Живительная влага

«Так хочется прижатся к его нежному телу…» Лицо Александра словно подставлено под горячий ветер пустыни этой дикой страны. Визуально, этого не увидеть, но царь чувствует что кожа словно высохла, а губы потрескались. Сколько раз уже Македонский прикладывался к кубку чтобы утолить эту жажду, чтобы ожить, напитатся влагой? Но всё тщетно, даже прекрасный кастрат не может и наполовину восполнить силы своего господина. Александр чувствовал, что усыхает. Усыхает словно цветок под полящим солнцем, без возможности напитатся корнями своими необходимой воды. Ведь ему нужна именно роса, река, водопад, а не бочка с вином, не графин с дурманящим питьём, не кубок с хмелем. Вода имеет свойства отличные от свойств «даров Вакха». Вода-это жизнь, она даёт спокойствие, питает члены силой. А выпивка лишь дурманит и даёт иллюзию спокойствия и удовлетворения. Вода имеет тот вкус, который ты пожелаешь почувствовать. А вино слишком остро, ты не почувствуешь новизны не во втором кубке, не в десятом. Да, ты можешь каждый раз пробовать новый сорт, но рано или поздно, сделав глаток, поймёшь, что попробовал все сорта. И вот тогда то, ты и обратишся к воде. К её прохладе, к её тихому журчанию и хрустальному сиянию. Этот тихий поток будет манить в тысячу раз сильнее экзотических напитков. Прозрачный нектар приласкает, захлестнёт могучими водами. Так и случилось с Александром Македонским, прозваным «Великим». Он понял, что ему нужно окунутся в воду, иначе он умрёт. И «эллинийский лев» поднял златокудрую, измученую голову и издал свой протяжный, горький, призывный рёв. -Гефестион! -хриплый голос царя отразился от стен великолепного «Навуходоносора» и растворился в ночной тьме «весячих садов Семирамиды». -Гефестион! -повторил Александр. -Гефестион! -вскричал Искандер и зажал рот ладонью от неожиданности, так жалобно и капризно прозвучал его голос на третий раз. В этот момент словно все те малые силы которые ещё оставались в могучем теле Македонского покинули его и он рухнул на ложе, лицом вниз. Он не мог плакать, ведь слёзы-это влага, это жизнь, а он высушен и опустошён. И всё что оставалось, это закричать, закричать от боли и ярости. Крик полководца мог напугать даже самых храбрых его воинов. Он словно дикий зверь, бьющийся в клетке, ревя с отчаяньем и безисходностью. Наконец он замолк, и начал прислушиватся. Александру хотелось прислушатся к чему угодно, увлечь мысли любой вещью, лишь бы забытся, задуматсяи погрузится в спасительный сон. В сон, где он видит Гефестиона. Видит словно на яву как возлюбленный всей его жизни протягивает к нему руки и оглаживает пальцами своих прекрасных рук точёный нос царя, заглядывая в зелёные, словно хризолит, глаза. И от удавольствия Александр наклоняет голову в право, по привычке от которой никак не может избавится, и сжимает в долгих обьятьях его крепкое, но тонкое тело. О, это тело! Несмотря на маленький размер и визуальную хрупкость оно было догматичным, вовсе не гибким и мягким. Что шло в разрез с тем, что было внутри Гефестиона. И этот странный контраст всегда восхищал Македонского. Твёрдый снаружи и мягкий внутри Гефестион занимал особое место в загрубевшем с годами сердце. И никто больше не смог войти в эту особую комнату, никто, даже красавец Багой. Мучаясь от жажды, но без сил спративлятся, Александр просто лежал и прислушивался. Как вдруг, в покоях «Великого», что то изменилось. Словно журчащий родник подбирается всё ближе и ближе. Вот уже и слышен его спокойный поток, и доносится до Македонского тихий шёпот вод. И в шопоте разлечим вопрос-Александр?..- Он чувствует, как на его плечо ложится рука и «вылетает» из постели словно ошпареный. Перед царём предстаёт ведение. Да, в полнолуние, когда луна входит в полную свою яркость и силу, иногжа можно увидеть нечто подобное этому. Это-Пери. Волшебные существа невиданной красоты. Но зачем же это существо приняло облик его Гефестиона, его возлюбленного Гефестиона? Неужели и вправду, это "его цветок", "его душа","его солнце"? В свете луны, обратившей свои лучи в покои Македонского, стоит он? Наваждение, обман, сумашествие? Нет! Ведт Гефестион в тот день сам ушёл от Александра, не в силах терпеть блуд которому так сильно придавался Македонский с молодым евнухом, не желая больше терпеть боль от поведения любимого царя и мужчины, от желанного и неповторимого любовника. Он ушёл, а теперь вновь сдесь. Небесно голубой хитон окутывал тонкий стан «хилаирхи», а узкая талия была охвачена посеребрённым поясом. В длинные, тёмные словно кора оливкового дерева, волосы, рассыпающиеся по плечам, был вколот бутон «персидской розы» с нежными словно кожа Гефестиона, тёмно-розовыми лепестками. Александр не мог оторвать глаз от лица любимого. Глубоко-синие словно танзанит, яркие глаза неотрываясь смотрели на царя и в них плескались тревога и испуг. Изящные «крылья» маленького носа подрагивали словно у лани, он словно пытался учуять в чём дело и понять, почему «его Александр» так кричал. Зачем звал того, к кому потерял интирес. Того, кто наверное, слишком уродлив, гадок, недостоин любви Александра. Потерявшего соблазнительность, красоту и манкость. Зачем его повелитель вздумал вновь мучать свего раба? Безутешен и жалок его слуга. Милосердный Искандер сжалился над ним, не расжаловал его, от этой мысли Гефестиону становилось легче на несколько мгновений, каждый раз. -Мой царь, вы так кричали, я испугался…-вымолвил он рассеяно. -Моя душа-прошептал Александр. -Я был в садах, я услышал как вы кричите моё имя…-прошептал Гефестион. -Я упадаю к твоим ногам, любовь моя, я живу только мыслями о тебе, ты моё спасение. Я червь, я червь извивающийся у твоих прекрасных ног,Гефестион-Александр,преодолев в два прыжка разделяющее их расстояние,рухнул перед шокированным мужчиной словно подкошенный. -Если ты-океан,я готов утонуть в твоих необъятных водах. Если ты-пламя свечи,Гефестион,я готов быть мотыльком сгорящим до тла в твоём огне. Клянусь Афродитой,все самые великолепные розы,все прекрасные ткани и драгоценности,все богатства моих владений меркнут в сравнении с твоей улыбкой. Лишь только слово выпархивает из твоего рта,как все соловьи на свете,замирают,прислушиваясь,поражённые красотой звучания,а арфы и лиры замолкают от завести. День и ночь я готов слушать твои речи,вместо чтения свитков и рукописей,все их мудрости,уже не интересуют меня,ведь я слушу их из уст твоих. Македонский обвил ноги Гефестиона руками и уткнулся лицом в правое его бедро,и из глаз царя хлынули слёзы. -А твоя шея...твоя мраморная шея. Ты словно изваяние,любовь моя,но речи твои,глаза твои,доброта и нежность,смелость и жертвенность твоя-озарают меня божественным ореолом. Прости меня,Гефестион! Прости глупца Александра! На кудрявую,сотресающеюся от рыданий голову Македонского осторожно легла рука Гефестиона. Он сам,словно согнулся под весом слов царя. -Я достаточно наказан,я страдаю,я умираю,не мучай меня более.-В бессилии прошептал Александр,заливая хитон Гефестиона слезами. Как же давно он не плакал,как хорошо... -Мой повелитель-. Прошептал "хилаирха" и и разрыдался. Напряжённой рукой Александр поднял подол хитона дрожащего возлюбленного и провёл носом по жилистому бедру Гефестиона. Потянув "схенти" за завязки,он сдёрнул то,что мешало увидеть вставшую плоть мужчины. Как давно он,Александр, мечтал почувствовать у себя во рту вкус столь желанного естества. Кончиком языка он затронул головку,и под возбуждённый вздох перешедший в стон,Александр взял в себя "всего Гефестиона". С наслаждением царь двигал головой,вкушая желанную плоть под стоны "хилаирхи",упавшего на спину повелителя,вцепившегося в него пальцами. И вот,наконец,Гефестион согдрагается,и в горло царя устремляется поток спасительного,вязкого нектара,Македонскому кажется,что сладкий мёд который он с такой жадностью пьёт высохшими устами,напитывающимися жизнью,это всё-ради чего он живёт. Александр "Великий" живёт ради вкуса семени возлюбленного Гефестиона,ради его дрожащего тела и глубокого взгляда,ради его влажных и страстных вздохов. Ради его голоса и тёмных,струящихся локонов и околдовывающей улыбки. Он живёт-ради Гефестиона. -Господин мой,мой Александр...-всхлипывает Гефестион,упадая на колени перед царём,наконец заглядывая в прекрасные глаза любимого,застланые пеленой спокойствия...