А зачем он вспоминает, Если больно вспоминать? Этого никто не знает. Кто же может это знать.
месяц Весенних Волн, 398 год Круга Ветров, Алвасете. Утро перед намеченным мероприятием проносилось стремительно. — Соберано! — дора Болло нагнала его по дороге из приемного кабинета в конференц-зал. Рокэ плавно замедлил шаг, приноравливаясь к ее шпилькам, и принял какую-то папку. — Изменения в протоколе, новый список, взгляните, пожалуйста. Рокэ бросил скучающий взгляд. — Награждение орденами. Мы кого-то забыли, Кончита? — Основной список прежний, просто дор Лионель попросил, чтобы для церемонии личного награждения мы добавили несколько человек. Там епископ Оноре от эсператистов, если помните, и еще отец Герман от олларианцев, и директор дриксенской клиники примет орден для их хирурга, и еще будет от Гаунау… Рокэ вернул бумаги. — Ясно. Видимо, поцелуй соберано должен этих достойных господ примирить, пробудив в сердцах дружбу, а то и любовь. Вам не кажется, что министр Савиньяк меня с кем-нибудь спутал — скажем, со святой Росио? — Соберано, если вы откажетесь… — Что вы, я не всерьез, Консепсьон! — оборвал ее Рокэ, стараясь ободряюще улыбнуться. Зря он пренебрег шадди, вот и желчь полилась на людей. — Мы и так их всех награждаем, и я помню, что каждый из них для нас сделал. Просто кажется, уже за суетой я забыл, как нормально шутить. Ну хоть вспомню, как целоваться! Дора Болло зарделась и все же хихикнула. Вот так, браво! — Кто сейчас за морисками будет? — Кагета, насчет тех… — Помню, благодарю. — После этого дор Алваро. — Папа?! До сих пор как под дых. — Говорит, что вы пренебрегаете своим сыновьим долгом. — Что, правда? Консепсьон улыбнулась опять, на сей раз широко вплоть до ямочек, и приостановилась в дверях изукрашенного морисской мозаикой зала: — Он шепнул мне, что просто соскучился. И пытался похлопать!.. Она вспыхнула жарким — и обиженным, и польщенным румянцем. Рокэ расхохотался: — Кончита! Простите отца! В прежние времена он считал это вежливостью, не обидой, — он поймал ее пухлые пальчики и коснулся легко губами. — Я с ним поговорю. — За обедом! — понятливо закивала помощница. — В рабочем кабинете в час дня, на двоих, состав блюд уже перезаказан в соответствии с распоряжениями его лечащего врача… — Я на вас полагаюсь. Рокэ махнул гвардейцу, и дверь растворилась. А ведь это же был фехтовальный зал… Рокэ помнил, что раньше здесь был фехтовальный… Неважно! Соберано Рокэ быстрым шагом дошел до стола и нажал на зеленую кнопку селектора. Зазвучали приветствиями по всем жизням знакомые голоса. Начали! — Да придет дождь и принесет благо вашим землям, Шауллах-ар-Агхамар, мой многоуважаемый брат!.. Церемония была долгой и трудной. Не сложной по части чеканного церемониала, но тяжелой, потому что за каждым лицом были факты о прошлой весне. А за фактами была память… — Дор Робер Эпинэ. Вам сказали уже, что тот мальчик, которому вы проделали трахеостомию прямо на развалинах, поступает теперь на хирурга? Эпинэ — кареглазый, седеющий, чуть напряженный, привычно (извечно) усталый, улыбнулся тепло: — Рад узнать, что он благополучно поправился. — У него все в порядке, так же как и у многих других, кого вы оперировали. Примите от нас в благодарность. Орден «Звезда Кэналлоа», искреннее рукопожатие, поцелуй по обычаю — братский четырехкратный, дважды в каждую щеку. — Дор Вернер. Или лучше граф Бермессер? — Вернер будет уместнее, благодарю. — Разделяю. Помощь ваших врачей была неоценима. Так же как лично ваша. Кэналлоа не ожидала встретить в своей столице военных Кесарии, должен заметить. Это вы убедили кесаря послать полевой госпиталь собственной армии? — Дор Рамон счел возможным принять их… — И мы с братом вас благодарим. Передайте также это — для дора Олафа лично и всей вашей клиники. — Почту за честь. Орден, чинное рукопожатие, поцелуй по обычаю… — Святой отец. Вас обрадует… Череда тех, кто тогда откликнулся, кто явился, кто на ломаном кэналлийском — а порой и ломаном талиг — объяснялся друг с другом и утешал местных, кто без сна вызволял, зашивал, согревал и кормил, собирал деньги или раздавал воду… — Дор Луиджи… Своих награждали частно, к кому мог, Рокэ сам заглянул, оказав уважение, прочих принимал в замке, по-родственному. Но «Звезда Кэналлоа» всегда была для иноземцев, еще с самой войны. — Дора Карла… И от этого странно было видеть среди череды лиц тонкие черты родича с лучиками морщинок в уголках добрых глаз. — Хорхе! — Здравствуйте, соберано! Никаких лишних слов, сам все знал, Дьегарроны умны. Рокэ поспешил сунуть орден, сжать надежную руку: — Почаще домой заглядывайте. — Слушаю, соберано! Поцелуй по обычаю… Бросив лишний, нечаянный взгляд тому за спину, Рокэ замер на миг. Вот так шутка, Ли. Очаровательно. Рокэ отпустил родственника, затем терпеливо дождался, пока следующий герой не поднимется по ступеням. Когда-то так уже бывало. Крепко сжатые полные губы, блеск в глазах был почти лихорадочным, брови чуть сведены, все точеное северное лицо чрезвычайно серьезно, немного смущенно и, как прежде, слегка ошарашенно. Ричард Окделл, надорский мальчишка, спасатель, спаситель, единственный друг по несчастью. Тот один, за кого можно было схватиться в проклятой могиле, пугаясь, что сошел с ума, что поддался предсмертному бреду, — и услышать в ответ старое обращение. Пауза… Что? Нет, паузы недопустимы, там еще дальше будет Бордонская береговая. — Кэналлоа благодарит вас, — никак не вспоминались правильные детали, а ведь требовалось сказать что-то. Рокэ так потом и не собрался разыскать его. — Я вручаю вам орден… Ты ведешь себя жалко, соберись, Алва, Ворон ты или нет? Почему не нашел? Испугался, что почудилось. Что ему только лишь подыграли. Что ни кошки вепренок не помнит. — …юноша. Вскинул голову жестом, знакомым до тесноты в сердце, заглянул в лицо с этой отчаянной своей храбростью, с кривой — новой — принужденной улыбкой: — Я… спасибо. Надеюсь, хоть этот заслуженный. Пальцы стиснули грубую ладонь сами, стиснули против воли, до боли наверняка. — Сомневаетесь в этом? — Рокэ сосредоточился наконец-то, прищурился. — Право, разве ваш начальник не передал, за что вас награждают? Сорок спасенных жизней. Ах, ну вот, наконец-то детали. Кстати, одна из тех сорока — соберано. Вот что сделал Ли. Паузу истолкуют газеты, нельзя больше теперь держать Окделла, толков не оберешься. Ричард глянул как-то… уязвимо. И не понять, что не так. Он и Розу-то принимал радостней. А ведь Окделл и правда спас — более даже тех сорока человек. Доложили, причем — это минимум. Не годилось его отпускать с таким сумрачным взглядом, одними лишь орденами за подобное не откупаются. Рокэ положил ладонь на плечо, стянутое черно-белым форменным сукном. Ворон помнил то острым, мальчишеским. — Мои земляки, Ричард, — с нажимом добавил он. Ну? Что-то дрогнуло в серых глазах. Дошло. Славно! Рокэ притянул парня к себе, заторможенного, непонятливого. Прикоснулся губами к пылающей правой скуле. Потом к левой — Дик подался навстречу, прямо под руками оттаивая. Снова к правой — Окделл то ли вздохнул, то ли затаил дыхание. На последнем из четырех поцелуев и к щеке Рокэ тоже прижались — шершавым, пересохшим ртом — плотно, не по-протокольному. Потом Дикон смущенно отдернулся. Что-то пробормотал… что-то про благовония? Одеколон? О чем он посреди церемонии? Тоже сравнивает? А потом Рокэ выпустил его. Снова. Потому что опять был обязан. — Дора Зоя, вы оказали нам… И не станет искать его вновь. Рокэ Алва для Ричарда Окделла все-таки не счастливое воспоминание. Как, впрочем, и наоборот. — Дор Жермон… Их не следует бередить. — Дор… Не станет.***
месяц Весенних Молний, 398 год Круга Ветров, Оллария. Прелесть в том, что искать не понадобилось. Лионель Савиньяк немногое любил с той же неугасимой страстью, что и кадровые работы. Людей своих он ценил, тасовал без конца, перебрасывая по участкам, как армейские части — действующий полководец, и умел мотивировать. Оказавшись в тисках — или же материнских объятиях — вверенного ему министерства, ни один из сотрудников вскоре даже не помышлял, чтобы как-то покинуть их, если только не вперед ногами или уж на законную пенсию. Пенсии, кстати, были с существенными надбавками, Ли старался. И зарплаты — отнюдь не бюджетными, потому что министр буквально закусывал удила, когда речь шла о зарплатном фонде. Что касалось нематериальной стороны мотивации, тут все было скромнее, но также вполне с огоньком. На Весенний Излом министерство затеяло корпоратив для имевших неосторожность отличиться сотрудников Талигспаса, причем в центральном офисе — и каким-то ызаргом заставило их приехать туда из замшелых провинций. Непонятно, зачем нужен был среди этих несчастных Рокэ, но уж раз он случился в Олларии, Лионель затащил и его, заманив обещанием «Крови» и тихих бесед сразу после основной программы. Основная программа внезапно включила и самого Алву. — Сейчас, — счастливо обещал с небольшой сцены Констанс Капуль-Гизайль своей публике, уже несколько разогретой, но еще не разморенной традиционным сабвейским, — добровольцы покажут сноровку и профессиональные навыки! Победителю почетный гость, господин Алва, вручит скромные призы от министерства. Зазевавшихся «добровольцев» выталкивали из толпы быстрей всех осознавшие суть угрозы коллеги, те отчаянно отбивались. — Мировой мужик, что ты фигню говоришь, — уламывал кого-то в толпе голос Берто. — Съест он, что ли, тебя? Он вежливый и забавный… Да ты, может, и не победишь! Рокэ фыркнул, скосил взгляд с интересом — и замер. Племянничек тащил… видимо, друга. Да и однокорытника, кажется. Шансов у того не было, против семьи Салина шансов не было никогда. — Дик, давай, это все то же самое, что на работе! «Ну да. Даже тот же состав участников», — хмыкнул про себя Рокэ. Ситуация злила. Умотавшись до кошек за год, он планировал расслабляться с друзьями, ненадолго забыв и все взваленные на себя дела, и былые деньки, а затем в идеале — желательно и свое имя. Савиньяк же сейчас то ли мстил за тот календарик, то ли просто не уследил. Во второе верилось мало. — Все участники здесь? Попрошу Надор не задерживаться! «Надор» с видом казнимого святого Алана выпрямился в гордое и незыблемое «смирно» среди остальных участников. — Начинаем с игры в «Лабиринт»!.. Дальше было скорее забавно. Ловкие и умелые в жизни, но разморенные алкоголем и отсутствием настоящей опасности эры и эрэа то с завязанными глазами «вызволяли потерпевшую» Марианну из лабиринта офисных стульев, то снимали плюшевого кота с высоты пятнадцати бье — и Рокэ не желал знать, как Ли смог оборудовать скалодром в арендованном лофте, — то устраивали СЛР манекену, обряженному во что-то, явно купленное в секс-шопе. «Надо было надеть на него полицейскую форму!» — выкрикнули из стайки надорцев, рассмешив всю компанию. Окделл даже потратил мгновение на возмущенный взгляд, продолжая ритмично качать под иронично подобранный трек «Оставайся живым». — Настоящая самоотдача, — усмехнулся министр и подал Рокэ его красное. — Наконец-то, — проворчал Алва. — Что у них за история с полицейскими? Внутренняя надорская шутка? — Полицейский-то местный, но был в отпуске у них в горах. Угодил под лавину, Окделл его нашел, откачал, чуть помял ему ребра, тот попробовал в суд подать, но не справился с молодым Приддом. — Окделлы… — усмехнувшись, Рокэ пригубил «Крови». — Да, семейство у них чрезвычайно активное. Тебе Дьегаррон рассказывал? Но закончилось все хорошо, они с Окделлом даже роман закрутили. Что? Рокэ приподнял бровь со всем мыслимым скептицизмом — но Ли только усмехнулся понятливо: — Должны быть привилегии у героизма? Принц, похоже, проникся спасителем. Рокэ только поморщился. Если он понимал Дика Окделла хоть немного, то в нынешние времена тот жил именно так, как когда-то мечтал: будучи смелым рыцарем и собирая награды. Изумительно пошло, нетребовательно, незамысловато — в духе Окделлов. Но когда его вызволяли из-под груды бетона, Алва, помнится, думал иначе. — Сейчас вроде уже разбежались, — проронил друг небрежно. — Поразительная осведомленность, — огрызнулся Рокэ, прежде чем опрокинуть в себя весь бокал, лишь бы не вспоминать ту весну, — вы, министр, в свой личный состав душу вкладываете. — Они сами ее из меня скоро вытянут, — отмахнулся тот, на мгновение сбросив маску. — Окделлу тот роман пошел явно на пользу, рисковать начал меньше. Сумасшедший пацан, из травматиков, тех, что не берегут себя. Потерял отца в детстве, зациклился. Осушив свой бокал, Ли загадочным жестом что-то потребовал у ассистента. Напитки тут же обновили. Понятливый. — Итак, теперь можно заняться подсчетом очков!.. — восклицал Коко в глючащий микрофон. Талигспасовцы делали селфи в антураже соревнований. — Я планировал просто набраться, — со скорбью поведал Алва. — Да я за, — Ли кивнул на Констанса. — Призы вручишь и смоемся, они тоже при нас не расслабятся. Поразительно, но приз взял тот же Окделл. Рокэ сам удивился, как он упустил из внимания остальных, мысленно издеваясь над «лабиринтом», чуть не пройденным молодым вепрем прямо насквозь, — Ричард мало не снес стены-стулья, зацепившись длинными ногами. Затем Рокэ припомнил, что тот в прошлом боялся лазать по скалам. Полз упорно, но медленно, борясь со своим страхом вдвое дольше, чем с высотой. Это было удобно, в чрезмерно жестокий бой впечатлительного юнца Первый маршал, считай, не пустил, спровоцировав того отправиться именно вместе со штурмовым отрядом — и отстать безнадежно. К тому времени стал понимать уже, что мальчишка кабанчиком летит навстречу любому вызову, сколь угодно нелепому, бессмысленному и опасному. Лезть на стену и впервые в жизни перерезать глотки? Конечно, да как вы смеете думать, что я останусь внизу! Семерная дуэль? Естественно, как вы смеете полагать, будто я попрошу помощи или хоть секундантства?! Пойти в оруженосцы к Алве? Как вы смеете — что? Рокэ так до сих пор и не знал, почему юный Окделл тогда согласился. Но наверное, как всегда, просто не захотел отступать. Юный, глупый, отчаянный — и безнадежно упрямый. — И последнее испытание! Взять заслуженный приз победитель сумеет… На последнем, простом, самом шуточном конкурсе повторно ослепленный победитель бесславно свалился под хохот верных товарищей, запутавшись в собственных же конечностях, — прямо под ноги Рокэ. Раздосадованно сорвал повязку, огляделся: — А где?.. Посмотрел на него беспомощно снизу вверх. Рядом изнемогали от смеха друзья, а он спрашивал именно Алву. — Те пустые бутылки, которые вы столь старательно перешагивали и, по-моему, даже пытались перелететь? — Рокэ задрал бровь повыше, это помогало не улыбаться. — Их собрали, едва завязав вам глаза, — и не выдержал: — Тем не менее, таких бесчисленных легионов тары на полу не было даже в самом начале. У вас все еще дивный дар самому сочинять себе трудности, а потом героически разбивать о них лоб. Сказал — и оборвал себя. Ведь обидел же. И зачем было? Лишь бы никто сейчас не заметил его раздрая — но кому теперь дело? Врагов нет. Таких нет, чтобы параноидально маскировать слабость упреждающим нападением… — А у вас — говорить гадости без причины! — фыркнул Дикон внезапно и совершенно беззлобно. Вот как? Кажется, юноша повзрослел… Рокэ хмыкнул и, больше не сдерживая усмешки, предложил уже помощь: — Ну? Мне еще вручать приз победителю. Дик уставился на протянутую вниз ладонью руку, помедлил миг, прикоснувшись самыми кончиками твердых пальцев где-то возле ободка перстня. Припомнилось, как когда-то он целовал эту руку, произнеся клятву. И мгновение Рокэ казалось, что сейчас старый жест повторится. Но затем Дик схватился за его запястье и легким рывком поднялся. Принял приз и вернулся к своим. Пьянствовать после этого расхотелось, но и Рокэ ушел, увлекая с собой Лионеля. И, конечно, отменно набрался.***
месяц Летних Скал, 398 год Круга Ветров, Сагранны, вид на долину Биры. Камни тихо гудели. Люди им надоедали старательно: складывали, перекладывали, прорывали ходы и дробили на части, заливали бетоном, пронизывали металлом. Древним скалам Сагранны было бы все равно, что там делают эти букашки, облепившие их лесистые шкуры, но они ярко помнили произошедшее совсем недавно — по их меркам недавно. Еще помнили Зверя. Камни замерли в грозной тревоге, ощущая присутствие — тоже такое знакомое. Ощущая своими неровными спинами легкие, но уверенные шаги. Камни помнили эту поступь. Скалы — помнили. — Не могу передать, как мы вам благодарны за помощь! Это же замечательный день, никогда не мог и мечтать увидать легендарный каскад озер целым, совсем как в книгах прошлого Круга, в антологии мэтра Шабли, на гравюрах, — губернатор, казалось, сейчас зарыдает от счастья. Алва вроде бы даже не слушал. Стоял, глядя в долину, надменный и недостижимый, коротко стриженные чуть вьющиеся вороные пряди колыхались возле лица под порывами теплого ветра. Говорили, он отдал на восстановление дикие — личные — деньги. Говорили, здесь будет отель и курорт, говорили, что Очи загадят. Да и много всего говорили. Ричард злился. С таким же лицом Алва некогда смотрел на озеро, обрекая его, и пел песню, проклятую песню Зверя, и не знал, что творит одной песней… Впрочем, справился и без нее… — Привет, Тан, — буркнул доктор Берхайм. — Хорошо, что успел. Дик порывисто обернулся к папиному другу, крепко обнял, позволил похлопать себя по плечам. — Эр Арчибальд! Они точно все рассчитали, вы смогли посмотреть? Помните, что гоганы чуть не сделали с… — Дик сглотнул, раздраженно прокашлялся. Он давно привык жить с Солт-Лейком. Отец в детстве возил посмотреть, и тогда это было всего лишь огромное озеро. Потом он приспособился помнить, но не чувствовать лишнего. Слишком часто случались спасательные операции, пока не запретили доступ «черных копателей», а система пещер в местных скалах была сродни Лабиринту, так что выезды не прекращались. Дик привык, просто каждый раз, возвращаясь, обязательно заезжал к маме, обнимал их с девчонками, звонил Айри и успокаивался. Но сейчас вспоминалось острей, тяжелее… — Да, гоганов мы чудом отвадили, — кивнул Берхайм. — Но здесь вроде все по уму. Я участвовал, Дикон. И видел дальнейший проект. Никаких кошачьих турбаз, никаких инвазивных растений, кроме тех, что недавно утрачены. Русла расчистят, и даже электростанцию будут ставить не здесь, а пониже. Не знаю, но кажется, может и получиться. Только ты… пригляди, хорошо? Что-то мне неспокойно. Ричард только кивнул. Доктор Берхайм, всю жизнь посвятивший надорским горам и озерам, был старинным папиным приятелем. Принимал с ним участие в нескольких экспедициях и, как он это называл, о способностях Окделлов знал. Ричард взглянул на Алву. — Мы с Коннером и Шеманталем всех расставили в стороне от возможного селя, эр Арчибальд, но я мало что могу сделать. Разве предупредить, если станет опасно. Доктор снова похлопал его по плечу: — Дик, и этого много бывает. Тем временем губернатор окончательно разозлил Алву — на свою беду того не даже замечая. — Ах, какой трагедией для Кагеты была эта… трагедия, какие невозможно варварские… Ричард сам бы не смог сказать, как он считывал настроение Алвы. Не было, в общем, признаков. На поверхности: вид скучающий, поза излишне расслабленная, саркастическая улыбка. Берто о своем дяде рассказывал в выражениях «мировой мужик» и «классный парень», Дикон слышал прозвище «ласточка Алвасете». Ворон не был похож на Ласточку. Он насмешливо, мрачно каркал, находясь на могиле селений, что они утопили когда-то — и он медленно приходил в ярость. — Мы вам так благодарны за возможность исправить беду… — И напрасно, — оборвал его Рокэ, — любезнейший. Ту беду уже не исправишь. Сёла смыты и люди мертвы. Губернатор умолк, удивленно моргая. Понятно, он здесь про географию и про ландшафт, а те люди, что умерли тут четыреста лет назад, для него просто цифры в учебнике. — Впрочем, проект поможет продолжить облесение гор, а озеро снова станет принимать потоки с вершин, как некогда уже делало. Вы избавитесь от ежегодных демисезонных селей. Раз уж здесь все равно постоянно лепятся эти деревни, лучше так, хотя легче было бы запретить людям вовсе тут жить. — И вы делаете огромное благо!.. — Идите! — тихо процедил Алва. — Разве вам ни за чем не следует проследить? Дика словно водой окатило от холода в его голосе. Доктор Берхайм немедленно подхватил губернатора под руку, бормоча что-то об ожидающих его сигнала подрядчиках, Талигспасе, Кагспасе и съехавшихся журналистах… последнее все же подействовало, губернатор поддался, и они с Вороном наконец-то остались одни. Говорить не хотелось. До открытия временной дамбы ожидать уже было недолго. Лишь бы новое озерное ложе выдержало удар первых потоков. Открывать шлюзы станут не сразу, но Берхайм говорил, все равно есть угроза, если у вороватых холтийских подрядчиков получилось на чем-нибудь сэкономить. Но турбазы не будет. Вообще никакого расчета, просто чистая благотворительность. Рокэ мучают воспоминания? С ним бы стоило поговорить, Дикон думал об этом порой, вспоминая, как тяжко было в первое время самому ему. Только… что он сказал бы? Добрый день, соберано, эр Алва, это Ричард из Талигспаса, вы, похоже, все вспомнили — не хотели бы вы обсудить, как я предал вас, дал вам отравы, а потом еще и судил? Да, и вы же еще закололи моего отца, и смогли перейти Ренкваху, и потом… Нет уж, та еще дружеская поддержка. Да Алва явно и не нуждался в ней. Он ни разу не вышел на связь и, судя по вручению ордена, сам прекрасно справлялся. Дик расспрашивал иногда осторожно приятелей-кэналлийцев — за год Алвасете и Дьегаррон уже начали понемногу отстраиваться, намечался плановый снос оказавшихся совершенно негодными для сейсмически активных зон старых зданий, беженцев приютили в других городах и поселках, хотя большая часть все же рвется обратно, много планов и все меньше слез. Соберано участвовал всюду, иногда с остальными Алвами, Дьегарронами и семейством Салина. Паоло, оказавшийся у него в персональной команде, на шефа едва не молился. А теперь Рокэ вдруг оказался в Саграннах и выступал здесь основным меценатом заглохшей было программы рукотворного восстановления Ока Биры. И они наблюдали сегодня финальный этап. По горам заметался утробный гудок сирены. Вот сейчас все начнется — подумалось Дику. Он вытащил нож из кармана, раскрыл кожаный чехол ножен — просто на всякий случай. Он уже напоил камни кровью по кромке будущего озера — всего несколько капель, просто чтобы узнали и вспомнили. Обернувшись на его движение, Рокэ поднял надменную бровь: — Что вы встали так далеко, вам там видно хоть что-то? — К скале ближе, — пробормотал Ричард. А еще ему было… ну все-таки — высоко. — Вроде бы здесь сплошная скала, — Рокэ мягко притопнул, не чувствуя, как застенчиво отозвалась порода под танцующим шагом. Ричард тоже шагнул завороженно. — Открывается… Первый шлюз в самом деле выпустил белый пенный поток. Осторожно стекающий поначалу, уже через мгновение тот ударил грандиозным фонтаном в голубое саграннское небо, чтобы с ревом обрушиться на бетонное серое дно. В месте спуска временной плотины и впадения рек его тоже решили укрепить, так же, как по краям. — Повезло, — сказал Рокэ негромко, — что не было сильных дождей. По прогнозу-то были, — мог бы сказать Ричард, — были. — Значит, Бакра сейчас благосклонен, — пошутил он неловко. Шум воды доносился отчетливо, но вовсе не оглушительно, не мешая беседе. Рокэ вновь на него оглянулся и… улыбнулся. Столь ярко, смешливо и чисто, что у Дикона перехватило дыхание. Таким он эра прежде не видел. — Я надеюсь, вы правы. Второй шлюз. Это продлится долго, Око все еще весьма обширно. — В длину около шести тысяч бье, — пробормотал Ричард, — и две тысячи в ширину. Теперь были открыты все шлюзы. Потоки воды кружили на дне чаши, как щупальца хищного спрута, лезли в щели породы, проверяли бетон и грунт. — Вы уверены, что хотите стоять здесь? — Я никуда не уйду. Что-то забормотала рация. Дикон еле заметил, поглощенный попытками вслушаться, заприметить беду, если она случится… — Ответьте же! Ричард вздрогнул, взглянул в прояснившиеся глаза спутника… Рокэ больше не злился. Он радовался. Просто радовался, восстанавливая это озеро. — Что? Показательно изумившись, Рокэ отнял у него рацию. — Рокэ Алва, Окделл рядом, прием. — Это Клаус, — заорали в ответ, — Тану передавайте: нормально все пока, мы открыли вторую дамбу, ту, которая, значит, от Гайры, стравливаем помаленьку! — Окделл выглядит, словно спит на ходу. — Все нормально! Вы ему не мешайте, лады? Просто, спросит — скажите. Мы пошлем к вам кого-нибудь, да? — Обойдемся. Отбой! Вы же слышали? Дикон молча кивнул. Рокэ плавно шагнул к нему ближе, придержал, обхватив его плечи ладонями: — Вас шатает. Ричард? Стало полегче. В голове ощутимо прочистилось. — Камни выдержат, — обещал Дик. — Им просто невмоготу. Им понравилось двигаться, они любят нестись, становиться… — Становиться чем? — Зверем. — Вас трясет, вы дрожите. — Все в… порядке, они успокоятся… успокаиваются. Вспоминают, как было. — Когда? — До… до нас. — Сядьте, ну же! — Я в порядке, эр Рокэ. В порядке. Сложно их успокаивать. Просто слишком похоже, как там, тоже озеро, прямо как с замком, но тогда они даже не слушали... Рокэ все же заставил его сесть на камни. — С замком? В Надоре? Вы же были в столице? — Я видел во сне. Тогда. И потом, почти с детства. Его правда трясло. Он сжимал в кулаках темно-синюю плотную ткань дорогущей чужой ветровки и дрожал, как после кошмаров. Никогда никому не рассказывал, вот сейчас и накрыло всей тяжестью. Рокэ обнял его и прижал к себе, словно ребенка. — Понятно. Когда снежные шапки вершин начали розоветь от заката, рация забубнила опять. Инженеры уже вовсю праздновали. Чаша явно выдерживала напряжение от подъема воды. Око все еще наполнялось, но временные дамбы уже ставили в очередь на деконструкцию. Долгое, долгое время после нужно будет следить, проверять, укреплять, постоянно высаживать лес, восстанавливать экосистему, но Око — уже возрождалось. Они с Рокэ сидели на голой земле, держась за руки. Дик смущенно пробормотал: — Адуаны хотят заново запустить сюда выдр. То есть не адуаны уже, Клаус с Жаном. У них выдра-любимица есть, зовут Рыбка. Вы, должно быть, не помните… — Помню, — сказал Рокэ. — Я отлично помню ту выдру. Пальцы на руке Ричарда сжались сильнее, словно выдра что-то для него значила. Дик не стал уточнять. Только сжал его руку в ответ. Спали в номере Рокэ. Пытались отметить сначала, потом молча напиться, потом бросили и легли спать — благо в комнате был помимо кровати диван. В темноте, когда Ричард практически уплывал уже на волнах дремы, Алва задал вопрос. Очень важный, и Ричард понял тогда, почему Рокэ не стал с ним разговаривать раньше. Наверное, не хотел знать. — Нет, эр Рокэ. В Алвасете не было Зверя. Просто землетрясение. Рокэ выдохнул, длинно и влажно. А наутро пришлось уезжать.***
месяц Летних Ветров, 398 год Круга Ветров, Сенья. Свадьба Паоло оказалось самой веселой из всех, на которые Дикона звали — а ему, находящемуся в родстве с половиной Надора и работающему с кэналлийцами, приходилось бывать на многих. К концу вечера он не мог перестать улыбаться. Невеста была красавицей, а жених счастливо издевался, запуская подвязкой в небольшую толпу разбегающихся в комическом ужасе дружек. Разумеется, Дикон, уже немного набравшийся, протупил, закрываясь рукой от летящего в него предмета, и подвязка повисла на пальцах. Его недоуменная физиономия явно с месяц теперь прокрасуется на доске достижений в штабе. Если будет оказана честь — то останется в фотоальбоме Куньо. Были танцы — поначалу приличные, а потом просто пьяные, марикьяре попытались порадовать Поликсену бордонским моряцким хороводом, как это называлось, девушка хохотала в голос. Были песни, негласное соревнование по количеству грустных баллад и трагичных канцон между группой гостей из Надора и хозяев из Кэналлоа. В лирическом повествовании первых влюбленные постоянно умирали от горя, у вторых — чаще все же от страшных ран, нанесенных кем-то из ревности. Впрочем, не так уж редко еще у обеих команд фигурировали колодцы. Дика тоже заставили что-нибудь да исполнить, и он выбрал старинную песню про страдания разлученной с возлюбленным Аланом Женевьев Окделл. Получилось неплохо — налили ему до краев, лишь бы только умолк, Дикон был этим очень доволен. А еще пели Алвы. Рубен Алва прежде всего — без своих музыкантов, только сам, под гитару исполнил несколько хитов, уступил приглашенным исполнителям на время основных танцев, потом снова побаловал парочкой медляков. Наконец засмеялся и попросил помощи «младшенького». Когда Алвы запели вдвоем, горло перехватило, и не только у Дика. Братья пренебрегли громкими и отчаянными традиционными песнями, в основном исполняя старье, мелодичное и игривое, умоляли на два голоса жестокосердных возлюбленных не терять больше времени и назначить уже час свидания, повествовали об одиночестве сердца, разбуженного любовью, — называли судьбой. Дик не мог отвести от них взгляда… нет, неправда, на старшего, коренастого жгучего и энергичного брата, несомненного Алву, он почти толком и не смотрел. Но вот Рокэ притягивал его внимание необоримо. Особенно когда, залпом осушив бокал «Крови» и оставшись один в кругу света, наконец-то взял первый аккорд. Расскажи мне о море, моряк… Позже Дикон пытался протрезветь на балконе и по-прежнему тянул губы в дрожащей улыбке, от которой пекло в глазах. Почти не удивился, когда Рокэ вышел к нему подышать летней ночью, когда облокотился о мраморные перила. — А все же вы научились улыбаться как следует, юноша, — расслабленно поддразнил Алва. Дик тихо рассмеялся. — Ну какой же я юноша, — произнес он чуть сдавленно, — мне двадцать шесть, монсеньор. Смешок Рокэ, казалось, было можно почувствовать кожей. — Да и я вам не монсеньор. Южная ночь звенела. За их спинами в постепенно пустеющем зале кто-то вновь взял гитару. Дик отвел взгляд. И все же признался: — Нет. Все еще. Он почувствовал, как пальцы Рокэ легко, почти ласково зарываются ему в волосы, как растрепывают их и медленно исчезают. Добавлять было, в общем, не нужно уже ничего.***
месяц Летних Волн, 398 год Круга Ветров, Алвасете, Оллария. Это, кажется, становилось смешным. Целый день был потерян напрасно. Даже больше, если учесть время на подготовку подарка для Надорского отделения Талигспаса. Стоило послать деньги, их было бы вполне достаточно. Или поступить умно и поручить Куньо, тот сам выяснит нужды приятелей. Но нет, нет… Рокэ Алва не делает ведь подарков без налета безумия! Хотя госпиталь Эпинэ он же как-то сумел просто тихо порадовать оборудованием? А в Надор притащил внедорожники «Линаре». Белые внедорожники. Слишком забавная шутка, ну как здесь удержаться? А шутка, как с ним бывало, вышла злой. Хорхе вежливо согласовал с соберано разрешение обменять его дар на какие-то кошкины тракторы… экскаваторы? Потому что «Линарцы» просто не заведутся зимой. Это было смешно. Соберано и рассмеялся в тишину кабинета, уронив уже потяжелевшую от усталости и гудящую от перелетов голову на ладонь. Та казалась блаженно прохладной. И ведь даже не просто послал эту глупость. Доставил, привез лично, как будто, подобно какому-нибудь Ариго, обожал затевать все эти тягомотные представления с речами и благодарностями. Ему даже на скорую руку попытались подобную мерзость в самом деле организовать, но Надор — не столичные жители, так что все прошло быстро, без помпы и под… под какое-то, кажется, яблочное, но дивно крепкое пойло. Надо было им привезти «Крови», половина же штата южане… Или стоило захватить «Слез»? Впрочем, «Слезы» дарить было некому. Окделл, как выяснилось, на днях командировался в Олларию. Что-то снова случилось с несчастным столичным метро, чтобы то в Лабиринт засосало. Рокэ снова захохотал, совершенно беззвучно и неудержимо. Дура-а-ак! О, какой же глупец! Даже не понимал, что творит, а ведь так очевидно! Опамятовался, только ощутив эту свою обиду, это детское недоумение — как же так, я дарил ему лошадь, а он подает мне яду? Но тогда у него хоть причина была пристойней. Как же так, в самом деле — ты привозишь ему подарки, а он даже тебя не ждал? Ты пытаешься разделить с ним единственным тайную, терпкую шутку, а он где-то в компании полицейских Олларии лазает по катакомбам… Ты нашел предлог снова его повидать и не понял, что ищешь повод. Вздор, пустое. Не стоит того. Верно, Дик его… очаровывал, что ли? Какое-то сладкое слово. Задевал, бередил... Замечательно изменившись, тем не менее остался прежним, и нельзя было угадать, на какие слова этот молодой вепрь привычно обидится, вспыхнет праведным возмущением, где засветится детским восторгом… а в каком случае вдруг проявит взрослую чуткую мудрость и каменное терпение, куда глубже и полнее смыслом, чем вышло бы у тебя. Рокэ в целом тянуло к таким, только он таких редко встречал. Ладно, к кошкам! Пожалуй, заинтригован — ничего, это скоро отпустит. А вот дня рабочего жаль. Можно было бы заняться собственным транспортным сообщением, что ли… Рэй Гутьерес как раз предлагал… Документы его увлекли, и в глазах уже запестрело, когда звякнул сигнал смс личного телефона. Отправителем значился Окделл. «Расширители — просто секс!» Рокэ перечитал сообщение дважды. Оно было недлинным, но вдумчивого прочтения стоило. «Я цитирую Константина Манрика, извините! У меня тут истерика в трубке. Или так у них звучит оргазм?» Стало несколько легче, но все еще непонятно. «Нет, оргазм — это восемь комплектов защиты! Тут он прав, без нее никак». Смайлики как-то дали понять, что хоть Окделл еще не безумен. В Манрике Алва был не уверен. «А теперь гидростанция. Это множественный… Святой Алан, я прямо сейчас слышал, кажется, как кончает эр Леонард! Были цифры и восклицания». Святой Алан в одном предложении с «кончить» и все это в послании к Алве. И Манрики. Становилось забавно. Рокэ чуть подождал, но поток откровений иссяк. Окделл его действительно интриговал. Сколь разительно жизнь изменилась за Круг, потрясающе. И какое же место во всем этом было отведено гидростанции? Рокэ начал прикидывать, как спросить о причинах подобной неудержимой искренности, но его уже опередили. «Эр Рокэ, простите меня!» Рокэ замер. Звучало весьма неожиданно. Он занес было руку над сенсорной клавиатурой. Начал медленно подбирать осторожный вопрос. «Я слегка не в себе от усталости, всю ночь по уши во всяком неназываемом ползал по канализации, а тут Манрики. Они славные люди, но их иногда накрывает. Я пытаюсь сказать вам спасибо». Рокэ приподнял бровь. Нет, писать он не будет. Это все стало слишком занятно. Окделл явно способен вести диалог в одиночку, в крайнем случае — с помощью Манриков. То, что Манрики были отделены от него и наличествовали только в качестве голосов в трубке, тоже несколько успокаивало. «Вы, наверное, даже не представляете, до чего это нужное оборудование. И защита! Костюмы все время летят.» Рокэ понял, что не дышал. «Оборудование?» — наконец-то набрал в ответ. «Оборудование! Вы же нам подарили его? Гидравлический расширитель и станцию, и расходники, видеоскопы, еще что-то… я, наверное, все же ослышался, или они выясняли, покупать ли им снегоболотоход. Вы теперь осторожнее — Константин вас уже страшно любит!» «А вы сами?» — набрал Рокэ. Но не отправил. «Извините за глупые шутки, просто вы их не слышали, в смысле обоих Манриков. А я переобщался с приятелем, он несет ерунду и меня заражает». «Ричард, ради своих же святых, перестаньте уже извиняться». Он откинулся в кресле и вытянул ноги, неожиданно очень расслабленный. Взгляд скользнул на стоящий в углу стола благотворительный календарь все того же кошкиного Талигспаса. «Мне отлично известны эрогенные зоны Манриков. Это брюки, задние карманы». «Бумажник?!» — разразился в ответ телефон. Умница. «Удивительная для вас догадливость. Чтобы что-то вложить в эту область, нужно действовать аккуратно, или выйдет вот так, как сегодня». Ожидая смущенного смайлика от попранной надорской скромности, он подумал о шадди, хоть работать уже не желал. Вновь мазнул взглядом по фотографии в календарике. По сияющей на зимнем солнце нагой светлой коже героя, по почти не прикрытым ремнями рюкзака вставшим из-за мороза соскам, по румянцу на скулах и смущенно кривящимся розовым полным губам. «Только если вложения столь же крупные, как у вас. Или менее впечатляющие, но поступают достаточно регулярно». А куда делась скромность, простите? «Вы пытаетесь льстить, молодой человек? Вы не видели моих потенциальных вложений». «Снегоболотоход — это сильное заявление! И надеюсь, они его купят. Всю бы осень на нем катался». «Так зачем же ждать осени?» — Рокэ расстегнул пуговицу рубашки. «Эр Рокэ, мы в Надоре, а не в Седых Землях. Летом снега почти не бывает». Застегнуть пуговицу обратно? Нет уж, юноша, не отопретесь. «Неужели? Ричард, вы взбираетесь на подобных зверей исключительно во имя долга? Удовольствие немаловажно». «Удовольствие — это не по полям ездить на вездеходе. Это когда проникаешь в недоступную остальным область, прилагаешь усилия и настойчивость, и препятствия расступаются. Перед тобой единственным, понимаете? Когда тебя принимают». Рокэ, слегка помедлив, расстегнул еще пуговицу. Он надеялся, что понимает. «С темы Манриков мы перешли уже к вашим эрогенным зонам? Не стесняйтесь, поведайте. Что же за заповедные, неизведанные места вас заставили бы звучать так же громко?» Телефон замолчал. Пережал, Алва. С сожалением Рокэ убрал руку с молнии брюк и усмешку с лица. Жаль, приятное было бы завершение дня. Но хотя бы с «Линарцами» явно разобрались. Сигнал. «Ну, я вроде по скалам. Все стандартно, вершины, пещеры». Я убью тебя при новой встрече, если это не эвфемизм… «Ваши или чужие?» Пауза. Рокэ сжал себя, запустив руку в складки одежды, сжал сильно, доставляя боль напополам с удовольствием. Зашипел. Что он делает, квальдэто цэра, что пытается сделать и почему с Ричардом? И так все слишком ново и хрупко, здесь общаться-то не получалось… «Без разницы. Если вы не про географию». И отважное: «А для вас?» Рокэ двинул рукой по стволу. Одновременно, ошибаясь и с трудом попадая на нужные кнопки, набрал: «Ложись спать, пока я тебе не позвонил, и тебе не пришлось повторять это вслух. Ты устал, не в себе, ложись спать, чтобы не пожалеть потом. До утра я могу потерпеть». Пауза. «Утром мне будет стыдно. Вы правы, конечно. Ложусь». Рокэ закусил губы, стараясь не застонать в голос.***
месяц Летних Молний, 398 год Круга Ветров, Алвасете, Ноймар. — …Эсте тоже корежило поначалу. Со временем почти прошло. — Удивительно. Время — лекарь дурной, да и медленный. — Да, но все-таки лечит. — Как скажете. Рокэ махнул рукой, отпуская водителя, и последовал за Хуаном. Разговаривали помногу. Поначалу продолжили веселую переписку. Окделл утром и впрямь извинился за вчерашние пошлые шутки и — если понял неверно. «Что ж, вы выучились флиртовать, — написал в ответ Рокэ, — удивительное лукавство для Окделла». И добавил: «Приятно знать, что я все-таки понял вас верно». Ричард, помедлив, прислал в ответ кипятящийся смайлик, обеспечив Рокэ ослепительное настроение на весь едва начавшийся день. Все же вдвое приятней дразнить человека, который осознает это. Вот Рокэ его и поддразнивал. Едва не пожалел, когда Ричард прознал о «Линарцах». «Наль совсем безутешен. Мы сказали ему, что отправили их пастись вольно в изумрудных полях Эпинэ. Для чего вы решились сгубить в нашем климате этих… как вы там говорите, эр Рокэ? Зверей?». Оказалось, что если дать Окделлу время подумать, он способен и на сарказм. Рокэ инициировал в ответ голосовые звонки. — А что за не впервые вами упоминаемый Эсте, позвольте полюбопытствовать? — Эстебан Колиньяр. Он недавно стал вспоминать. — Как недавно? — Да пять лет, что ли… Трап уже ожидал. Вышло не совсем так, как рассчитывал. Шутки Дика звучали значительно реже, однако вместо этого оказалось, что им есть о чем поговорить. Тему воспоминаний практически не поднимали, хотя та невольно проскальзывала. Зато Дикон рассказывал о своей сестре Айрис и выслушивал Рокэ, когда тот пенял на Карлоса. Они жаловались один другому на, как выяснилось, весьма схожих между собой идиотов, — что в парламенте, что в горах, и пытались припомнить забытые ныне песенки и мелодии. Окделл, кстати, недурно мог петь, хотя явно комплексовал. — О, браво! — протянул Рокэ, уже садясь в самолет. — И всего-то четыре века понадобилось, чтобы Окделлы научились терпеть Колиньяров. — Мы, по-моему, и с Манриками породнились, — пробубнил Дик задумчиво и как будто расстроенно. Рокэ так и не мог угадать, что заденет его, а что развеселит. — Я его не терплю. В смысле, Эсте отличный парень. Жаль, что его… Что в прошлый раз умер так рано. А еще было это. Вот это. Сообщения среди ночи: «Интересно, вы все еще принадлежите к почтенному племени сов?» Ричард, больше к ним явно не принадлежавший, тем не менее перезванивал. Заговаривал редко, но метко случающиеся кошмары, смешил байками о товарищах, от Марселя и до Понси, сравнивал их характеры и обстоятельства. Успокаивал. И другие такие же сообщения. «Я лучше спрошу сейчас, чтобы не передумать потом. Вы расскажете мне, если будет возможность, о том, что случилось тогда? И дальше? Извините, но все мемуары, все это — такая мура!» Рокэ отменял планы, переигрывал график, поднимался из-за стола и быстрее сворачивал встречу, спешивался с коня и спускал с колен спящего Моро. Перезванивал и начинал: когда мы возвратились в столицу… Когда граф Савиньяк провел свой ритуал… Когда ваш дядя Эйвон Ларак представил мне того ребенка… Ричард слушал, дышал неровно и молчал горько, словно забытый влюбленный. Моро вновь приходил на колени, подлезал под ладонь, требовал своей ласки, и Рокэ рассеянно гладил свернувшегося дружочка, хоть желал бы утешить кого-то совсем другого. — Даже напоминать вам неловко, но если б я не заколол его, этот отличный парень убил бы вас самого. — Я и говорю — жаль, — пошутил Ричард с мрачной веселостью. Рокэ выматерился, с большим чувством, но про себя. — Что ж, пора отключать телефон, я уже в самолете. Буду на конференции утром. Вы все еще участвуете? — Мы уже добрались, изучаем местные горы. Понимаете, Ноймар, я же здесь никогда не бывал! Рокэ выгнул бровь, изумленный тем, как Окделл легко переходит от старых печалей к восторгу, без запинки и пауз впадая в щенячий энтузиазм. — О, вершины, пещеры и горы! — Здесь такая система пещер!.. — Дик осекся. — Вы снова смеетесь? — Не могу удержаться, — покаянно ответил Рокэ. — Ну так что вы предпочитаете, лезть на вершины или все же спускаться в пещеры? — он добавил усмешки в голос. — Вы что, хотите… ну, встретиться? — неуверенно спросил Дикон, явно не уходя от темы, а именно в продолжение разговора. Рокэ вдруг ощутил возбуждение. Не на это он намекал, но… можно проигнорировать один из дней нетворкинга, найти время… А потом что? Уже конец Молний, они за полтора месяца так и не сумели с Ричардом пересечься иначе как по телефону. Портить дружбу бессмысленным сексом даже в прежние времена Рокэ бы не рискнул. — Я хотел бы всего лишь увидеться. Если время найдется. У меня есть идея досуга, во всех смыслах весьма благородного. — Что, какого? — Мы уже взлетаем. — Ох! Хорошо долететь! — Ричард засуетился. — Выключайте уже все, до встречи! — Так значит, увидимся? — Рокэ даже подался вперед. — Ну конечно, эр Рокэ! — уже вынырнув из смущения, обещал собеседник, невинный, как всякий Окделл. — Да, конечно! Я буду вас ждать!***
месяц Осенних Скал, 398 год Круга Ветров, Ноймар. Особняк в окрестностях Ноймара, переделанный под турбазу и отданный на неделю конференции по сейсмострою и сопутствующим дисциплинам, прежде был родовым гнездом для кого-то из Ноймарских Волков — тех, что Рокэ уже не застал. Горы здесь еще не ощущались, а вот лес подступал едва ли не к границе левады позади основного двора. От коней они отказались, отвязаться от сопровождения было бы невозможно, да и Дикон признался, что не смог полноценно опять сесть в седло — просто времени не хватало. Рокэ тут же поймал себя на составлении плана отпуска в Кэналлоа с замковыми конюшнями, теперь скромными по размерам, а касательно наполнения традиционно роскошными. Ричарда с прошлой жизни отчаянно хотелось баловать — даже сдержанный и смущенный их обстоятельствами, он всегда умел радоваться оружию и прекрасным коням. Борьба между горькой досадой и искренней благодарностью на его лице будто пьянила. — Благородный во всех отношениях отдых? В лесу? Но теперь он умел улыбаться. Не слишком часто и много, зато словно застенчиво, пряча искры в глазах под темными ресницами — но никак не пытаясь скрыть ямочки на щеках и довольный румянец. Рокэ сбросил на землю чехлы: — Сомневаетесь, сударь? Что ж, попробую убедить вас. …Взяв оружие в руку, оценив ковку и испытав баланс, Ричард благоговейно и почти испуганно выдохнул: — Настоящие? — увидал снисходительное лицо бывшего эра и сердито мотнул головой. — То есть не современные, это не для спортивных соревнований! — Им примерно по веку, — снизошел до ответа Рокэ, — неизвестно, когда вы окажетесь в Алвасете, так что я их украл из замка. Ну же, оруженосец, не желаете ли размяться? Тренировка прошла куда лучше, чем он это представлял. После нескольких месяцев восстановления обязательные физиопроцедуры врачи официально заменили на обязательные, но щадящие физнагрузки. Рокэ, только к этому времени и примирившийся с неожиданными откровениями своей памяти, наплевал почти сразу же на гантели и тренажер, вместо этого разыскав в Гэриньенте потомственного учителя фехтования, мастера спорта, умудрившегося по старинным трактатам воссоздать что-то близкое к истинной кэналлийской фехтовке. Кто бы знал, что однажды преемники старика Катершванца затмят и тем погубят прекрасную южную школу? Так что на стороне Рокэ была уже наработанная память тела. Ричард, хотя похвастаться такой роскошью явно не мог, но щадить себя не позволял — с прежней жизни парнишка прибавил и в силе, и в гибкости, и однажды уже умудрился заблокировать эров клинок. А еще он сумел достать эра. В прошлом их поединок немало бы насмешил даже приснопамятного капитана Рута, но сейчас, увы, было некому оценить ни похабно — неловко — отставленный зад, ни цепляющиеся одна за другую, будто у новорожденных жеребят, ноги, ни вихляющие запястья, ни отчаянно пробивающиеся один вместо другого финты, сломанные движения, непонятные самому фехтовальщику собственные намерения. Поначалу они веселились скорей, чем действительно фехтовали. — Вы сейчас не иначе как изобретаете новый непревзойденный стиль боя, юноша? Осторожно, вы мне выбьете глаз, предпримите попытку хотя бы колоть! — Просто вам помогаю, эр Рокэ! Это же… вы… так изобретательно… совместили фехтование с холтийскими… духовными практиками! — Вот как? — Ай! — Ну что же вы замолчали, развивайте уже вашу мысль! — Это был сейчас «пес мордой вниз»! И вот снова сейчас «поза пня»! — Вы о чем это, юноша? — Не уверен, с пнями к Понси, но, по-моему, вы пытались на что-то присесть! Поясницу прихватывает, монсеньор? — Вы сейчас у меня примете позу кошки… — Может, вы меня просто убьете, эр Рокэ? Я согласен на позу трупа! Нет, не надо! — Ричард, что это сейчас было? — Не знаю, оно само… — Живо, живо, в позицию, повтори! Не выпячивайся! Спину, ну же, запястье не нагружай! Оп! — Да, да, помню… Как слетел колпачок, ни один из них не заметил. Ричард явно пытался всего лишь наметить укол, но… — Нет! Рокэ! Вскоре Рокэ уже восседал у подножья сосны без рубашки, позволяя себя перевязывать. — Мышцы почти не задеты, — бормотал Дикон, бледный как мел. — Но врачу обязательно следует показать. Хорошо, что у вас день свободен… Рокэ, странно счастливый, терпел и смотрел на него. — Как прикажете, мэтр, — усмехнулся он тихо. — Что, аптечка у вас всегда с собой? Ричард начал рассказывать о причинах своей предусмотрительности, оборвал себя на полуслове, замер, глядя растерянно на широкую неуместно — через всю грудь — повязку с одним маленьким алым пятном. Привести бы в себя. Или поцеловать, — думал Рокэ. Посмотреть, как он вспыхнет растерянно. — Ну же, Дикон, уймитесь уже. Вам пристало гордиться собой — победили своего эра. Предлагаю считать, что мы дрались до первой крови. Ричард все-таки улыбнулся — медленно и невесело. Поднял серые, отдающие в голубизну ласковые глаза: — Наша дуэль случилась чуть позже, нежели через три года службы, не так ли, эр Рокэ? Рокэ только расхохотался, запрокинув лицо к небу, невозмутимо синеющему меж сосен. Так хотелось поцеловать.***
месяц Осенних Ветров, 398 год Круга Ветров, Горик. «Кажется, я его люблю», — написал Ричард. Стер. Отложил телефон. Кажется, я люблю его. Эстебан был совсем неплохим вариантом, чтобы с ним посоветоваться. Но пускать хоть кого-нибудь в это новое, что у Ричарда было с Рокэ, до ужаса не хотелось. Или уж — чего не было, если на то пошло. Дикон даже не мог понять смысла всего завуалированного флирта, в который они часто скатывались в переписке. Рокэ просто шутил? Или он так со всеми общался? Соберано не только в своем Кэналлоа, но и во всем Талиге был чем-то вроде звезды, и уж если Рубен, его брат, совсем немолодой и надежно женатый, вроде бы заигрывал на той свадьбе с симпатичными женщинами — почему Рокэ тоже не может? Тогда его намеки — обычная болтовня и совсем ничего не значат. Дикон взял телефон опять. С утра Рокэ прислал несколько сообщений. Ни поддержки, ни вежливого сочувствия, просто спрашивал, как Ричард поправляется и скоро ли его выпишут. Дик ответил не сразу, а когда только садился в машину к Налю: уже еду домой, все в порядке. Он совсем не хотел показаться обидчивым, просто сбился от этакой официальщины. Прежний Ворон бы хоть съязвил, но все же проявил бы внимание к своему непутевому оруженосцу. А в последнее время… Ричард даже не знал, как бы Рокэ еще мог отреагировать. Просто так получилось, что, кажется, Рокэ Алва начал о нем заботиться, хоть давно уже не был обязан. Дикон после Сагранн считал, что это ему нужно поддерживать, он же раньше… он просто более опытный. Так было у них с Эстебаном. Да еще ощущал эту муторную ответственность за человека, извлеченного собственными руками из-под завала. А в итоге он сам звонил Рокэ и наконец задавал опоздавшие на целый Круг глупые многочисленные вопросы. И Рокэ ему отвечал! Иногда — так же едко и непонятно, как раньше, а порой — прямо и почти мягко. Ричард и не заметил за всем этим, как совсем пропал. — Как ты сам дальше, справишься? — беспокойно оглядываясь, поинтересовался кузен. Дик очнулся. Машина уже притормаживала у подъезда его многоквартирника — ветхого, зато кирпичного. — Да, конечно, спасибо тебе огромное, — улыбнулся Дикон. — Я тебя от работы отвлек, понимаю же. — Мы семья, — добродушно ответил Наль, — семья затем и нужна. Попрощавшись, Дик вышел и стал подниматься. Лифт наконец-то работал, хотя Ричард не очень-то и возражал против бега по лестнице. А так снова пропал в своих мыслях. После той конференции Рокэ больше не звал увидеться, и писать начал сдержаннее и меньше, и звонить реже. Дик в ответ тоже не собирался навязываться. Да о чем говорить-то им было? Прошлое обсудили. Уже месяца два куда чаще трепались о каких-то бытовых мелочах, о работе и семьях, байки друг другу травили. А что Дика бросало в жар, стоило вспомнить смех Рокэ на той ноймарской поляне… Ну где он и где Рокэ. Тот красив, как астэр, тот по-прежнему знатного рода, тот герой, в прошлой жизни и в этой, тот, кто бережет землю их страны… и не только ее одной. Двери лифта раскрылись. Дик похлопал ладонью стену, та приветственно зазвенела. Надо съездить к сестренке, забрать Баловника домой. Молодой человек завернул за угол коридора, вот и дверь в его апартаменты и… Рокэ возле нее? — Эр… Алва? — неуверенно поздоровался Ричард. Синие глаза Рокэ пылали от бешенства. Быстро обежав взглядом Дика с ног до макушки, он гибко оттолкнулся от серой стены и кивнул на замок: открывай, мол. — Как вы здесь оказались? С Хорхе виделись? — возясь с ключами, попытался завязать беседу тот как гостеприимный хозяин. Неуклюжую эту попытку Ворон высокомерно и гневно проигнорировал. Дик не знал, что наделал, но чувствовал, что причина раздражения Алвы именно в нем. — Прохо… Рокэ толкнул его в спину, несильно, но жестковато, заставляя войти самому. Шагнул следом, закрыл дверь на замок, потом сипло велел: — Раздевайся. — В смысле? — Куртку. Ботинки. Или ты так и ходишь дома? Где собака? — У Айри… — Прекрасно. Куртку с Ричарда буквально сдернули. Потом жесткие руки сорвали свитер в надорских косах, потом резко толкнули к стене — Ричард даже подумал, не должен ли сопротивляться, но ведь это же Алва, Рокэ! Ворон вжал его в перегородку спиной, обдав запахом очередного морисского одеколона, и, почти прижимаясь, прошипел в лицо: — Что ты творишь?! Дик моргнул, кое-как осознал вопрос: — А что я натворил? — Замолчи! — приказал Алва яростно. Дик попробовал то ли слиться с кирпичной стеной, то ли выскользнуть, он и сам не знал толком. Рокэ тут же предотвратил побег, впившись в плечи до боли пальцами, вклинившись меж его колен собственным, нажав грудью на грудь. Мускулы живота дернулись в неуместной судороге, захотелось податься вперед, а совсем не пытаться бежать. — Я шесть часов как узнал! Ты способен это понять, я шесть часов как узнал, что ты умер! — Я не… — У тебя сердце остановилось! Знаешь, как я об этом услышал? Ричард понял, что впервые у Рокэ действительно проявился акцент. Чуть более раскатистая и свистящая, с измененной мелодикой, его речь едва не заставляла сердце Ричарда остановиться еще раз. — Я увидел это в новостях! — почти застонал Алва. — Por el maldito reportaje en vídeo! Больше, чем через неделю! — Эр Рокэ… И тогда Рокэ просто заткнул его. Ричард после не мог точно вспомнить, как было. Сознание поплыло. Узкие губы Ворона на его собственных, язык, жадно ласкающий его рот… Ричард, кажется, застонал в поцелуй, потом помнил, как обнял чужую спину и зашарил по ней, ничего толком не понимая. — Maldito suicida… — зло и ласково шептал Рокэ в губы, возле виска, в кожу шеи. — Mi tonto… Идиот, ты совсем себя не бережешь. Кажется, к тому времени Дикон ругался и сам, и отчаянно терся о Рокэ. Как снимали одежду — неясно, странно только, что разделись полностью, не оставив ни нитки. — Хочу чувствовать тебя, — требовал Рокэ, поспешно изучая его тело ртом и руками. — Хочу взять тебя наконец, — рычал он обещающе на ухо, пока Ричард хватался за него отчаянно, потому что слабели ноги. Влажная ладонь гладила его член, играла и ублажала. Рокэ попеременно то водил по нему кольцом из двух пальцев, ритмично и часто, мучительно хорошо, то дразнил большим пальцем головку, поцелуями глуша протесты и стоны, то, сложив руку лодочкой, заставлял двигаться, искать трения самому. Непрерывно мешая талиг с кэналлийским, осыпал похвалами, приказами и упреками, засмеялся клекочущим смехом, когда Дик, совершенно забывшись, умоляюще прошептал: «эр Рокэ!» — грязно выматерился, когда он, кончая, застонал, забыв все: «Монсеньор!..» Голову совершенно вело и все тело еще потряхивало, когда Рокэ сказал: — Повернись, обопрись, ну же… Ставя локти на тумбочку с зеркалом, Дикон кое-как попытался понять, что сейчас с ним произойдет. Трахнет насухо? Больно будет обоим же, не сейчас, так потом, как об этом сказать? Не хотел говорить, ничего не хотел, лишь позволить Рокэ все что угодно… сфокусировал взгляд, увидал в зеркале самого себя — потного, ошеломленного, на вид пьяного или как под сакоттой, за собой — Рокэ, с жадным, почти черным взглядом, с невозможной, такой нежной улыбкой… — Не бойся, — промурлыкал довольно тот, встретившись с ним глазами в сумрачном отражении. Наклонился, прижался к его спине грудью, постарался накрыть собой, прикусил за плечо. — Сожми ноги. Позволишь мне? Дашь мне? Ричард дал, разумеется. Почти возбудился снова, ощущая, как трется горячий член о его влажную кожу и тяжелую до сих пор мошонку, сжимал руку на тонком запястье, предвкушал синяки на бедрах. Совершенно не вовремя вспомнилось прошлое, неуместно и пошло представилось, что и тот Рокэ Алва, Первый маршал, мог бы так иметь оруженосца, что наивный и юный, дурной герцог Окделл не сумел бы тогда отказаться, слишком сильно нуждался в любви, слишком сильно им восхищался, таял от одного жеста ласкового уже во Фрамбуа, все забыл бы для монсеньора… — Рокэ, — выдохнул он, оглянулся, пытаясь поймать поцелуй, получил тот, поспешный и смазанный, и повторил: — Рокэ! — Просто… ahora!.. Задрожав, Рокэ стиснул его за пояс. Развернувшись чуть погодя, Ричард обнял в ответ, кое-как опустил их обоих прямо на пол, на груду одежды, повинуясь чужой руке, положил усталую голову на белое плечо и затих в темноте коридора. Прошло долгое время, пока любой из них сумел произнести хоть слово. В сущности, это было неважно. Не так много было нужно слов.***
месяц Осенних Волн, 398 год Круга Ветров, Оллария. Они не сразу поняли, что совершили ошибку. Но возможность побыть наконец-то вдвоем была слишком желанной, чтобы размышлять, все казалось простым: отпуск Ричарда, несколько дней удаленной работы Рокэ, и не нужно искать жилье, потому что вместо казенных полотенчатых лебедей и обтянутых шелком стен роскошных, но всегда неуютных гостиничных номеров — есть нечасто используемый, но жилой и знакомый дом. Ричарда ничего не тревожило, пока не завиднелись ворота с черными воронами. Да и то беспокойство он сразу прогнал. Его ждал в своем доме Рокэ, и желание снова обнять его пересилило тень от прошлого. С Рокэ эта тень прошлого все равно неизменно маячила рядом, одновременно мрачная и почти неопасная, гнетущая и знакомая, просто след перелома, ноющий на погоду. Отношения с Рокэ стоили куда большего, чем такая фантомная боль. Обстановка и даже фасад изменились, что тоже его успокоило. И конечно, не очень-то получалось волноваться, оказавшись в родных объятиях. — Погуляем по городу? — спросил кто-то между поцелуями. — Да, — ответил другой, — и есть выставка, знаешь… — Сходим… Голоден? — Очень! Никуда они не пошли. Разыскали на кухне припасы — потом, — что-то наскоро приготовили и вернулись в постель. Ричард радовался невольно, что весь персонал Рокэ заранее отпустил, а то не получилось бы целоваться, останавливаясь по дороге. Заниматься любовью за пределами спальни — тоже. Да и много чего еще. Пару дней удалось провести, почти не расставаясь, сплетясь в счастливый клубок, тискаться и нашептывать глупости, прыскать вслух от дурацких шуток, иногда содрогаться от страсти, иногда забываться сном, но ни разу не вспомнить о том, что снаружи их ждет целый мир — подождет, и они дожидались. Но потом оказалось, что отпуск в этом месяце может себе позволить только спасатель Окделл, соберано же полагается отдыхать исключительно в Летних Ветрах. Рокэ высмеял, тщательно и по очереди: сперва сами эти порядки, потом Совет рэев, потом себя самого, потом Дикона с его выражением лица, словно у благородной дамы, отпускающей мужа на бой святой и неравный, — затем как-то привел себя в порядок, облачился в приличное и ушел в кабинет. — Подожди, — усмехнулся Дикон, догоняя его. Сам поправил ворот темно-синей, ужасно идущей тому водолазки из какого-то понтового трикотажа так, чтобы закрывал засос, улыбнулся: — Ну вот, господин и супруг мой, теперь можно и в бой кровавый. Тот ошпарил его знакомым уже, быстро потяжелевшим взглядом: — Еще слово, заставлю сидеть в кабинете со мной. — Что я там… — Под столом. Дик сглотнул и неловко освободил путь. От дверей кабинета послышалось уже насмешливое и коварное: — Как-нибудь все равно заставлю. Постояв, подышав — толком не помогло, все равно пришлось поправляться, — Ричард вскоре проследовал вниз: пожевать, потупить в телефон, наконец подыскать какое-нибудь занятие. Он и сам не заметил, как отправился обходить дом. Через пару часов, заскучав, просто начал сперва шататься по вестибюлю со все теми же черными, как и Круг назад, гранитными полами. Вспомнил — здесь была ваза, в ней вечно стояла хвоя… а вон там появились портреты, прежде тех нигде не бывало. А вот зал, где обедали — чаще всего с эром порознь — и где он как-то раз опозорился, хватив слишком острого соуса. Мебель тогда его украшала темнее оттенком, а в окнах не появилось этих странных витражных вставок с ласточками и воронами — кто вообще их добавил? Особняк без присутствия Рокэ затянул его в воспоминания. Вот прогнившая за ночь лестница. Как строители доставали для нее подходящее дерево в разоренной Ракане? И второй этаж… он не помнил, где именно были покои, приютившие его в итоге, но вот путь в свою комнату времен службы оруженосцем нашел бы, вероятно, не глядя. Правда, дверь оказалась заперта на замок, да Ричард и не очень-то рвался ее снова увидеть. Перед коридором в часовню — а в нее вот путь был неожиданно совершенно открыт — Ричард просто застыл. Почему-то казалось, что он должен туда заглянуть. Демонтировали ли икону мастера без присмотра, успели ли заменить на семейную сдвоенную? Да не важно. Снова выправили же все равно. Рокэ, может быть, и приказал потом восстановить — и икону, и комнаты, и любые… — Этот дом — очень хищная тварь, — произнес за его спиной ленивый голос. — Что?! — Дик стремительно обернулся, и Рокэ даже поднял ладони, успокаивая. — Не хотел тебя напугать. — У тебя же Совет? — Ричард перевел дух. Было стыдно своего испуга, хоть, по счастью, его явно не собирались за это дразнить сейчас. — Полчаса как закончился. Теперь до ночи нужно будет сидеть с документами, кошки бы их подрали. Я спустился за шадди, потерял тебя и вот нашел. На тебе лица нет. Дик смущенно пожал плечами: — Сам не понял, когда меня понесло здесь осматриваться. Извини, если я сую нос. — Ты здесь жил, и достаточно долго. — Это вовсе не повод. То есть повод, но для обратного. Он невольно оглянулся на двери домашней часовни. Рокэ пожал плечами: — Особняк, как это ни прискорбно, имеет теперь статус памятника. Изменить ничего в нем нельзя. Его даже нельзя ремонтировать, лишь подновлять. Середина Круга Ветров, драгоценнейшая штукатурка. — Штукатурка, — изумился Дик, — погоди, а такое бывает? Рокэ вдруг улыбнулся: — Ну вот мы и вернулись из склепа ушедших времен. Я потом покажу. Пойдем. У меня почти кончилось время на шадди, я рассчитывал пообниматься. Обнимались на кухне. Из нее, вероятно, еще до того, как тут все обратилось в памятник, смогли как-то убрать и огромную печь, и очаг — Ричард его не слишком-то помнил, просто раньше на кухнях всегда был очаг, где частенько висел котел, — вместо этого установив плиту с вытяжкой, остров и галерею шкафов. Все казалось обычным, уже не старинным, а всего лишь добротным. Удивительно настоящим. — Не сиди в четырех стенах, — пробубнил Рокэ ему в затылок и легонько поцеловал во впадинку, — ты в музей же хотел. Погуляй. Еще утром Ричард бы расстроился, что его гонят. Хотелось быть рядом с Рокэ, даже не в одной комнате, а хоть под одной крышей. Дик и сам понимал, что дурак — но влюбленным и положено быть дураками, тут нет смысла стесняться особо. В музей он хотел с Рокэ — и попробовать пересказать сплетни старых камней в экспозициях. Эстебан не любил это все, а вот с Рокэ можно попытаться. Но… — Ты прав, — обернулся в теплых объятиях, прикоснулся губами к губам. — Хотя стыдно бросать эра на поле боя. Рокэ, до замирания сердца красивый в жидком свете осеннего солнца, льющегося из окна, щурился, затеняя черными длинными ресницами удивительные глаза, улыбался ему, выгибал смоляную бровь и насмешничал: — Что же, юноша, тогда вынужден вам приказать. И хотя их привычная шутка неожиданно оцарапала странным чувством в гортани, Дикон тут же отмел и его. Зря они тогда остановились там, в особняке. Тот и правда стал хищной тварью. День куда-то исчез, вечер тоже. Виноваты были музей, пригласивший на шадди ради обсуждения местной подземки Чарли, бесконечная череда магазинчиков, где пришлось закупаться сувенирами и подарками, а еще подоспевшая следом за Чарльзом Нэл Манрик — или как там ее теперь — передавшая что-то с оказией для Константина и решившая непременно проставиться в качестве благодарности. В старинный особняк на улице Мимоз Дик вернулся едва ли не заполночь. Свет уже не горел ни внизу, ни в окне их спальни. Рокэ жил на третьем этаже, но отнюдь не в хозяйских покоях — эти комнаты по старшинству полагались главе рода, Алваро Алве. Дикон мышью скользнул по пустым коридорам, валясь с ног и мечтая прижаться к твердому и горячему телу любовника под одеялом, принял наскоро душ и прошлепал босыми пятками в спальню. Осторожно пробравшись в нее, тут же понял, что явился первым — слишком тихо и холодно, узнаваемое молчание недождавшейся комнаты, словно обиженной невниманием. Дикон фыркнул — понятно, совсем заработался — и отправился в кабинет. Удивительно, но резные панели двери сохранились — их, видимо, обновляли. Ричард помнил, как некогда смутно надеялся, что зеленая плесень, сгноившая драгоценный паркет в одночасье, не коснулась хоть этих узоров, но совсем позабыл, оправдалось ли его желание. Дик мотнул головой. Хватит воспоминаний. Коротко постучавшись, он вошел, решив не дожидаться ответа — Рокэ могло там даже и вовсе не быть. Но он был. Оценить обстановку знакомого кабинета Дик не сумел — верхний свет не горел, ни единой настольной лампы включено не было, лишь экран ноутбука испускал свой болезненный свет. Рокэ, впрочем, уже не работал: он просто сидел в темноте и сейчас смотрел прямо на Ричарда — таким взглядом, что тот онемел. Рокэ смотрел с презрением и равнодушием, с насмешливым высокомерием. Кривил рот в сардонической жуткой усмешке, обаятельной необъяснимо. В груди Дикона похолодело. В этот дом, в эту комнату он зашел к своему эру вечером… Дик собрался и шагнул вперед. — Я его наградил, — сказал эр. — К тому времени Карваль погиб, защищая в столице людей, оставался лишь этот… Дювье. Он признался в убийстве знатного дворянина, выдаваемом ими за казнь, совершенную без суда и следствия, обвинив того в преступлении перед короной. И я его наградил. Талигойская Роза. Какая ирония, верно? Ричард сделал еще один шаг. В темноте поискал взглядом кресло для посетителей… да сгодилась бы и табуретка… — А твой герб еще не был разбит… я еще и не знал, что ты мертв. Но ко мне привязался, — Рокэ сухо и зло усмехнулся, — эр Эйвон. Он меня раздражал, навязчивый юлящий старик. Я швырнул в него титулом Повелителя, назвал герцогом Надорэа. Позже отдал и твои земли и отправил в Надор разводить в новом озере выдр. В Солт-Лейке вода не подходит для выдр, они же пресноводные, — чуть не сболтнул было Ричард, к счастью, быстро осекшись. Что-то значили эти выдры. — Управлять же провинцией Ли разрешил Леопольду… Манрику, разумеется. Тот от души вложился в предприятие… или же от того, что у Манрика вместо души тогда было. Вот и стул. Дикон, двигаясь очень спокойно, не быстро, но и не медленно, подошел к нему, взял за спинку и подтащил к креслу своего бывшего эра. Сел. Рокэ усмехнулся, следя за ним, и закончил: — Когда — не к ночи будет повторно помянут — эр Эйвон, несмотря на женитьбу и рождение новых наследников, притащил ко мне мальчика, утверждая, что это твой сын, и прося его сделать преемником, мне было наплевать, какой надорской трактирной девки и какого надорского пастуха это было произведение. Мальчишке повезло уродиться сероглазым и русоволосым, и этого мне хватило, чтобы вырвать Надор из когтей Леопольда. Дочка старосты, а не трактирщика, — мог бы объяснить Ричард. Он с большим трудом это выяснил. А тогда он не знал о ребенке и не помнил сейчас этой девушки. Только факт: по пути в свою вотчину в отпуске ночевал в доме старосты Окделла. И то, что ночевал не один. — А я, кстати, и сам обещался в то время убить тебя. До того, как явился Дювье. Дик старался себя не выдать. Он не знал половины из этого, Рокэ его щадил — но, конечно, мог предположить, и сюрпризом рассказ Алвы не был. Круг назад все сложилось вот так, и теперь ничего не поделать. Мысль, к которой приходится постепенно привыкнуть, когда видишь такие, как он, Ричард, сны. — Рокэ, — он попытался что-то разглядеть в глазах бывшего эра, — Рокэ, что-то плохое случилось? Вообще было страшно. Что Рокэ хочет порвать с ним. Или что наконец вспомнил все преступления Ричарда. Или даже что герцог Алваро, боровшийся с целым букетом болезней, мог не выдержать, и сейчас это своеобразное горе. Что еще могло произойти? Рокэ лишь покачал головой, и до Дикона долетел винный дух. Он напился? Мысль об Алве, сидевшем весь вечер в этом кабинете, в одиночестве и темноте, и хлеставшем вино, ему очень не нравилась. А тот чуть подался вперед вороном на насесте и спросил доверительно: — Любишь еще Катарину? Дик моргнул обалдело. Катарину он часто видел, потому что у Ее Величества в этой жизни были жуткая склонность влипать в неприятности и любовь их искать. Иногда он ее ненавидел, как и все в Талигспасе, но все же не очень-то искренне. — Катарина… смешная, — признался растерянно Дикон, — но хорошая. Она хочет как лучше. Но слушай, не в этом же смысле! Рокэ с кривой ухмылкой кивнул, будто он сказал что-то значительное. Судя по амплитуде кивка, пьян он был, будто гербовое животное собеседника. Потом он как-то вкрадчиво потянулся и тоже придвинулся к Дику: — А вот ты так и не изменился, — шепнул он с тихим гневом, заставляя того внутренне замереть, — совершенно не изменился. Все такой же талигойский рыцарь без мозгов, но с комплексом спасителя. — Что ты!.. — дальше терпеть это Дикон уже не хотел, но… Но Рокэ уже начал его целовать — совершенно отчаянно, нежно, обхватив ладонями лицо, деликатно пытаясь раскрыть его губы и проникнув меж них только после отчетливого разрешения. Дик, мгновенно поплыв, отвечал ему, сколько мог, и все думал: поэтому он обычно людям и говорит эти несоразмерные мерзости, когда сам отчего-то боится… Знал бы раньше, что это всего лишь такая кошмарная самозащита, понимал бы хоть что-нибудь прежде — может, все бы не так случилось... Поцелуи вскоре завершились тем, что они сидели, склонившись, прислонившись лбами друг к другу, словно кони влюбленные, и шептали так тихо, как будто пытались таиться от теней, бродящих в старом доме: — Скажи, это закончилось? Пустое, не говори мне. Скажи просто, что ты теперь не уйдешь, если сможешь. — Не уйду. Не уйду ни за что. Но ты больше… — Что? — И сам уже — не гони меня. Ноутбук погрузился в режим сбережения, погасив свет экрана. Но в полной темноте их объятия и обещания показались обоим лишь искренней и надежней. Очевидно, икона Октавии так и осталась на месте. Дикон все же зашел в домовую молельню почти перед самым отъездом. Он вдруг понял, что толком не помнит, как часовня выглядела прежде. Девушка с золотистой косой не виделась ему больше ни особо святой, ни блудницей, да и сам особняк не казался ни жутким, ни чересчур приветливым. Камни дома ворчали сонливо, охраняя еще уцелевшие после целого Круга секреты и потайные ходы, замерли в бесконечном полете вороны на воротах. Рокэ, делавший вид, что не помнит хмельных разговоров, тоже вроде бы успокоился. Может быть, в этот раз все получится, — думалось сейчас Ричарду. Вовсе не обязательно. Но если он постарается — может быть, что-то получится.***
месяц Осенних Молний, 398 год Круга Ветров, Марикьяра. Ничего у них с Рокэ толком не получалось. Дик ужасно соскучился. Переписки ему стало мало, а сейчас, накануне Зимнего Излома, у них даже и на звонки порой недоставало времени. А возможности для настоящей видеосвязи находились вовсе нечасто, да они ее и не любили, полагая плохим суррогатом. Рокэ, правда, однажды, поддразнивая его, посетовал, что хотел бы иметь хотя бы откровенные фотографии — но такого, увы, соберано не мог позволить себе держать на служебных гаджетах, ну а личные были все-таки уязвимы для взлома. — Дик, не спи, Белоснежку тошнит! Белоснежке, кем бы та ни была — вероятно, каким-нибудь дриксенским клубком высокомерной кошачьей шерсти, — в самом деле, судя по звукам, приходилось очень невесело. — Айри, я же ничем не могу ей помочь! Надо просто добраться скорее. — Да поставь ее, я дам бедняжке попить, Хулио все равно еще едет. Дик покорно поплелся к бетонному парапету, отделанному мелкой ракушкой и цветной галькой, осторожно поставил на него издающую утробный рев переноску. Пока Айри нырнула в нее с головой, Дик сгрузил и другие три, достал воду в бутылке, начал пить, глядя на расстилавшийся перед ними пролив Мальдито и неясную полосу суши прямо за ним. Они пробыли в Кэналлоа не дольше, чем требовалось, чтоб добраться из аэропорта до парома. Дик никак не мог выкинуть из головы, что был так близок к Рокэ — последнее сообщение тот отправил из Кампораисеса. Всего несколько десятков хорн, может сотня — и все же никак не увидеться. Даже если под вечер он велит Айри лететь обратно одной и с парома рванет поездом или автостопом… то уже, вероятно, не успеет поймать Алву на прежнем месте. Да и если б успел. Соберано живет по графику, день расписан. Сколько времени у них бы было? А назавтра заканчивается и Диков вынужденный больничный… — Дай салфетку! — потребовала сестра. — У меня руки заняты. Дикон полез в ее рюкзачок за салфетками. — Не вертись. Тебе влажную или обычную? Да уж, было бы очень забавно, конечно, ворваться на какое-нибудь крайне официальное мероприятие в мятой рубашке и модно-дырявых джинсах — надо запретить Айри себя одевать, — пыльным и одуревшим от долгого путешествия. В общем, глупость одна несусветная. Пусть при мысли, даже просто фантазии повидаться, хотя бы на минуту, хотя бы коснуться руки, на душе все равно становилось легче и веселее. Но писать Рокэ, как они близко сейчас, — Дикон не станет. Тот ведь тоже скучает. Зазвонил телефон Айрис. — Дик, возьми трубку, а? Ричард сам уже аккуратно выудил тот из кармана сестриной юбки. — Да, эр Хулио? Мы еще у причала. Белоснежку тошнит. Белоснежка? Айри, кто у нас тут Белоснежка? А, эр Хулио, Белоснежка у нас — это ызарг! Что? Айри, а почему мы везем к ним эндемик? Айрис говорит, девочка стерилизована, ничего страшного. Скоро будете? Да, вот, вот слышу! Издали загудели клаксоном. Дикон махнул в ответ. В руку снова подсунули переноску. — Не болтай ее. На плечи нагрузили ремни двух других. Дик боялся загадывать, кто в них сидит. Он сам поднял четвертую, чуть встряхнулся, распределяя вес, ремни впились в натертую кожу, надавили на еще не сошедший синяк. Айри тоже свою подхватила: — Пошли уже! Водил Хулио как сумасшедший, зато мысли о Рокэ выветривались совершенно. Изо всех сил удерживая подпрыгивающие переноски, думать Дикон мог только о том, как удобно будет разбиться на машине спасателя — оглушительный лязг в багажнике звучал очень похоже на всегда такой нужный в авариях пневморезак по металлу. К счастью, ехать пришлось не в приют, находившийся в глубине острова, а в ближайший штаб Талигспаса. Выпустив из машины их самих, а из всех переносок, кроме розовенькой Белоснежкиной, обитателей, Хулио показал гостям мини-кухню, наскоро напоил их шадди, сунул по бутерброду и повел на осмотр. Не штаба, как сперва понадеялся Дикон, а хвостатой и мяучащей части личного состава Марикьярского отделения. Айри радостно натянула первую пару перчаток и принялась за дело. А еще он не станет писать, — думал Дикон, привычно отвлекая внимание очередного животного от шприца, — потому что Рокэ опять будет его подкалывать этой бедной лосихой, провалившейся в никогда толком не замерзающее болото на краю Ренквахи, чье спасение стоило Дику простуды и ушибленного плеча. Повезло, что измученная «потерпевшая» не пыталась их с Чаро действительно затоптать, просто Дика задела слегка, выбираясь. Рокэ за него волновался. Ричард все не мог в это поверить. Заводя с ним еще просто дружеские отношения, он готовился к приступам равнодушия, к привычным острым насмешкам, если не повезет — то к бестактным попыткам помочь, одинаково сокрушительным и успешным. Оказалось совсем иначе. Ворон не выносил, когда Дик неоправданно рисковал собой, но требовал сообщать, если что-то и правда случилось. Уточнял каждый раз, есть ли время для созвона и встреч. И насмешничал, уж конечно — часто поровну над собой и над ним — тонко, едко и нежно насмешничал, со снисходительным интересом принимая его неуклюжие шутки в ответ. Дик уже полюбил его до смерти. И боялся, что это случилось с ним раньше, чем в последние несколько месяцев. С кошками провозились почти до обеда, и сестренка хотела уже закругляться, когда раздались голоса. Затем дверь распахнулась: — Хулио, ты смотри, кто у нас… о, коллега! На пороге стоял — возвышался, скорее, — Альмейда, командир Марикьярского, человек, как о нем говорили, грандиозный во всех отношениях. Ричард видел его только мельком и теперь едва не оробел. Впрочем, расправил плечи и вежливо кивнул: — Эр Альмейда. Тот нашел взглядом Хулио, просиял и, грациозно лавируя между трущихся у ног кошек, вошел. Стало видно еще одного посетителя, с интересом оглядывающего собрание. Ричард замер, отчаянно кусая губы, на которые вдруг полезла улыбка, и выпрямился сильней. — Соберано! — Хулио, откреплявший катетер от лапы очередного животного на полу, подскочил прямо вместе с животным. Айрис подняла голову от коробочки с инструментами и тихонечко ахнула, пораженная. Рокэ Алва — с вороными, волнистыми из-за близости моря локонами, в черной кожанке и майке с настолько свободным воротом, что взгляд Ричарда просто прилип к обнаженным белым ключицам, поднял бровь, усмехнувшись Альмейде: — Неужели министр все-таки пропихнул к тебе в штат северян? Хулио негодующе фыркнул, а Рамон рассмеялся довольно: — В Кэналлоа, он, может, вам и пропихнет кого-нибудь еще к Ульриху, Росио, а у нас здесь своя атмосфера. Но вообще интересно, каким ветром, коллега? Ты же Рико, да, тот мальчик Хорхе? С доритой-то мы знакомы! — и он одарил Айри белозубой улыбкой. Дикон оторвал взгляд от словно бы раздраженно дрогнувших тонких губ и ноздрей Алвы — что его рассердило? — и решительно пожал протянутую ему загорелую лапищу: — Да, мы оба от Хорхе. То есть Айри по делу, а я в качестве грузчика, эр Альмейда. — Значит, нашествие Севера отменяется! — ладонь стиснули крепко, но бережно. — Разрешите представить: дорита Айрис, перед вами мой друг Рокэ Алва, соберано Кэналлоа и Марикьяры, — Айри тихо и словно бы потрясенно вздохнула. — Росио, Ричард Окделл, молодой человек из Надорского отделения, и… — И моя сестра, — вдруг невежливо перебил его Ричард. Он прижал к себе Айри за плечи и чуть-чуть ее потеребил, чтобы она очнулась. Не нравился ему завороженный взгляд девушки, устремленный на Алву. — Это моя сестра, Айрис Окделл… эр Рокэ. Они встретились с Рокэ глазами. Когда-то все было не так. Когда Айри впервые увидела герцога Алву, ее некому было представить, некому за нее заступиться, и в итоге она сама ухватилась за героя из братниных сказок, увидав в том защитника. Удивительно, что угадала. То есть так Дикон раньше считал. Только то, как сейчас обожающе сестра пялилась на его мужчину, Ричарда начинало пугать. Судя по напряжению Рокэ, тот был тоже обеспокоен. — Рад знакомству, эрэа Окделл, — кивнул он, как-то странно прижимая ладонь к животу, словно намереваясь склониться в куртуазном старинном поклоне. — Вы, если я не ошибаюсь, работаете ветеринаром? — Что? А, да! — наконец-то придя в себя, закивала поспешно Айри. — Извините меня, эр Алва, я, наверное, Круг не видела такой красоты! — Дик чуть воздухом не поперхнулся, а сестра уже продолжала: — Это же раттонэро, ведь правда, корабел-крысолов? — она вдруг перешла на особенный голос «для пациентов»: — А что там за мальчик выглядывает? — затем осведомилась у Алвы совершенно вменяемым тоном: — Девочка или мальчик? Для девочки крупноват. Как тебя зовут, маленький? — Это Моро, — усмехнулся Рокэ с облегчением и расстегнул куртку, доставая из-под нее пса. Это правда был Моро — гроза крыс, слабость ветеринаров. Ричард слышал от Рокэ о нем, хотя видел впервые. Мускулистый и гибкий, тонколапый и черный, он действительно напоминал того коня-мориска, которому, кажется, даже где-то поставили памятник — но точнее сказать Дик, понятное дело, не мог. Сейчас Айри сюсюкала с песиком, маскируя это под внеплановый профилактический осмотр и явно совершенно не нужный ухоженной собачке груминг, а Дикон стоял возле Алвы и пытался над ней не смеяться. Ну или не над ней. Он и сам не знал, отчего все не может согнать с губ дурную ухмылку. Так хотел побыть с ним просто рядом. А теперь ощущал плечом тепло тела любовника и с ума сходил от невозможности большего — не при Айрис же обниматься. Хорошо хоть, что Хулио и Рамон, пошутив про осмотр врача и нежелание смущать Моро, отлучились на время куда-то. — Вы надолго на острове? — Уже вечером улетать. — Дикон, подай мне тампоны! Или, может быть, это смех облегчения распирал ему грудь. Дик и вправду успел испугаться, что сейчас Айрис влюбится — в соберано, красавца, звезду, как случилось уже когда-то. И теперь, когда Айри вворачивала в воркование над собакой что-то слишком двусмысленное, Рокэ поджимал губы, а глаза у него начинали лучиться — и Дик тоже напрасно старался не улыбаться. — А вы сами, эр Алва? — Я ночую у рэя Салины, мы закончили официальную часть визита, а наутро лечу в Олларию. — Дикон, пасту! Да, малыш, мы почистим зубки? А то как целоваться с хозяином, если из пасти пахнет, ну правда же? Ричард все-таки прыснул тихонько и старательно зашуршал всякой всячиной в рюкзачке Айрис: — Держи, паста. А еще он секунду-другую действительно был на грани ужаса. Ему почти показалось, словно Айри сейчас все-все вспомнит. Ей и так снились сны — белый Бьянко или рыжая гончая, бросившаяся на солдата. Повезло, что сестренка никогда не пыталась копаться в этих своих снах. Повезло, что сейчас ее больше интересовал не блистательный соберано, а маленькая собачка. — Что назавтра? — спросил Рокэ почти неслышно. — Нет, завтра, — с сожалением мотнул головой Дик, — мой больничный закончится и опять на работу. И Айри берет лишние смены, чтобы провести дома Излом. Вы, наверное, празднуете с семьей? — Да, если нет вариантов получше, с родителями. А вы, Ричард? — Я обычно дежурю… — Дик, собаку фиксируй! И лучше поговори с ним! Моро сунули ему в руки. Подхватив песика, Дикон начал машинально почесывать тому шею, пока сестра примерялась к коготкам маленькими кусачками. — Мы почти все закончили, теперь будешь красивой собакой, — нахваливала она. Пес уставился прямо на Ричарда. Очень пристальным, знающим взглядом. В глубине его маленькой глотки еле слышно заклокотал низкий предупреждающий рык. «Не кормите и не гладьте Моро», — вспомнил Дикон. — Эй, что застыл, чеши, отвлекай малыша! — деловито пробормотала сестренка. Моро замер, потом далеко не собачьим недовольным движением тряхнул головой… — Ну привет, — осторожно сказал ему Дик, — старин… а!… И в его запястье вцепился опаснейший крысолов Золотых и Багряных Земель — мориск Моро из дома Алва. Когда крики затихли и Ричарда усадили на старый продавленный диван, наконец-то сбылось то, чего он так сильно хотел — они с Рокэ остались практически наедине. Правда, Айри, перепугавшаяся, но почти сразу взявшая себя в руки, сперва сунулась обработать укус, но была остановлена Алвой: — Я могу промыть, если не возражаете. Все же это моя собака. Дик поспешно кивнул, а сестра, чуть растерянная и словно слегка виноватая, обещала тогда принести им всем шадди хотя бы. Моро тоже хотела забрать, но не стала — тот, наруганный Рокэ, теперь виновато льнул к Ричарду и вылизывал ему все, да чего мог достать, приподнявшись на задние лапы. Дикон, смеясь, уворачивался. Руку дергало болью, на душе было странно легко. Он уже любил этого пса. — Молодец, что не стал его сбрасывать, — сказал Рокэ, поливая кровящую ранку перекисью. — Не хотелось, чтобы он упал, — Дикон пожал плечами и свободной ладонью придержал беспокойно крутившегося у него на коленях Моро. — Он бы и не упал, — пальцы Рокэ, твердые и уверенные на его коже, были мукой и счастьем, — раттонэро вцепляются намертво. Повис бы у тебя на руке, разорвал бы сильней. Гадкий пес, плохой Моро, — еще раз шикнул он на елозящего любимца. — Не надо, — Ричард фыркнул лукаво, — он, наверное, имел право. Если вспомнить, я в долгу перед ним. В конце концов, из-за меня его и… Рокэ властно поднял голову Дика за подбородок, заставляя взглянуть на себя: — Достаточно! С меня хватит уже этих ваших нелепых попыток искупить даже то, к чему вы не имели касательства. Для начала, запомните, Моро — просто собака… — А похож на мориска, — попытался пошутить Дик. Ему стало неловко и стыдно, и от этого он начал злиться. Разве Рокэ не понимает? — Затем далее: ничего никому вы сейчас уже не должны. Ричард высвободился из его рук, ощущая, словно нашкодил сам, хуже Моро: — Вы и выдре бы это сказали? Рокэ… нет, не осекся. И все же минуту молчал, не спеша отплатить за укол в явно слабое место. Внимательно оглядел переставшую кровить рану, аккуратно наложил мазь, налепил сверху пластырь. К тому времени, как он закончил, Дик практически уже раскаивался в том, что сам поднял лишний раз эту проклятую тему. Потом Рокэ легко опустился коленями на пол, вплотную, нагло и однозначно, меж его разведенных ног. Ричард кинул отчаянный взгляд на дверь: войди Хулио или Айрис… Но забыл обо всем, когда Алва наконец его обнял — так же крепко, как весь день мечталось. Сам прижался в ответ, мысленно посылая к Чужому любых посетителей. Да и пусть бы уже узнали: может, проще бы стало встречаться… — Выдра — это не долг, — тихо пояснил Рокэ. — Это чтобы просто жилось легче. Лучше не усложнять напрасно. — Но и я же… — попытался Дикон оправдаться. Рокэ мягко заткнул его поцелуем и сам же закончил потом: — Только вы ради этого то и дело пытаетесь умереть. Дик почувствовал, как синяк на плече, оставленный копытом лосихи, осторожно, бережно погладили. Ворон правда терпеть не мог, когда Дик рисковал. И что было сказать теперь? — Не оправдывай это, ладно? Не смей делать вид, что обязан себя не беречь. Все понятно? Моро, почти зажатый объятиями, заворчал недовольно. Его выпустили, посмеявшись. Обнялись еще раз — торопливо, уже слыша, как хлопает дверь в коридоре. Расстались. Рокэ пристально глянул в лицо напоследок — Ричард счастливо улыбнулся в ответ. Ворон за него волновался. Приходилось поверить, что это возможно. А еще предстояло понять, как теперь объяснить специфику работы спасателя. Может быть, не сейчас. — Дикон? — Да, монсеньор. Мне все ясно.***
месяц Зимних Скал, 399 год Круга Ветров, Горик. Кто-то перелистнул страницу его календарика. Рокэ заметил это, вернувшись домой в Алвасете, и сейчас думал только о нем — надевая белый халат, пожимая руку Эпинэ, жадно вслушиваясь в прогноз — кажется, от еще одной Эпинэ, токсиколога, — на мгновение останавливаясь, замедляясь перед палатой. Кто-то перелистнул страницу календаря, вместо месяца Зимних Скал объявив завершающиеся Осенние Молнии. «Клаус Коннер и пес Адгемар, Надорское отделение Талигспаса». С тех пор не отпускала тревога. — Я зайду к вам попозже, — пообещал Робер, испытующе глядя на Рокэ. Тот лишь кратко кивнул: — Как угодно. Потом написала Окделл. Через несколько дней, когда наконец календарь, возвращенный к обычному состоянию, все же начал показывать правильный месяц. В самую ночь Излома. Эпинэ впустил Рокэ в палату. Первый взгляд почему-то упал на цветы у окна и открытки на подоконнике. Глупой паникой тут же плеснуло, что сам пришел без подарков. Рокэ вынужденно усмехнулся и заставил себя спокойно подойти к единственной койке. От него ничего не потребовалось, ни влияния его, ни денег. Лучшие доктора и новейшие методы лечения, отдельная палата, постоянный пригляд персонала — «Тана» Окделла просто любили и знали, а соберано Алва в числе всех прочих близких и родственников ощущал себя бесполезным и беспомощно благодарным. — Привет. Кислородная маска, капельница и датчик на пальце, ничего слишком страшного с виду. В ногах скудной больничной постели пристроилась плюшевая собака, отдаленное сходство имевшая с Баловником, Ричардовым беспородным зверем. Дикон, бледный до серости, с глубоко запавшими глазами, очевидно измученный и целителями, и болезнью, дрогнул веками, повернул голову на подушке, кажется улыбнулся и тут же почему-то нахмурился: — Рокэ. Рокэ не удержался — склонился, прижался губами ко лбу, благо койка была удобно приподнята: так, чтобы Ричард полусидел. Кожа на ощупь не показалась ни жаркой, ни слишком холодной — лишний признак выздоровления, от которого неожиданно начало печь в глазах. Хмыкнув, Рокэ сел наконец в кресло, осторожно взял руку без датчика в свои обе: — Я уже пару дней в городе, но вам до сих пор было несколько не до меня, — он погладил уязвимую кожу на внутренней стороне запястья. — Я надеюсь, вы сможете меня простить, но в итоге пришлось объясняться равно с вашей сестрой и родителями. Когда вы попросили ее известить меня, вас расспрашивать она не стала, да и не могла, а вот мне по прилете сюда учинила допрос, в своем духе довольно эмоциональный, привлекла внимание матери. Дикон сжал его руку, но вопросов задавать не стал. — На мой вкус, все прошло хорошо, — Рокэ поцеловал его пальцы, — но теперь мы любовники официально, уж не обессудь. Эрэа Мирабелла не против, в этом Круге все дивно проще. Впрочем, ей было не до меня, она больше была занята разговором с Создателем. На Его месте после молитв в таком тоне я усовестился бы и спас тебя — впрочем, раз уж ты дышишь самостоятельно, нет возможности доказать, что так все и не вышло. — Извини, — попросил Ричард хрипло. — За что? Тебе стоит сейчас разговаривать? — почему Алва сам не спросил у врачей? — Ты бы мог помолчать, раз уж я сегодня болтлив, как гоган за прилавком. — Прости, — повторил Дикон. Голос через пластик маски звучал глухо и почти забавно, — я стараюсь не рисковать. Не всегда получается. Я помню, что обещал, но не всегда получается. Даже рот не закрыть поцелуем… — Mi alma, cariño mío… Поврежденный противогаз — если бы я кого-то винил, я винил бы только Создателя — хотя стоит заметить, вливаться в ряды верующих ради этого было бы очень нелепо. Ты все сделал, как должно, Дьегаррон уже вытряс подробности из отряда. Не вздумайте изводиться, как вы это умеете, юноша. Дикон то ли неровно вздохнул, то ли хотел засмеяться, вместо этого кашлянул — раз и затем, не сдержавшись, другой, задышал глубоко, осторожно и сосредоточенно. Рокэ пережидал, вскочив на ноги, хотя не понимал, чем помочь: звать сестру, подать воду… Дик махнул ему, жестом усаживая обратно. Отдышался и снова потянулся коснуться, выглядя еще более вымотанным, чем раньше. Рокэ оперся локтем о край кровати, чтобы не доставлять неудобство, и продолжил, рассеянно перебирая его длинные пальцы: — Прогнозы звучат замечательно. Еще два дня помучают бронхоскопией, немного понаблюдают, затем выпустят. Отравляющие вещества не подействовали на мозг, привезли тебя очень вовремя. Он сумел не запнуться и не дал себе выразиться куда резче, когда вспомнил, чего мог бы стоить еще час промедления. — Остается вылечить дыхательные пути и бронхи. Хорхе хочет сослать тебя в детский лагерь на Марикьяру вожатым, чтобы подышал морским воздухом, — маска скрыла бледную улыбку, но глаза Ричард закатил красноречиво. — Я могу предложить Алвасете. Замок Алва стоит близко к берегу, или дом снимем, если тебе это не подходит. Впрочем, могу ручаться, что моя родня сыщет нас где угодно, так что несколько чрезвычайно неловких бесед с дором Алваро будут тебе обеспечены. Это не так уж страшно, если ты проходил полиграф… — Не смеши, — попросил Дикон. — Верно, не буду. Как ты, querido? — Хорошо, что ты здесь. Тебе скоро идти? Рокэ прижал его руку к своей щеке, улыбнулся насмешливо: — Эпинэ ожидаемо жалостлив и не выгонит, пока ты от меня не устанешь. Я уйду, когда скажешь. Можешь даже просто поспать, посижу с тобой молча. Ричард, кажется, что-то сказал. Очень тихо, и маска украла даже эти два слова — но Рокэ не стал переспрашивать. Он заставил себя сесть прямее и начал: — Так вот, о семье. Алваро… Эпинэ заглянул, когда Дик уже спал. Осторожно снял показания, что-то поправил в капельнице, показал, как раскладывать кресло, и пообещал плохой шадди. Когда Рокэ в последний раз лежал в больнице, к нему тоже пускали братьев и Хуана по личному распоряжению — впрочем, Рокэ был на особом счету. И еще у него там, в палате, на стене висел календарь. Тот, который потом он поставил на рабочем столе и не трогал ни разу с тех пор. В той палате с ним было лицо, удержавшее его в здравом рассудке. «Мы вытащим вас, монсеньор». — Да, спасибо, Ро, — Рокэ устало прижал к глазам пальцы, — я не откажусь от шадди.***
месяц Зимних Ветров, 399 год Круга Ветров, горы Дэспера. Рокэ мог его не отпускать. Сколько было удобных причин. Эти люди не знают тебя. Ты еще недостаточно понимаешь язык. Не твой профиль. Не при твоих легких. Он мог попросту запретить, сказать «нет», сказать «я здесь хозяин»... — Соберано, сегодня еще будут встречи? — Нет, пока я закончил, Хуан. К своей чести, помощник ни слова не произнес об отеле. Рокэ вновь вывел на экран занятого им терминала главного инженера цифровую копию штольни. Электричество под землей было выключено, отследить на ней местонахождение остающихся внизу шахтеров стало теперь невозможно, разноцветные точки так и замерли там, где фиксировались до обвала пласта. А еще были двадцать спасателей. Сейчас двадцать, эта цифра все время менялась. …Рокэ мог бы его не пускать. Но сначала он даже не вспомнил, к чему неумолимо ведет появление Ричарда Окделла на месте катастрофы. И сперва было не до того: следовало организовать переправку дополнительных специалистов, вроде Чарльза Давенпорта, помощь близким пропавших, срочно согласовать бюджет поисков, выслушать от надзора отчет о недавной проверке и все же отдать приказ о начале расследования, журналистам ответить что-то. Ну а Окделл… Окделл был ему нужен. Тогда они думали оба лишь о тех, кто застрял там, внизу, под полсотни людей, слишком много. Под полсотни живых, что, по мнению руководства шахты и Катершванца, оставалось теперь практически невозможно… только Ричард сказал — живы все. Дикон, слушавший гору, как слушают сердце родного человека — прижимая ладони к земле и зажмурив глаза, — говорил: они живы, у них до сих пор есть воздух, а гремучий газ ушел вверх. Ричард, резавший кожу, чтобы напоить камни, и почти обнимавший обглоданную кирками и отбойными молотками скалу, уговаривал подержать, потерпеть, обещал больше здесь не взрывать, если выпустит этих людей. Рокэ чувствовал ее ответ. — Что с шахтерами? Их опросили? — Опрашивают, соберано. Часть уже говорит, им велели глушить приборы, если те начинали показывать превышение нормы метана. — Доказательства? — В памяти у приборов есть. — Хорошо, пусть Гонзало не останавливается, но уже нужно связаться с Инголсом. — Да, соберано. Легко было бы не отпустить, когда стало понятно, к чему все идет. Катершванц бы помог, старик насмерть уперся, не желал брать в отряд чужого, даже вдруг обнаружившаяся у Ричарда аттестация именно горноспасателя ничего для него не стоила. В этом был очевидный резон: местные парни знали, что их ждет, не впервые уже выезжали именно в эту старую шахту, хорошо понимали друг друга. Ричард что-то твердил им о дриксенской катастрофе и о взрыве метана в Надорах; понапрасну ссылался на Хорхе; объяснял, что пойдет все равно — не сейчас, так когда прилетит Давенпорт, — и, казалось, пытался взять старика Ульриха чистым, учтивым измором. Даже жаль, что с бергером такое пройти не могло. Рокэ радовался отстраненно, что такое пройти не могло, когда первый отряд спасателей поднялся на поверхность и вывалился из клети, волоча на плечах одного из своих товарищей. «Проливаем, — рявкнул командир бригады, — два часа проливаем пожар, после этого второй спуск! Быстро медика для Кинито!» Тогда Рокэ сказал Ричарду: «Вы полезнее здесь, очевидно», — заслужив обжигающий, оскорбленный и разочарованный, словно в старые времена, взгляд. Он почувствовал взрыв раньше, чем услыхал хлопок. «Это еще не Зверь, — объяснял ему Ричард недавно, — но любое смешение стихий тоже Зверь, вроде как его эхо, понимаете?» Рокэ даже не то чтоб его понимал — просто знал это. И сейчас слышал Зверя, еще не пробужденного, но почти наделенного волей, удивительно… миролюбивого Зверя? Скалы как наслаждались, поеживаясь, позволяя раскаленному газу опалять свои жилы… Он вскочил на ноги — и земля под ногами дрогнула. — Соберано?! — инженер, через десять минут влетевший в комнату плечом к плечу с Катершванцем, на мгновение замер в шоке. Потому что вот уж кому, а чиновнику тут места не было. Вот уж кто был полезнее в другом месте, так это соберано Рокэ. — Вы способны предположить, где был взрыв? — бросил Алва, кивнув на компьютер. Инженер ринулся к сенсорному экрану, закрутил на нем модель шахты: — Горизонт минус триста бье, из него прошел по вентиляции, раз… разорвал к Леворукому даже наземное сооружение. — Это старая штольня? — резко уточнил Рокэ. Инженер горячо закивал: — Отработанная, собирались цементировать ее позже, но проветривали хорошо, непонятно, откуда метан. Потому что гора обещала погнать «гром» наверх, — вспомнил Алва. — Этот взрыв затруднит выход людям? — Если распространится пожар, — сказал Ульрих-Бертольд. — Так-то парни искали людей на девятисотом и в другой стороне… — он ткнул пальцем в прогнувшийся и зарябивший экран. — Окделл — девятисотый, Давенпорт — шестисотый. Лишь бы шахта подъемника уцелела. — Сколько там остается людей? — Почти двенадцать шахтеров, из них двое погибли, Рихард рвался тела доставать, — проворчал Катершванц, — вот поэтому не люблю его, вечно шкурой рискует за мертвых, и не только своей. — Что же, многих он потерял? — уточнил Рокэ почти рассеянно. Катершванц предпочел промолчать. Ричарда допустили к спасательной операции еще до появления Давенпорта, стоило только юноше вызвериться. Алва знал, что Ричард сдерживает свой нрав, тот, который когда-то заставил его бросить вызов первый шпаге выпуска и еще шестерым, что заставил сиять после кавалерийской атаки взор, что заставил хвататься за древний отцовский кинжал раз за разом. Он по косвенным признакам подозревал, что отчаяние и ярость, и бессильный гнев обеих жизней Ричард вкладывает как раз в работу, оттого презирает опасность, оттого не способен уняться, когда силы уже на исходе, оттого копит шрамы вопреки покровительству Скал. Что же, он оказался прав. Уверения инженера в том, что все нормы предупреждения взрывов выполнялись и перевыполнялись, неожиданно напоролись на полный ледяного презрения голос герцога Окделла — даже не Тана, а именно герцога, господина суровой провинции, древней кровью и высокомерием равного королям: «Вас же предупреждали! Бросьте свои оправдания, вас же предупреждали, или что, не было проседания кровли? Сколько горных ударов за последние дни насчитали? Вы проветривали вдвое больше от щедрот или из-за скачкообразного повышения загазованности?» Инженер отшатнулся, директор, еще не взятый под домашний арест, явно не оценил обстановку и начал что-то орать с восхитительной праведной яростью прирожденного подлеца. А вот Ульрих-Бертольд, переждав, когда все успокоятся — некоторые весьма запоздало под насмешливым оскалом Рокэ и в руках его личной охраны, — проворчал: «Рихард, каску и аппарат получи у шофера в автобусе. Как использовать аппарат, знаешь?» — «Знаю, эр Катершванц». И ведь даже тогда Алва все еще мог его не отпускать, мог бы просто сказать «запрещаю». И не мог его не отпустить. Не пожать на удачу руки, не шепнуть: «Возвращайтесь назад, герцог, или я вас отправлюсь искать», — так, чтоб понял, поверил — отправится. Не сказать: «Возвращайтесь с победой». И не сжать руку крепче, чем нужно, когда Ричард ответил: «Как прикажет мой сюзерен». Такой глупый и гордый мальчишка, такой сильный и повелительный. — Давенпорт поднялся! Один мертвый, два раненых, пять уцелевших. Бригада без повреждений! — Есть связь с Окделлом? — Нет, пока нет. Рокэ вышел во двор, где курили и кашляли вымотанные многочасовой операцией люди Чарльза. Сколько все это длилось? Сколько спусков, попыток связаться то с одной, то с другой затерявшейся группой шахтеров понадобилось? Сколько было направленных взрывов и порезов на коже эориев? Сколько сомнамбулических комментариев Дикона и известий о новых препятствиях, обрушениях. Сколько выведенных людей… — Сколько мы всего вывели? — Сорок восемь уже, соберано. — Когда Окделл с бригадой поднимутся, больше его не… Взрыв. Взрыв. Взрыв! — Соберано, куда?! Хоакин, не пускать! Идиоты, куда не пускать, что он сделает, их соберано? — Катершванц, что с подъемником? — Да Чужой разберет! Может, и уцелел… Безнадежно. Зверь потягивался, чесал шкуру о сланец и мрамор, рыкал взрывами газа утробно и капризно повизгивал пробивающими камень струями грязных вод. Зверь хотел, чтобы ему позволили снова заснуть, ему слишком упрямо приказывали, его слишком надежно держали за холку, и, обиженный, он огрызался… «Вас же предупреждали!» — кричал Ричард недавно. — Просто выведи мне его, — теперь требовал безголосо Алва. — Я велю закрыть шахту, я заполню ее водой, будешь спать целый Круг, просто выпусти его обратно! «Никого уже нет, — вдруг откликнулся Зверь с удивительной и удивленной отчетливостью. — Тут внизу никого уже нет». — Проливаем, пожар может быть выше уровнем, у них всех с собой кислород! Алва, лучше уйдите сейчас, не путайтесь под ногами! Давенпорт, отдыхаешь, пока Лопес тушит! Живее, живее, живей! Лишние пошли в здание, пошли вон! — Чарльз. Коль нас прогоняют, прогуляйтесь со мной, — попросил Рокэ, чувствуя, как раздвигает губы светская оскорбительная улыбка, неуместная и неприятная. — Я хотел бы взглянуть на остатки той шахты, которая взорвалась раньше. Зрелище, без сомнений, унылое, но… — Вы с ума сошли? — Просто идем. Развороченное здание вентиляции словно заранее распахнуло ворота, пропуская их к шахте. — Ее можно использовать снова для спуска? — Подъемника нет, а внизу еще наверняка продолжает гореть, и… — Чарльз? — Мы попробуем все, что возможно, эр Алва. Не отступимся, пока нам не прикажут. — Рад слышать. — Эр Алва, не следует подходить близко. Эта шахта сейчас все равно что вход в Лабиринт, неизвестно, когда рванет снова. Рокэ, молча кивнув, отступил от провала. Пока. Нужно будет — пойдет в Лабиринт. Рокэ мог не пустить его. И не мог не пускать. И не мог не дождаться потом возле грубой дыры в шкуре Зверя, возле сумрачного прохода, так нервирующего Чарльза и так странно знакомого Рокэ. Их подняли на тросах. Пятерых из бригады спасателей. Трех шахтеров, двоих инженеров, в том числе мертвого взрывника. И живого, усталого Окделла. Ричард обнял его, часто вздрагивая и смеясь, глухо кашляя, безоглядно марая Рокэ в черной угольной грязи и копоти, пряча дорожки слез на щеках. — Альдо передает привет, — прошептал он смущенно. — Оказалось сложней, чем обычно. Рокэ сжал его, дурака, не желая уже выпускать — никогда, никуда: — Ты вернулся, и хватит об этом. Поедем домой. Точно зная, что отпустит снова. Отпустит. И будет ждать.***
месяц Зимних Волн, 399 год Круга Ветров, Алвасете. — Значит, правила: выпивать каждый раз, когда я закричу: «Как вы смеете!» — Удивительно. Сценаристы этого шедевра взором явно проникли сквозь толщу времен… — Как ты смеешь? — То есть мы уже выпиваем? — Еще бы! Они стали смотреть сериал. — Каждый раз, когда ты поднимаешь бровь, — тоже. — А я вообще там есть? — Это же сериал о великой войне: разумеется, ты там есть! — Подожди, а какая из войн там великая? — В смысле? — Я отчетливо помню, что в те годы мелочь была постоянно: то Фельп, то Вараста, даже в Торке притихло в итоге. — Монсеньор, это же сериал, какой смысл снимать сериал с миллионным бюджетом о какой-то там мелкой войне? Так что, в целом, была война, и война эта была великой. Там, в конце концов, вы воевали! — Юноша, это довод! — О! Вот именно, каждый раз, как ты в кадре зовешь меня юношей, мы выпиваем! — Ваше здоровье, юноша! И они стали пить. Потому что ни вспоминать подлинное их прошлое, ни смотреть на его сериальную версию трезвым Ричард не мог, а Рокэ давно мечтал просто взять выходной и напиться — и хотел оценить сериал. — Почему Катарина без нижней рубашки? — Монсеньор, ну откуда мне знать? Может, так сексуальней. — Но шитье натирало кожу. И его нельзя было стирать! — Рокэ, просто смотри… А, вот, кстати, вино в кадре, мы снова пьем. — Дикон, я не планировал напиваться так быстро… Но после третьего бокала стало просто забавно. — Каждый раз, когда кто-нибудь смотрит друг на друга, как будто сейчас поцелуется, но не целуется… — Начинать надо было с площади. — Какой площади, монсеньор? — С Фабианова дня еще, юноша. — Я был в ярости и лихорадке, это вовсе не про поцелуи! — А со мной что было тогда? Когда Рокэ сказал, что пить Черную Кровь, будто воду, — дурной тон даже для наступивших варварских времен, они начали целоваться взамен. — Он сказал «Талигойя»! — Но ведь он не сказал «Великая Талигойя»... — Это частности. — Это мухлеж! — Перестань спорить с эром… — М-м-м… Рокэ… — Что такое? — А теперь он сказал «Великая Талиг»... м-м-м… — То-то вот… Вдоволь нацеловавшись, легли на диване. Морской воздух давно прогнал из груди Дика сипы и свист, краткий отпуск опять заканчивался, оставалось напитываться впрок объятиями и смешками, ткнуться носом в подаренный Рокэ мамой синий, жутко колючий надорский свитер, задрать и прижаться лицом к теплому животу под майкой. — Холодно, между прочим. — Мы в твоем Кэналлоа, на улице восемнадцать… Еще несколько дней, чтобы чувствовать легкие пальцы у себя волосах. — Удивительный патриот здесь Штанцлер. Еще несколько серий, и, пожалуй, придется поверить, что он поднял Талиг с колен, а не то, что я помню… — О, ты даже представить не можешь, Штанцлер в следующем сезоне... — А что в следующем сезоне? — Я его… — Тише, спойлеры, юноша, спойлеры… Еще несколько дней, чтобы просто с ним поваляться под одним одеялом — с вином и дурацкими фильмами, ни о чем не жалея и совсем ни о чем не тоскуя. — Иди ближе. — Замерз? — Они снова глядят друг на друга. — Я тебя на дуэль сейчас вызвал. — Очень страстно глядят друг на друга! Еще жизнь — на предлоги для поцелуев и просто на поцелуи. Ожидаемо, Рокэ приелось смеяться над нелепым сценарием и неловкой экранной фехтовкой. Сумерки обняли Алвасете, полились синевой прямо в окна городского жилья соберано. Они переключали каналы, игнорируя теледебаты перед выборами премьера — все равно снова победит Дорак, — передачи о диких животных, рекламу, вечерние новости… — О, а это ребята у нас в штабе смотрят. — Серьезно? Что творит с людьми тоска по Родине. Это… как там… «Просто Марина»? — Почти. «Дикая Тубероза». Между прочим, сюжет здесь сложней, чем в «Проклятии Гайярэ». — Неужели? Совершенно уверен, что он любит ее, а она любит папу, а он разорил ее папу, и теперь… — Ты смотрел его, что ли? — А она еще обручена с другом детства… как зовут друга детства? — Диего… Рокэ, правда, ты его смотрел? — Они все как один. Она служит сейчас в его доме, скажем… горничной? — Гувернанткой. — Ну вот! А к концу этой серии будет секс. — Вот уж нет! В этой вашей южной тягомотине секс случается серий только через пятьсот. — Северяне! Что вы понимаете в нагнетании страсти! — Ах, что мы в этом понимаем?! Еще несколько дней: пробираться ищущими руками и под тонкие одеяла, и под теплые свитера. Ощущать на вкус выпитое чужим ртом вино и шептать ерунду: — Эти двое могли переспать еще серии в пятой. — О, конечно… Ричард наслаждался тем, как Рокэ легко изгибается в его руках, безнадежно пытаясь сбежать от щекотного шепота Дикона и немедля опять подставляясь под осыпающие его восхищенными поцелуями губы. — Что естественней, — продолжал болтать Рокэ с таким видом, будто бы ничего интереснее обсуждения глупого сериала с ним сейчас не происходит, — поскорее отринуть долг, позабыть о семье и отдаться злодею… — Ну, он вроде как был к ней добр… Ричард вылизал кожу за ухом, отведя носом прядку волос, пососал прохладную мочку, скользнул в тонко очерченную изящную раковину языком, ощутил под ладонью дрожь живота из-за сбившегося дыхания, шаловливо пробрался под пояс домашних штанов, следя пальцами линию паховой складки. Разомлевший за вечер, ленивый, вальяжный, Рокэ рассмеялся легко и неровно, сжав предплечье, но не останавливая: — Ведь так сложно проявить доброту к привлекательнейшему созданию, одновременно впечатлительному и… ах… строптивому. Удивительно, как это волоките, приближающемуся к среднему возрасту, пришло в голову дарить ей дорогие… подарки… Дик стащил с его бедер брюки, осторожно, дразнясь, поскреб жесткие волоски, потом алчно обхватил рукой гладкий, быстро твердеющий ствол: — Что ж, рассказывайте. Может, девушке стоило быть благодарнее за уделенное ей внимание? Ее дор проявил бескорыстие, в отличии от родни. Рокэ, дивно покорный, подавался в его ладонь, скалился лихой и уязвимой улыбкой, отворачивался к экрану, словно бы ненароком оставляя на растерзание шею с бьющейся жилкой. — Может быть, ему стоило быть внимательней к девушке? Меньше распускать хвост и побольше слушать о ее реальных проблемах, раз уж взял на себя эту роль покровителя провинциалок… — Он же ей не отец и не брат... — Не любовник, не друг… Да, еще!.. Распалять его долго почти не было даже нужды — Рокэ стал почти сразу готов. Готов после утра, когда Ричард вбивался в него, словно в последний раз. После дня, когда требовал пальцы, кончая в услужливый рот. После чуть ли не месяца вечерних встреч, после долгого их, медового месяца зимних волн, разбивающихся о белесую гальку пляжей Алвасете, полугода редких свиданий и испуганного томления, после целых столетий, проведенных в беспамятной тьме — хуже даже, чем всего лишь мертвыми, порознь… Дик заставил его повернуться, лечь на бок, прижался к затылку лицом, подхватил под колено… — Но теперь-то они переспят наконец… монсень… монсеньор? Заведя руку за спину, Рокэ сам же направил его в свое тело, пустил глубоко почти сразу, ухватил за бедро, замер, всхлипнул, дрожа: — Он возьмет ее. Это будет… ошибкой. — Рокэ? Рокэ скалился и вздыхал, выгибался в его руках, танцевал вечный танец, отстраняясь и вновь осторожно насаживаясь на изнывающую плоть любовника, подыскивая баланс между болью и удовольствием. Ричард ухватил тонкую кожу его плеча зубами, не столь больно, сколь просто тревожаще. — Рано, Дикон. Они не готовы. Что ты замер, вперед! Обхватив поперек живота, Ричард тут же вонзился — без жалости, сильно и глубоко, заставляя его вскрикнуть в голос. «Еще серий четыреста». На экране сражался, смеялся, наслаждался мгновениями утомительно бесконечной жизни Одинокий, легкомысленный путешественник сквозь времена и пространства. Оказалось, что эта фантастика с долей юмора и философии, вероятно, единственный сериал, который не приносит обоим им лишних ассоциаций. Возможно, стоит в будущем даже его посмотреть, но сейчас… что же, на этот раз они даже бутылку не допили. «Еще серий четыреста. Много чужих интриг и обмана, обязательно пара измен и предательств, потом подвиг-другой. Слишком поздно откроется правда. Он ее оттолкнет; опозоренная, она без любви выскочит замуж за Диего, а тот окажется подлецом, пусть и не был им изначально»… Рокэ спал, положив голову на плечо Дикона, и тот глупо, счастливо боялся дотянуться до пульта, только б не разбудить возлюбленного. «Но потом они будут вдвоем?» «Я закрою всю телекомпанию, если так и не будут, юноша». Они долго лежали, оставаясь соединенными, Дикон жадно дышал ароматом его волос, кипарисовой смолкой парфюма, до одури вкусной испариной тела, измученного любовью. Невозможно доверчивый и расслабленный, Рокэ терся, как кот, о его подбородок лицом, когда снова хотел поцелуев. «Обязательно разве так долго? Ладно, к кошкам. Пусть четыреста серий, лишь бы только не больше». Ричард все-таки смог потянуться и выключить телевизор. Пропали лишние звуки, стало слышно прибой и шум города. Стало слышно дыхание Рокэ. «Слишком много метафор для одного вечера, юноша. Я включу нам что-нибудь еще». Еще несколько дней — засыпать с ним, прижимая к себе, отвыкая от мыслей о прошлом. А потом? «Не хочу, чтобы ты уезжал». Дикон закрыл глаза. Он соскучился по Надору, но и сам не хотел покидать уже Кэналлоа. В сериале все было не так, как предположил Рокэ. Там водился еще злой дор Педро, и Диего любил Эухению, потом кто-то родил ребенка, а какую-то благочестивую дору застрелили в приступе мучительной ревности, у кого-то нашелся потерянный близкий родственник… Ричард думал об этом, не зная зачем, думал, толком не зная о чем... Пришел сон и забрал его. Волны бились о берег. Они были вместе — сегодня.***
месяц Зимних Молний, 399 год Круга Ветров, Оллария. — Все в порядке, — бросил Алва, проходя в гостиную. Ричард, мучающий телефон в беспокойных руках, поднял на него взгляд. Распластавшийся по морисскому коврику Баловник сменил позу на случай, если с ним захотят пообщаться. Алва хмыкнул, пока не избавившись от ядовитого раздражения, но уже ощущая, как мягко просачивается в него чувство удовлетворения. Видеть здесь их двоих было все еще странно и невыразимо приятно. Дикона — по понятным причинам, а пес — умная, шкодная, обожающая мир дворняга — умудрялся подстраивать под себя особняк, превращая его из застывшего памятника в жилой дом, полный вечного беспорядка и здорового легкого хаоса. — Все в порядке, — повторил Алва, подходя ближе к Ричарду. — Король требует объяснений, но не с вас, можешь не беспокоиться. Королева лепечет о своей признательности, Дорак уже включил этот случай в полемику для дебатов, а Ли выбьет теперь одобрение своих самых любимых проектов. Все идет по сложившемуся веками порядку, — он сам знал, что улыбка ни капли не скрывает его желчное настроение. Но история вышла и правда пренеприятная. Изумительная вседозволенность Катарины на сей раз завела ее в Торку. Без сомнений, совместная операция по спасению королевы из лесного массива весьма сгладила международную напряженность, но изрядно попортила нервы — а то и здоровье — всем тем, кто действительно принимал в ней участие. — Джастин тоже поправится, — в голосе Ричарда было бешенство. — Повезло. Рокэ хмыкнул: — Что же, следовательно, все счастливы. — Неужели нельзя на нее повлиять? Она ведь королева! Куда ее вечно несет? Если она погибнет, если чуть-чуть пострадает, виноватыми посчитают неспасших. Да и так за нее расплачиваются все подряд, а самой ей и слова не скажешь. — В этом тоже есть доля традиции, глупо было бы отрицать. Он, слегка поразмыслив, прошел к мини-бару, плеснул в пару стаканов на палец касеры. Опрокинул свой залпом, налил снова и подал второй до белизны под ногтями сцепившему пальцы спасателю. Повезло, что они оба нынче в столице, — подумалось ему цинично, — секс сегодня получится просто отменный. — Ты даже не представляешь… Ричард сделал глоток, кажется не поняв, что ему дали в руки. Кашлянул, шмыгнул носом, залил в себя остальное. Продолжил не так напряженно, но с угрюмостью, свойственной многим надорцам, считающим, что уже не найдут справедливости: — И ведь мало того, что приходится ее снимать с елок, словно котенка. Каждый раз еще выговоры получаешь, что неправильно ее снимаешь. Словно есть протокол, как вытаскивать Ее Величество из дерьма. Подходя к венценосной особе, кланяйтесь, первым не заговаривайте, помните, что почтительность чрезмерная есть услужливость, исключительно горничных и лакеев достойная, а излишнее высокомерие… — …Есть измена Короне, — усмехнулся, припомнив, Алва. Удивительно или нет, оказалось, что некоторые уроки затвержены ими даже не насмерть, а крепче. — Разве можно закидывать королеву на плечи, как будто овцу?! — процитировал Дикон кого-то куда более современного. — Почему не позволили Ее Величеству оправить юбку?! Им не нравится пожарный хват! Да кому ее юбка нужна! Баловник сокрушенно вздохнул, всей собачьей душой, очевидно, сочувствуя расстроившемуся хозяину. Рокэ хмыкнул недобро: — Лионель разве не прикрывает вас? — Прикрывает, — Дик махнул рукой. — Не обращай внимания. Это все ерунда, накипело, пройдет. Вот таким теперь стал Ричард Окделл. Доброта и смирение, скромность и вежливость. И задавленный горький гнев, и какое-то неотчетливое, невысказываемое отчаяние. — Не скажу, что весьма удивлен, — Рокэ выпил свою порцию, в голове появилась приятная легкость, и на мгновение показалось, что все проще и менее мрачно, чем виделось во дворце днем, средь улыбок политиков и дипломатов. — Полагаю, тебе иногда снова хочется ее убить. Если ли бы он не видел глаза Дика в этот момент, то не понял бы, что натворил. Он не знал. Он не знал, что так сильно болит. Думал, дело в семье, только в снившемся с детства рухнувшем старом Окделле, полагал, этот самоубийственный риск и стремление всех спасти в самом деле лишь детская травма после гибели Эгмонта — там, на тех же болотах… — Нет! — почти выкрикнул Дикон. И веков словно не было. Такой юный и раненый, благородный предатель, влюбленный убийца, никогда не готовый к чужой — и тем паче к своей — мелкой подлости герцог Окделл. Рокэ не дал мальчишке порывисто встать, надавил на плечо ладонью: — Ричард, Ричард, простите меня. Только бы не ушел, не закрылся. — Я сказал не подумав. Ричард отвел глаза. Он уже не пытался подняться, и Рокэ рискнул присесть рядом, не выпустив, впрочем, плеча. — Я порой забываю, что вы знаете это, — через пару минут произнес Дикон тяжко, глядя куда-то в пространство, — а когда вспоминаю, то просто не в силах понять, как вы можете вообще со мной разговаривать. — Бросьте, Окделл, — Рокэ чуть покачал его, словно пробуя растормошить. — Будет растравлять раны. Мы и так предостаточно зла причинили друг другу — вольно или невольно. Ричард чуть улыбнулся, хоть улыбка кривилась, моргнул, словно отгонял плач: — Но мной сделано больше, — припомнил он. Рокэ поразмыслил на этот раз, прежде чем отвечать. Отрекаться от пустых слов бесполезно, они уже нанесли рану. Лечить ее следует новыми. — Знаете, — медленно произнес он, — что у нас в Кэналлоа поняли той весной? Той, с которой минуло два года? Ничего нет глупее и хуже, чем мериться горем. — Горем? Рокэ, мы о моем преступлении! Баловник поднял сонную голову, окончательно растревоженный. — Это было — тогда — преступлением, — признал Рокэ. — В том числе твоим тоже. За него была пролита кровь. Много крови и твоя тоже. А теперь это все только горе. Очень старое, грязное, до сих пор не избытое горе. Пес пришел приласкаться к хозяину, Ричард обнял его, наклонившись, занавесил лицо легкой челкой. — Твое — тоже, — закончил Рокэ. Они долго сидели в тот вечер. Дикон гладил собаку, дыша осторожно ртом и сжимая кулаки, потому что ни Скалы, ни герцоги Окделл, очевидно, не плачут. Алва — просто держал его за каменеющее плечо. Потому что не мог по-другому.***
месяц Весенних Скал, 399 год Круга Ветров, Горик. Какой дуростью было расстаться… Губы встретили губы, Рокэ ртом смял обветренный рот, смех и песни за дверью звучали победным салютом. Заглушив стон любимого мальчика поцелуем, он и сам застонал, засмеялся, зашептал в его кожу извечные пошлые фразы: mi amado, te amo, люблю тебя, дорогой. Рокэ думал, что Дика уже никогда не придется коснуться. Непонятно, что их доконало. То ли очередной сорванный выходной, то ли просто скопившаяся усталость от постоянных перелетов и нехватка сна. То ли проигрыш Рокэ, не сумевшего выдавить группу компаний Васкеса из Кэналлоа, то ли выговор, заработанный Ричардом за рассеянность. Они оба то терялись друг в друге, то жертвовали работой, то бросались наверстывать, то никак не могли отоспаться. Жить за полконтинента оказалось невыносимо, и даже возможности Рокэ не спасали от бессильных ссор и упреков, от нарушенных биоритмов и сбоящего здоровья. Разговоры о новом свидании вызывали уже не радость, а глухую тоску: один день, даже два дня — так мало. Кто из них предложил отдохнуть от подобного «счастья»? Рокэ думал: наверное, он, он всегда торопился с отказом… Дик потерся о шею лицом, позволяя растрепать себе волосы и прижать еще ближе: — Получится, как считаешь? — Не получится — передам пост Рамону. Изумленный взгляд Ричарда стоил даже тонкой иронии самого старшего брата. — Рокэ, ты же не можешь. — Я все могу, юноша. Мы с ним уже говорили, это на крайний случай. Ричард вновь полез целоваться. Кто был больше виновен, что не удержал другого? Дикон думал, ответственность на его стороне, а впрочем, кому уже важно. Им нельзя было этого делать, нельзя было разбегаться. Рокэ понял, что прежняя жизнь не наладится, обнаружив себя обновляющим Талиграм Талигспаса. Дикон извел сестру обсуждением нового интервью с соберано. Они были безумны, нелепы и жалки. И они обожали друг друга. Им нельзя было отступаться. — Если ты сейчас не остановишься… — Не могу… — Это же твои проводы, твои гости, неужели так их и оставишь? Все решилось легко до смешного, как в модных сейчас сериалах. Рокэ просто звонил Дьегаррону, по делу. Ричард просто гостил тогда дома. Хорхе просто был занят, и трубку взял его пасынок. Родной голос стал последней каплей. Сколько там они продержались друг без друга? Рокэ просил вернуться, просил попытаться заново, заговаривал нежностями, увещевал и уламывал, обещал обязательно что-то придумать… Пока Дикон не пробормотал: «Знаешь, Хорхе сказал, можно перевестись в Кэналлоа. Это тоже поездки на сложные спасы, но котят-то с деревьев снимать можно и в Алвасете». «Я люблю тебя», — подумал Рокэ. — Я тебя почти месяц не видел! — Юноша, обещаю, вы еще от меня устанете… В тесной кухоньке скромного дома они потеряли разум. Кто-то пел за стеной, кто-то искал виновника торжества, кто-то вежливо просил добавки и кто-то громогласно требовал больше вина — а они раздевали друг друга у заставленного посудой стола, так беспечно, как будто у них был еще впереди целый Круг. Разумеется, их застали. — Отвернитесь! — велел Рокэ холодно очередному надорцу, растерянно хлопающему светлыми круглыми глазами. — Отвернитесь и закройте дверь! — заслоняя Дика собой, раздраженно прикрикнул он. — Извините! — сдавленно вскрикнул бедный свидетель, исчезая из кухни. Рокэ выругался смущенно. И тогда Дик уткнулся лицом в его волосы — и ликующе расхохотался.***
месяц Весенних Ветров, 399 год Круга Ветров, Алвасете. — А здесь, дети, работает соберано! — Отец! Соберано поднялся из кресла, которое тут же отнял стремительный и наглый Карлос: — Ну, посмотрим, посмотрим, малыш, чем таким важным ты занимаешься на работе! Через невыносимый миг ужаса, посвященный попыткам понять, запаролил ли он ноутбук — да, конечно, как делал всегда, машинально нажав на клавишу, — Рокэ бросил ему: — Это порно тебе не понравится. — Мускулистые северяне, а, Росио? — белозубо оскалился братец. — Постыдитесь отца! — попенял стариковски Алваро, уже благополучно усаженный в лучшее кресло для посетителей старшими сыновьями. Рокэ изогнул бровь, точно зная, чего стоят все эти представления, и склонился к прохладной руке. — Я опять пренебрег долгом, папа? — Шилохвостая птица! — упрекнул старый герцог ласково, впрочем не отвечая на столь очевидный вопрос. «Младшенький» был почтительным сыном, за что его подначивали. — Вообще не настроена! — заявил без причины Рубен, виртуозно вытягивая из отлично отлаженной — и спрятанной, кстати, — гитары звуки мучимой кошки. — Это что, твоя новая вещь? — отозвался Рокэ снисходительно. — Молодежи должно понравиться. — Кстати, о молодежи, — вальяжно опершись погрузневшими за последние десять лет бедрами об антикварный стол морисского кипариса, небрежно заметил Рамон, — у тебя на столе полуголые юноши. — Где? — встрепенулся Рубен, откладывая гитару. Рамон приподнял за уголок календарь Талигспаса, а Рокэ взглянул на отца, одобрительно наблюдающего творимое разорение, с искренним, почти детским упреком: — Для чего ты привел ко мне в кабинет эту стаю ызаргов, папа? — Дай-ка мне посмотреть, кто там, Мончо, — щурясь, попросил Алваро. — Папа, стоит ли, там полуголый мальчонка? — елейно протянул старший. — Полуголых мальчишек я, конечно, не навидался, — покивал головой отец, поднимая седую, изогнутую, как крыло чайки, бровь. — Это же календарь, — сообщил очевидное Карлос, наигравшись с компьютером. — Прошлогодний, — сунулся Рубенсито, — да еще и открыт не на правильном месяце. — Не вздумай переворачивать! Что-то в голосе Рокэ заставило братьев смягчиться — в детстве так никогда не срабатывало, но со временем они стали добрее друг к другу. — Это Рико, его новый парень, — наябедничал Карлито. — Ничего вы не знаете. — А поставить, как делают люди, на стол фото в приличной рамке недостаточно эпатажно, конечно? — ласково уточнил самый старший брат. — Это нужно приличное фото, — объяснил понимающий в эпатаже Рубен. — А у мальчика таких нет? — изумился, скаля зубы, Мончо. — Как же? Я находил, даже в форме есть! — отозвался Карлито. — Братец, ради Чужого, все мы знаем твой вкус к парням в форме. — Мы же Росио сейчас доводим, или я что-то путаю? — Извини, не мог удержаться… — Все вы старые сплетницы у фонтана! — не выдержал доведенный Рокэ. Старшие, Рубенсито и Мончо — уже битые сединой, представительные, импозантные, — только разулыбались довольно. — Я умру, так и не познакомившись с зятем, — сокрушенно прошелестел папа, — ни в форме, ни с полуголым… Ты стыдишься семьи, все понятно... — Мы придем в выходной на обед, обещаю! — взмолился, смеясь, соберано. — Хорошо, сынок, — герцог Алва поднялся из кресла, опираясь на поданную ладонь. — Мы не будем тебя отвлекать больше. Так, заглянули… Братья обняли перед уходом, хлопнули по плечу, обменялись с ним рукопожатием, дернули отрастающий локон. — Пока, Росио! Рокэ рухнул в любимое кресло. Ноутбук был, конечно же, взломан. Впрочем, Карлос и так его знал как облупленного, подобрать пароль мог, не особенно напрягаясь. Календарик стоял на своем прежнем месте, нимало не оскверненный. Рокэ взял телефон: «В конце этой недели обедаем со всей семьей, герцог ставит вопрос ребром». В ответ быстро пришел выражающий ужас смайлик. «Брось, после Ульриха это не страшно, — он помедлил немного. — Дикон, у тебя есть нормальная фотография?» Знак вопроса в ответ. Хмыкнув, Рокэ стал рыться в памяти телефона. Неприличных там не было точно, но приличных тоже как-то не оказалось. «Значит, сделаем», — сообщил он. «Слушаю монсеньора», — отозвался мальчишка. Что за день выдался, почему все сегодня дразнят? Прежде чем возвратиться к работе, Рокэ написал кое-что еще, важное: «Ли, последний год Круга, уже скоро Весенний Излом. У меня на столе календарь до сих пор прошлогодний»... Он взглянул на давно пожелтевший дешевый картон, улыбнулся с любовью. Ричард «Тан» Окделл, пес Баловник, Надорское отделение Талигспаса. Кэналлийское отделение, вообще-то. «Что у вас за бардак в министерстве? Мне давно уже нужен новый».***
месяц Весенних Волн, 399 год Круга Ветров, Алвасете. — Доброе утро, доры, с вами Тоньо Орейро и выпуск нашего ежедневного «Календарика»! Моро дрых в своей мягкой корзинке на заднем сидении, Дикон клевал носом рядом. Неприметный «мориск» скользил по историческим улочкам — неудобно мощеным, хоть подвеска с ними и справлялась. Рокэ редко себе позволял самому садиться за руль, но сегодня хотелось побаловаться, подвезти на работу любимого и лишь к вечеру вызвать Пако. — И сегодня у нас третий день, месяц Весенних Волн, он же месяц Аквамарина, покровители месяца Унд и Астрап, в небе правит созвездие Своры! В этот день святой Фабиан принял мученическую смерть, заслонив собой принца Октавия, и с тех пор ежегодно академия Лаик в Олларии выпускает в мир молодежь… Дик — взъерошенный и немного помятый, как положено совам в такую безумную рань, — отпил шадди и кивнул на панель приемника с надписью «Радио Кэналлоа» на слишком ярком экране. — Вроде как годовщина, — мягко пробормотал он. — Если верить народным приметам, в этот день Фабиан прогоняет волков в горы и становится можно пасти жеребят на лугах… Годовщина, — подумал Рокэ, — но не круглая, юбилей был прошедшей весной. Четыреста один год как они познакомились. — Также в Талиге третьего числа отмечается профессиональный праздник воспитателей. Если кто-то из вас не успел их поздравить на Литов день, принимайте олларианство и задабривайте педагогов сегодня! Помните, что у нас тут не Лаик, и очень скоро экзамены! А на прошлой неделе годовщина была другая. Два года минуло уже с того землетрясения, затронувшего юго-западное побережье. А когда Ричард вытащил его из-под развалин? Уже в месяце Волн или раньше? Тоже первая встреча, по сути. Дикон смотрел в окно, сонно хмурясь. Подумал о том же? Не надо. — В этот день родились: кесарь Ольген, прославившийся… Рокэ протянул руку и привлек к себе Ричарда. Не отрывая взгляда от дороги, мягко клюнул в висок поцелуем: — Это просто весенний день, mi amor, — возразил он. — …стеклодув Ламберт Беземайер, как считается, первооткрыватель бактерий; соберано Луис Алва, прозванный также Белым, возможно, за цвет волос... Рокэ переключил радио на какое-то музыкальное. Зазвенели гитары. Дикон потерся лбом о его плечо и улыбнулся: — Конечно, Росио. Как скажешь.***
Время летит. Время не ждёт. Время лечит все раны. Любой из нас хочет больше времени. Время, чтобы встать. Время взрослеть. Время отпустить. Время.