Заразная болезнь одиноких душ

      Почему я до сих пор ничего не сделал?!       Теперь этот секретарь смеет мешать моим планам. Сам себе на уме…      Ну не-ет…       Этот парень. Из него получится превосходный тестовый материал. Нужно только потерпеть и не действовать неосмотрительно.       ***       Аль-Хайтам конечно ожидал осечек, но не настолько много и не так резко. Два или даже три просчёта ещё возможно, но когда их ровно десять и таких точных, будто ответные удары? Кто-то явно разгадал его планы и скорее издевался, то даря толику успеха, то ввергая в пучину провала.       Но кто? Точно не мудрецы, в этом он был уверен. Они слишком самодовольны и горделивы, чтобы не считать себя умнее всех на свете, упуская немногие тонкости, что не играли никакой роли по одиночке, и только всем скопом из сотен и тысяч зацепок могли натолкнуть на правильные выводы.       Хайтам знал, что он умён, но никогда не гордился этим. Никогда никого не недооценивал и никому не завидовал. Он знал, что способен на более точные и сложные рассуждения и вычисления, чем большинство учеников и даже профессоров академии. Знал, что знания всех прочитанных им книг не оседали пустыми строками, а формировались в сложные связи, сохраняясь в его памяти и всплывая при необходимости. Он сам был как система акаши…       И уж чего он не ожидал, так это того, что бригада тридцати не отведёт его в темницу, а передаст отряду Фатуи, что прямиком повезут его в порт Ормос, на корабль и в снежную…       Этого он никак не мог предположить просто потому, что даже близко старался не связываться с организацией Крио Архонта…       Как он, простой достаточно мелкий работник академии, хоть и с глазом бога, мог заинтересовать Фатуи? Как?!       Однако терять разум из-за непредвиденных обстоятельств, он не привык. Нужно было сначала понять, куда именно или к кому именно его везут. Постараться найти причины и установить связи. Понять зачем он вообще мог там кому-то понадобиться…       ***       – Я вернулся! – певуче-насмешливо звучит от входа вместе с шумом тяжёлой железной двери.       – Давно пора, – ворчливо звучит в ответ с другой стороны.       – Ну, не язви, Куни…       – Сколько раз я просил! – тут же яростно несётся в ответ, вызывая у первого громкий смех.       – Как там мой новый объект?       – А я почём знаю.       – Скар, я доверил тебе его. Если он сдох…       – Да живой он. Живой. Испугал тоже… Мне же проще, если на него больше внимания будет уходить.       – Не беспокойся, Скара, я ни за что про тебя не забуду. Ты ведь – мой любимый объект…       – Иди к чёрту, а?       – Царица тебя хвалила, между прочим.       – И ты не сказал сразу?!       – А должен?       – Я тебя ненавижу, – звучит уже как-то устало. Вероятно, подобное происходило слишком часто.       – Я тебя тоже люблю, Куни.       – Заткнись…       Слышится какой-то шум. Едва слышные шаги, стук стекла. Неприятный резкий скрип металла о метал. Шорох одежды. Лёгкий шлепок, недовольный вскрик и смех. Затем что-то слишком тихое, что он неспособен различить…       – Думаю, стоит поработать над устойчивостью твоих тканей. Гнозис воздействовал слишком разрушительно, несмотря на предрасположенность. Эи явно халтурила.       – О, не напоминай…       – Разве ты не должен молчать? Хочешь, чтобы я тебе ещё и глотку вскрыл?       – Испугал ежа голым задом…       – Фи, что за вульгарщина. Тебе явно стоит меньше общаться с отрядом Одиннадцатого.       – У них хотя бы не так скучно.       – Ты ж сам своих запугал до трясучки.       – Я изначально не просил отряда. Сдались они мне…       – А кто легенды обеспечивает? Кто информацию собирает и структурирует? Кто мелкие поручения выполняет?       – Не начинай. Я прекрасно это понимаю, но и сам прекрасно знаешь…       – Ты не сможешь прятаться от людей вечно. Нужно больше общения.       – Наобщался уже…       – Куни, я не шучу. Если ты не начнёшь вести себя соответствующе, Царица может начать терять терпение. Ты уже слишком долго действуешь всем на нервы. Даже Пьеро ты уже достал.       – … Понял, я постараюсь…       Вновь какие-то шорохи, стуки, тихое фырканье второго и намекающие напевы первого, что явно наслаждался своим занятием.       – Зачем тебе тот парень? Неужто так взбесила его помощь архитектору?       – Много чего. Я не обращал на него внимания, пока тот тихо сидел на месте, ни во что не вмешиваясь и никуда не стремясь. Будь он хоть сто раз гением, пока он не использует своих способностей, он ничего не стоит. Однако он посмел мешать нашему проекту. Из-за него нам пришлось так быстро сворачиваться.       – То есть, он заставил тебя работать сверхурочно, и поэтому ты бесишься, – насмешливо фыркает второй, а затем резко шипит, явно сдерживая крепкое словцо.       – Куни, заткнись, а? … Из сумерца я вылеплю что-то интересное. Он – подходящий материал для моей старой задумки. Уверен, этот эксперимент сможет даже посоперничать с тобой, так что будь добр хоть немного постараться.       Второй молчит. Шорохи продолжаются.       Аль-Хайтам знает, что ему просто позволили это услышать. Судя по тому, что он успел узнать, камера могла становиться полностью изолированной. Его почти две недели, по его внутренним часам, держали в тишине, прерываемой железным стуком миски с едой. Неплохой, надо сказать, и без примесей, что тоже было приятно, хотя настороженности не отменяло. Только провоцировало жадный до знаний и мыслей мозг, готовый в любой момент дать сбой от информационного голода…       Эта беседа стала глотком свежего воздуха, но оставила только отчаяние. Аль-Хайтам понимал, что его ждёт что-то крайне неприятное. Эта беседа только подтвердила его догадки, заставляя бессмысленно строить теории на основе новых зацепок.       Успокоиться уже было невозможно, он слишком долго находился в изоляции и теперь, при получении даже крупицы информации, остановить мысли было уже невозможно.       Он даже не смог понять, когда вновь исчезли все звуки. Его камеру снова отрезали от лаборатории, оставляя томиться в бесконечной скуке, что своей пустотой убивала жадное сознание.       Ему уже даже надоело воскрешать в сознании страницы очередной книги в попытках читать тексты из собственной памяти, чтобы хоть как-то заглушить жажду действий. Это было ему несвойственно, но в данных условиях больше ничего не оставалось…       Безумно скучно…       Кто говорил? Почему он так зацепил кого-то своими действиями? Там ведь не может быть только озвученное. Было ещё что-то, он уверен, но как понять что?       – Так, поднимаемся, меняем одёжку. Свою сдаём. Если не хочешь конечно потерять вовсе. Он не постесняется её сжечь прямо на тебе, если заартачишься, – громкий насмешливый голос Скарамуша ворвался в медитативную тишину камеры, заставив Аль-Хайтама невольно вздрогнуть от слишком мощного раздражителя.       Делать нечего. Спасибо, что хоть предупредили. Снимать удобный костюм не было никакого желания, однако терять его было ещё неприятнее. Так что требование было выполнено быстро и чётко. Место белой длинной рубахи и таких же штанов на полке занял костюм сумерца. Дверца тут же захлопнулась. Глаз бога у него отобрали ещё во время передачи Фатуи. Беспомощность давила едва ли не сильнее скуки, хотя физически он был развит достаточно, чтобы и без элементарных сил оставаться опасным противником для большинства существ. Справиться с механизмом вроде дракона руин было бы конечно почти нереально, но вот от небольшой группы хиличурлов или плесенников он мог отбиться и вручную…       Про Скарамуша, фальшивого бога Сумеру, он догадался почти сразу. Другим скорее всего был Дотторе, Второй Предвестник, однако он не смел без точного подтверждения верить своим выводам, даже если они почти стопроцентны… Почти никогда нельзя исключать мелочей, а в очевидное не стоит верить без доказательств…       – Какой чудный послушный экземпляр, не то что ты.       – Что сказал?! – тут же возмущённо вскрикивает Скарамуш в ответ на голос его пленителя.       Слышится выразительный хмык и раздражённый вздох. Даже странно, что камера настолько усиливает звуки из лаборатории, что он слышит их настолько хорошо… Или это тоже не просто так? Верно, чем сильнее воздействие, тем тяжелее его воспринимать. К тому же Хайтам сам чувствительнее других людей. Странный выверт его семьи, но они все обладали куда более острым нюхом, слухом и зрением, чем кто-либо… По позвоночнику пробежала дрожь при мысли, что его пленителю станет об этом известно… Или уже? В любом случае, это не хорошо…       ***       Несколько дней прошли в базовых физических и психологических тестах, а также анализах и обследованиях. Конечно же, в таких условиях скрыть его обострённую чувствительность было невозможно. Дотторе, а это был всё-таки он, довольно смеялся каждый раз, как узнавал что-то новое о его теле.       Впрочем, это было скорее досадно, чем раздражающе. Хайтама вообще расшевелить было сложно, а логика напрочь убивала большую часть эмоций. Возможно, он всё-таки был слишком отстранён от социума, и бабушке когда-то стоило выгонять его из дома к другим детям, а не позволять просиживать сутки за книгами…       И конечно же это стало любимой темой для доктора, который увлечённо пытался достучаться до сумерца, спокойно воспринимающего даже почти откровенно пыточные испытания. Ему будто было плевать на собственное тело, и Дотторе это в равной степени и восхищало и раздражало… Сам он, даже спустя столько лет, так и не смог полностью подавить зачастую неуместную порывистость, мешающую ему всегда и во всём быть рациональным. Нет, с одной стороны он был рад, что может пылать идеями, на волне вдохновения придумывая такое, что никому и никогда бы в голову не пришло. Но с другой, ему уже не раз приходилось разбираться с весьма неприятными последствиями своих решений, и обходилось это куда дороже, чем сами проекты…       Вот и получалось как всегда двояко, накапливая раздражение как сосульку, готовую в любой момент свалиться на макушку…       – И сколько ещё ты будешь пытаться его расшевелить? – насмешливо фыркает Скарамуш, игнорируя тот факт, что это он прикован к столу с раскрытой грудной клеткой и кучей проводков и трубочек, впивающихся в кукольную упругую кожу.       Хайтам же спокойно сидит на стуле перед доктором, что внимательно вглядывается в его вены, медленно светлеющие до бледно-голубого оттенка. Препараты вводились уже в десятый раз, но сумерцу было наплевать на любые манипуляции со своим телом, пока Дотторе допускал того до своей библиотеки. Доктора бесили едкие комментарии бывшего секретаря академии, однако они всегда были по существу и приходилось глотать раздражение или затыкать парня какими-нибудь действиями. Нет, он уже понял, что Аль-Хайтам жаден до знаний едва ли не больше, чем он сам. Однако наблюдения показали, что его подопытный обладает абсолютной памятью, так что даже без постоянного потока новой информации сумерец вполне мог справиться со своей жаждой знаний…       – Заткнись, Куни. Пока эксперимент продвигается стабильно. Разве не заметил отличий?       – Я по-твоему на него смотрю?       – Разве ты не делаешь этого прямо сейчас?       – Туше… Кожа стала темнее, как у пустынников. Волосы наоборот посветлели, хотя и слабо, он и так серый был.       – Скорее стальной. А сейчас ближе к светло-серому.       – Цвета так важны?       – Очень. Судя по изменениям, около тридцати процентов пути уже пройдены. А это не мало.       – За почти год?!       – Тебя я совершенствую уже больше сотни лет, но всё равно найдётся, что добавить, а у него почти стандартное преобразование. Я уже испытывал подобное, однако его кровь, судя по всему, особенно предрасположена. А может и не кровь…       – Так я тоже про то, что слишком быстро. Разве так бывает?       – У всех людей организмы разные. Однако я подозреваю, что он несёт в себе капли божественной крови. Слишком уж легко успокаивается и приживается в нём скверна мёртвого божества.       – Ты решил повторить эксперимент с болезнью? Но он ведь никогда не был ей болен.       – Вы про Коллеи? – внезапно подаёт голос подопытный, отрываясь от книги и склоняя голову к плечу. В глазах лишь слабая вспышка любопытства, однако это куда больше, чем он показывает обычно.       – Ты её знаешь?       – Тигнари, страж леса Авидья рассказывал. Вы, вроде как, хотели с ним сотрудничать.       – Он умный, но не лезет на рожон. Это импонирует. Ты тоже был из той же категории, но потом полез куда не просили. Сам виноват.       – С Архонтом определённо не следует обращаться подобным образом. Просто так совпало, что начать действовать было выгоднее именно в этот момент, – спокойно пожимает плечами сумерец, опуская глаза к книге. Ему не дали желаемого ответа, так что и разговаривать он больше не хотел. И так снизошёл до пояснений своих мотивов зачем-то… Будто захотелось говорить, а не молчать… Ах, что за странная мысль?       – … Да я использую на тебе модифицированный вариант сыворотки с тех опытов.       – Кажется, Коллеи не могла это контролировать, – маленький укол в сторону своеобразного провала старого проекта.       – Ты идеально подходишь для этой пробы. Твоя кровь сама подстраивается под энергию Аль-Ахмара.       – Алый король? – не сдержавшись уточняет Сказитель, внимательнее вглядываясь в подопытного Дотторе. – Глаза всё ещё обычные.       – Не надолго, уверяю.       Аль-Хайтам прикрывает эти самые не красные глаза, прекрасно зная, что они вполне могут таковыми стать. Ему пришлось рискнуть, поступить неоправданно грубо и спонтанно. Он всё же допустил в своё сознание информацию из капсулы со знанием богов. На удивление, ему это не показалось таким уж сложным, хотя на какое-то время чувства определённо обострились, а в сознании появилось немало отблесков чужой жизни… Он точно знает, что тогда его глаза стали алыми точно кровь, видел в отблесках граней капсул знаний на столе…       Наверное, именно благодаря этому он предрасположен к скверне мёртвого божества, что ежедневно вливается в его вены. Да, иного и быть не может, но отрезать вероятности нельзя…       – Кстати, ты встречался с генералом махаматра? – любопытно уточняет Сказитель, сильно заинтересовавшийся одарённым электро стихией.       – Новому жрецу не хватает терпения и доверенных помощников… – с закрытыми глазами произносит сумерец и мысленно морщится, не понимая, почему выбрал именно эти слова. Он никогда не называл Сайно жрецом. Никто не называл, ведь генерал махаматра им не являлся. Так прочему с языка сорвалось именно это слово?       – Да, я слышал, что нынешний генерал махаматра – одиночка. Очень сильный, но одиночка.       – Идиот, – тут же фыркает Сказитель.       – А сам, чем лучше?       – Иди к чёрту.       – Я и правда тебя однажды голоса лишу.       – О, жду не дождусь! – сарказм так и плещет, а словесная потасовка только разгорается…       Почему-то Аль-Хайтаму нравилась атмосфера в этой лаборатории. Тишина и одиночество перестали тяготить в момент, когда он решил перебирать и сравнивать в сознании тексты книг. А Скарамушу и Дотторе вполне хватало и друг друга для разговоров, пускай те и напоминали больше обмен оскорблениями…       Удивительно, но именно такой распорядок дня и времяпрепровождение в целом полностью устраивали невольного изначально подопытного. Теперь-то он и сам был не особенно против этих экспериментов. Боль они несли крайне редко, а на изменения в теле ему было плевать, пока они никак не мешали его обычному образу жизни. В какой-то мере можно было даже сказать, что он стал помощником доктора, что из-за договора с дендро Архонтом лишился лишних рук в лице своих клонов. Доверять самопровозглашённый учёный никому не спешил. Даже самому себе верил относительно. Но Аль-Хайтам скорее просто удовлетворял своего внутреннего перфекциониста, заодно беся Дотторе постоянными уборками и поправками. В один момент оказалось, что все разрозненные заметки обрели свои места, составляя полноценные аккуратно переписанные альбомы наблюдений, которые было приятно взять в руки! Если конечно не вчитываться в то, что там было описано…       А сумерцу было будто наплевать.       Вот и получилось со временем так, что Дотторе стал сам давать парню поручения, лишь бы тот не начал наводить свои порядки на очередном клочке его хаотичной вотчины… А потом и к исследованиям тот стал присоединяться. Либо как молчаливый помощник, либо как раздражающе честный критик. О, он вполне мог и со своим спокойствием сказануть что-то такое, что сам доктор вставал в ступор, развлекая своих подопытных совершенно неописуемым выражением лица… В лаборатории-то он свою маску почти не надевал, изредка лишь нацепляя на нос маленькие забавные круглые очки…       А Скарамуш продолжал почти без перерыва обретаться на столе, где был безжалостно разобран и выпотрошен фактически в прямом смысле слова. Собственно Аль-Хайтам и так подозревал, что человек стать богом едва бы смог. То, что Сказитель был куклой, его совершенно не удивило. Скорее даже заинтересовало…       Интересно было то, что он будто понимал строение и механизмы самого создания куклы, хотя просто читал отчёты и заметки Дотторе. Сам Второй Предвестник не мог собрать всё в общую картину, а Хайтам просто знал, что и как, хотя и не мог объяснить.       – Архонты… – недовольно ворчал Дотторе каждый раз, заставляя сумерца хмуриться, пока наконец не выяснилось, что именно пытается сделать с ним доктор…       Скверна, которую он вливал в вены Аль-Хайтама, была исключительно останками Аль-Ахмара. В планах была ещё скверна дендро дракона, однако пока это был лишь план, который мог вовсе не оказаться воплощён в жизнь.       Теперь подопытный понимал планы на себя и… не был особенно против…       Его сознание всё сильнее пропитывалось воспоминаниями и мыслями древнего правителя пустыни. Тело стремилось обрести его облик…       Он уже ощущал себя неким весьма гармоничным, надо сказать, смешением двух совершенно разных существ…       – У меня есть теория, – внезапно однажды тянет Сказитель, вглядываясь в старый портрет алого короля и новый облик сумерца.       – И?       – Ты говорил про души. Мол, скверна Архонта – это его эмоции, что из-за объёмов силы способны влиять на мир. Однако также ты говорил, что у всего живого есть душа. И вот у меня появилась интересная мысль…       – Может, хватит тянуть время?       – Слушай давай, а не возмущайся! – фыркает Скарамуш, намеренно замедляясь. Так, что Дотторе готов уже начать рычать от нетерпения, когда кукла наконец говорит: – Что если хотя бы часть души Аль-Ахмара осталась не замарана запретным знанием и не была уничтожена Дендро Архонтом?       – … Ты сам-то понял, какой бред выдал?       – … Это бы многое объяснило, – почти хором одновременно произносят Дотторе и Аль-Хайтам, после чего в ответ на вопросительный взгляд второй лишь пожимает плечами: – Я уже говорил, что изменился. Слияние с осколками чужой души или что-то вроде того. Это бы вполне могло объяснить то, что со мной происходит.       – Да бред же! Я изучал души. Даже через Ирминсуль смог получить кое-какую информацию. Души не могут существовать осколками – это во-первых. Даже разбившись, они перерождаются, просто такие люди будут с большой вероятностью неполноценными – это во-вторых. И, наконец, в-третьих, прошлые жизни душ абсолютно всегда стираются полностью! Души не хранят память! Вообще. Только слабую предрасположенность к определённым моделям поведения и характера.       – Изначально памяти не было, – согласно кивает Аль-Хайтам. – Но я открыл разум капсуле божественных знаний. Знания поступили в сознание, но не раскрылись сразу, оставляя только отдельные вспышки.       – То есть постепенное введение энергии алого короля в совокупности с блоком памяти и потенциальным родством душ дало…       – То, что на данный момент я храню огромный пласт памяти моей прошлой жизни, потенциал восстановления тех же сил, а также гармоничное развитие новой личности, основанной на слиянии характеров, опыта и знаний обоих жизней, – заканчивает предположение Дотторе его подопытный и помощник, что уже слишком давно перестал быть тем человеком, каким был при попадании в лабораторию. Слишком сильно иногда сквозь равнодушие проглядывало божественное достоинство. Спокойствие и самобытность Аль-Хайтама слились с величавостью и умением править Аль-Ахмара, порождая потенциальное божество. Возрождение старой эпохи…       – Алый король был куда могущественнее Кусанали…       – Этой мелочи? Почему ты вообще про неё вспомнил? Она ведь родилась уже после его смерти? – растерянно уточняет Сказитель.       – Да, этой малышке Нахиде ещё далеко до её создательницы, – как-то ностальгически тянет сумерец, пока доктор старательно обдумывает их слова, пытаясь воскресить в памяти то, что было из неё изъято…       – Руккхадевата…       – Да-да. Но при чём тут Кусанали?       – Я не помнил прежнего Дендро Архонта, пока вы не указали на несоответствие.       – Богиня мудрости является воплощением Ирминсуля, – пожимает плечами Аль-Хайтам, теряя интерес к диалогу и отворачиваясь к журналу, где он описывал все свои теории и обрывки памяти прошлой жизни.       – Я тоже могу теоретически воздействовать на древо, если найду путь, – в том же тоне кивает Скарамуш, однако в его голосе слышится откровенное издевательство.       Теперь он понял, от чего именно смог спастись, отрезав себя на какое-то время от Ирминсуля, едва не стерев по собственной глупости своё существование. Просто сунулся куда-то, едва не исчезнув вовсе. Благо, глупый путешественник помог вспомнить и вернуть воспоминания мира о нём на место, даже не подозревая о дополнительных манипуляциях шестого Предвестника… Теперь о нём помнили лишь избранные, так сказать, что почти полностью развязывало кукле руки. Простой народ просто не помнил о существовании Шестого Предвестника Фатуи, уверенные в пустоте места…       – Да вы издеваетесь! – вспыхивает Дотторе, судорожно перебирая свои записи. Имя Руккхадеваты абсолютно во всех было стёрто, однако не везде то было заменено на Кусанали…       ***       Пришёл в себя Второй Предвестник Фатуи только через пару месяцев, за которые едва ли парой слов со своими подопытными. Мыслей было слишком много, и даже на собрании Предвестников Второй был непривычно тих и погружён в себя…       Однако уже на собрание в честь окончания года тот пришёл как всегда наглый, да ещё и с двумя сопровождающими. Скарамуш конечно уселся на своё место, резко сломав некоторым не избранным картину мира. А вот сумерец стоял наравне с Дотторе, что не спешил занимать свой стул. Конечно Аль-Хайтам признавал над собой власть доктора. Он был зависим от его воли. Однако этот паяц всё же был не слаб. Он не зря был вторым. По силе этот сумасшедший гений достиг божественного уровня. Даже во всей своей силе Аль-Ахмар примерно равен был нынешнему Дотторе, а Аль-Хайтам до сих пор не развил и половины, хотя и прогрессировал с ужасающей силой.       – Ваше Величество, хорошие новости, – во всеуслышанье довольно декламирует Дотторе во время своего отчёта. Особенно учитывая, что последние пару лет он просто отказывался это делать. – К нам сегодня вернулся Шестой и, могу уверить, он теперь едва ли слабее меня. Совершенствование строения куклы прошло более, чем успешно. Он легко может пользоваться гнозисом, однако и без него способен с помощью только глаз бога и порчи сравняться с Арлекино.       Особая тонкая ухмылка ползёт по губам Второго в ответ на недовольный оскал Четвёртой, однако женщина молчит, не смея прерывать того, чьих слов так долго ожидала Её Величество.       – Однако, конечно же, это не всё. Второй проект ещё не окончен, однако близится к середине и проходит крайне успешно и стабильно. Наш сегодняшний гость – Аль-Хайтам, бывший секретарь Академии Сумеру. Как вы помните, я уже упоминал, что решил забрать его в качестве подопытного. Так вот… Позвольте мне с гордостью объявить, что примерный финальный его потенциал будет равен моему собственному! Перед вами весьма любопытный феномен невероятно удачного стечения слишком многих факторов! Само перерождение Царя Дешрета! Причём даже с большим массивом памяти и характера, гармонично собранного из обоих воплощений! Потенциальное божество, если мне удастся воплотить все пункты плана, а вероятность этого крайне высока!       – Аль-Ахмар? – тихим звоном разносится благословенный голос Царицы, от которого все Предвестники застывают в чистом благоговении.       – Боюсь, у меня нет всех воспоминаний, однако одну нашу встречу я помню, ваше благородие, – спокойно произносит в ответ Аль-Хайтам, опускаясь на колено и прикладывая руку к груди. Ещё во времена своей божественности он был таким. Совсем как простые люди. Также молился другим богам, которых уважал, хотя и сам был равен им. Царице он тоже молился и особо рьяно, лелея мечту о сердце прекрасной богини цветов…       – Давно мы не виделись, благородный царь… – довольно звенит капель голоса богини. Она очень уважала этого бога. Осуждала за то, что привёл в мир запретные знания, однако понимала, что он сделал это, искренне веря, что они будут благом для его народа… Возможно, она и сама бы однажды решилась обратиться к Бездне, если бы не печальный опыт Алого Короля…       – Давно, госпожа белых песков…       ***       – Вы мне противны, – недовольно фырчит Скарамуш, наблюдая за тем, как Дотторе исследует тело Аль-Хайтама, вынужденного для этого раздеться, и комментирует всё в весьма фривольном тоне.       – Будьте добры не мешать, Странник, – спокойно произносит сумерец, который уже давно привык к раздражающей манеры общения доктора. Даже больше, ему было скорее приятно слышать своеобразные комплементы в свою сторону. Память Аль-Ахмара была наполнена бесконечными трудами на благо его царства, а жизнь Аль-Хайтама по большей части была пуста. Неудивительно, что насмешливое, но честное восхищение Дотторе ощущалось куда приятнее слепой людской веры или восхищения студентов академии его умом и возмущения характером…       По крайней мере, каждое слово было искренним, что он вполне мог ощутить. Вековой опыт был весьма полезным приобретением…       – Не завидуй, Куни. Если так хочется, я тебе могу штучку на нужное место пришить и любовничка найти. Я ведь добрый…       – Иди нахуй, ублюдок! Какого чёрта ты вообще про подобное заговорил? Совсем недотрах замучил? Никто не даёт такому психу как ты?       – Именно потому, что я – псих, я могу просто взять, кого захочу, так что про «не даёт» ты сглупил.       – Ах, да, ты же у нас от пыток и своих любимых экспериментов кончаешь!       – И что с того? Завидно, что просто физически не можешь?       – Вам не кажется, что ваш разговор свернул куда-то не туда? – устало уточняет Аль-Хайтам, накидывая на плечи халат. После обследования следовало снова оправиться в ванную, чтобы смыть с тела все лишние жидкости, который доктор использовал для исследования. Странный, но на удивление действенный подход. По крайней мере отчёты получались действительно подробные и точные. Аль-Хайтам не переставал восхищаться, когда читал и переписывал их…       – Почему же не туда? Или тебе тоже одиноко?       – У меня никогда не было никого. Пушпаватика… Она была слишком прекрасна и недосягаема… К тому же, я просто не успел добиться её сердца… – тоскливо тянет сумерец, разглядывая кончики своих пальцев. Не так давно ногти потемнели до благородного тёмно-коричневого цвета. Как шоколад… Когда-то он мечтал увидеть контраст между этими пальцами и нежной бледной кожей с бледно-розовыми аккуратными ноготками его возлюбленной…       – Тогда нужно просвещать, – довольно тянет Дотторе, ухватывая парня за талию и не пуская прочь из комнаты.       Хайтам только склоняет голову. В глазах едва ощутимое смятение, однако отвращения или неприятия нет. Ему на самом деле нравилось ощущать тепло чужих пальцев на своей коже. Возможно потому, что это ощущалось мягким солнцем среди холода снегов…       – Что, если я возьму тебя? Прямо сейчас и прямо здесь? Что скажешь на такое, король песков? – Дотторе нагло укладывает голову на плечо сумерца, выдыхая слова практически в самое ухо. Руки же пока остаются на талии, касаясь лишь сквозь халат, но не пытаясь добиться большего.       – Тебе это нужно? – спокойно уточняет парень, полуоборачиваясь к мужчине. Так, что губы доктора слабо мажут по смуглой щеке…       – Твоё тело выглядит просто прекрасно. Как я могу не желать изучить его всеми возможными способами? Да, я не могу тебя вскрыть, как Куни, однако отчего бы не попробовать нечто иное? Я могу узнать, насколько удастся тебя наполнить или раскрыть. Что будет приносить тебе удовольствие и как это будет сочетаться с болью… Я хочу попробовать с этим телом всё, что только возможно!       – … Разве я хоть раз запрещал тебе что-то?       …       Вот этих слов точно никто в комнате не ожидал. Аль-Хайтам растерянно прокручивал в голове мысли, пытаясь понять, отчего простая констатация факта прозвучала столь странно. Скарамуш просто потерял дар речи от неожиданности, а Дотторе застыл в осознании…       – Тогда я возьму тебя. Раскрою все тайны твоего тела. Развращу и заклеймлю, как свою собственность…       – Ты можешь попытаться…       Сдаваться на милость психа сумерец вовсе не собирался, однако получить новый опыт всегда был рад, каким бы он ни был. После изменений он стал жаден до эмоций. До того, что испытывал сам и что мог видеть в других. Ему было любопытно чувствовать своё тело так, как никогда прежде… Аль-Хайтам никогда не придавал своим желаниям какого-то особого значения. Его тело было ему безразлично, пока оно функционировало в соответствии с ожиданиями, а эмоции он ощущал очень слабо, даже когда находился в компании… Неполноценная душа, если их предположения верны, не могла подарить ощущение цельности, полного понимания своего я… Теперь же, он будто очнулся от долгого сна, едва сдерживая жажду знаний и ощущений… Да, у Аль-Ахмара не было таких проблем, однако слияние дало не только бонусы, но и вот такие вот небольшие неудобства…       Пальцы почти до боли впиваются в бока, а зубы прикусывают ухо, давя так сильно, что вот-вот прокусят до крови…       – Можно не вредить телу? Оно мне вообще-то дорого, – едва ли не сварливо уточняет Аль-Хайтам, чуть поджимая губы и напрягаясь, сдерживая желание вырваться и прекратить неприятные ощущения.       – Конечно-конечно. Мне не обязательно разрывать тебя на части, чтобы ощутить удовольствие…. Да, мне очень хочется посмотреть на то, как будет реагировать твоё тело… Хочу заставить тебя стонать и умолять о большем…       – Как непрофессионально, – коротко раздражённо выдыхает сумерец, игнорируя спадающий с плеч халат и нагло лапающие его зад ладони.       – Да вы издеваетесь?! – наконец отмирает Скарамуш. Он мог смириться со странным методами Дотторе, но смотреть как эти двое трахаются у него на глазах? Увольте…       – Не завидуй, Куни. Так уж и быть, сразу после я займусь тобой и помогу войти в прекрасный мир удовольствия…       – Заткнись нахуй, ублюдок!!!       – Можно так не кричать? –спокойно и негромко произносит Аль-Хайтам, как всегда легко прекращая споры. Его спокойствие действовало на этих двоих как ушат холодной воды…       Глядя на них Скарамуш вообще не мог сказать, что происходит что-то необычное. Дотторе и раньше мог позволить себе коснуться тел своих подопытных везде, где ему вздумается. Просто это осознание…       Пальцы доктора скользили по худым бёдрам и тонкой талии сумерца, ярко выделяясь своей почти мертвенной белизной на фоне смуглой невероятно яркой кожи. Даже сам Сказитель не мог не признать, что когда ему доводилось мельком коснуться кожи Аль-Хайтама, ему казалось, будто он касается самого солнца. Тёплого, мягкого, обманчиво безопасного и приветливого… О, кукла успела в полной мере ощутить обманчивость солнца Сумеру. Невыносимо было существовать под адским пеклом дня, а затем погружаться в ледяной холод ночи. Невыносимо было задыхаться от духоты в джунглях и изнывать от жажды в пустыне. Весь Сумеру казался одним большим филиалом ада с постоянно сменяющимися пытками. И Скарамуш, честно сказать… Отчего-то он влюбился во всё это… Да, даже для его кукольного тела это было экстремальным испытанием, однако наблюдать за хрупкими людишками, что практически загибались в подобных условиях… Ну, Скар явно перенял некую долю садизма от своего второго создателя. Дотторе ведь вполне можно назвать таковым, учитывая, что большая часть тела Сказителя уже давно была его рук делом…       Вырвался из своих дум парень лишь когда услышал, восторженный вскрик Дотторе и шипение Аль-Хайтама, в ошеломлении вглядываясь в уже слишком далеко зашедшую парочку. Он успел пропустить явно не мало, теперь имея честь любоваться на то, как доктор входит в сумерца, лежащего на боку на столе, где совсем недавно проходил обследование. Руки парня впивались в края, стараясь удержать тело на месте. Пока Дотторе пальцами одной руки впивался в бедро, приподнимая и раскрывая сумерца ещё более пошло, а второй крепко сжимал шею сзади, будто удерживая. А заодно заставляя парня сильнее выгибаться, избегая боли…       Резкие ритмичные толчки, что вырывают из горла сдержанного парня сдавленные стоны, пока Доктор довольно мычит, едва сдерживая голос. Вот странность, разве не он – тот, кто трахает сумерца? Или ему и правда настолько приятно находиться внутри него?       «Стоп… О чём я блять думаю!» – в ошеломлении осознаёт Скарамуш, что залился бы краской смущения, если бы был человеком. Странные ощущения в теле… Будто в нём тоже есть что-то, получающее удовольствие. Тугая пружина где-то внутри, что с каждым стоном этой парочки, натягивается всё сильнее, грозясь лопнуть и сломать что-то внутри него. Это безумно. Это напряжение… Это чертовски приятно, если уж начистоту. НО ВЕДЬ У НЕГО НЕТ ПОЛОВЫХ ОРГАНОВ В ПРИНЦИПЕ! Он просто не способен испытывать возбуждение! Они проверяли. Его даже афродизиаки не могли взять, не говоря уже про алкоголь. Как такого чёрта?!       Хочется заорать заставить парочку перед ним смутиться и прекратить. Однако что-то внутри так и требует заткнуться и жадно наблюдать за каждым движением. За тем, как дёргается кадык сумерца от очередного сглатывания собственных слюней, что грозились вырваться изо рта, растекаясь по подбородку, знаменуя его полный крах перед удовольствием. За тем, как Дотторе сбивает темп, тяжело выдыхая и медленно покачивая тазом во внезапно неспешной издевательски чувственной манере. За тем, как Аль-Хайтам жмурится от этой резкой смены, дрожа всем телом в преддверии оргазма, что почти теряет подпитку у самого пика… За тем, как доктор сильно грубо тянет за серые локоны, почти опрокидывая парня на живот, а затем кусает своими острыми будто специально заточенными зубами смуглое плечо, пуская по коже яркие алые дорожки… За тем, как темп вновь резко меняется, пробивая обоих яркой вспышкой удовольствия. Как Хайтам наконец вскрикивает и сдавленно рвано импульсивно стонет, кончая и покачиваясь на волнах перевозбуждения. Как Дотторе почти по-животному рычит, кусая яркую поцелованную солнцем кожу вновь и вновь, продолжая жадно вбиваться в сокращающуюся от волн удовольствия дырочку… Как сумерец расслабляется, дрожаще всхлипывая от волн сверхстимуляции, гуляющих по его телу от новых и новых толчков… Как доктор наконец замирает, толкаясь особенно сильно, всеми силами натягивая тело на себя, до синяков сжимая бедро и почти вырывая волосы…       Держащая бедро рука, наконец, покидает своё место, подтягивая тело сумерца ниже, разворачивая так, что место их соития открывается Скарамушу в полной мере. То, как красноватый ободок плотно обхватывает толстый член, что медленно теряет твёрдость, выскальзывая и выпуская мутную белую жидкость…       – Прелесть, не правда ли? – довольно ухмыляется Дотторе, отодвигая ягодицу и раскрывая слабо пульсирующее колечко мышц на обозрение куклы. Ещё больше спермы течёт на стол, а затем капает на пол…       Рука доктора бесстыдно скользит по промежности, оглаживая чувствительный переход от дырочки к яйцам. Перебирает бархатистые мешочки. Проводит по полувозбуждённому члену, потирая длину, и лишь изредка поднимаясь к чувствительной головке…       – Скажи, Куни, ты бы хотел трахнуть его или оказаться на его месте? Только взгляни, как ему хорошо.       Член дёргается в умелых руках, твердея окончательно, а от сумерца слышится приглушённый полу-стон-полу-всхлип, а по телу явно проходит очередная волна дрожи. Пальцы покидают нуждающееся естество сумерца вместо этого сильно надавливая под яйцами указательным и средним пальцами, пока большой игриво проскальзывает в дырочку, а затем сильно давит, растягивая сфинктёр в вниз, давя на достаточно чувствительный участок и снаружи, и изнутри…       Аль-Хайтам почти скулит, а затем неожиданно слышится всхлип и дрожащий выдох…       – С-слишком много… – едва слышно шепчет парень, содрогаясь от нового импульса, что пускают сильнее надавливающие пальцы.       – О! Что за чудесная картина, грозный царь Дешрет. Кто мог знать, что вы можете быть столь милы и беспомощны в моих руках, – Дотторе спокойно разворачивает стол, обращая лицо сумерца к кукле…       – Блять… – одними губами на выдохе беззвучно произносит Скарамуш, чувствуя как пружина внутри него наконец лопнула, окрашивая мир в невероятно яркие краски… Это лицо… Едва заметная складочка на лбу, жалобно изогнутые брови. Слабо жмурящиеся глаза с мокрыми пушистыми ресницами, сверкающие дорожки слёз на щеках. Приоткрытый рот и запачканный блестящими слюнками подбородок и щека. Шея со слабыми красноватыми отметками от пальцев доктора. Грудь с необычно яркими ореолами тёмных сосков. Белёсая влага на животе и столе перед ним. Подрагивающие пальцы на расслабленных руках… Хотя даже так, именно лицо является главным экспонатом…       Возможно, именно такое восхитительное чувство люди испытывают, когда кончают. Приятная пустота, контрастирующая с наполненностью от яркости всего вокруг… Если так… Если так, то он вовсе не против подобных экспериментов со своим телом. Ощутить удовольствие на себе, кажется невероятно интересной и приятной целью…       – Хм? Похоже его место тебе нравится больше… Уже представляешь, как ощущал бы себя на этом столе, изнывая от удовольствия, не так ли? Не беспокойся, я помогу тебе. Хотя у меня есть несколько куда более любопытных идей на твой счёт… Знаешь, а ведь девушки ещё более чувствительны, чем парни. У них больше точек внутри, а твоё строение всё же куда больше подходит именно для такого… Не удивлюсь, если Райден даже не пыталась понять различия, когда создавала тебя, действуя наобум и используя собственное тело в качестве примера. Да… Знаешь, у меня появилась прекрасная идея! Твоё тело и правда прекрасно подходит для женской роли! А я не так давно смог выследить одного интересного паренька в Ли Юэ… Даже любопытно, что получится… Хотя возможно следует всё же возобновить охоту за Охотником на Демонов… Ах, ладно. Решим по ходу. Кто попадётся, того и возьмём, а там уже видно будет…       Скарамуш ощущает немного неприятный отблеск от рассуждений доктора, однако это смешивается с иррациональной жаждой удовольствия и разврата… Ему понравилось наблюдать за другими. Понравилось представлять себя на чужом месте… С обоих сторон… А ещё невероятно заводила фантазия, где за ним также будет кто-то наблюдать, испытывая наслаждение от его удовольствия… А женское тело с его сознанием, звучит ещё более пошло и неправильно, тем самым привлекая куда больше желания… Он давно расхотел становиться жалким хрупким человеком. Дотторе доказал, что будучи куклой, он куда совершеннее. Доказал, что даже так, он может испытывать чувства, подобные людским. И сердце ему для этого вовсе не нужно…       ***       Дотторе довольно вглядывается в камеру с непокорным ярким пареньком, вьющимся в небольшом пространстве, будто тигр в клетке. Одностороннее и при этом невероятно прочное стекло явно одно из его лучших изобретений. Поймать этого мальчишку оказалось совсем непросто, хотя он и был всего лишь наёмником, обычно сопровождающим грузы или людей. Владелец пиро глаза бога. Яркий, увлечённым своим идеалом. Идеальный кандидат для эксперимента, особенно если Дотторе удастся найти нужные нотки… Паренёк общителен и явно жаден до простого человеческого тепла, открыто даря своё, но при этом не смея просить ответа, хотя и желая его. Ищущий искренности в ответ на собственный свет, но при этом слишком испуганный возможностью быть отвергнутым. Даже не получив взаимности он продолжит оставаться дружелюбным и светлым, хотя и будет ощущать боль от ответной пустоты…       На этом можно сыграть. Сказитель, несмотря на весь свой яд, жаден до ласки и вполне способен дарить её в ответ. Он груб, но по-своему заботлив. И для Ка Мина подобный тип вполне подойдёт…       Скарамуш раздражённо фыркает, когда его заставляют заботиться об очередном пленнике, однако выполняет своё поручение. Ярится и шипит в ответ на настороженность и почти агрессию. Паренька всё же похитили и удерживают против воли. Однако Ка Мин достаточно внимателен, чтобы заметить, что видимый ему тюремщик вовсе не желает ему вреда и даже в какой-то мере заботится. Когда Скарамуш уезжает на задания, еду парню приносит смертельно спокойный и безразличный ко всему Аль-Хайтам, что едва ли отвечает на вопросы. И очень легко заметить различие, ведь для подопытного номер три первый готовит сам и с крайней осторожностью, не желая навредить очень тёплому и светлому пареньку… В контрасте с отношением второго это вообще чересчур очевидно…       А ещё третий едва не сходит с ума в тишине своей камеры. Он ожидал хоть чего-то, но оказался просто заперт до лучших времён. У Дотторе было достаточно проектов, чтобы отложить идею исследования и изменения владельца пиро стихии на достаточно долгий срок…       Когда Ка Мина наконец выпускают из небольшой белой комнатки с одной лишь кроватью, он готов кричать и прыгать от радости, наконец получая дозу новых впечатлений…       В лаборатории много столов. Много склянок и записей. Настоящий хаос, несмотря на явно аккуратные уголки то тут, то там… Будто обитель двух разных творцов, с совершенно противоположными характерами…       За одним из чистых столов спит человек, похожий на сумерских пустынников. Смуглая кожа, молочно-белые волосы. Длинные белёсые ресницы (сменившие цвет совсем недавно). Изящные тонкие черты лица, напоминающие облик какого-нибудь божества… Ему всегда странно было видеть такого человека в белой одежде подопытного и при этом столь свободным…       Да, Ка Мину безумно страшно. Он хочет сбежать, взбунтоваться, однако перед выходом ему что-то вкололи. Теперь он подозревал, что это сильное успокоительное или нечто подобное, поскольку разум не был застелен туманом, но проявлять агрессию или в принципе излишние действия не хотелось…       Он почти не сопротивляется, лишь слабо хмурясь, когда его заковывают у крестообразной конструкции, закрепляя руки, ноги и голову…       Дёргаться и возмущаться он начинает лишь когда бесцеремонные наглые руки доктора, обнажают его кожу, оставляя совершенно беспомощным. Намазывают какими-то жидкостями, прощупывая, казалось, сами органы…       Ему быстро затыкают рот, стоит только голосу стать сильнее, однако спящий пробуждается, недовольно зыркая на доктора…       – Ты правда столь нетерпелив? Разве не собирался дождаться Сказителя?       – Куни ещё нужно заслужить свою награду… Пока что этот паршивец только и делал, что мотал мне нервы, так что придётся ему ещё подождать.       – Разве ты уже не закончил модификации?       – Дорогой, ты меня обижаешь. Конечно я закончил и уже давно.       – И медлишь?       – Я не настолько нетерпелив, чтобы торопиться в столь любопытном эксперименте.       – Правда? Что-то я не заметил подобного, – голос второго, Аль-Хайтама, звучит так живо и саркастично, что парень ощущает явный диссонанс с тем, как он успел представить себе этого человека.       – Не начинай. Вы оба меня уже достали. Не один, так другой. Так нравится меня раздражать?       – Разве это не справедливая цена за то, что ты вытворяешь с нашими телами?       – Я сделал вас обоих равными богам!       – Не спрашивая и просто удачно подбирая исходники.       – Ты это себя сейчас так назвал?       – Будем справедливы, если бы Скарамуш не был созданием Архонта, у него не было бы базы и изначальной предрасположенности к божественной энергии и электро. И со мной, ты сам говорил, удачное стечение обстоятельств. Кровь, душа и память, которые ты лишь дополнил энергией, раскрывая окончательно.       – Ты вспомнил что-то ещё? – любопытство так и слышится в голосе доктора, что беззастенчиво изучает бёдра беспомощного мальчишки, готового умереть от смущения, представая совершенно беспомощным и обнажённым перед чужими почти незнакомыми людьми.       – Почти всё, если я не ошибаюсь. Моя прошлая жизнь на самом деле не была такой уж насыщенной.       – Все заботы Аль-Ахмара заключались в заботе о народе, не так ли? – легко подхватывает мужчина за его спиной, опускаясь ниже и теперь исследуя колени и икры…       – Верно. Ярких моментов было немного. Моя любовь к Пушпаватике по сути являлась единственной вспышкой. Кроме неё меня ничто не беспокоило.       – А запретные знания?       – Этого я вспомнить неспособен. К тому же, мы ведь уже решили, что Нахида просто стёрла воспоминания о них из Ирминсуля. Осколки памяти о Руккхадевате ещё возможно получить, она ведь была созданием Тейвата. Но запретное знание пришло извне, а потому было стёрто полностью. Осталось только название и некоторые факты, вроде того же существования зон Увядания и Элезара.       – Да уж, теперь ничего этого днём с огнём не сыщешь…       – Странные всё же выражения присущи жителям Снежной…       – Разве тебе самому они не пришлись по душе?       – Разве я говорил об этом? Теряете хватку, дорогой доктор, – сколько яда слышится в последних словах, несмотря на спокойный голос и почти полное отсутствие эмоций на прекрасном лице второго… Третий восхищён… Даже неприятие от обследования отходит на второй план, пока он прислушивается к этому странному разговору…       – Сдохни тихо.       – То есть тебе уже не нужна моя память? Как мило, учитывая все твои старания. О, и тело получается тоже? Или ты – некрофил?       – Какой же ты раздражающий…       – Твоя неаккуратность раздражает куда больше.       – Твой перфекционизм раздражает ещё сильнее!       – Хотя бы у кого-то из нас есть чувство ответственности и порядка, а не полный хаос в голове.       – То, что я – сумасшедший, не значит, что у меня нет своего порядка в голове!       – Кто сказал тебе подобную глупость? У тебя совершенно нет и намёка на упорядоченность в чём бы то ни было.       – А ты не умеешь расслабляться!       – Разве не ты тот, кто меня этому научил? Сам ведь говорил, что добился полной расслабленности? К тому же я тогда даже думать не мог. Что ещё можно назвать расслабленностью?       – Быть может, хоть немного меньше придирок ко всему вокруг?       – А ты станешь двигаться, если я прекращу тебя терроризировать порядком? Особенно учитывая, насколько выросла твоя продуктивность благодаря моим действиям.       – … Я тебя ненавижу…       – Если ненавидишь, то я не вижу причины, по которой ты готов поклоняться моему телу.       – То, что я хочу тебя в любом виде и состоянии, не значит, что я поклоняюсь твоему телу!       – Разве?       – … Как только я закончу с этим мальчишкой, я трахну тебя, обещаю. Так трахну, что забудешь своё имя…       – Буду ждать. Особенно учитывая, что это будет сложно. Моя память, увы, абсолютна.       – Верно, ходячая библиотека.       – С каких пор это плохо? Учитывая всё, что я могу предложить? Или тебе так нравится копаться в пыльных полках архива Снежной?       – Ты – единственный, кто считает всю ту информацию интересной…       – Не интересной, но полезной. А полезное лучше сохранять. Например, мне известно, кого именно ты убил в Академии, когда она отказала тебе в проходе в дом Даэны.       – Не упоминай эту стерву! Она мне все мозги вынесла своими криками и соплями! Отвратительнейшее создание, да к тому же ещё и абсолютно бесполезное!       – Не стоит так преувеличивать. Девочка была влюблена в тебя. Это очевидно, если внимательнее вчитаться в отчёты.       – Да-да. Хрупенькая, миленькая, умненькая стервочка, желающая затащить меня в кровать, чтобы потом похвастаться подружкам. Для неё это было будто личное соревнование, в котором призом были разбитые сердца отщепенцев Академии. Я достаточно рационален, чтобы не терять голову от милого личика и елейного голоска.       – Говоришь ты, когда кончаешь, просто глядя на меня, когда я читаю тебе очередной отчёт, – вновь как-то совершенно по-иному произносит Аль-Хайтам, пока Ка Мин только и может, что мечтать о заткнутых ушах, а не о рте. Слушать всё это… Ему явно эта информация не нужна!       – … Ты совершенно невыносим.       – Ты легко можешь меня поднять, разве нет?       – Так, всё. Я закончил.       – Это хорошо…       – Аль-Хайтам, блять!       – Что такое?       – … – доктор молчит и скорее всего просто смотрит на второго, что продолжает спокойно что-то записывать.       – Судя по результатам, он отлично развит физически и хорошо адаптирован к пиро. Это может стать проблемой, если они вступят в реакцию. По крайней мере Сказителю точно будет не слишком приятно, а вот Ка Мину это может реально навредить. Если я конечно правильно понял твои намёки. И, кстати, судя по адаптации, он предрасположен к энергии адептов…       – Как я и думал. Остался третий.       – Ты уверен, что к ним стоит добавлять анемо? Насколько сильно ты ненавидишь Сказителя, что желаешь ему столь… интересного опыта?       – Я всем сердцем его ненавижу, дорогой мой. Будь моя воля, удавил бы. Но, увы и ах, он слишком полезен. Хотя я даже жалею, что позволил ему добиться своего места. Не будь он одним из Предвестников, и я мог бы просто вырезать ему голосовые связки! Уже стало бы лучше!       – Сомнительно. Вспомни, насколько он может быть невыносим даже без голоса? Не ты ли мне жаловался, что тебя бесят его ухмылки и взгляды во время собраний?       – Когда ты перестанешь искать контраргументы к любому моему слову?       – Когда ты перестанешь давать мне повод?       – Я не даю!       – Ты вновь отрицаешь очевидное, Дотторе.       – О, что действительно очевидно, так это то, как ты течёшь и рыдаешь от моего члена!       – Я когда-либо это отрицал?       – Ещё скажи, что влюбился.       – Я давал повод думать по-иному?       …       …       – Что блять?       – Что?       – Да… ты… – доктор шумно дышит, сдерживая ярость. Срывается с места, обходя конструкцию с третьим подопытным, после чего цепко ухватывает Аль-Хайтама за подбородок, почти касаясь губами губ. – Не ты ли уверял, что твоё сердце болит только по богине цветов?       – Не я ли повторял, что смирился с её смертью и не вижу смысла продолжать безумие в новом воплощении?       – Кто-то уверял, что был натуралом и однополая связь грешна.       – Разве я называл себя святым? К тому же, я никогда не разделял людей по полу. По возрасту, возможно. Следует иметь уважение к старшим и уметь правильно подавать покровительство младшим, оставаясь наравне со средним звеном.       – Тебе так нравится то, что я делаю?       – Ты всё ещё не смог подчинить меня, разве не так?       – Я обещал заклеймить, а не подчинить.       – Надо же… Какое упущение с моей стороны. Однако что-то не вижу твоих меток на мне.       – Нужно лишь немного подождать… – довольно урчит доктор, целуя мягкие губы второго, и легко пробираясь в штаны свободной рукой, пока одна крепко запутана в светлых локонах. Смуглые пальцы сжимают ткань халата доктора, пока светлые брови сходятся в жалостливой гримасе, умоляя о большем…       КА МИН ЯВНО НЕ ХОТЕЛ НАБЛЮДАТЬ НИЧЕГО ПОДОБНОГО!!!       – Так, придурки, а ну-ка расцепились! – громоподобно разносится по лаборатории, когда дверь с громким стуком ударяется о стену.       – Головная боль вернулась, – усмехается Дотторе, пока Аль-Хайтам быстро успокаивается, вновь прекращая яркое проявление эмоций.       – Пошёл нахер!       – Сам скоро пойдёшь, Куни, уж поверь, я из тебя прекрасный инкубатор сделаю.       – Да иди ты к чёрту! И так наворотил хрен знает что!       – Я уже говорил, что твоё строение больше подходит под женские гениталии. Давать тебе член, чтобы ты не мог его нормально использовать, было бы в высшей степени глупо.       – Но это не значит, что нужно делать из меня женщину!!!       – Да кому ты сдался! Даже пару тебе приходится ловить и готовить.       – О, если бы не твои хотелки и проблем бы не было!       – Хочешь оказаться под лейтенантом Боренькой? У него член что надо, правда, разорвёт тебя нахрен.       – Да чтоб он тебя разорвал, ублюдок!       … Ка Мин и не думал, что может быть что-то хуже перепалок доктора со вторым, однако он явно ошибался. Споры с первым были на совершенно ином уровне. Не интеллектуально, а именно оскорбительно. Создавалось ощущение, что эти двое готовы перегрызть друг другу глотки, однако первый легко скидывает и складывает свою одежду, облачаясь в лёгкий белый халат. Впрочем, похоже, ему и тот был особо не нужен…       – Вот дождёшься, и я сам тебя трахну.       – Ага, а потом век будешь у своего величества прощения вымаливать за измену.       – Ты обидишься на меня? – наигранно-удивлённо тянет доктор, оборачиваясь ко второму. Явно паясничает, но кто ему что сделает?       – Я тебя самого дорогого лишу за измену, мой дорогой доктор, – приближаясь вплотную и почти шепча в тонкие губы произносит царь песков, совершенно невыразительным безразличным взглядом скользя по ресницам и переносице Второго Предвестника. Будто ему даже не нужно смотреть в глаза, чтобы донести серьёзность своего заявления…       – Это я себе яндере заполучил? – усмехается Дотторе, также произнося в губы своей пары, однако кроваво алые глаза впиваются светлую вишню. Весьма странный оттенок с отблесками зелени, но при этом лёгким желтоватым отливом, хотя основой остаётся мягкий красный цвет…       – Разве яндере, это не те, кто убивает всех вокруг кроме объекта своей одержимости? Я просто не приемлю измены. Если захочешь прекратить, будь добр сказать, но не надейся тогда продолжить.       – Нужен единственный? С чего ты решил, что я буду верен?       – Потому что иначе мне будет слишком больно, чтобы я смог это принять. Я уже терял и больше не хочу. Слишком пусто. Слишком тяжело…       – Фе, может хватит с этими соплями? Хотя я согласен с Хайтамом. Измена – это отвратительно. Особенно, когда хоть один любит. Тем более, когда хотя бы один влюблён. Это последнее свинство!       – О, милый, тогда тебе не понравится мой подарок. Видишь ли, тебе достанутся как минимум двое, и с этим придётся мириться.       – Да иди ты куда подальше со своими планами!       – Не волнуйся, Куни, ты будешь получать немалые перерывы. Вынашивать следует в покое, как никак.       – Да какого хрена?! О чём ты вообще думаешь?!       – О потенциальных божественных сущностях, которые ты вполне сможешь выносить, если подобрать тебе подходящую пару, а также добавить чуть энергии твоей дорогой матушки.       – Ты совсем рехнулся на почве долгожданного облегчения?       – Милый Куни… Впрочем, не важно. Полюбуйся лучше на этот экземпляр. Он хорошо совместим с элементарной энергией и потенциально имеет возможность стать адептом. То есть также близко-божественной сущностью.       – Ни за что!       – Тебя не спрашивают, мой дорогой…       – Чтоб я ещё раз лёг к тебе на стол…       – Прямо сейчас ляжешь. Вперёд, я уже вижу, что внутренности сдвинулись. Сколько раз я должен повторять, что тебе нужно быть осторожнее? Мне и так приходится изворачиваться почти немыслимо, чтобы обеспечить твою полную работоспособность. Хватит обесценивать мои старания!       – Хватит ездить всем по мозгам!       – Предпочитаю, копаться в них, большое спасибо…       Слушать все эти планы отчего-то не страшно, хоть и несколько неприятно, а скорее смешно. Их общение слишком специфическое. Агрессивное и грубое, но при этом неуловимо тёплое. Забота, замаскированная под гордость за свои труды. Ласка, скрытая за пошлостью. Общительность и жажда знаний, облачённая в туман безумия и отсутствия морали, что открывает совершенно новые горизонты познания и иные оттенки общения…       Ка Мин ощущал жадность. Яркое желание заполучить подобное отношение в свою сторону. Показать свою страсть и не быть отвергнутым. Эти люди, вероятно, вполне способны понять красоту его танца и не станут капать на мозги разговорами о якобы неподобающем для него занятии… Как же хочется быть одним из них…       ***       В комнату через стекло все смотрели весьма скептически, пока доктор гордо сиял, рассматривая четвёртого подопытного. Каким чудом агентам удалось выполнить его поручение не известно, однако Дотторе лично отметил каждого участника, отправив немалые дары за погибших и дав долгий отпуск выжившим…       Сейчас за односторонним стеклом бесился, мечась будто дикий зверь сам Охотник на демонов. Последний Якса! Сам Адепт Сяо и Генерал Алатус!       Дотторе выглядел настолько возбуждённым, что было даже неловко находиться рядом с ним. Аль-Хайтам уже явно готовил новые колкости о дурости доктора, желающего приручить Яксу. Скарамуш косился на сумерца, готовясь поддержать. А Ка Мин широко улыбался новому знакомому, стараясь не думать о грядущих неделях, а то и месяцах, что явно будут наполнены криками двух невыносимых Предвестников и колкостями Царя песков, лишь подливающего масла в огонь…       Громкость двух спорщиков раздражала даже привыкшего к шуму торговых районов Ли Юэ, наёмника… Хотя, ради справедливости, он большую часть жизни всё же прожил в долине Чэньюй. И не в шумном порту Илун, а в тихой деревеньке Цяоин, где из впечатлений были лишь усталые караваны, тащащиеся либо из Илуна в Ли Юэ, либо наоборот…       – Идея интересная, исполнение сомнительное. Как ты собираешься усмирять этого адепта? Попытаешься подменить в его сознании образы? Так мы уже выяснили, что подобное работает крайне криво и не всегда, – остро отмечает Аль-Хайтам.       – Ну, это уже проблема, Куни. Ему же под Яксу ложиться. Вот пускай и постарается, чтобы не сдохнуть при попытке.       – Да ты достал! Почему всегда я крайний?!       – Потому что ты меня раздражаешь.       – Я не буду рожать, повторяю в сотый раз!       – У тебя нет выбора, мой милый Куни…       – Почему бы тебе самому детишек не настрогать? Вперёд. Пришивай Хайтаму матку и развлекайтесь, а меня не трогайте!       – О, как мило… Ты хочешь больше безумных учёных в этом мире…       – Нет, – тут же осознаёт и бледнеет от перспективы Скарамуш, глядя на доктора с чистым ужасом. – Это была глупая идея. Забудь и не вспоминай. Бред воспалённого воображения! Я рожу столько, сколько надо, только не вздумай приводить в этот мир свои ебучие копии. Мне было достаточно клонов!       – Ах, точно. Я совсем про них забыл. Впрочем теперь новых и не сделаешь, договор с богом, как никак, а Буер может быть действительно опасна…       – Учитывая её связь с древом знаний? Да, она – опаснейшая из всех Архонтов. Даже благо, что пацифистка до мозга костей, – невольно передёргивается Скарамуш, что в полной мере ощутил на себе её силу.       – Кстати, ты ведь можешь, чисто теоретически, связать с Ирминсулем и использовать его возможности? – задумчиво обращается к Скаре Аль-Хайтам.       – Чисто теоретически, да, – особенно подчёркивая голосом первые слова, закатывает глаза Скарамуш.       – Это значит, что твоё сознание восприимчиво к потокам мировой информации. Моё тоже, учитывая, что я не сошёл с ума от капсулы божественных знаний. Если использовать это свойство, заполучив несколько терминалов Акаши, мы можем перестроить их под себя и использовать как для общения, так и для исследований. Например, мы вдвоём может изучить разум и душу Ка Мина, как потенциального Адепта. Возможно так получится что-то сделать и с Охотником на демонов. К тому же в подсознании хранится невероятное количество информации, которую так просто вспомнить не удастся. А ещё, я уверен, только в твоей голове найдётся не мало интересных сведений об Архонтах, которые ты просто не сможешь использовать так, как удалось бы мне или Дотторе. Да и вообще было бы неплохо исследовать сознания всех нас. Да, достаточно своеобразный метод и крайне открытый, однако идея неплоха.       – На раскопки в своей голове я уж точно никогда не соглашался!       – Покопаемся для начала в моей, велика проблема, – спокойно пожимает плечами Аль-Хайтам, пока Дотторе смотрит на второго своего подопытного совершенно трезвым и при этом одержимо-восхищённым взглядом…       – Ваше величество… Вы – нечто… – тихо, но отчётливо для всех присутствующих шепчет доктор, привлекая к себе взгляды. Впрочем, Скарамуш и Ка Мин тут же отводят глаза. Первый в притворном отвращении, второй – в смущении. То КАК Дотторе смотрит на Аль-Хайтама просто неописуемо…       ***       Сяо противно находиться здесь, однако Якса отчего-то просто неспособен сопротивляться. Сила не проявляется, не позволяет вредить немногим существам в его окружении. Да и, если уж честно, этот странный доктор даже помог ему, сумев каким-то неведомым образом усмирить карму, позволяя Охотнику на демонов впервые за несколько сотен лет вздохнуть спокойно, не утопая в боли и кошмарах…       Конечно же Якса оставался молчалив и грубоват, однако ему тут двести раз давали фору. Особенно Скарамуш, язвивший по любому поводу, и легко ведущийся на подколки Дотторе…       Ка Мин был милым, приятным и родным. Сяо даже видел его пару раз на горе Аоцан в обители Хранительницы Облаков. Мальчик явно был достаточно интересным, чтобы привлечь внимание адепта и теперь Сяо понимал почему. Очень живой яркий и искренний. В какой-то мере как неугомонная Ху Тао, однако вовсе не бесящий и никогда не настаивающий на своём, стараясь всем угодить, а не надоедая своими взглядами. Хотя о танце Ушоу он, конечно, мог говорить с заката до рассвета… В эти моменты он даже отдалённо напоминал Чжун Ли, что без перерыва был готов описывать любую мелочь…       С Аль-Хайтамом же было просто приятно молчать. Не страдая более от кармы, Якса мог погрузиться в какие-то более мирные заботы, и чтение стало его любимым занятием. Когда эти двое садились за книги их редко решались беспокоить, а само присутствие рядом этого необычного человека ощущалось очень уютным и тёплым. Будто он сам излучал тепло… Хотя Сяо куда больше волновала его схожесть с Аль-Ахмаром. Царя Дешрета из сумерских пустынь Якса видел лишь единожды. У Бога Контрактов не было необходимости сотрудничать с бедными пустынями, однако Алый Король желал своему народу лучшего и старался заручиться поддержкой всех божеств, которых мог найти поблизости. Поэтому он сам пришёл на поклон, заключая контракт и самолично выполняя все условия взамен на помощь Властелина Камня его людям…       Однажды Якса всё же начинает проявлять любопытство. Ему интересно то, как медленно изменяется Ка Мин, обретая особую энергию адептов, рискуя обратиться божественным зверем, как и все остальные. Как внимательно и точно ведёт отчёты Аль-Хайтам, зная содержание всех книг, что можно найти на полках. Как старательно изобретает и исследует Дотторе, несмотря на всё его безумие, создающий действительно удивительные вещи. Каким необычным созданием является Скарамуш, сочетая в себе острый разум, пылкий характер, божественную искру и неживую изначально природу искусственного существа…       Сяо безумно интересно и… Столь крамольная мысль, но… Ему безумно хочется остаться здесь, в покое и блаженной неге. Отринув наконец бесконечный бой, что он вёл сотни и тысячи лет ради своего бога… Властелин Камня ведь освободил его от контракта… Он продолжал, потому что привык и просто не знал ничего иного…       Он ведь правда может… отдохнуть?       Попытаться научиться простым человеческим вещам. Ощутить низменные желания, вроде любви к сладостям. Наслаждаться музыкой, что скользит из-под пальцем сумерца или инадзумца. Вслушиваться в забавные перепалки двух вечных спорщиков. Заворожённо вглядываться в резкие, но плавные движения танцора Ушоу…       Просто наслаждаться этой странной и неправильной во многом жизнью, даже если фактически он в плену у безумного учёного…       Что за ирония. Чтобы освободиться от бремени долга пришлось всего лишь попасть в плен, что обернулся большей свободой, чем он когда-либо имел… По крайней мере на его взгляд всё выходило именно так…       …       Неприятно признавать… Вернее… Кощунственно…       Но он не мог не желать их своеобразного тепла…       – Озабоченный ублюдок, – недовольно фырчит Скарамуш, прячась в комнате вместе с Ка Мином и Сяо. Втроём им всегда было тепло, спокойно и уютно. Ка Мин всегда мог разбавить атмосферу и успокоить недовольство Сказителя. Сам Шестой Предвестник не часто проявлял свои самые отвратительные стороны, явно в какой-то мере открываясь этим двоим. Сяо же просто молча наслаждался их компанией и редкими касаниями… Так приятно было развалиться всем вместе на кровати… Скарамуш полусидя с подушкой под спиной. Ка Мин рядом, не редко укладывая голову ему на плечо. А сам Сяо наслаждался осторожными ласковыми касаниями к волосам, укладывая голову на ноги куклы…       Хотя какая он кукла? Слишком уж живой, чтобы его так называть… Даже Сяо куда больше похож на механизм, нежели Скара…       ***       – Великолепно! – довольно восклицает Дотторе, нарезая круги у стола, где спокойно сидит Аль-Хайтам. – Просто восхитительно! Царь Песков, вы превзошли все мои ожидания!       – Благодарю, но это больше ваша заслуга, – в тон отвечает сумерец, слабо подкалывая за слишком уважительное обращение.       – Не язви, мой дорогой. Ты – идеален. Я никогда не видел такой точности! В тебе раскрылись самые лучшие стороны Аль-Ахмара и при этом удалось избежать недостатков! Вся сила и весь разум в превосходном состоянии, как и душа! Я считаю, что тебя вполне можно назвать Архонтом!       – Вот как? Уже? Думал, это займёт больше времени.       – Я тоже, но слияние резко скакнуло до финальной стадии. Твоя недавняя лихорадка была этим самым финалом.       – То есть я всё же мог умереть? Ты ведь сам утверждал, что финал будет смертельно опасен.       – Ну, мог, но не умер же? Не беспокойся, мой дорогой, я бы тебя и с того света достал и вернул.       – Как мило…       – Ты всё ещё прекрасен, даже если совершенно невыносим.       – Тогда просто прекрати это.       – … Что?       – Если я так тебя раздражаю, не проще просто закончить эти отношения и быть просто экспериментом и учёным?       – … – Дотторе рассматривает пустое выражение лица, будучи таким же пустым в ответ. Однако глаза сумерца как всегда выдают его, даже если он их отводит. В алых глазах Царя Песков застарелая боль…       Да, верно…       Он никогда не был любим теми, кому отдавал своё сердце…       Пушпаватика считала Аль-Ахмара другом и категорически отказывалась от отношений, утверждая, что он однажды разлюбит её. Называла братом, жестоко терзая влюблённое сердце и совершенно не веря в его искренность. Аль-Хайтам также был влюблён. Несмотря на всю его безэмоциональность и невмешательство в чужие жизни, он впустил Кавеха и в свой дом, и в своё сердце, однако парень этого даже не заметил, продолжая провоцировать конфликт, нарываться на колкие, но на самом деле заботливые замечания…       Сердце царя песков было верным, до последнего веря в избранную судьбу… И также с гениальным секретарём… Лишь слияние двух личностей принесло перемены. Позволило оторваться от старых привязанностей. Однако это не смогло уберечь от новых. Именно поэтому неосторожные комментарии Дотторе на самом деле глубоко ранили хрупкую настрадавшуюся душу… А доктор ранее не обращал особого внимания на отблески боли и тоски, скрываемые под ресницами своей пары…       – Дорогой мой… Почему я должен прекращать то, что для меня обрело так много смысла? Быть может, я и не обычный человек и едва ли способен любить, однако почему тогда я до сих пор даже мыслей не допускал о ком-либо другом или о расставании? Скажи мне, о мудрый царь песков…       Вновь ядовитые отзвуки, ранящие сердце, однако теперь доктор замечает, какие именно эмоции вызывают его едкие фразы… Подумать только… Сам Царь Дешрет и столь хрупок и раним, что не рыдает лишь от излишней сдержанности… Великий Аль-Ахмар, что отводит глаза и опускает голову, скрываясь от душевной боли… Самый дотошный и невыносимый секретарь Академии Сумеру, Аль-Хайтам, что влюбился точно наивная дева в снизошедшее к ней божество…       – Давай серьёзно? Аль-Хайтам, Аль-Ахмар, каким именем ты не решишь назваться… Ты мне дорог. Действительно дорог и далеко не только как эксперимент. Я ощущаю рядом с тобой тепло. Чувствую себя по-настоящему живым. Чувствую себя любимым, чёрт подери! Я! Психопат до мозга костей! Меня никто даже близко нормальным не считал, родная мать удавить хотела, почти выкинула из дома, лишь бы не видеть! А ты относишься ко мне как к обычному человеку. Любишь искренне и даже без каких-либо требований! Ты правда считаешь, что я когда-либо окажусь настолько неразумной тварью, что добровольно от тебя откажусь?!       Голос с каждым словом всё нарастал и нарастал, а глаза сумерца открывались всё шире, пока Дотторе метался по лаборатории, едва не сбивая по пути столы. Так ярко и так искренне…       Огромные глаза цвета едва начинающей зреть вишни смотрят так растерянно и с такой надеждой, что взглянув в них, едкий кровавый взгляд останавливается и уже не может оторваться. Доктор замирает и замолкает, глядя в глаза Аль-Хайтама. В то, как блики становятся явственнее, а с ресниц срываются чистые крупные слезинки…       – Ты ведь великий Царь Дешрет… Чего вдруг расплакался…       – … Мне никто никогда не говорил подобного… Мной никто так не дорожил, как ты… Я просто… Едва могу дышать… – и правда дыхание то прерывается, то возобновляется судорожными вдохами и сиплыми выдохами…       – … Тогда я буду повторять это специально для тебя столько, сколько будет нужно, чтобы ты перестал воспринимать мои слова как Нибелунга со свитой во плоти… Ты мне дорог, Хайтам. Дорог настолько, что я никогда не соглашусь тебя отпустить, даже если ты сам пожелаешь уйти. Убью, но не отпущу!       – А я никуда и не собираюсь… Не хочу больше… Не хочу терять это…       – Чувство, когда тебя любят… – в один голос произносят оба. Дотторе выдыхает мысли, своё восхищение искренностью и силой чувств Аль-Ахмара. Аль-Хайтам же решается произнести заветную фразу, даже если ему сложно представить доктора как того, кто может искренне кого-либо любить…       Оба испуганно замолкают. Пугаются собственной смелости. Боятся признать свои чувства…       ***       Так необычно… А всё ведь началось с мести доктора талантливым академикам…       Сколько ещё просуществует их необычный союз? Он ведь сохранится до конца, уберегая их сердца от боли?       Что произойдёт со странной и несовместимой на первый взгляд троицей, которую столь внезапно собрал воедино безумный доктор?       Куда придут они все в конце концов?       Остаётся лишь ждать и верить, что их маленький мирок не окажется варварски разрушен чужаками, решившими, что они всех умнее и сильнее. Путешественником, что уже ищет наёмника из Ли Юэ, о чём его попросили сначала его коллеги, а затем и Хранительница Облаков… Что никто так и не заметит пропажи Охотника на демонов… Что никому не будет дела до дотошного, скучного и правильного до зубовного скрежета секретаря Академии…       Никто из них не хочет возвращаться в мир, когда здесь у них есть своё место и дорогие сердцу люди…