***
16 марта 2024 г. в 16:44
Примечания:
Placebo — In the cold light of morning
В холодном лондонском дожде, хлеставшем по вымощенным тропинкам, не было места для тягучих, рваных клубков тумана.
Высокий мужчина стоял у набережной, уставший взгляд его голубых глаз безучастно провожал спешно скрывавшиеся в зданиях, автомобилях, такси и под зонтами расплывчатые фигуры лондонцев.
Удивительно, но за исключением автомобилей вечерняя улица практически опустела, и с осознанием сего в голубых глазах мелькнуло облегчение.
Он всего лишь вышел на прогулку. Дождь гулко и требовательно стучал по краям шляпы, цепляясь за светлые кудри, выбившиеся из-под неё, по плечам, стекая вниз по одежде, носкам обуви, прося блуждающего жителя земли покинуть улицу, пока серая влага струилась по городу и вымывала все следы пыли и грязи. Липкий, мокрый холод просочился под одежду, заставляя мужчину вздрогнуть.
Он сделал шаг, готовый продолжить свою бесцельную прогулку.
Он всего лишь вышел на прогулку. В вечернем лондонском тумане, густо стелющимся по улице, можно было затеряться, растаять, но туман уже давно втянулся и отступил под натиском стихии, разогнавшей привычную городскую суету. Одинокая фигура под стеной дождя, мужчина молчаливо ступал по набережной, погружённый в размышления. Торчавшие из-под шляпы на затылке непокорные рыжие волосы успели вобрать в себя влагу и теперь под высоким воротником неприятно холодили шею. В голубых глазах вспыхнуло и почти сразу же погасло неудовольствие, уступая место смирению.
До вечерней мессы оставалось время, и этого времени было достаточно, чтобы его взгляд задержался на одинокой мрачной фигуре, движущейся навстречу.
Они всего лишь вышли на прогулку. Ни один из них и не подумал бы остановиться, чтобы взглянуть в лицо прохожему.
Однако лондонская осень не пахнет тёплыми морскими волнами, горячим песком, густой влажной травой. И лёгкого дуновения этого запаха было достаточно, чтобы их взгляды встретились.
Голубые глаза по обе стороны, два бесконечных океана.
В последний раз, когда эти океаны встречались, на дне одного из них кипели, извергали свой адский огонь вулканы и безумный шторм, разрываясь от собственной ярости, обрушивался на небеса, куда согнал воды второго океана, безутешно проливавшего потоки слёз; океана, где в мирно спящем дне образовалась рваная трещина, тянущаяся так далеко вглубь, что могла вобрать в себя до последней капли воды грозового океана.
«Всё ещё блондин», — мелькнуло в мыслях одного из них, в то время как взгляд второго зацепился за золото, сверкнувшее на шее из-под воротника стоящего напротив. «Крест», — сразу же догадался он.
Сейчас они оба видели в глазах друг друга молчаливое, растянутое длиною в жизнь терзание, называемое виной, на дне которого залегла глубокая, неисцелимая тоска.
«Уверен, никто никогда не был способен понять твоего страдания, никто никогда не догадался бы, что ты чувствуешь страх», — думал один из них.
«Уверен, ты провёл всю свою жизнь в бегстве, оборачиваясь на неистовый зов безумия, неустанно преследовавшего тебя», — думал второй.
Они не помнили, кто из них сделал первый шаг навстречу. Первый. Второй. Третий.
Дождь, холодный ветер, тёмные здания, прогулка, месса, — одно за другим с каждым сделанным шагом всё таяло сначала из поля зрения, затем из сознания.
И вот они уже стояли лицом к лицу. На шее одного из них действительно висел крест.
Пронзительное чувство, пробуждённое глазами напротив, вспыхнуло между ними, заставляя кипеть кровь в жилах и задаваться вопросом, почему они всё ещё в ужасе не отпрянули друг от друга.
В той огромной пропасти, падение в которую оказалось бесконечным, их ладони встретились. Касание — лишь перчаток, не обнаженной кожи —, но большего было и не нужно.
Годы, бесконечные годы неслись один за другим, меняя лишь пейзажи перед глазами, и, казалось, наконец тот далёкий, потерянный во времени зов о помощи был услышан: они провели всю жизнь в ожидании, что кто-нибудь заметит сигнальный костёр.