Не уходи

      Гроб закрыли, громко хлопнув крышкой.        Олег вздрогнул, и после этого его жизнь разделилась на «до» и «после».       Жизнь «до» была не без проблем, но в ней был Рома. Олег видел в нем всё: друга, брата, коллегу, родного человека, любовь, врага. Да, временами Рома был ужасен, срывался на Олега, естественно, будучи под действием наркотиков, а потом так долго извинялся, на коленях ползал, говорил что дурак, что бросит наркоту, что вот это последний раз был. А Олег верил, не мог не верить, ведь это был Ромка, его Ромка, который в начале их знакомства казался безобиднее котёнка. Который только Олегу и писал музыку, даже Денису с его поэтичными текстами отказывал, а Олегу отказать не мог. Ромка, который, если надо, кому угодно кабину снесет, лишь бы Олега не трогали. Рому можно было понять и простить, он же человек как никак, со своими слабостями. Не мог он жить на трезвую голову.       Разрывали его мысли всякие, и может, голоса тоже. Страшно было жить, осознавая этот мир, даже присутствие Олега не спасало, даже его тихое произнесенное на ухо «я рядом, я помогу» не помогало. Жалко было Роме видеть Олега и его попытки помочь. Вот так он и открыл для себя мир самоуничтожения. От Олега долго скрывал, что перед их встречами иногда снюхивает белую дорожку рассыпанную по поверхности телефона. Но это спасало. До момента, пока его мозг не стал деградировать (что бывает со всеми, кто встает на путь самоуничтожения). Забавно было то, что он не считал себя наркозависимым, это был такой способ справляться с проблемами.       Видел Олег это всё, видел, как его человек на глазах тает, знал где-то на подсознании чего ожидать, пытался говорить с ним, пару раз закрывал того в квартире, но Ромка не дурак, через окно по балконам спустился и ушёл.       Последний месяц Олег просто ждал. Понял, что не поможет никак, понял, что человек его обречен. Понял, но не принял, никогда бы не принял этого. Вздрагивал от каждого звонка, ждал, что в одно утро возьмет трубку и услышит то, от чего в глазах потемнеет, от чего тело перестанет слушаться. Ждал, и боялся приближаться к своему Ромке, страшно было видеть как сильно изменили человека наркотики, не то что внешне — это был другой человек. Он смотрел на Олега уже не с блеском в глазах и любовью, а с жалостью.       Так, ровно за шесть суток до точки невозврата, Олег набрался смелости (взбесился и сорвался) и пришел к Роме. Знал, уговоры и слова о любви не сделают погоды, поэтому как только Сащеко открыл дверь, Олег вмазал ему что есть силы по лицу. Тот отшатнулся, упал на стену и сполз вниз на пол. Возмутился мол «совсем еблан?!», потирая отбитую часть лица. Но знал, что за дело получил, не разозлился, а зрачки его снова были больше радужки.       Олег подошел, протянул руку — помог подняться. Странно это было, обычно Олег приходил чуть не плакал, а теперь врывается с кулаками к нему домой, ни сказав ни слова, без эмоций.       Тогда конечно казалось, что эту жизнь «до» сложно назвать хорошей, нельзя было подумать, что Олег будет настолько сильно скучать по этому времени. Это было до момента, пока он не проснулся рано утром от звонка телефона, сначала сбросил, даже не посмотрел от кого был звонок. Но на второй раз мелодия звонка показалась слишком раздражающей, отвратительной, она вытащила Олега из сна.       Звонил ему Денис, хотя обычно этого не делал, обычно они общались очень редко, и то, только если им приходилось нетрезвого Рому на себе домой тащить, тогда они оба приговаривали, что ему нужна помощь, что если только он захочет, они и врача ему найдут, и сидеть с ним будут при ломках.       Олег спросонья ничего не понял даже, поднял трубку, и не успел слова сказать, ему помешал то ли всхлип, то ли вздох на том конце провода. Сердце забилось слишком быстро, он понял всё, понял по этому всхлипу что случилось, в груди разъедающе зажглось чувство животного страха переходящего в ужас. Олег то думал, что готов к этому, давно был готов, но к такому никогда нельзя быть готовым. Две секунды тишины показались вечностью, и наконец-то послышались только два слова: — Рома умер, — голос не похож был на голос Дениса, таким напуганным Олег ещё его не слышал. Он не смог ничего ответить, его сразу бросило в дрожь, а в глазах начало темнеть. — Олег? — более собранный голос послышался из динамика. Олег не слышал, его парализовало. В голове крутилась эта фраза, как большая открытая кровоточащая рана, она осталась, и останется там ещё на долгое время. Не мог Рома умереть, это ошибка, это шутка, это что угодно, но не правда. Ну не мог его родной Ромка умереть.       Олег не верил, примчался так быстро в Ромкину квартиру, надеялся придти и увидеть там живого Рому, понять, что это всего лишь сон, он бы обнял его, никогда не отпускал, потащил бы в лечебницу, уничтожил бы все наркотики, но спас его любой ценой. Но реальность строга, и войдя в квартиру, Олег не увидел никого, заметил, что дверь была открыта, а после из комнаты вышел Денис, и опять же никаких слов не нужно было, чтобы Олег только по одному его виду понял, что это не сон и не шутка.       — Его тело только что в морг увезли — сказал Денис, а Олега передернуло. Не мог он осознать, что вот совсем недавно, Рома живой ходил по квартире, дышал, думал — думал ли о нем, — а теперь вот нет его, просто нет и всё. Осталось только тело, оболочка, а самого Ромки уже нет. Олег почувствовал, как страх реальности расползается внутри, ему стало совсем плохо, показалось, что сейчас он блеванет прямо на пол, но этого не произошло. Он оказался в объятиях Дениса, тот видимо плакал, а у Олега начало темнеть в глазах.       Дальше было всё как в бреду, особенно на похоронах. Олег боялся подходить к гробу, когда тот еще был открыт. Если подойдет — попрощается, а значит больше никогда Ромку не увидит. А тело Ромкино лежало так аккуратно, неподвижно, красивое, одетое в черный костюм. Даже нельзя было сказать, что это уже и не человек, а покойник. Олег вдруг представил, что сейчас вот Рома глаза откроет и встанет, окажется, что жив он, тогда бы Олег его обнял и не пускал никуда, вытащил бы из этой ямы. Но нет, этого не произошло, как лежал неподвижно, так и лежит. Страшно это. Олег даже слезинки не проронил, не мог просто, считай, это последняя его встреча с Ромой, а он что, плакать будет как маленький? Пришлось всё же подойти ближе, посмотреть на тело любимого человека, лежащего в деревянном ящике.       Это был конец, под вечер оказавшись дома, Олег был совсем без сил, да что уж, он потерял всякий смысл на свое существование. Благо, рядом была Влада, как она там оказалась Олег не заметил, но выгонять ее не стал. Тогда уже он дал волю эмоциям и чувствам. Начал плакать, сначала так тихо, а потом совсем сорвался, хотел разрушить все вокруг себя, оторвать себе руки, ноги, уничтожить всё до чего бы он докаснулся, хотел вонзить в себя нож множество раз. Швырнул кружку в стену, та разлетелась на мелкие осколки. Тут же прибежала Влада, и Олег захотел швырнуть в стену теперь её, но даже сейчас не совладая с собой, он не мог тронуть её, он же джентельмен, мать вашу. Хотя, честно говоря, Влада его всегда раздражала, прилипала к нему как муха, но раньше то у Олега был Рома, и никаких девушек ему не нужно было, да и не интересовали они его никогда.       Влада его обнимала, успокаивала, тихо что-то шептала на ухо, будто ждала такой подходящий момент, когда не будет никаких конкурентов. Олег так и уснул в ее объятиях, ему ничего не снилось, он просто провалился в забытье, где не думал о Роме. В это время девушка убрала весь разгром, который устроил Олег. После всего снова подошла к нему, проверить спит или нет, он спал, но щеки были мокрые от слез.       А дальше жизнь пошла под откос. По ночам Олег просыпался в холодном поту от кошмаров, пытался найти Рому, и с ужасом вспоминал, что уже нет никакого Ромы, и не будет. И даже в такие моменты из ниоткуда появлялась Влада, снова успокаивала Олега и надеялась, что делала это не зря.       Однажды Рома явился Олегу во сне, извинился за то, что так оставил его. А Олег снова проснулся в слезах, сердце бешено билось, будто готовое выпрыгнуть из глотки. Он хватал ртом воздух, но легкие словно сковало стальными цепями. Переборов себя, Олег поднялся с кровати и пошел на кухню. Этот сон был страшнее любого кошмара, он не понимал, почему после смерти Ромы он стал бояться смотреть даже на его фотографии. На кухне Олег нашел корвалол, и вылил с полбутылька в стакан с водой, нужно было успокоиться, но это давалось с трудом.       Тут же он понял, что в квартире непривычно тихо, Влады нигде не было. Олег сначала заволновался, ведь уже привык, что просыпаясь от кошмаров его тут же обнимали ее руки. А потом вспомнил — Влада уехала на несколько дней к родителям, хотя не хотела оставлять Олега одного, волновалась за него всё-таки. Он ценил ее заботу, даже думал, что со временем полюбит ее, не так как Рому, конечно. Полюбит как кого-то, кто всегда рядом и готов помочь, кому можно довериться. Но он бы никогда никого не смог полюбить так же сильно, как любил любит своего Ромку.       Эта ночь была слишком тихая, на удивление холодная даже для конца августа. Луна светила сквозь занавески, поэтому Олег не включил свет ни в одной из комнат. Так спокойнее. Он повернулся к окну, рассматривая ночную улицу, в какой-то момент на его плечо опустилась ладонь. Олег вздрогнул, пролив воду из кружки, которую держал в руках, резко обернувшись. Уже было решив, что это Влада непонятным образом оказалась опять рядом с ним, чтобы успокоить, он чуть не отдал душу богу или дьяволу, когда увидел позади себя совсем не Владу.       Позади был силуэт. Даже света луны не было достаточно чтобы различить черты лица. Но необходимости в этом не было. Слишком знакомый, слишком родной, выученный по каждому миллиметру силуэт мог принадлежать только одному человеку. Сердце бешено забилось, намереваясь выпрыгнуть из грудной клетки. Олег отпрыгнул, прижался к стене, молясь, просочиться сквозь и оказаться в другой комнате. Невозможно. Это был Ромкин силуэт, отчетливо виден, стоит в темной комнате, смотрит, скорее всего, прямо на Олега. Тот в свою очередь уж было решил, что, вот оно, приехали! Сошел с ума окончательно.       Силуэт был неподвижен, слегка покачивался, будто бы дышал. Олегу стало плохо от голоса внезапно нарушившего тишину. — Не ори ток, — и правда, голос Ромкин, тихий такой, спокойный, бархатный. Раньше, услышав Олег такую интонацию в его голосе, полез бы сразу целоваться, накрывая губами не только чужие губы, но и такие точеные скулы, шею, обсыпанную родинками. Но сейчас он хотел испариться, убежать, не видеть этого, понять что это очередной, слишком реальный, кошмар.       Не может вот так вот мертвый человек посреди ночи заявиться к тебе в квартиру как ни в чем не бывало. Тут видимо Олег кукухой поехал, а другого варианта просто нет. — Хуёво вышло, Олеж, — снова раздался голос, — я не думал что так просто возьму и ласты склею, — он сделал шаг навстречу, отчего Олег вовсе вжался в стену как загнанный в угол щенок. Искренне не понимая что происходит его пробивала сильная дрожь, хотелось с воплем выбежать из квартиры. Даже если Олег ещё не сошел с ума, и это не его больная фантазия выдумала очень реалистичный образ Ромы, то сейчас точно сойдет если не прекратит видеть перед собой мертвую любовь своей жизни. — Извини что напугал, — он отступил назад, — Олег, на тебя невозможно смотреть, то, как ты страдаешь. — На меня? — ответил он до жути дрожащим голосом, животный ужас окутывал с головы до пят, но злость на Рому была сильнее, — невозможно на меня смотреть? — заикаясь, выпалил он, — черт тебя дери, я в душе не ебу кто ты на самом деле, моя галлюцинация или призрак или хуй пойми кто, но кем бы ты блять не был, ты, — он запнулся, подходящего слова подобрать не смог. Таких слов ещё не придумали чтобы описать то, насколько Олег зол. Всё это время думал, что зол на самого себя, а сейчас вдруг прозрел — зол на Ромку, за то, что оставил, вот так вот после всех уговоров и слез, признаний в любви, самых искренних. — Ром, — прозвучало непривычно, Олег уже забыл, какого это обращаться по имени к нему, — вернись, — отчаяние — вернись, Ром, — к глазам подступили слезы, дышать стало труднее, — я не могу без тебя, Ром, — захотелось схватить его обеими руками, не отпускать никогда, но что-то, будто внутренний голос, подсказал, если дотронется, то всё исчезнет.       Савченко медленно сполз по стене вниз, почти рыдая, вглядывался в рядом стоящий силуэт, всё больше узнавал в нём Ромку. — Ром, не уходи, прошу, — он смотрел с жалостью, ничего не мог сделать, только смотреть как изо дня в день мучается Олег, оставшись в мире живых, — а как же пули пролетят мимо? Пока ты меня любишь, пули пролетят, Ром, а как же малышка любит дилера, — с виду казалось, что Олег сходит сума, неся бред сивой кобылы, но только они вдвоем знали истинное значение этих строчек, в каждой из них крылся смысл, каждый смысл закручивался в одно единственное — их любовь.       Глаза окончательно заволокла пелена слез, но это не сильно мешало видеть. Рома присел на корточки, поближе к Олегу. — Ром, — хотелось просто повторять его имя снова и снова, так он будто становился живым, — ты ушел, — поникше заявил Олег, — я не могу без тебя, не могу, понимаешь? — Мне жаль что так вышло, — Олег почувствовал как чужие руки коснулись его виска чтобы заправить за ухо прядки волос, — но тебе есть ещё ради чего жить, возьми себя в руки пожалуйста. — Мне ничего так сильно не нужно как ты, блять, живой ты, — всхлипывал Олег. — Это не так, послушай, Олег, — ладонями обхватил его лицо, заставляя смотреть прямо в глаза, и теперь Олег четко смог разглядеть что перед ним сейчас находится его Ромка, настоящий, такой как раньше, — у тебя будет дочь, — уж чего он не ожидал услышать так это именно этих слов, — через год, может полтора, я же знаю что ты всегда хотел завести семью. — Я хотел с тобой. — И какая бы из нас семья вышла, Олеж? Крайне ебанутая, думаю. А Влада, она хороший человек, заботится о тебе. — Я её не люблю. — Я знаю. — Не уходи, — Савченко дернулся, заметив, что силуэт поднялся, направившись к двери, — Ром, пожалуйста, останься, — он чуть было не схватил его за руку, в попытках удержать, остановить, но рисковать не стал.       Рома остановился, снова взглянул на Олега, сидящего на полу, заплаканного. Он снова приблизился и опустился на колени. — Прости, — единственное, что он сказал перед тем, как заключить Олега в свои объятия. Это было по-настоящему, от Ромки не веяло холодом или смертью, его объятия согревали. Олег вцепился в его плечи, ошибочно решив, что так сможет оставить Рому с собой. Еле слышно он повторял его имя, зная, что больше не сможет вот так обращаться к нему. Пальцы, кажется, впились в чужие плечи до посинения.       Олег не сразу ощутил пустоту под своими руками, распахнул глаза, увидел лишь пустую комнату, лунный свет, и собственные ладони. Ушёл. Опять ушёл.       Злость и отчаяние вернулись с новой силой. Кулаком он ударил стену, ещё раз, и ещё. Бил, пока не почувствовал отвратительную боль в кисти. Дышать было трудно, из-за слез и истерики, он глотал воздух ртом как рыба на суше. Всхлипы переросли в почти крики, Олегу было плевать, что соседи это слышат, плевать, если кто-то из них вызовет ментов, решив, что тут кого-то режут. Ведь Олега правда будто пырнули ножом, и не в сердце, а в самую душу, оставив там пустоту от которой становится тошно.       Лоб коснулся прохладного пола, он истратил все свои силы, но плакать не перестал. Так и уснул свернувшись калачиком на полу.       На утро приехала Влада, до жути перепугалась увидев лежащего в углу Олега с кровью на руке и стене. Разбудила его, помогла подняться, обработала рану на руке, а рана в его душе так и продолжала кровоточить, адски болеть и гноиться.       Теперь произошедшее ночью казалось бредом, слишком ярким сном или глюком. Олег почти поверил в то, что это был сон, никому ничего не стал рассказывать, Владе соврал мол выпил чуть-чуть для успокоения, и на полу как-то так уснул. Хотя она понимала в каком он состоянии находился после смерти Ромы, она готова была выслушать, утешить, быть рядом, ведь бросать близкого человека — не про неё.