Пленённый зверем

Иногда человеку, рождённому в определённый год, животное-покровитель этого года даровало своё благословение. Оно проявлялось в виде звериных черт — обычно ушей и хвоста, но также повышенной выносливости, улучшенного слуха, ночного зрения и тому подобного. Поэтому дар даже от таких низменных созданий, как свинья или крыса, считался удачей, хотя и не повышал шансы на успешное вознесение. Впрочем, шептались, что сила тигра помогла Цюань Ичжэню стать одним из самых почитаемых богов войны. Иначе бы такой, как он… «Завистники», — говорил Инь Юй. Ведь многие небожители ни за что бы не вознеслись, если бы не родились в богатых семьях, где могли себе позволить уделять внимание самосовершенствованию. И всё же у него тоже порой мелькала мысль, что, если бы обезьяна соизволила одарить его своим проворством, последователей бы у него прибавилось. «С другой стороны, — утешал себя Инь Юй, — тогда пришлось бы мириться с поистине безобразными ушами». А потом его заточили в проклятую кангу, и Цюань Ичжэнь, помимо всего прочего, пожертвовал кровью из сердечной артерии, чтобы воскр… освободить обожаемого шисюна. И тем самым необратимо изменил его сущность. Отданная добровольно божественная кровь не помогла Инь Юю вознестись второй раз, но превратила его в нечто вроде… демонического зверя на пути просветления. То есть родных ушей он всё-таки лишился. Однако на смену им пришли не обезьяньи и даже не тигриные. Серые, покрытые жестковатой шерстью, со скруглёнными кончиками, но всё время настороженно стоявшие торчком — Инь Юй пытался называть их волчьими, но все знали, что года волка в календаре не сыскать. По злой шутке небес Инь Юя благословила собака, к которой он не имел никакого отношения. Помимо новых ушей у него вырос длинный подвижный хвост, а ещё обострилось чутьё и… начался гон. С ним Инь Юй был вполне в состоянии справиться. Он столько времени провёл с Цюань Ичжэнем! Когда у того впервые случился гон, они оба сначала не осознали, что происходит. Ичжэнь вдруг стал липнуть сильнее, чем обычно, и искать прикосновений и объятий, чего раньше за ним не водилось. Инь Юй попытался выяснить, не обижает ли его кто-нибудь, но тот всё отрицал и заявил, что «шисюн очень приятно пахнет». А потом, во время очередного объятия, начал о него тереться. Тигры не склонны к подобному поведению, но иногда звериное и человеческое смешивалось весьма причудливым образом. По крайней мере, так объяснил их наставник и добавил, что Ичжэня следовало окружить приятными ему запахами и запереть на несколько дней в удалённом помещении. Когда они были ещё учениками, наставник или кто-то из слуг навещали Ичжэня, приносили еду и разговаривали через дверь. После вознесения Ичжэнь предпочитал справляться сам. Кроме того, периоды его гона стали приходить куда реже, промежутки между ними составляли по несколько лет. Однажды в запертый дворец Циина пробралась одна из мелких служащих Архива в надежде, что Ичжэнь потеряет контроль, а придя в себя, «возьмёт ответственность» и поможет ей возвыситься. Раздражённый незнакомым запахом, Ичжэнь не то отрубил, не то откусил ей два пальца. Столь незначительную рану залечили без привлечения богов медицины, а Небесный император рассудил по справедливости, так что наказания Ичжэнь не понёс. Зато все усвоили, что избранников зверей в такие дни лучше оставить в покое. Все, кроме самого Ичжэня. — Шисюн, позволь тебе помочь, — он потёрся о плечо Инь Юя лбом. Что самое страшное — Инь Юя вовсе не тянуло отгрызать его ухо, хотя положение было удобное. Разве что прикусить легонько. А лучше облизать. Он бы сослался на знакомый запах, но Ичжэнь сейчас пах будто бы по-другому, хотя виновато было, конечно, изменившееся обоняние. Раньше от Ичжэня — особенно после долгих тренировок — веяло мускусом хищника, побуждавшим бежать прочь не из отвращения, но из страха. Теперь же к отчётливой терпкости добавилась нота влекущей молочной сладости. Может, так пахли тигрицы? Нет, глупости, Ичжэнь же не женщина. — Шисюн, — уместив щёку на плече Инь Юя, Ичжэнь посмотрел на него снизу вверх, — от тебя вкусно пахнет. Куда вкуснее, чем прежде. Я тоже уже едва держусь. Давай поможем друг другу? Инь Юй знал, конечно, что Ичжэнь неизменно в своё заключение брал с собой его старую одежду, но легко было притворяться, что это лишь проявление дружеской привязанности. Почти семейной. Шиди чувствует себя защищённым рядом с шисюном — как мило! Как невинно! Тем более, самого Инь Юя он никогда не звал. Может, природа Ичжэня требовала компании другого человекозверя. Инь Юй попытался оттолкнуть Ичжэня, но прикоснуться к нему было ошибкой. Рука сама вцепилась в одежду и притянула ближе. Инь Юю хотелось прижать уши и откинуть голову назад, подставляя горло. Собака — стайное животное, привыкшее демонстрировать покорность сильнейшему. А кто мог сравниться по силе с тигром? «Это просто заискивание. Ляг под него — и он тебя не тронет. Мышление неразумной твари», — попытался убедить себя Инь Юй. Но Ичжэнь всегда привлекал его. Просто… если бы Инь Юй сделал шаг навстречу, разве не получилось бы, что он воспользовался простодушным шиди? Чтобы получить послушного любовника, чтобы привязать к себе талантливого юношу, чтобы усилить своё влияние на него, чтобы получить тёплое место на Небесах, чтобы излить всю свою злобу и зависть, чтобы больше не терзаться виной, чтобы не мучиться с выражением благодарности — мириады причин, которые раз за разом заслоняли единственную имеющую значение. Инь Юй… не был влюблён в Ичжэня, нет, никогда. Но он был очарован. Люди, которым повезло увидеть в бурю резвящихся драконов, вспоминают об этом до конца жизни, а во время гроз неизменно поглядывают в окна. Но встречаются среди них те, кто после уходят в море, где бушуют самые неистовые шторма, и бросают свои лодки им навстречу в надежде приблизиться к чуду. Инь Юю казалось, что их безумие было сродни его. Опасные животные, как неистовые стихийные явления, наделены особым магнетизмом. Если ты слаб, то тщетно противостоять ему. А псы отнюдь не были сильными. Вечно сбивались в стаи, искали, к кому прибиться, за кем последовать. Но всё-таки Инь Юй оставался человеком. — Почему сейчас? — спросил он. — Потому что у тебя сейчас гон, — нахмурился Ичжэнь непонимающе. Он продолжал льнуть к Инь Юю. Словно оставался одиноким мальчонкой в поисках ласки. Если бы он по-прежнему был меньше и слабее, Инь Юй бы уже забыл про всякое благоразумие и подмял его под себя. Возражал бы Ичжэнь? — Ты не просил помощи, когда гон был у тебя. Хотя прошло уже так много лет. Что если… — Я бы не понравился шисюну. Для обычных людей я воняю, как варвар-кочевник. Ичжэня волновали подобные вещи? — Я никогда не говорил, что от тебя плохо пахнет, — возразил Инь Юй. — Шисюн отправлял меня мыться едва ли не каждый день. Чаще, чем других учеников. Он и не подозревал, что Ичжэнь заметил. Опять же, запах был не противный, но слишком уж напоминал о диких зверях. А другие ученики… никогда не были любезны с Ичжэнем. Всё это было сложно объяснить, поэтому Инь Юй сказал просто: — Сейчас ты пахнешь сладко. Ичжэнь расплылся в улыбке. — Шисюн пахнет полынью и медуницей. И чуть-чуть шкурой, нагретой на солнце. …Разве последнее не означало, что от Инь Юя несло псиной? Но Ичжэнь никогда не отпускал двусмысленных комплиментов, поэтому ему запах однозначно нравился. — А ещё тебе идёт вот так, — Ичжэнь положил ладонь на гладкую кожу за щекой Инь Юя, где раньше была ушная раковина. — Человеческие уши такие странные. Сильно торчат. Я всегда так думал. И волосы, наверное, всё время их щекотят… — Лицо они тоже щекочут. А пряди можно заправить за уши. — А за ушами не так щекотно? — удивился Ичжэнь, а потом улыбнулся почти лукаво. — Смотри! Его проворная рука взлетела к макушке Инь Юя и почесала того за ухом. Инь Юй приложил все усилия, чтобы не закрыть глаза и не уткнуться носом в грудь Ичжэня, побуждая его продолжать. Это было даже приятнее, чем массаж головы. Как миллионы крошечных мурашек, стекающих по телу от одного-единственного движения. — Это всегда так? — выдавил Инь Юй сквозь стиснутые зубы, со стыдом вспоминая, как в юношестве охотно трепал шиди за ушки и слушал, как тот мурлычет. — Нет. Сейчас ты чувствительный, потому что ждёшь спаривания, — Ичжэнь издал вдруг смешок. — Учить шисюна — весело. Правда, я сам не всё пробовал. Я никогда не давал себе волю. — Ты вообще ни с кем не… спал? — Инь Юй надеялся, что Ичжэнь не поймёт его буквально. Использовать эвфемизмы с ним было рискованно, но бранные слова Инь Юй считал ниже своего достоинства. Тем более в присутствии божества. Ичжэнь покачал головой. — А ты? — он будто нарочно продолжал то поглаживать, то почёсывать новые уши Инь Юя, мешая сосредоточиться. — Ты ведь сам однажды вошёл, когда мы с Линь шисюном… — рассеянно ответил тот. Лицо Ичжэня оказалось совсем близко. Инь Юй различил полупрозрачные кошачьи усики у его рта. Куда короче, чем у тигров, и оттого почти незаметные. — Ты сказал, что вы осматривали раны друг друга. Ты соврал мне ради Линь шисюна, — в голосе Ичжэня послышалась тень редкой обиды. Да кто бы поверил Инь Юю в той ситуации?! Ичжэнь не был уже несмышлённым малышом. Но всё-таки Инь Юй, пожалуй, мог бы заставить его перепутать рыбий глаз с жемчужиной. — Это случилось очень давно, — из-за пересохшего горла прозвучало так, словно Инь Юй оправдывался, хотя он всего лишь призывал не ворошить прошлое. — У кого в молодости не было любовников, из-за которых ты вёл себя не лучшим образом? Ичжэнь подался вперёд. Инь Юй ожидал поцелуй, но тот лизнул его от подбородка до носа. К счастью, язык не был шершавым, но усики неприятно щекотнули кожу, а влажный след тут же обдало холодком. — У меня, — заявил Ичжэнь. — У меня вообще не было любовников. — Я не просил тебя меня ждать, — ответил Инь Юй чуть резче, чем хотел бы. С другой стороны, из всего, в чём Ичжэнь мог бы обвинить своего шисюна, он выбрал единственный поступок, в котором не было ничего предосудительного! Но убирать руку от ушей Инь Юя было необязательно… — Не то чтобы я ждал шисюна, — Ичжэнь дёрнул плечом, — но никто больше мне не нравился. Никто? Он жил в окружении божеств — прекраснейших, сильнейших, мудрейших из людей. Инь Юй и в лучшие свои годы не стоял вровень с каким-нибудь генералом Наньяном. Скорее уж Ичжэнь со своим языком, вечно ляпавшим вслух то, о чём все молчали, не сумел никого привлечь. В конце концов, половина небожителей смотрела на него как на нелепую зверушку, по недоразумению обретшую речь. — У тебя клыки показались, — Ичжэнь указал пальцем на рот Инь Юя. — Ты ревнуешь? Злишься? Потому что я тебя не ждал? Ты же сам… Инь Юй накрыл его рот своим. Один из усов больно ткнул над губой. Инь Юю по-настоящему захотелось использовать свои клыки на Ичжэне в отместку. А потом тот мурлыкнул коротко. Вибрация шла будто не из горла, а откуда-то из солнечного сплетения. Инь Юю представилось, как в теле Ичжэня дрожит золотое ядро, порождая низкий, довольный звук. Втянув ноздрями молочный запах, становившийся всё настойчивее, Инь Юй запустил руку Ичжэню в волосы и лёгкими нажатиями помассировал между ушами, как нравилось тому в юности. Ичжэнь вновь заурчал и приоткрыл рот. Инь Юй запустил туда язык, но Ичжэнь вскоре вытолкнул его своим. — Что? — спросил Инь Юй, отодвинувшись немного. — Мне так не нравится, — Ичжэню пришлось прервать мурлыкание. — Давай лучше пальцы. Целовать его пальцы?.. Инь Юй нерешительно взял его за руку, и Ичжэнь рванул его ладонь к своему рту и обхватил губами указательный палец. Посасывая его, Ичжэнь даже щёки немного втянул. А ещё прикрыл глаза от видимого удовольствия. Это был всего лишь палец! Но Инь Юй ощутил, как заливается краской, потому что представил, что ещё Ичжэнь мог взять в рот с тем же выражением лица. — Так приятнее, чем с языком, — заявил Ичжэнь, выпуская палец. — Он… твёрдый. Инь Юй едва не сказал, что у него есть кое-что ещё твёрдое. Но для этого было слишком рано, верно? — А твоя палка, должно быть, ещё твёрже, — Ичжэнь посмотрел на него с непонятной задумчивостью. — Где ты такого понабрался?! — Вычитал в книжке. Там и картинки были. Правда, демонице нравилось, когда её целуют с языком… И, кажется, ту фразу она сказала немного по-другому… Инь Юю очень хотелось знать, кто умудрился подсунуть Ичжэню жёлтую книжонку. Он заподозрил бы генерала Мингуана, но из его рук Ичжэнь точно бы ничего не принял. Или… перед мысленным взором Инь Юя возникла леденящая душу картина: Ичжэнь заходит в Архив, отправляется прямиком к Линвэнь и, не обращая внимания на бесконечно усталый взгляд, спрашивает: «А где можно найти свитки, чтобы научиться совокупляться? Я собираюсь потрахаться с шисюном. У него скоро начнётся гон, так что нужно устроить ему хорошую случку. Шисюн всегда заботился обо мне, поэтому я хочу обслужить его как можно лучше!» Нет, глупости, не сказал бы он «обслужить», он бы вообще не начал вываливать на окружающих всё это, а ограничился бы первой фразой. Инь Юй просто тешил своё тщеславие. Но Ичжэнь сейчас вёл себя отнюдь не как гордый тигр, властвующий над своей горой. Он завлекал и соблазнял Инь Юя, а не брал положенное ему. Не то чтобы Инь Юй предпочёл второй вариант… Возможно, виновата была весенняя повесть про демоницу и совершенствующегося, о которой продолжал разглагольствовать Ичжэнь. — Не пытайся обучиться соитию по столь низкопробным историям, — прервал его Инь Юй. — Я знаю, что там не всё правда. И я знаю, что шисюн обучит меня гораздо лучше, — он опустил руку Инь Юя себе на талию. — Но мне тоже есть чему тебя научить! — с гордым видом поднял он хвост. Инь Юй ощутил, как его собственный начинает вилять, отзываясь на россыпь звёзд, вспыхнувшую в янтаре глаз Ичжэня. — Тогда учи, — Инь Юй погладил его спину через одежду, и в ответ Ичжэнь потёрся о него всем телом. Лицо Ичжэня приняло обеспокоенное выражение. — Мне трудно говорить, когда ты так делаешь, но я не хочу, чтобы ты прекращал. — Тогда рассказывай, пока раздеваешься, — велел Инь Юй и, чтобы Ичжэнь не понял неправильно, добавил: — Без одежды ведь будет приятнее. — Тогда ты тоже раздевайся. Я хочу на тебя посмотреть. Ичжэнь, упрямое ты создание! Даже когда слушаешься, в итоге выворачиваешь всё по-своему. Инь Юй ведь о тебе заботился. Хотел подарить тебе запоминающийся первый раз, а не… торопливую животную случку. Ты правда так веришь в своего шисюна, что думаешь, будто он сумеет сдержаться? Инь Юй пал с небес из-за своей несдержанности по отношению к тебе! Вот и сейчас, какие бы мысли ни бушевали в его голове, руки уже расправлялись с завязками и застёжками, избавляясь от одного слоя одежды за другим. Ичжэнь делал то же самое, и на миг Инь Юй ощутил себя искажённым отражением в потускневшем, позеленевшем, исцарапанном бронзовом зеркале. Уши сами собой прижались, и Ичжэнь это заметил: — А. Я ведь должен рассказывать, а я так тороплюсь. Извини, шисюн, — его движения замедлились, но в речи тоже возникла пауза. — Так чему ты обещал меня научить? — «обещал» подходило. Ичжэнь всегда очень сожалел, если нарушал обещания. — Во время гона мы похожи на зверей больше, чем обычно. Мои усы уйдут. И твои клыки, скорее всего, тоже. И ещё наши тела острее воспринимают удовольствие, поэтому тебе могут понравиться вещи, которые оставят равнодушными в обычной жизни… — Ичжэнь то и дело прикрывал глаза и слегка морщил лоб, но и без этого было понятно, что он говорил не своими словами. — Ещё одна книга? — уточнил Инь Юй. Ичжэнь закивал. — Я старался запомнить всё как следует! Да, заучивать написанное ему хорошо давалось, когда он прикладывал усилия. — Но… — на лице Ичжэня появилось смятение… нет, испуг, столь несвойственный ему. — Палка тоже меняется. Да что там с ней происходит такого страшного? В голове Инь Юя мелькнул смутный образ Ичжэня с гигантским орудием толщиной с ногу. Вспомнились и шепотки, что якобы мужчин, благословлённых зверьми, иногда дарами наделяют самки, и тела их приспосабливаются к вынашиванию детей. А Ичжэнь ещё и пах так, что Инь Юй не удивился бы, если бы его грудь припухла, а из сосков потекло молоко. Нет, чушь, сейчас-то он точно не беременный! И вообще Ичжэнь всегда был полон энергии ян, так что больше шансов понести было у Инь Юя, пропитавшегося после своего возвращения демонической инь. О боги. Инь Юй живо вообразил, как следующей же репликой Ичжэнь канючит: «Шисюн, пожалуйста, роди мне ребёночка, я буду хорошо ухаживать за ним!» Готовился ли Ичжэнь к этому? Читал ли в очередных книгах? Зачем Инь Юй вообще помог ему выучиться читать?! — Поэтому, если тебе сейчас не понравится, как выглядит моя палка, то можешь не смотреть, а потом она станет нормальной! — закончил Ичжэнь. Подождите, и всё? Инь Юй так переволновался, а Ичжэнь всего лишь беспокоился о внешнем виде своего достоинства? Откуда в нём эта внезапная поверхностность? Инь Юй вздохнул. — Какая разница. Смотреть и не придётся, просто засунь свой столп… — Не получится засунуть! Там шипы, тебе будет больно. — Шипы? — Да, как у тигра, — Ичжэнь кивнул и поспешно заверил: — Тебе не нужно их трогать, можешь просто оттрахать мою задницу, мне этого хватит. Тигры не мурлыкали. И гона у них не было. Так почему орудие Ичжэня подражало именно тигриному пенису?! Хотя у обычных котов там тоже… А с гениталиями барсов и леопардов Инь Юй не был знаком, но, возможно, страдали все кошачьи. В любом случае, это было неважно. Ичжэнь согласился выступить в роли младшего брата. А уж у Инь Юя нет ничего опас… — Ичжэнь, а… это место меняется у всех? — Да, но у псов нет шипов. — У них есть узел, — напомнил Инь Юй, краснея от прямоты, которую извечно вытягивал из него Ичжэнь. Что за комедия разыгралась! Копьё, которое нельзя вонзить, и меч, который невозможно извлечь. Словно Инь Юй не более чем смертный, и небеса смеются над ним, твердя: «Тебе не укротить бурю, не поймать дракона, не оседлать тигра»… — Узел — это не так страшно. Можно не вставлять до конца, — предложил Ичжэнь. Звучало на удивление разумно. Возможно, новоявленное увлечение литературой пошло ему на пользу. — Тогда всё в порядке, — кивнул Инь Юй, но Ичжэнь по-прежнему отводил взгляд. Неужели продолжал стесняться своего воистину смертоносного копья? Ичжэнь, которого никогда не волновала ни поношенная одежда, ни всклокоченные волосы, ни возможные шрамы на лице, ни загар? Может, кто-то уже видел Ичжэня во время гона и сказал что-то неприятное? Резко отказал или грубо пошутил с приятелями? Инь Юй погладил выступающий позвонок на шее Ичжэня, чьё короткое мурлыканье от неожиданности граничило с рыком. — Дай шисюну взглянуть на твоё копьё, прежде чем мы решим, буду ли я с ним играть, — сказал Инь Юй мягко. Ичжэнь посмотрел на свой пах, затем перевёл вопросительный взгляд на Инь Юя. Тот кивнул. Наверное, следовало порадоваться, что Ичжэнь хотя бы вслух не переспросил. Стянув штаны, Ичжэнь метнул на Инь Юя взгляд из-под ресниц и тут же зажмурился, словно сам не хотел смотреть на своё «богатство». Им случалось мыться вместе, и Инь Юй сразу увидел, что тигриное копьё Ичжэня было короче и тоньше человеческого. А головка толщиной и формой напоминала всамделишный наконечник. Россыпь костяных наростов расположилась прямо под ней. Выглядели они не слишком пугающе, напоминая крохотные семечки на алой клубнике. Инь Юй провёл по ним подушечкой большого пальца. Ичжэнь нервно подогнул хвост. Вести снизу вверх было не больно, даже пикантно, но сверху вниз… Инь Юй был осторожен, поэтому не поранился, но Ичжэнь не зря назвал это украшение «шипами». Даже с демоническими способностями желания подвергать своё тело подобному совершенно не возникало. Облизывать это копьё тоже было неудобно: стоит Ичжэню, забывшись в блаженстве, толкнуться бёдрами — и кровавая полоса протянется через весь язык. А руки рисковали покрыться царапинами, словно Инь Юй с бродячим котом столкнулся. Может, надеть перчатку из толстой кожи? А пока можно подложить обтянутый шёлком тканевый валик, чтобы тереться. Ичжэнь их обожал, у него в каждой комнате дворца их по пять штук валялось. Может быть, во время гона он и раньше ими пользовался? Ичжэнь не боялся боли, но несколько дней напролёт стёсывать себе кожу с ладоней — перебор и для бога войны. Впервые Цюань Ичжэню в чём-то не повезло, но Инь Юй не испытывал злорадства. Если бы Ичжэнь навлёк на себя подобное проклятие из-за вечной поспешности или невоздержанности на язык — другое дело, но страданий из-за нелепой случайности он не заслужил. Инь Юй приблизил лицо ко всё ещё жмурившемуся Ичжэню и хотел было поцеловать, но вспомнил, что тому это не понравилось, и коротко лизнул его в щёку. — Не переживай. Шисюн приласкает твоё копьё, когда твоё тело станет прежним, хорошо? А пока можем сделать, как ты предлагал. Ичжэнь заморгал с ошалелым видом, будто не совсем понимая, о чём ему говорят. — Давай возьмём валик, чтобы тебе было приятнее? Ты встанешь на четвереньки… — принялся объяснять Инь Юй, но Ичжэнь его перебил: — Шисюн, — он наклонился к его щеке, снова царапнув усами. «Хотел прошептать на ухо, но забыл, что оно теперь не там», — понял Инь Юй. — Я обманул тебя. — А? — только и вышло у Инь Юя, который почти уже лизнул губы Ичжэня, оказавшегося в столь удобном положении. — Ты не сможешь сдержаться. Когда мы начнём трахаться, ты забудешь обо всём и вставишь до конца. — Ты не знаешь этого точно, — запротестовал Инь Юй, хотя, к сожалению, предостережение звучало правдоподобно. Он уже сейчас готов был отмести слова Ичжэня в сторону — настолько кружили голову его запах и тёплое дыхание. — Я читал книги. Читал старый дневник. Но я не против. Я могу изменить своё тело внутри. — А сам-то сможешь сосредоточиться достаточно, чтобы удержать эти изменения? Ичжэнь отвёл взгляд, очевидно не в силах солгать снова. — Я очень хочу попробовать, — произнёс он вместо этого. Его мягкие волосы щекотали шею Инь Юя, и тот ощутил раздражение. Потому что Ичжэнь так близко и сам просит стать ещё ближе, а Инь Юю вновь приходится беспокоиться о его благополучии и зажимать себя в тиски. Ичжэнь воистину был для него искуснейшим из палачей, чьё обнажённое бедро, тёплое и твёрдое, как настоящая нефритовая подушка, прижалось к его мечу. Инь Юй чуть не завыл. Мягкая полоска ткани вокруг его чресел показалась сотканной из иголок. Стоило ли воспользоваться бёдрами Ичжэня? Инь Юй скользнул рукой между ними, надавливая на бархатистую кожу. Упрямый Ичжэнь схватил его ладонь и потянул к своим южным вратам. — Хотя бы масло достань! — прикрикнул на него Инь Юй, но уши Ичжэня не прижались. Кажется, он принял это за согласие, расплывшись в улыбке. — Совсем забыл, — он щёлкнул пальцами, отправляя куда-то духовную энергию, и кувшин сам подлетел к ним. Передавая его Инь Юю, Ичжэнь заверил: — Это отличная мазь, я спросил у хозяйки лучшего борделя! — Ты не знаешь, какой бордель лучший, — возразил Инь Юй, надеясь, что Ичжэнь потупится и повинится, но тот, сверкая янтарём глаз, ответил: — Конечно знаю! Я спросил у Линвэнь. Инь Юй всё равно куснул его за плечо, чтобы не докучал больше сильнейшей из божеств литературы подобными вопросами, — если сталкиваться с таким каждый день, тут и Инь Юй пошёл бы за Безликим Баем! — но Ичжэнь воспринял это как поощрение. — Шисюн, давай быстрее, — прошептал он в ухо Инь Юя, на сей раз не промахнувшись с местоположением. Кончик его хвоста шлёпнул Инь Юя по спине. — Тогда становись на четвереньки. И где твой валик? — Теперь, когда ты со мной, я не хочу больше ничего другого, — замотал Ичжэнь головой. Он точно не общался с Мингуаном? Или беседа с хозяйкой ивового дома оказалась настолько плодотворной? Или книги о похождениях блудливых демониц крепко засели в его голове? Или, ко всем прочим талантам, Ичжэнь наделён ещё и даром соблазнять мужчин? Нет, это его прежняя наивность. Чистота даже в разврате. Животные не ведают греха… Инь Юй мысленно скривился от этой мысли. Он сам был хуже животного, раз пытался принизить Ичжэня. Тот верил в абсурдную идею, что двоим в постели должно быть достаточно друг друга. Но, конечно, не всякой паре, а только той, где оба друг друга… От волнения Инь Юй просунул пальцы слишком глубоко. Традиционная техника требовала сперва как следует разработать у самого входа, но Ичжэнь всегда плевал на каноны. Он выгнулся, откинув голову назад, и попросил ещё. Инь Юй послушался. Ичжэню было сложно отказывать. Не из благодарности за то, что тот так старался освободить Инь Юя, пока не добился цели, и не из жалости за безответную любовь, а потому что, если тигр лёг у твоих ног — только дурак его прогонит. Может быть, какой-то монах, упиваясь своим благочестием, и сказал бы: «Я недостоин», — и даже был бы прав, но у Инь Юя всегда была собачья душа. Он не устоял. И даже если бы за это ему снова пришлось испытать изгнание с Небес и столетия насмешек, Инь Юй бы не пожалел о случившемся. Как можно было жалеть о блаженстве обладания, когда Ичжэнь насадился на него, не дожидаясь первых толчков, и попросил ещё. Ичжэнь едва не вывернул шею, только чтобы встретиться взглядом с Инь Юем, и вот здесь уже сыграла роль жалость. Инь Юй выскользнул, не обращая внимания на недовольные взмахи хвоста Ичжэня, и сел, оперевшись на спинку кровати лопатками, а потом усадил Ичжэня сверху спиной к себе. Теперь, хоть Ичжэню и приходилось поворачивать голову, им легче было смотреть друг на друга, и встречаться языками, и поглаживать уши. Пальцы Ичжэня двигались хаотично, но ни разу не причинили боли. Перед Инь Юем уже показался пик дракона, но Ичжэнь будто бы оставался далёк от него, и Инь Юй приласкал его колокольчики нежными, щекочущими движениями. А потом, решившись, обхватил и пугавшее поначалу копьё. Теперь страхи казались смешными. Что такое пара царапин против возможности сделать милому, старательному Ичжэню ещё приятнее? А благодаря скромным размерам копьё удобно ложилось в ладонь, а его наконечник прекрасно подходил для того, чтобы потирать его пальцами или зажимать между ними. Инь Юй добился цели: Ичжэнь излился за миг до него самого. После этого Инь Юй не удержался от удовлетворённого вздоха. Словно бы он заарканил бурю и приволок к себе домой. Набухшая гарда его меча подтверждала, что ещё час этот великолепный зверь никуда не денется. Эти потрясающе тесные ножны не позволят. А затем Ичжэнь заявил совершенно абсурдную вещь: — Я тебя поймал. Хотя дело обстояло ровно наоборот. Инь Юй не собирался больше убегать от него. Он не был настолько хорошим человеком. Он даже не спросил, не больно ли Ичжэню. По сияющему лицу того и так было ясно, что не больно, но правила приличия требовали задать вопрос. По лбу Ичжэня покатилась бисеринка пота. Почему-то не блестевшая от окружавшего её сияния. Инь Юй ухватил Ичжэня за подбородок, заставляя наклониться, и слизнул её, чтобы больше не злиться от такого несоответствия. Там, где он коснулся лица Ичжэня, остался жемчужный след. Тьфу ты. «Почему Ичжэнь весь как из драгоценностей сделан?» — подумал Инь Юй, пока тянулся языком к этой полоске. А Ичжэнь отвернулся и утёрся рукой. — Не вертись, — фыркнул Инь Юй. Как ему удобно двигаться, когда нижняя половина тела зафиксирована на месте? Гибкость тигра, не иначе. Свою ладонь Инь Юй облизывать тоже не стал, отёр о покрывала. Не хочет Ичжэнь делиться — не надо. А Ичжэнь вперил вдруг в неё взгляд и провёл пальцами по глубокой царапине. Он не улыбался, но произнёс мечтательно: — Я люблю шисюна. Надо было усадить его лицом к себе. Он так шею потянет. Инь Юй обхватил Ичжэня под грудью и заставил опереться на себя, а потом ещё голову у него на плече устроил. Может, сообразит не шевелиться больше. Ичжэнь переплёл их пальцы и в самом деле замер. Только рот его продолжал болтать: — Мне сейчас хорошо. Мне нравится узел. Даже менять ничего не пришлось, он и так отлично поместился. По ощущениям похоже на… — Ичжэнь вдруг осёкся. Вероятно, это было к лучшему. — Мне нравится, что шисюн об меня поймался, — заговорил он о другом. — Где-то через час узел спадёт, и мы ещё раз потрахаемся, правда же? Инь Юй согласно хмыкнул. Сейчас его клонило в сон, но внутри Ичжэня было горячо и — благодаря самому Инь Юю — влажно, так что тянуло начать неспешно толкаться бёдрами. Но оставалось наслаждаться только тем, как плотно Ичжэнь обхватывал его уз… увеличившуюся гарду. Лексикон Ичжэня начинал прилипать. Так не годилось. — Неужели в литературе, которую ты изучал, не нашлось слов получше? — спросил Инь Юй. — Разве они лучше? Совсем ничего не понятно, — Ичжэнь призадумался и выдал: — Хочу, чтобы шисюн вошёл через северные врата. — Южные. — Нет, северные. С другого конца. — Во-первых, так никто не говорит, — начал Инь Юй, и Ичжэнь тут же перебил: — Я же сказал — непонятно. Если есть южные врата, должны быть и северные. Замечание было по-своему резонным, если не считать, что поэтический язык стоял вне формальностей. Но Инь Юй не был уверен, что Ичжэнь примет этот аргумент, поэтому двинулся дальше: — Во-вторых, если моя… мой узел набухнет у тебя во рту, я не уверен, что ты сможешь дышать. — О. А. И зубы… — Именно, — чтобы наградить за понятливость, Инь Юй прикусил его шею. Ичжэнь замурлыкал. Впервые с того момента, как Инь Юй оказался внутри него. Раскатистые вибрации прокатились по всей длине клинка. Можно ли взлететь на пик дракона в таком состоянии? И если да, не раздует ли гарду ещё сильнее? Или просто увеличится время их… обоюдного плена? В любом случае, следовало остановить Ичжэня. Инь Юй слегка надавил тому под ребрами. По ощущениям, мурлыканье распространялось именно оттуда. — Потом так сделаешь, ладно? Когда мы продолжим. А пока… расскажи мне ещё о том, что ты читал. Ты обещал меня учить. — Сейчас, я подумаю… Если двое благословлённых проводят вместе много времени, гон или течка у них наступает одновременно. Если происходит случка, то гон длится меньше, но приходит чаще. Если обоюдного влечения нет, то вместо случки будет драка, — помолчав, Ичжэнь признался тихо: — Я боялся, что шисюн на меня нападёт. Я привык думать о шисюне в одиночестве, но… если бы… — он тряхнул кудрями. — Ничего не случилось. Шисюн меня любит. Инь Юй не стал с ним спорить. В любом случае, Ичжэня в своих объятиях он не променял бы ни на кого. Когда столь редкое и прекрасное создание заявляет свои права на тебя, лишь глупец его оттолкнёт.