты тут откуда? — шепчет громко и переминается с ноги на ногу, всё не решаясь приблизиться к кровати.       — Иди сюда, хватит там топтаться.       Его голос сквозит непривычным недовольством, смешанным с излишней серьёзностью и толикой... грусти. Ечан на что-то обижен? Минджэ медленно забирается на мягкую поверхность и кладёт голову на подушку, расслабленно выдыхая. С удовольствием погрузился бы сейчас в сон, но беспокойство за младшего берёт верх. Ким щурится, желая разглядеть выражение лица напротив, но получается с трудом.       — Ты закончил? — разрезает тишину Ечан, понизив тон голоса. Спрашивать не то чтобы хотелось, но для приличия...       — Закончил. Даже пару набросков к будущим песням сделал. Не знаю, конечно, на кой чёрт они нужны, поскольку потом мы их ещё миллионы раз перепишем, но я доволен, — радостно сообщает Минджэ.       — Здорово.       Он бросает фразу с неприятным безразличием и переворачивается на другой бок, спиной к Минджэ, что его не на шутку беспокоит. Списать на усталость не получится, поскольку Ечан никогда так себя не ведёт и даже заходит перед сном в «Fromm», чтобы немного пообщаться с роди. Чем же он ненароком его обидел? Минджэ приподнимается и кладёт подбородок на его плечо, мягко треплет по волосам. Ечан от касаний не уходит, уже хорошо.       — Ечани, что случилось? — нежным полушёпотом спрашивает Минджэ и поглядывает на лицо младшего, чтобы не пропустить ни одной вскользь мелькнувшей эмоции. — Я тебя как-то задел сегодня?       Ли грузно выдыхает.       — Не задел, но... Это обидно, знаешь? Приходить ради человека, ждать его, чтобы в итоге услышать «иди спать», — макнэ зарывается носом в одеяло. — Между прочим, у меня был для тебя небольшой подарок...       — Какой?       — Я.       Лицо медленно начинает гореть, когда щёки опаляет чужое дыхание, а во взгляде напротив не читается ни одного намёка на смущение. Насколько надо быть смелым, чтобы вот так просто...       Эмоции Ечана от такого смущённого старшего меняются на глазах.       — Чего ты там себе надумываешь? — восклицает он, пихая Минджэ в плечо. Да так, что тот падает на кровать. Комнату разрезает тихий заливистый смех, а после — попытки его сдержать.       Лидер улыбается тоже.       Улыбается забывчиво, пропускает половину сказанного Ечаном и глупо смотрит на то, как он борется с одеялом. До сознания медленно дотекают слова-оправдания, а Ли вдруг резко скидывает с себя одеяло и садится на кровати.       И Минджэ только сейчас замечает, что на младшем одна лишь чёрная толстовка — его. И кошачьи уши. Чёрные.       Так вот в чём был его план...       Ечан мило хихикает, с озорством наблюдая, как глаза Минджэ загораются искорками восторга. У Кима дыхание перехватывает от осознания, что он помнит их ночные разговоры, в которых Минджэ постепенно открывался ему с других, самых разнообразных сторон — о некоторых Ли даже не догадывался. Обнажать свою душу перед кем-то — это всегда большой риск, и Ечан благодарен за взаимное доверие между ними.       — Как ты... Как ты вообще пришёл к тому, чтобы мяукать?.. — недоумевает хён, продолжая увлечённо бегать глазами по образу Ечана.       — Без понятия, если честно. Отчасти сам хотел, для тебя же, а потом понял, что не заставляю себя, — задумчиво роняет Ли и ищет своими ладонями чужие. У Минджэ они тёплые и согревают быстро, даже несмотря на то, что спал он исключительно с открытым окном. А Ечана холодные потоки ветра слегка пробирают. — А вообще, знаешь, у меня только одна догадка, почему я не останавливаю себя. Я верю в перерождение, и, возможно, в прошлой жизни я был котом. Жаль, что я этого уже не узнаю и не проверю никак. Но я хочу верить.       И вправду.       Минджэ часто проводит незримую параллель между младшим и котом. Его повадки, схожие с кошачьими, мелкие привычки, которые дозволено видеть лишь мемберам. И хотя хитрость у него лисья, кошачьего в нём определённо многим больше. Гьяттуволпе в человеческом обличии.       — Я очень рад, Ечани, — Минджэ тянется к нему, чтобы собрать в свои объятия. Прикосновение кожи к коже обжигает леденящим холодом. Он ничего не говорит, но валит младшего на кровать, накрывает одеялом и позволяет уткнуться носом в свою шею. Ободок с ушками он аккуратно снимает и откидывает куда-то на прикроватную тумбочку. — Спасибо за то, что с пониманием отнёсся к мелочам, что делают меня неимоверно счастливым. Я очень тебя люблю, — шепчет куда-то в макушку и слабо улыбается.       — Я тебя ещё не простил, — сквозь улыбку говорит Ечан.       — В следующий раз не буду так задерживаться. Возьми с меня обещание, — опаляет томным голосом шею, чувствуя, как Ечан под ним сжимается в клубочек, как стремительно краснеют его щёки.       Не любить его — равносильно невозможности.       Они лежат, окутанные кромешной тьмой, тишиной и согревающими объятиями, вслушиваются в дыхание друг друга, пока протяжное, но тихое «мяу» опять не нарушает царящий покой.       — Ечан!       — Да это не я! Это коты за окном!       — Конешно. А я лидер «Tomorrow X Together». Спи уже!       Кому известно, а вдруг перерождение — не выдумка?