Вечерние встречи

— Он должен что? Дружок, ты не ошибся? Хеймитч крепко сжал плечо Китнисс. Она уставилась на доктора Аврелия, не в силах произнести ни слова. — Послушайте, — доктор устало вздохнул, и потёр переносицу, — Терапия Пита окончена. Физически — он в полном порядке, про психику не могу дать чёткого ответа. Но он молодец, он правда борется с охмором. Последний срыв мы зафиксировали полтора месяца назад. И то — он был коротким, не более десяти минут. — Но, все-таки, срыв был, — с нажимом сказал Хеймитч. — Я и не говорю, что парень подружился с головой. Но ему нужно это. Нужно видеть нечто родное, знакомое. Если он вернётся в Дистрикт, то это будет лучше всяких таблеток. Безусловно, я всегда буду с ним на связи, он будет принимать препараты. — А если он не захочет? — Китнисс прерывает свое молчание и напряжённо смотрит на врача. Она не сводит с него взгляда, пытаясь сосредоточиться хоть на чем-то. В голове полный кавардак, коловращение чувств и мыслей. — Я поговорю с ним. Вопрос в другом. Хочешь ли этого ты? Она съеживается. Вернуться в Дистрикт вместе с Питом? В родной, разрушенный военными ветрами Дистрикт, с человеком, не менее разрушенным. И ненавидящим её. Сколько бессонных ночей она видела Пита в кошмарах. Чувствовала его руки на своей шее, видела холодный взгляд, без капли добра и нежности. Сколько раз она просыпалась от собственного крика, а потом встречала рассвет, тупо глядя в одну точку. Пит был нужен ей, и эта потребность пожирала её изнутри. Истязала. Китнисс ходила, как призрак. Изображала радость, улыбалась хорошим новостям, обнимала кого-то, а потом с ужасом встречала вечер, тянущий за собой ночь, а значит — новые кошмары. Она скучала по прикосновениям. Помнила их долгие объятия, жар от его рук, мягкие поцелуи. Но все это было детской упрямой игрой, усладой для публики. Иногда ей казалось, что границы стирались и прикосновения становились другими, требовательными, умоляющими. Заставляющими вздрогнуть и почувствовать, как тянет внизу живота. Она и сейчас вздрогнула. Хеймитч крепче сжал её плечо, приняв дрожь за испуг. — Я не знаю, — наконец выдавила Китнисс. — От тебя требуется просто жить дальше. Не строй из себя недотрогу, и не переигрывай. Ты не на шоу, просто живёшь по соседству. Будь аккуратнее, но постарайся поддерживать с ним хотя бы минимальный контакт. — Я не знаю что происходит у него в голове, — отвечает Китнисс. — Я тоже. Поэтому рядом всегда будет Хеймитч, он поселится в соседнем доме. Пита я выпущу с условием, что мы будем на связи каждый день. — Но почему мы должны будем жить рядом? Это же безумие! Он ненавидит меня. — Он не ненавидит тебя, он нуждается в тебе и ни в ком другом. В глубине души Пит все помнит. Воспоминания возвращаются, иногда урывками, иногда связной цепочкой, но он больше не ненавидит тебя. Все, что я вижу — это боль. Боль, которая бесконечно тянется за Питом, где бы он ни был. Хеймитч что-то недовольно бурчит и убирает руку с её плеча. Китнисс слышит звук открывающейся фляги и мысленно улыбается этой уничтожающей привычке пить всегда и везде. — Пусть он решает, — упрямо отвечает она, уставившись на врача. — Твоё мнение мне очень важно. Очень, — с нажимом говорит Аврелий, — Это должно быть твоим выбором, а не моим. Китнисс мечется. Она боится и радуется одновременно, вспоминая Пита. Прежнего Пита. А кто этот новый парень, вечно хмурый и отстраненный, запертый в стенах своего опасного разума? Она мечтает увидеть знакомую улыбку, потрогать его, обнять. Есть ли шанс, что это снова случится? Или они навечно закованы в цепях одиночества, сторонясь друг друга? — Ладно, — выплевывает она, слыша, как Хеймитч давится выпивкой. — Солнышко, ты в своём уме? Или вы оба сошли с ума? — Я все решила, Хеймитч. Просто поехали со мной. Он хмурится и открывает рот, чтобы что-то сказать. Потом закрывает, передергивает плечами и выходит из кабинета. — Я могу идти? — с раздражением спрашивает Китнисс и доктор кивает головой. На его лице написано облегчение. *** — Ты сошла с ума, — бурчит Хеймитч. Они стоят в узком, плохо освещенном коридоре, опираясь о противоположные стены. Смотрят друг на друга с раздражением, и причина этого раздражения у каждого своя. — Оставь свои менторские штучки при себе, мы не на Играх. — Китнисс, у него не все в порядке с головой. Он сошёл с ума, пытался тебя убить. Или ты забыла? Она машинально потерла шею, куда впивались руки Пита и вздрогнула, вспомнив остекленелый взгляд и тот напор, с которым Пит прижимая её к полу. — Значит я сошла с ума. Мы подходим друг другу — парочка ненормальных. Хеймитч долго и пристально наблюдает за ней, затем выдыхает, — Ты не обязана жертвовать своей жизнью ради Пита, ты это понимаешь? Он сломлен. Возможно, он никогда не поправится, и станет безумным отшельником, как я. Я не сгущаю краски, солнышко, я говорю правду. Ты должна быть готова, что все старания полетят в помойку. — Он жертвовал собой ради меня, — тихо отвечает Китнисс, — Я не могу его бросить, Хеймитч, не могу. Ментор открывает рот, чтобы что-то сказать, но отвлекается, повернув голову. В конце коридора виднеется еле заметный силуэт. Кто-то то приближается, шаги беспокойным гулом отлетают от стен. Пит. Вечно хмурый и напряжённый. Он кивает Хеймитчу и бросает быстрый взгляд на Китнисс. Отчего-то все внутри неё сжимается, когда его глаза скользят, осматривая её с ног до головы. Он громко хлопает дверью кабинета. Пит пришёл поговорить с доктором. С этого момента время тянется мучительно долго. Китнисс считает секунды, от одного до шестидесяти и обратно. Она вся обращается в слух, желая услышать хоть что-то. Крик, грохот мебели, успокаивающий тон доктора Аврелия. Но ничего не происходит. Хеймитч тоже стоит, не шелохнувшись, переводя взгляд с двери на Китнисс и обратно. Проходят долгие минуты, которые кажутся обоим часами, прежде чем дверь открывается. Китнисс отталкивается от стены, собрав все внутренние силы для разговора, но Пит игнорирует её, и, проходя мимо, грубо толкает плечом. Вслед за ним выходит доктор Аврелий и облегчённо выдыхает, — Он согласен. *** Поезд несётся с огромной скоростью. Первое время Китнисс старается сосредоточиться на открывающихся взору пейзажах, но потом бросает это дело. Бессмыслица. Хеймитч сидит напротив, протягивая спиртное из фляги. Он выглядит бодрым, даже весёлым. — Птичка возвращается в гнездышко? — он торжественно поднимает флягу, словно бокал. — Смотрю, ты слишком весёлый. Не подавись, — бурчит она. Внутреннее напряжение немного отступает, Хеймитч, кажется, больше не злиться на неё. — Наш парень делает успехи. Смотри-ка, он научился спать, — Хеймитч кивает на Пита. Пит одиноко ютится в кресле, расположенном на противоположном ряду, через проход. Лицо прислонено к стеклу, руки крепко сжаты, но он и правда спит. Даже во сне он выглядит напряжённым. — Да, он молодец, — тихо говорит Китнисс. Пристально наблюдая за ней, ментор хмыкает, отпивая из фляги, — Кажется, птичка наделает много хорошеньких маленьких птенцов по весне. — Заткнись. *** Дома, дорога, даже небо плывут перед глазами. Низко над головой висят грозовые тучи, во рту привкус угольной пыли и пепла. Она не знает, почему не замечает ничего вокруг. Может это из-за тумана. А может из-за того, что замечать нечего. Дистрикт разрушен. Пыль стоит в воздухе, под ногами скрипит гравий. Конечно, все не так плохо. Нет ни трупов, ни свежей крови, кажется появились новые здания. Из под обломков очень медленно вырастает новый, живой и, наверное, счастливый Дистрикт 12. Она бредет по дороге рядом с Хеймитчем, уставившись в одну точку. В голове возникает таинственное волнение, когда она вспоминает о Пите, который идет за ними. Китнисс чувствует, как он буравит её взглядом. О чем Пит думает? Хочет убить её, или ждёт, что она что-то скажет? Втроём они добредают до Деревни Победителей. Тут все, как прежде: одинокие домики ютятся по обе стороны широкой аллеи, на которой видны первые капли дождя. Серое небо отражается от земли, окрашивая деревья и дома в странный пепельный цвет. В атмосфере царит напряжение, предвещающее скорую грозу. Дома Пита и Китнисс стоят напротив, дом Хеймитча чуть дальше по аллее. Компания расходится, чтобы разобрать скудные пожитки. — Жду вас обоих на ужин сегодня, — хмыкает Хеймитч, салютуя им рукой, — Это не обсуждается. Исподтишка Китнисс следит за Питом. Как он поправляет рюкзак, убирает со лба волосы, чёткими, одинаковыми шагами доходит до двери и заходит в свой дом, даже не обернувшись. Она с улыбкой вспоминает, что Пит никогда не умел ходить тихо, особенно когда появился протез. Дверь громко хлопает. Отчего-то Китнисс злится. Ну и пожалуйста! Не очень-то и хотелось говорить с тобой. Она открывает дверь собственного дома, небрежно бросает на пол у входа рюкзак и куртку. Хочется забыться, убрать из сознания каждую чёртову мысль. Почему здесь так одиноко? Ни в одном доме не горит свет, не слышно разговоров, чьего-то смеха. В другое время Китнисс бы обрадовалась одиночеству, но не сейчас, когда в доме напротив кто-то живёт, но словно никого нет. Тоска накрывает её с головой. Вся тяжесть принятого решения сваливается на неё, придавливая тело. Китнисс медленно сползает вниз по стене, оказываясь на полу, словно брошенная вещь. Неспокойный сон обнимает её, опекая от всех страхов и обид. Но так только кажется. Во сне Китнисс идёт по длинному коридору, который тянется все дальше и дальше, пока не упирается в стеклянную, прозрачную стену. От яркого света глазам становится больно. За стеклом — светлое помещение с выбеленными стенами, посредине которого кушетка. Что-то подозрительное таит в себе эта комната, и Китнисс понимает что. Среди стерильной красоты есть один неправильный элемент — смятые простыни и одинокая фигура на краю кушетки. Пит. Он весь дрожит. Белая одежда пропитана потом, волосы взлохмачены. Его лица она не видит, но кажется он... Плачет? Плечи Пита вздрагивают в такт неровному дыханию, но Китнисс ничего не слышит — стекло изолирует звук. Она видит алые пятна, выделяющиеся на фоне белого окружения. Руки Пита все в крови, от ладоней до локтей. Он рассеяно трёт их друг о друга, словно стараясь стереть кровь, а потом эти движения усиливаются. Вот, он уже яростно царапает свою кожу, ковыряет ногтями, рвёт. Китнисс стучит об стекло и зовёт Пита, с ужасом наблюдая за его приступом. Её собственные руки начинают болеть, так сильно она бьётся ими о панель. Она зовёт, умоляет, ругает, ждёт. "Остановись!" Пит не слышит, но почему-то вздрагивает и медленно оборачивается. Китнисс снова видит своего Пита — ясные глаза, наполненные слезами, мягкий изгиб губ и море доверия, которое таится в его взгляде. На секунду ей кажется, что все как прежде, если не считать его щек и рук, испачканных кровью. И тут Пит срывается. Он что-то кричит, роняет на пол кушетку, мечется из угла в угол, все это время не сводя глаз с Китнисс. Мгновение пропадает, его зрачки расширяются, зубы крепко сжаты. Он ненавидит её. Пит указывает на неё пальцем и кричит, словно обвиняя. Она не в силах отойти от стекла, поглаживая холодную поверхность ладонями, каждой клеточкой своего тела желая передать ему послание. "Прости." И он бьётся о стекло. Раз, другой, ещё и ещё. Он отчаянно повторяет свои попытки, врезаясь в прозрачную панель плечом, словно хочет выбить её. Китнисс откуда-то знает — стекло не пробить, оно очень прочное. Ей больно от того, что парень бьёт не куда-то, а именно в место, где стоит она. Боль течёт в крови, поступая в сердце и мозг, заполняя её изнутри. Больно так, что хочется содрать с себя кожу, выбраться из собственного тела и лишиться зрения — только бы не быть здесь. А ещё в ней просыпается ужас. Неумолимо наступает момент её смерти, а Китнисс не может сдвинуться с места, бросив Пита одного. Он как будто животное, пришедшее умирать в одиночестве, то животное, из глаза которого торчит её стрела. И тут стекло трескается. — Солнышко! Эй, солнышко! — Кто-то трясёт её за плечо и Китнисс открывает глаза, отпрянув. — Ты так кричала, что я даже протрезвел, — Хмыкает Хеймитч и протягивает ей руку, — Пойдём. Она неуверенно встаёт и, шатаясь, идёт за ним. В доме Хеймитча также пусто и холодно, но чувствуется запах еды, отчего становится уютнее. Они проходят и садятся за большой стол. На столе — жареная курица, картошка, варёные яйца, тарелочка с орехами и, конечно же, вино. Пит молча буравит взглядом свою пустую тарелку. Хеймитч заботливо накладывает ему и Китнисс курицы и сам принимается за еду. — Ты умеешь готовить? — говорит Китнисс с ноткой скепсиса. — Детка, я так долго жил один, что и не такому научился, — хмыкает он. — Подозрительно вкусно, ты случайно не капнул яда в свои блюда? — парирует она, жуя курицу. — Я бы и капнул, только в тебе этого яда и так навалом, может поделишься? Китнисс уже собирается ответить, но Пит прерывает их перепалку: — Ты кричала, — он не спрашивает, а утверждает. Китнисс медленно поднимает глаза и понимает, что он буравит её взглядом. Не прячет глаз, не отворачивается, а смотрит прямо в глаза. Так упрямо и даже нахально. — Кошмар приснился, — отмахивается она. — Понимаю, — он невесело хмыкает и продолжает есть. Их диалог остаётся самым интересным событием за этот вечер. Когда они выходят из дома ментора, Хеймитч останавливает её, хватая за локоть: — Осторожнее с ним. — Я не сказала ничего такого. — Слушай, пташка, парень может подорваться. Если что-то решишь делать — подумай трижды и вспомни мои слова, — его взгляд непривычно серьёзный. — Хорошо, я буду осторожней, — отвечает она, спустя небольшую паузу. Хеймитч облегчённо выдыхает. *** Следующие несколько недель протекают однообразно. Холодные осенние дни тянутся долго, Китнисс кажется, что мир погрузился в спячку, как и она сама. Она привыкает каждое утро сидеть у окна в своей одинокой кухне, поглаживая пыльную столешницу руками. Привыкла к остывшему чаю, к вечно выключенному свету и таким неродным стенам. К плохому быстро привыкаешь. Целыми днями она пытается найти себе занятия, но все сводится к тому, что Китнисс часами лежит в своей спальне и смотрит в потолок. В голове нестройным рядом протекают мысли — каждая мрачнее предыдущей. Она скучает по Прим, скучает по маме, даже, в какой-то момент, скучает по Хеймитчу, но не осмеливается сделать первый шаг и поговорить с ним. Она боится того, что он может сказать, ведь знает, что услышит. Но больше всего Китнисс скучает по Питу. По тому мальчику с хлебом, ласковый взгляд которого помогал ей в самые тяжёлые минуты. Пит-настоящий ушёл в свой странный, непонятный мирок, плотно захлопнув двери. Они встречаются два раза в день — за завтраком и ужином, в доме Хеймитча. И если завтрак Пит иногда пропускает, то на ужин приходит всегда. Все остаётся неизменным, в том числе тяжёлый взгляд Пита, которым он буравит её на каждой трапезы. От такой слежки кусок в горло не лезет, Хеймитч начинает возмущаться, будто она не ценит его кулинарные способности. — Всё очень вкусно, — отмахивается Китнисс, ковыряя вилкой ростбиф, — Надеюсь, что ты добавил морника и завтра я не проснусь. Никто не смеётся. — Замолчи, — выплевывает Пит, — Не смей так говорить. Его ладони сжаты в кулаки. Тело — натянутая струна, во всех мышцах дрожит напряжение. Китнисс так удивляется, что не находит, что ответить. Он впервые заговаривает с ней, если не вспоминать их первый совместный ужин и краткое обсуждение её кошмаров. — Что ж, голубки, вы наверное устали. Пора нам по домам, — Хеймитч звонко хлопает ладонями, нарушая повисшую тишину. Пит сразу же уходит, хлопнув дверью. Хеймитч вопросительно смотрит на Китнисс: — Детка, ничего не хочешь мне рассказать? — Это было глупо, надеяться, что все станет лучше, да? Его взгляд смягчается, он устраивается рядом, присев за соседний стул: — Ты готова бросить все, спустя каких-то несколько недель? Не узнаю свою бравую Сойку. — Всё бесполезно, Хеймитч, он ненавидит меня, избегает. — Пойми ты, он боится не меньше твоего, — ментор кладёт руку ей на плечо, — Он напуган, растерян и очень одинок. — Почему ты на его стороне? — раздражённо спрашивает девушка, в вопросе читается простое: "А как же я?" — Потому что в тебе я уверен, уверен больше, чем ты сама. Ты раздражающе упрямая и неотступная, черт подери. Вытолкнуть тебя из своей жизни невозможно, ты как заноза в заднице, знаешь об этом? А он — как ребёнок. Пшик — и начнёт плакать или истерить. Я не меньше твоего жду прежнего Пита, но ему нужно время. Время ни черта не лечит, но даёт свыкнуться. — Он ненавидит меня, — повторяет Китнисс, пряча лицо в руках, — Ненавидит. — Чушь. Ненавидел — не потащился бы за тобой. Она поднимает глаза и смотрит на Хеймитча. Тоска обрушивается как никогда сильно, в горле стоит ком. Китнисс глубоко вздыхает, стараясь успокоиться. — Детка, выбей эту чушь из своей головы. Мой тебе совет — займись своей жизнью. Вытри пыль, помой посуду, расчешись, в конце концов, — он многозначительно смотрит на её спутанные волосы. Перед уходом ментор по-отечески сжимает её плечо и ухмыляется: — Смотри, не стань таким же пьяным разгильдяем, как твой покорный слуга. — Отстань. Домой она возвращается с ощущением незнакомой лёгкости. На душе становится теплее, руки уже не такие тяжёлые, в голове стоит приятный шум. Китнисс только сейчас понимает, как замёрзла, так что решает пойти в душ. Тёплая вода согревает, и девушка задаётся вопросом: как давно она мылась в последний раз? Волосы смялись в колтуны, так что она долго стоит, распутывая каждую прядь. Приятный внутренний шум становится сильнее, когда её обволакивает тёплый пар, заставляя расслабиться. Она старательно трёт тело, так что ноги и руки краснеют, пытается снять с себя грязную, пыльно-пепельную оболочку и надеть новую — тёплую и ароматную. После всех процедур Китнисс накидывает халат и выходит из ванной. На плечах собирается влага от мокрых волос — приятное ощущение. Что-то насильно вытаскивает её из внутреннего шума, настораживает. Еле уловимый звук на первом этаже. Она хмурится. Ножи на кухне, лук ждёт на чердаке. Китнисс вспоминает про маленький перочинный ножик в кармане брюк и тихо, стараясь не скрипеть половицами, идёт в спальню. Захватив свое скромное оружие, она медленно направляется к лестнице на первый этаж. Лестница — главный недостаток идеального дома. Каждая ступенька скрипит сильнее, чем предыдущая, так что действовать придётся быстро. В голове не просыпается мысли о том, что враг давно повержен, наоборот — Китнисс накрывает острое чувство опасности, которое оседает на плечи, пока она крадется вперёд. Лучше напасть первой, иначе рискуешь оказаться в ловушке. Сбегая по ступенькам, она оставляет за собой мокрые следы на половицах и громкий скрип дерева. Всё, обратного пути нет. Чей-то тёмный силуэт возникает на кухне, еле виднеется в вечернем полумраке. Китнисс резко включает свет. Пит сидит на стуле, лениво откинувшись на спинку, и, невидящим взглядом смотря перед собой. Он напряжен и расслаблен одновременно — руки покоятся на коленях, но зубы крепко сжаты, под кожей ходят желваки, глаза сощурены. Он поворачивается к Китнисс, пристально оглядывая её: — Мылась? Она настороженно кивает. Повисает пауза. — Зачем ты пришёл? — наконец выдавливает Китнисс, не без злобы смотря на собеседника. Она в проигрыше, из них двоих он принял позицию нападающего, а она — жертвы, несмотря на маленький перочинный нож, сжатый в кулаке. Пит неопределённо пожимает плечами, отводя глаза. Китнисс вздыхает, пересекает кухню и садится напротив. Они долго молчат. Если на ужине он позволяет себе наблюдать за Китнисс, без стыда разглядывая её, отмечая каждое движение и эмоцию, то сейчас его взгляд блуждает по комнате. Он кажется растерянным, черты лица немного смягчаются. Пит ерзает на стуле — кажется, ему становится неловко. Она готова улыбнуться, так знакома ей эта мальчишеская неловкость, которая сквозила в его глазах каждый раз, когда он случайно касался её колена или позволял себе прижаться ближе обычного, углубляя поцелуй. Старый добрый Пит. — Чаю? Он отрицательно качает головой и вздрагивает, когда их колени под столом сталкиваются. Для Китнисс этот момент не менее волнующий — её кожа оголена, подол халата сполз, открывая бедро. Она мнется, думая о том, что бы он сделал, увидя ее такой. В животе приятно потянуло. Пит резко встаёт, с грохотом отодвигая стул, и уходит. Китнисс, растерянная таким жестом, остаётся сидеть на месте. От приятного шума в голове не осталось ни следа, лишь обида бьётся внутри, отдаваясь пульсацией в висках. *** Пит приходит каждый вечер, иногда засиживаясь до поздней ночи. Это становится их традицией: ужин, прощание с Хеймитчем, короткое одиночество и встреча. Он ничего не делает — практически не разговаривает, не пьёт чай, не ест. Китнисс остаётся только гадать что у него в голове. Иногда взгляд отрешенный, несчастный, а порой невероятно тяжёлый, зрачки застилает тёмная дымка. Пит, кажется, наизусть выучил весь кухонный интерьер, а Китнисс запомнила последовательность его взглядов. Стол, окно, книжные полки, раковина, снова окно, руки. Она позволяет себе пристально наблюдать за ним, они меняются ролями — теперь все его движения под её надзором. За ужином Пит становится активнее, говорит с Хеймитчем, улыбается, даже смеётся. И внимательно следит за Китнисс, испытывая её терпение. Это порядком раздражает. А ещё будоражит. Однажды она уходит на второй этаж, зная, что Пит все ещё на кухне. Глаза слипаются и Китнисс проваливается в сон. Не один из тех кошмаров, которые преследуют её постоянно, а нечто... Другое? Кухня, свет выключен, Китнисс обволакивает темнота, так что она еле видит собственные руки. Ничего необычного, но почему-то свет не включается. На ощупь она пытается налить себе чай, но тут же роняет кружку, нарушая обволакивающую тишину. Наклонившись, девушка пытается убрать осколки, но чья-то рука останавливает её. Кто-то крепко держит Китнисс за плечо. Девушка не успевает ничего понять, когда сильные руки придавливают её к полу, а незнакомец надавливает всем телом, ограничивая движения. На шее она ощущает теплое дыхание, а ещё что-то приятное и мокрое — лёгкий поцелуй. Поцелуи следуют один за другим, добираясь до её уха, когда кто-то шепчет: — Китнисс. Это голос Пита. Он не даёт ей опомниться, одной рукой сжимая запястье, второй поглаживая колено, затем бедро, перескакивая на живот, а затем... Она громко стонет, когда рука Пита касается внутренней стороны её бедра, дразнящими движениями пощипывая кожу. Тут же Китнисс понимает, что из одежды на ней только тот самый халат, подол которого раскрывается, давая чужим пальцам свободу. Пит тянется к ней, прикусив мочку уха отчего изо рта у неё вылетает ещё один стон. Он мягко массирует пальцами её запястье, а Китнисс обнимает его свободной рукой, прижимая к ближе к себе. Его ладонь продолжает мять кожу, но не продвигается выше, хотя внутри у девушки все сворачивается, желая, чтобы пальцы дотронулись до самого сокровенного. Она подаётся вперёд, подталкивая его бёдрами и... Просыпается. Китнисс с раздражением открывает глаза и ерзает на кровати. За окном глубокая ночь. Она тихо чертыхается, чувствуя, что между ног стало влажно. Простыни смяты, подушка на полу. — Не спишь? Китнисс напрягается, спиной чувствуя знакомый пристальный взгляд. — Сплю, — бурчит она, не желая поворачиваться. Он собрался обсуждать с ней бессонницу? Черта с два. — А я слышал, как ты кричала. И говорила что-то. О нет. Нет, нет, нет. Только не сейчас, только не здесь. Не перед ним. — Говорила? И что? — она резко поворачивается и смотрит на него, вложив в этот взгляд всю злость и раздражение. Внутри все кипит от стыда и ускользнувшего удовольствия. — Моё имя, — он хмыкает, — Только моё имя. Китнисс молча отворачивается, натянув одеяло до подбородка: — Иди спать, Пит. *** — Прости, что? — в голосе Джоанны звучит насмешка. Китнисс вздыхает, потирая переносицу. Позвонить Джоанне Мейсон было самым тупым решением. Их ведь даже нельзя назвать подругами, они скорее хорошие знакомые. Но кто, если не Джоанна, знает толк во всех этих штуках. Идти к Хеймитчу? Ну уж нет. Да и как бы это выглядело? "Привет, Хеймитч, у меня тут проблемка. Пит возбуждает меня, а ещё мне снятся странные сны, после которых все белье мокрое. Может дашь совет?" — Джоанна... — То есть тебе снятся эротические сны, а ещё ты невероятно хочешь своего женишка, и ты звонишь мне? — Я не знаю, что делать — вздыхает Китнисс. Она сильнее сжимает трубку в руках. — Ну раз наш чемпион пока не доступен, попробуй его соблазнить, — Джоанна уже в откровенную смеётся. Да, ей смешно, а по лицу и шее Китнисс ползут красные пятна от смущения и злобы. — Исключено. — Почему? Ну будет у вас элемент удушения, ничего страшного. В сексе нужно пробовать все. — Я не собираюсь никого соблазнять, — выплевывает Китнисс в трубку. — Дорогая, самоудовлетворение никто не отменял, — спустя паузу доносится из телефона, — Тогда сама все делай. — В смысле? — Ты что, никогда не..? Да не мели чушь. — Никогда не что? О чем ты говоришь? — Китнисс хмурится. Ну почему все так сложно. — Ладно, сойка, я поняла. Смотри. Идёшь в ванную, или в кровать, или на кухню, да куда угодно и... Спустя час разговора и подробных объяснений Китнисс уже багровая. Она с ужасом выслушала подробные инструкции и вяло попрощалась с весёлой собеседницей. Нет ничего хуже такого разговора. Лучше всего забыть все, уйти от этих мыслей, выбить у себя из головы. К вечеру она понимает, что это невозможно. Пит приходит и, как всегда ждёт её на кухне. Но что-то меняется. Когда Китнисс заходит в комнату, она видит в его руках чашку с чаем. Он хмыкает, изобразив приветствие, даже не удостоив её взглядом. Отлично. Китнисс садится напротив и упрямо смотрит на него, стараясь не отводить глаз. Это даётся тяжело, учитывая что он что-то подозревает. Понимает. Словно знает гораздо больше неё, как будто залезает внутрь её души и смотрит, слышит и внимает с помощью её тела. Пит завладевает ей полностью, зная все её мысли и переживания. — Что смотришь? — равнодушно спрашивает он, разглядывая противоположную стену. Это чёртово спокойствие. Ещё чуть чуть, и он закинет ноги на стол и включит телевизор, словно у себя дома. — Зачем ты приходишь? — упрямо спрашивает Китнисс. — Просто так, — спустя небольшую паузу отвечает парень, пожав плечами, — Тебе не нравится? Этот вопрос ставит в тупик. Китнисс лихорадочно ищет, что бы ответить, но не может найти. Скажет "да" — проиграет в их невидимую игру, где Пит ведущий, а она ведомая. Скажет "нет" — и он может уйти навсегда. Но как же ей этого не хочется. Родной, любимый, такой недоступный в своём недоверии, такой притягательный. Где-то внутри него живёт тот самый мальчик с хлебом, которого Китнисс отчаянно хочется вытащить наружу. — Мне уйти? — напряжённо спрашивает Пит, встав со стула. Выдержав долгое молчание, она сдаётся и качает головой: — Нет. И он остаётся. *** — Солнышко, что-то ты взвинченная сегодня, — замечает Хеймитч, отхлебывая из фляги. — Магнитные бури, — бурчит Китнисс, ковыряя вилкой в пустой тарелке. На столе стоит блюдо с запеченной рыбой и овощами, блюдце с виноградными гроздьями и бутылка красного вина. Китнисс никогда не пьёт, не хочет терять контроль над собой, как в тот раз перед Квартальной бойней. — Как я понимаю, одна магнитная буря сейчас направляется к моему дому, — хмыкает Хеймитч. Ужин проходит за непринужденными разговорами, Китнисс замечает, что Пит даже пробует вино, совсем немного — один бокал. По его щекам разливается румянец, пятнами переходя на шею, глаза блестят. Пит кажется здоровым и... Нормальным? Все как прежде. Домой они возвращаются в привычном молчании, Пит не спрашивая, сразу направляется к её двери. Он занимает свою неизменную позицию у окна и разогревает чай. Всего одна кружка. Для неё он кружки не припас. Злясь на этот молчаливый протест, Китнисс пулей забегает наверх и хлопает дверью спальни. Погромче, чтобы Пит услышал. Во сне ей снова снится тёмный коридор, в дали которого блестят белые стены уже знакомой комнаты за стеклом. Пит сидит смирно, кровать аккуратно застелена, крови на руках нет. В глазах — какой-то странный, сверхъестественный блеск. Китнисс подходит к стеклу и упирается ладошками в панель, не сводя с него глаз. Он медленно, неуверенно шагает к ней, чуть отведя плечи назад, словно боится. Как запуганный зверёк, Пит крадется по стерильной комнате, совершая непонятные маневры, петляя, подрагивая, сжимая руки. Наконец, он подходит вплотную к стеклу и касается его. Пит повторяет движения Китнисс, опираясь ладонями о панель, так что их руки оказываются напротив друг друга. И тут стекло исчезает. В мгновение все в голове перемешивается и Китнисс, наклоняясь, падает вперёд. Сильные руки хватают её и ставят на ноги. Пит совсем рядом, от его сбивчивого дыхания Китнисс чувствует, как подрагивают пряди у лица. Он наклоняется и мягко целует её в уголок губ, отчего девушка вздрагивает, но не может сопротивляться, отвечая на целомудренный поцелуй. В голове пролетает тысяча мыслей, в животе что-то дрожит, когда Пит резко перехватывает её запястья и прижимает к стене. Одна его рука скользит под майку и сжимает грудь, так что у Китнисс вырывается стон. Он мучительно медленно стягивает с неё одежду, оставив брюки и ботинки. Поцелуями Пит спускается от щек, по шее, к ложбинке между ключиц. Его губы скользят по животу и, наконец, он добирается до молнии. Перехватывая её взгляд, он расстегивает ширинку, зубами прикусывая кожу на животе. Китнисс бьёт дрожь. Нет ничего приятнее таких прикосновений, особенно когда касается именно он. Свободной рукой девушка поглаживает светлые волосы, призывая не останавливаться. Всё нервы напряжены, в теле звенит тонкая струна возбуждения, белье намокло. — Китнисс? Молчание. Сон постепенно рассеиваться, впуская недружелюбную реальность. — Китнисс? — повторяет знакомый голос — Что? — Ты звала меня, — с холодком произносит Пит, — Снова. — Не помню такого — машинально защищается девушка, быстро накрывшись одеялом. — Отлично, — Пит раздражен. Он выходит, хлопнув дверью. *** — Я настаиваю, чтобы ты попробовала. — Послушай, это просто смешно, — Китнисс теребит кончик косички. — Нет, не смешно. Это чертовски приятно — Но... — Раз уж тебе суждено умереть девственницей, то хотя бы один раз попробуй сделать себе приятно. — Но как? — Мы же это обсуждали, — наигранно удивляется Джоанна, — Или тебе повторить? — Ну уж нет. — Так что, попробуешь? Возникает долгая пауза, во время которой Китнисс лихорадочно соображает — соврать, что использует совет Джоанны или действительно его использовать? — Китнисс! — настойчиво зовет Джоанна. — Попробую, — тихо говорит девушка наконец, надеясь, что её не услышат. — Что, прости? — Попробую. — Вот и молодец, — Джоанна прощается и кладёт трубку. Как же все сложно. Почему нельзя просто обнять друг друга, поцеловать, прижаться. Дотронуться до лица и ниже, ниже, ещё ниже. Китнисс качает головой, стараясь отогнать мысли. Может и правда стоит попробовать? Иначе она умрёт от внутреннего напряжения, которое растёт с каждым днем. Хеймитч, кажется, все понимает, и не перестаёт подтрунивать, а она только огрызается в ответ. Пит смотрит. Внимательно, изучающе, словно уже знает ответы на все вопросы. Словно отслеживает её, как она отслеживала добычу на охоте. Этим вечером ей меньше всего хочется видеть Пита в своём доме. У неё есть план, который нужно воплотить в жизнь, но для этого понадобится полное уединение. Прогнать его не хватает сил, так что Китнисс сразу же направляется на второй этаж, оставив Пита наедине с чашкой. От яркого света в ванной девушка щурится, привыкнув к постоянному полумраку, царящему в доме. Предусмотрительно заперев дверь, Китнисс останавливается напротив зеркала. Волосы спутаны, щеки горят — что она делает? Девушка включает воду, раздевается и проскальзывает под горячие струи. Все тело пульсирует от сладостного томления, желания попробовать нечто новое, неизведанное. Рука скользит вниз по животу, мягко массируя кожу. Она дотрагивается до лобка и вздрагивает, ощущая, насколько сильно будоражит это касание. Никто не трогал её здесь, в таком интимном месте, даже она сама никогда не изучала собственное тело. Ладонь словно чужая, разгоряченная тёплым паром, скользит ниже и Китнисс приглушенно стонет в кулак. Внутри все влажно, горячо, каждое касание отдаётся громкими ударами сердца, которые слышны даже в голове. Она быстро находит нужную точку и двигает пальцами, мягко массируя комочек нервов. Пит. Перед глазами его руки с выступающими венами, ясные голубые глаза, губы, застывшие в грустной ухмылке. Она стонет ещё раз, вспоминая свои сны. Как руки скользят по обнажённому животу, а поцелуи обжигают кожу. В фантазиях он нежен, но ведёт себя напористо. Мучительно долго стягивает с неё одежду, замирает, наблюдая за её реакцией. Когда их тела соприкасаются, Китнисс стонет особенно сильно, ускоряя движение пальцев, забываясь в волне накатившего оргазма. После все её тело словно тяжелеет, но это приятная тяжесть, похожая на привычную усталость после охоты. Ноги и руки немеют, в горле пересыхает. Китнисс открывает рот и пьёт горячую воду, наслаждаясь моментом. Клубок в животе медленно развязывается. Из душа она вылезает довольная, с радостью думая о том, что сегодня ночью её наверняка не будут мучить кошмары и другие сны. Закутавшись в халат, Китнисс выходит из ванной. И тут же улыбка улетучивается, когда она сталкивается с знакомым, недоверчивым взглядом. Пит щурится, опираясь спиной о стену, сложив руки на груди. — Что это было? — требовательно спрашивает он. — Я мылась. — Ты стонала, я слышал. — Я ударилась об угол, — Китнисс старательно прячет глаза, уставившись на прикроватную тумбочку с ситцевой салфеткой. — Несколько раз? — Пит поднимает бровь. — Да, — выдавливает она, проходя мимо и ложась на кровать спиной к нему. Через некоторое время матрас прогибается и чужое тело ложится рядом. Пит держит дистанцию, заняв место в противоположном углу кровати: — Я останусь. Китнисс глубоко вздыхает и понимает, что сегодня уснёт в халате, хотя привыкла спать голышом. *** — Детка, я, конечно, все понимаю, но что творится у тебя дома? Снова кошмары? Она замирает, держа в руках нож, которым до этого резала варёную картошку. Сегодня Китнисс вызвалась помочь Хеймитчу с ужином. — Он тебе сказал, — угрюмо констатирует девушка. — Пит переживает, — кивает Хеймитч, исподтишка наблюдая за ней, — Говорит, что ты часто кричишь и стонешь по ночам. И зовёшь его. Последнюю фразу Хеймитч смакует с особым удовольствием. Китнисс упрямо молчит, катая картофелину ножом по тарелке. Ещё не хватало Хеймитча посвящать в свои дела. — Солнышко, он вообще-то переживает. Парень был вне себя, влетел сюда пару дней назад, бродил по комнате, засыпал меня вопросами. Ты ему дорога. Она молчит. — Нет, посмотри на меня, — пальцами ментор поднимает её подбородок, поворачивая лицо к себе, — Ему не все равно на тебя. Китнисс передергивает плечами и щурится. Внутри загорается огонёк радости. Ему не все равно, он не ненавидит. Пит пришёл к Хеймитчу, чтобы поговорить о ней. Что он говорил? Ругал, злился, беспокоился? Как выглядел, хвастался ли руками за волосы, переворачивал мебель, кричал. Или все менее драматично и, на самом деле, это был обычный разговор за кухонным столом. — Спасибо, — говорит Китнисс, сама не зная почему. — Да не за что, — ментор выглядит вызывающе довольным. *** — Прости, — лепечет она, сжав края столешницы. Для того, чтобы выдавить из себя это слово, понадобилось много мужества. Ей пришлось засунуть всю гордость куда подальше и признать, что она была слишком строга к Питу и его вниманию к ней. Он ведь и правда волнуется, хотя внутри просыпаются подозрения — а если это притворство, если ловушка? Китнисс машинально потирает шею. — Болит? — невесело спрашивает Пит. По его глазам видно, что он все помнит. Китнисс отрицательно качает головой. Сегодня на кухне светло и уютно, помимо основного света включены настольные лампы и подсветка над плитой. Так спокойнее. Пит как всегда держит в руках чашку с чаем, ожидая, пока напиток остынет. Ждёт он, правда, очень долго, и Китнисс кажется, что чай уже ледяной. — За что ты просишь прощения? Китнисс сглатывает : — Я была несправедлива к тебе. Не думала, что ты волнуешься. — Я всегда волнуюсь за тебя. От этих слов хочется кричать, а на душе разливается вязкое тепло, стекающее на узел в животе. В порыве Китнисс хватает Пита за руку, сжав ладонь. Он отдергивает пальцы, как от огня, отодвинувшись далеко от стола. Его лицо искажает злоба и страх. Он вскакивает и начинает мерить шагами кухню, заламывая руки. — Я сделала что-то не так? — Всё, — Пит хватается за голову, ероша волосы, — Всё не так, Китнисс. Я не тот, жизнь совсем не такая, как раньше. И эти вечные кошмары... Я больше не могу. Хочется подойти и обнять его, дать уткнуться носом в свое плечо, успокоить. Но она этого не делает, видя, в каком раздражении находится парень. Сколько боли в этих обрывочных фразах. — Ты можешь идти, если сейчас тяжело, — она вздыхает, а в голове звучит: "Не уходи". Встав из-за стола, она ставит чайник на плиту и включает огонь. От неловкости хочется скрыться, заняться хоть чем-то, лишь бы не продолжать тяжёлый разговор. Кстати, самый длинный разговор с того момента, как они живут в Деревне Победителей. Знакомые руки ложатся на столешницу, окружая Китнисс с обеих сторон. На шее дрожит горячее дыхание, телом Пит буквально вжимается в неё, заставив упереться животом в стол. Она замирает, не понимая, что сейчас делать. Ударить его, дать пощёчину? Поддаться искушению, развернуться и обнять? Губы Пита мягко прижимаются к её шее, прокладывая мокрую дорожку к лопаткам. Ладони поглаживают её предплечья, скользят по логтям, спускаются к запястьям и повторяют свой путь заново. Китнисс прерывисто дышит, чувствуя, как внутреннее тепло превращается в жар. Она крепко сжимает губы, чтобы не застонать. Пит кладет руки ей на живот и ещё крепче прижимает к себе, будто боится, что сейчас она упадет и разобьется, как хрустальный бокал. Медленно скользя пальцами, парень залезает ей под майку, приминая кожу. Китнисс порывисто вздыхает. Неужели это происходит здесь и сейчас? Пит рядом, её родной и любимый человек обнимает, как никогда раньше. Когда она уже собирается повернуться, чтобы сорвать с его губ долгожданный поцелуй, он отстраняется. И уходит, тихо закрыв входную дверь. Чашка остывшего чая одиноко стоит на столе. Китнисс не спится. Такая загадка кроется в её близком человеке. Сколько вопросов остаётся без ответа, в его голосе всегда сквозит тоска и отчаяние. Он совсем один. Хотя нет. Она хмурится, отгоняя мысли, ведь у Пита есть Хеймитч, есть она, да и доктор Аврелий, в конце концов. Большинству людей не понять его внутренних терзаний, но, вот они, маленькая кучка добровольцев, готовых помочь. Может пойти к нему? Нет, плохая идея, наверняка сейчас Пит совершенно разбит и не может заснуть — в окнах его дома горит свет. Китнисс мутит от того, насколько ей хочется быть рядом в этот самый момент, но она понимает, что сейчас нужно оставить парня в покое. По крайней мере, до завтра. *** Пит перестаёт приходить к ней по вечерам. Боится её? Не исключено. Иногда он пропускает ужин и в какой-то момент Хеймитч не выдерживает: — Что ты сделала с парнем? — Ничего, просто, — она выдерживает паузу, — Просто дотронулась до него. А он, понимаешь... Он то-ли обрадовался, то-ли взбесился, а потом умчался к себе домой. — Да уж, — кряхтит Хеймитч, — Видимо птичке придётся повременить с потомством. — И что мне делать? — чуть ли не жалобно спрашивает девушка. — Если отвечу "оставить его в покое" — ты сто процентов попрешь против моих слов. Да и знаешь, я такого не скажу, — ментор замолкает и вдруг говорит, — Детка, ты все делаешь правильно. Питу нужно понять, что ты рядом. Он боится тебя потерять. — И, что дальше? Мне закрыться у себя дома и снова ждать неделями? — Мой тебе совет, иди и поговори с ним. Китнисс выходит из дома Хеймитча, вдыхая свежий ночной воздух. После дождя всегда так легко дышится. На душе приятно, но чуть покалывает волнение. Она быстрыми шагами направилась к дому Пита. Остановившись у его двери девушка, не задумываясь, громко постучала, чувствуя, как звук ритмично сливается с гулом ее сердца. Пит открыл. Он застыл, смотря на Китнисс. — Давай поговорим, — на выдохе сказала она и прошла мимо парня в его дом. Наглость, Китнисс, наглость и уверенность. — Ты мне нужен, — выпалила девушка, усаживаясь за кухонный стол, в комнате, идентичной кухне в её доме, — Я не боюсь тебя, Пит. — Тогда почему ты кричишь по ночам? — он садиться напротив, пристально наблюдая за девушкой. В движениях Пита сквозит уже привычное напряжение. — Я... — Китнисс зарделась, отводя взгляд, — Да, иногда мне снятся кошмары про маму, про Прим, Руту. Я часто вижу их во сне и чувствую, как утопаю в этой пустоте, понимаешь? Мне бывает очень плохо и страшно, но иногда... Я кричу не по этому. Я вижу тебя во сне и мне очень приятно. Черт, черт, черт. Как же тяжело сказать эти слова. Как вообще объяснить Питу содержание своих снов, и нужно ли? А если он все поймёт? Вдруг он осведомлён в этом вопросе больше неё и все понимает гораздо лучше, чем она думает. В голове всплывают подозрения — а если у него уже был кто-то? Он касался чужой девушки, целовал, обнимал, делал приятно в тех самых местах. Ревность звонкой струной натянулась внутри, заставляя тело непроизвольно вздрогнуть. — Приятно? — голос Пита звучит вкрадчиво, парень смотрит на неё с интересом, — Тебе снится что-то приятное с моим участием? — Да. — И что же? Китнисс задумалась, лихорадочно выискивая тактику действий. Уйти и хлопнуть дверью, а может отмахнуться и рассказать про совместный вкусный ужин или аттракционы? Ну да, очень убедительно, если вспомнить её громкие стоны. Коснуться руки Пита — он отскочит, как от огня, обнять — оттолкнет. Но все же... Она потянулась и схватила его ладонь. Пит не выдернул руку, но и не расслабился. Он следит, как Китнисс мягко пробежалась пальцами по его коже, поднимая руку к своему лицу. Она коснулась губами пальцев, отметив, какие они горячие. Осторожно поцеловала каждый палец, оставляя влажные следы, а потом опустилась ниже, целуя ладонь, запястья. Это было очень кроткое и несмелое движение, девушку потряхивало от напряжения. В голове все смешалось, а в животе завязался знакомый узел. — Мне снилось, как ты касаешься меня, вот так, — девушка продолжила целовать его руку, притягивая вторую ладонь, целуя и её, — И мне очень приятно. Их колени под столом соприкоснулись, и Пит потёрся о её ногу. Одна ладонь выскользнула из ее объятий и он притронулся пальцами к её коже. Рука поползла выше, мягко сжимая бедро. — Вот так? — тихо спросил он, не отрывая взгляда. Китнисс закусила губу и кивнула. Пит отпрянул, нарушая идиллию. Он отвернулся, но Китнисс успела увидеть лёгкую улыбку на его губах. Парень встал и подошёл к ней сзади, опустив горячие руки ей на плечи. Мягкими движениями Пит стал массировать кожу, действуя уверенно, будто делал это далеко не в первый раз. И тут Китнисс застонала, не в силах удержаться. В голове торжественно гремел гром, тысячи разноцветных звёзд искрились под полуприкрытыми веками. Гром сменился звенящим гулом, когда Пит потянулся и оставил лёгкий поцелуй на её шее. — Пит. — Да? — Если ты не хочешь, я не заставляю... Парень потянулся, вдыхая запах её волос, касаясь губами уха, — Я хочу, — он резко выдохнул и прикусил мочку. Китнисс застонала ещё раз, схватив его за ткань брюк, сжимая её пальцами. Пит. Её родной, самый ценный и любимый. Они так близко, как никогда до этого. Недели тяжёлой разлуки и непонимания дали о себе знать. Вся тяжесть, свалившаяся на неё, медленно рассасывалась, давая дорогу чему-то новому. До этого они никогда не касались интимных тем, но все же ситуации были. Не раз, просыпаясь в его объятиях, она чувствовала, как что-то твёрдое упиралось в бедро. Хеймитч любил подтрунивать над ними, однако Пит не отставал, иногда выкидывая двусмысленные шутки. В этот момент его глаза горели задорным мальчишеским блеском. Однажды ночью они проснулись почти одновременно от того, что рука парня была у неё под майкой, а Китнисс крепко обнимала Пита за шею, целуя. Во сне их неосознанно потянуло друг к другу, а потом каждый откатился на свою сторону кровати, краснея от стыда. Но сейчас все было по другому, никто не спал, Пит был сосредоточен и полностью погружен в процесс. А Китнисс... Голова буквально взрывалась под волной мыслей, в сердце смешались радость, страх и возбуждение. Кажется, девушка совсем не справлялась с миссией "остаться адекватной". — Приятно? — в голосе Пита слышались нотки беспокойства. — Очень. Наконец, когда он развернул её к себе, их губы соединились в долгом поцелуе. По телу Китнисс пробежала дрожь, а когда они разорвали поцелуй, девушка заметила, что по лицу Пита пошли красные пятна румянца, то-ли от смущения, то-ли от возбуждения. Девушка нежно погладила его по щеке. До спальни они добрались быстро, поминутно останавливаясь и целуя друг друга то в шею, то в губы. Когда дверь спальни открылась, Пит взял инициативу в свои руки и прижал её к стене. — А так нравится? — он довольно улыбнулся, прищурившись. Китнисс попыталась что-то сказать, но издала какие то непонятные звуки, которые Пит прервал поцелуем. Вот черт, а он ведёт игру! Ну уж нет, она не должна отставать. Пит поцеловал её снова, обдав лицо горячим дыханием однако она извернулась, прижав парня к стене, они поменялись ролями. — Нравится, — запоздало ответила она, улыбнувшись. Хотелось вжать его в стену, обнять со всей силы, залезть под футболку и целовать, целовать, целовать. Так девушка и сделала. Пока Пит отвлёкся на особенно долгий поцелуй, она скользнула ладонями под ткань, поглаживая напрягшийся пресс. Теперь уже Пит издал тихий стон ей в губы, прижав покрепче к себе. Следуя за её руками, он стянул с себя футболку и накрыл её руки своими. — Я не думал, что ты этого хочешь, — отрешенно сказал он, — Думал, ты меня боишься. — Мне правда иногда бывает страшно, от того, каким холодным и недоступным ты кажешься, словно мы далеко-далеко друг от друга. Я скучаю, Пит. — Но я ведь здесь, — бормочет он, наклоняя голову навстречу её пальцам, которыми Китнисс поглаживает его щеку. — А вдруг ты уйдёшь? — надломленным голосом спрашивает она, — Не оставляй меня. — Я всегда рядом, — целуя её, говорит Пит, — Всегда. Постепенно поцелуй становится требовательным и жадным, колени Китнисс подгибаются, в животе горячим мёдом течёт возбуждение. Он хватает ее и валит на кровать, оказываясь сверху. Медленно, очень медленно, Пит стягивает её майку, обнажая грудь. Парень глубоко выдыхает, и Китнисс в голос стонет когда его губы касаются соска. Он изучает её грудь, целуя и прикусывая кожу, гладя пальцами каждую родинку и шрам. Поцелуями Пит поднимается по шее к линии челюсти и добирается до губ. Он шепчет что-то непонятное, тяжело дышит и улыбается, а в глазах стоит хитрый блеск. Их губы снова соединяются и Китнисс стонет ему в рот, когда мужская рука касается ширинки её штанов. — Хочется, правда? — с лёгкой усмешкой спрашивает он. Такая усмешка каждый раз мелькает на его лице, когда до Китнисс долетают его неоднозначные шутки. Девушка беспорядочно кивает, дергая бёдрами вперёд, торопя его. Он уже в открытую смеётся, очарованный её напором. Стянув с неё штаны (опять же, мучительно медленно), Пит оставляет её в белье и носках. Откинувшись, парень с наслаждением наблюдает за открывшейся картиной. Китнисс хмурится, в нетерпении ерзая на кровати. — Хватит пялиться, — чуть ли не с обидой говорит она, раскрасневшись от смущения. Ещё никто (кроме группы стилистов в Капитолии) не видел её обнажённой, никто не рассматривал так откровенно. — Наслаждаюсь моментом, — смеётся Пит и, через мгновение, возвращается к её губам. Пока они целуются, рука Пита скользит все ниже и ниже, пока не останавливается у резинки трусов. Здесь он останавливается и вопросительно смотрит на Китнисс, словно спрашивая: "Можно?". Она быстро кивает. Когда пальцы парня касаются её лобка, тело Китнисс бьёт крупная дрожь. Ей страшно и приятно одновременно. Пальцы поглаживают половые губы и соскальзывают внутрь. Сначала Пит вводит один палец, проверяя реакцию. Немного странно и даже неприятно. Но когда он начинает мягко массировать внутренние стенки, Китнисс откидывается на подушки и закусывает губу. — Там так тепло и влажно, — шепчет Пит, — И приятно. Он вводит второй палец и задевает особо чувствительную точку, отчего Китнисс громко стонет. Не в силах терпеть, она притягивает Пита к себе и помогает избавиться от штанов и белья. Пит стаскивает её белье и рассматривает тело Китнисс, сощурив глаза. Его взгляд внимательно скользит по всем изгибам и ложбинкам, по каждому волоску. Китнисс хочется закрыться в одеяло, так она смущена. Парень накрывает её губы своими, затягивая в томительно долгий поцелуй. Рукой она случайно касается головки члена, отчего Пит сильно прикусывает нижнюю губу Китнисс. — Ещё, —стонет он, уткнувшись лицом ей в плечо. Китнисс осторожно начинает двигать пальцами, когда ладонь Пита накрывает её руку, помогая ускориться. — Черт, — Пит сбивчиво дышит, покусывая мочку её уха, — Иди ко мне. Китнисс понимает, что момент настал. Самый желанный момент, о котором она думала многие ночи напролёт. И сейчас ей страшно. Пит вдавливает девушку в матрас, схватив запястья ладонью, обездвижив её. Лёгким движением он раздвигает её ноги и замирает. Лёгкий кивок от Китнисс даёт сигнал, что она готова и парень наклоняется вперёд, входя в неё. Боль взрывается тысячей осколков у неё в голове. Всё внутри жжёт и чувствуется влага — кровь. Китнисс вскрикивает и сводит колени. — Ш-ш-ш, — Пит ласково гладит её по щеке, — Если хочешь, мы закончим, хорошо? — Нет, подожди. Я не хочу заканчивать. Проходит несколько минут и боль потихоньку затихает, но не совсем. Тем не менее, Китнисс толкается бёдрами вперёд, давая понять партнёру, что готова. Пит стонет, двигаясь медленно, с каждым движением ускоряя темп. Он наваливается на неё, запуская пальцы в спутанные волосы девушки, постанывая ей в рот во время поцелуя. Другой рукой парень крепко сжимает её бедро. Жжение сменяет липкое, тягучее наслаждение, которое дразнит узел в её животе. Ладонями Китнисс обнимает спину Пита, чувствуя, как капельки пота скользят по его коже. Пит кончает раньше неё, но продолжает двигаться, дав девушке возможность получить разрядку. Она громко вскрикивает и мышцы, до предела напряжённые, расслабляются. Пит без сил валится рядом. Сон приходит как никогда быстро и, засыпая, она знает, что не увидит сегодня кошмаров. А если и увидит, рядом будет Пит, который обнимет её, совсем как раньше. Засыпая, девушка чувствует лёгкое прикосновение губ на щеке и улыбается. *** Китнисс резко распахивает глаза. За окном ещё темно, в углах комнаты собрались чёрные тени, в небе виднеются редкие звезды. Она ощупывает кровать, не найдя рядом Пита. В голове проносится тысяча мыслей. Он её оттолкнул, а может испугался? Или использовал её, выбрав изощренный способ мести? Китнисс быстро одевается и выходит из комнаты. На первом этаже горит настольная лампа, кто-то тихо гремит посудой. Сбежав по лестнице, она морщится от стремительного движения — внутри ещё немного жжёт. Пит сидит, уставившись в стену, ожидая, пока остынет чай. Напротив него стоит ещё одна чашка и у Китнисс теплеет на душе, все сомнения улетучиваются. Он впервые за все это время заварил чай для неё. — Только не думай, что это только потому, что мы переспали, — Пит кивает на чашку. Он кажется немного растерянным, даже пристыженным. — Что? Да я даже не думала об этом. — Я просто, — он запинается, — Все эти недели я не мог себе разрешить поговорить с тобой. Боялся навредить, обидеть, а вдруг я бы кинулся на тебя? Да, терапия закончена и я звоню доктору каждый день, но все же. Внутри меня живёт монстр, Китнисс, и что, если я не смогу с ним совладать? Мне страшно. Китнисс садится напротив. Он кажется таким маленьким и потерянным, словно остался единственным человеком на всей планете. Девушка старается передать все свое сочувствие, когда ласково берет его за руку и смотрит в глаза. — Ты справишься, Пит, я знаю. В тебе столько силы, ты сам этого не понимаешь. Я не говорю, что все сразу станет хорошо, но я рядом и всегда буду рядом. — Но если я причиню тебе боль... — А для чего ты лечишься? У тебя есть доктор Аврелий, я с Хеймитчем, мы поможем. Доктор сказал, что тебе нужно вернуться в родной Дистрикт, чтобы восстановить память. Ты справишься. Пит грустно улыбается: — Если с тобой что-то случится, я себе этого не прощу. — Я до сих пор не простила себя за то, что оставила тебя на арене во время Квартальной бойни, — мрачно говорит Китнисс, — Я поступила, как настоящий монстр. — Ты не виновата, — он крепче сжимает руку девушки. — И ты не виноват, я буду повторять тебе это изо дня в день. Ты же тот самый Пит — мальчик с хлебом. Война и диктатура изменили нас всех навсегда, понимаешь? Да, это больно, но через эту боль надо пройти. Только так ты не потеряешь самого себя. Парень дрожит и дергается, словно хочет встать, но Китнисс крепко держит его ладонь: — Нет, Пит. Хватит убегать от настоящего. Останься со мной, пожалуйста. — Спасибо, — говорит он наконец, — Я благодарен за то, что ты сделала первый шаг, у меня бы не получилось. — Я не могла больше терпеть, — улыбается Китнисс и Пит неуверенно смеётся. Чай в чашках постепенно остывает, а они так и сидят, говоря обо всем на свете. Им ещё очень многое предстоит обсудить.