hengivenhet

      На кухне неуютно темно и почти полная луна, освещающая небольшое пространство, уют не приносит. Потому что уют был благополучно вынесен за дверь с полчаса назад вместе с Джисоном, пережидавшим холодную ночь в квартире друзей. Тот включил тусклый свет и много-много шутил за рассказом очередной глупой жизненной истории, случившейся тем же днем. А ушел — и свет погас, и кофе закончился, и Ли остался наедине с пустотой, что верной подругой коротает с ним вечера, пока Хёнджина снова нет.       Хван перестал стараться для уюта с первыми влажными мятыми простынями и только вышедшим с душа Минхо, что сразу полез лениво целоваться. Продолжение было бы лишним для обоих, уже нашедших его ранее на стороне.       И приятного было мало, когда чуйка Ли подсказала ему залезть младшему в трусы и почувствовать тыльной стороной ладони холодную влагу, уже подсыхающую, а внутренней — нулевую реакцию на все поцелуи и действия. И предъявить не может — сам не настроен по понятным причинам. Минхо все прекрасно понимал, но продолжал впускать Хвана к ним и делать вид, будто все в порядке — потому что «ничего не замечает» — чистейшая ложь. И Хёнджин все прекрасно понимал, но продолжал возвращаться в смятую старшим и кем-то, всегда новым, в его отсутствие постель и также игнорировать слона в комнате.       Входная дверь еле слышно закрывается. Хван словно вором прокрадывается в свою же квартиру. И на тикающих тихо часах на кухне стабильно где-то в районе трех сорока ночи.       — Как прошел день? — полушепотом спрашивает он, аккуратно вешая куртку на крючок рядом с пальто старшего. Знает, что тот услышит, даже если Хёнджин скажет что-то одними губами.       — Порядки навел, — ответил Ли, прикуривая сигарету из их общей пачки, заменяющейся по мере необходимости, но всегда лежащей на краю, где стол сливается со стеной.       — Кровать заправлял?       — Час назад.       — У нас кто-то был? — младший кивает на чашку, стоящую рядом со второй с допитым кофе. Минхо не видит, потому что на Хвана из какого-то тупого принципа взгляд не поднимает — и без того понимает, к чему вопрос.       — Джисон.       Первая причина для жуткой ревности у влюбленного по уши Хёнджина. Оно и понятно — не каждому понравится, что его парня чуть ли не каждый вечер нагло воруют практически из-под носа, когда в планах была наконец вышедший полностью сезон долгожданной дорамы, а возвращают, когда он уже не сильно нужен и все планы благополучно проебаны. Хан каждый раз приползал едва ли не на коленях и с букетом — хотя, разок такое было, но смягчить оставшегося в одиночестве свободным вечером парня не получилось — и клялся, что такого больше не повторится, а Минхо всегда возвращался с плещущей через край любовью и лаской, что хранились для запертых дверей съемной квартиры только для одного человека. Хранятся и до сих пор и другим не достается ни кусочка котёночности.       — Меня заебло, что ты приходишь домой под утро, — бросает абсолютно небрежно Минхо, постукивая пальцем по сигарете над пепельницей.       — А меня то, что ты водишь на нашу кровать мальчиков на одну ночь, пока меня нет, — Хван присаживается на стул напротив, — Я же не слепой.       — То есть, мы оба ходим налево?       — Это наша кровать, Минхо. Ты хоть совесть поимей.       — Может, не мне стоит поиметь совесть, — Ли впервые за весь разговор поднял уставший взгляд на собеседника, — А тебе хотя бы каплю самоуважения?       — Если ты намекаешь, что я должен собрать шмотки и съебать — говори прямо.       — Я не хочу, чтобы ты собирал шмотки и съебывал, — недокуренная даже до середины сигарета старшего с особо сильным нажимом потушена о дно пепельницы и Хёнджин сразу тянет длинные пальцы к ней, чтобы подарить вторую жизнь.       — То есть мне остаться, также… — Хван прерывается, чтобы прикурить оставшуюся после Минхо сигарету, — …приходить под утро и каждый раз видеть затраханного тебя? Буквально, — он хмурится, когда дым неприятно режет глаза, заставляя их слезиться.       — Нет. Ты будешь приходить сразу после работы, а не шляться по своим малолетним шлюхам. И в нашей постели, при таком условии, больше не окажется ни одного «мальчика на ночь». Либо ты уходишь, прихватив уважение к себе.       — Не проще закончить?       — Ты меня любишь?       — Не знаю.       Взгляд Минхо потерял все, что было до, оставив только тоску. Ни нежности, ни тепла, ни ненависти — только невыносимая тоска по прошлому с «люблю» самым драгоценным голосом, чуть дрожащим от такого важного признания. Без сомнений и "не знаю" — с уверенностью, но трепетом. Каждый блядский раз.       — На любой вопрос всегда есть ответ.       — И свой я озвучил, — Хёнджин пропустил дым глубоко в легкие. Настолько, что на выдохе не вышло почти ничего, — Сейчас я правда не знаю, Минхо. Ты удовлетворен?       — Нет, — тихо ответил он, крутя круглую пепельницу, — Нет. Я, блять, не удовлетворен. Меня не удовлетворяет ответ "не знаю".       — Стол поцарапаешь, — младший двинул пепельницу на себя, чтобы стряхнуть пепел с сигареты, — Что ты хочешь услышать?       — Ты меня любишь? На данный момент.       — Да, но я этого не хочу, — признается он, туша сигарету уже в последний раз.       — А я хочу тебя любить. И люблю, — Минхо наклоняет голову, а тоска только сильнее захватывает и уходить. в ее планы явно не входит, — Что будем делать?       Хван поджимает губы и, наклонившись, тянется к холодильнику, стоящему рядом со столом. дверца открывается, предоставляя вид на заставленную мартини и коньяком нижнюю полку на дверце.       — Выбирай.