Леди Макбет Мценского уезда, или Лавры Семена Саксеева

      Зою Михайловну Лыкову выдали замуж в четырнадцать лет за Зиновия Борисовича Измайлова. Как ни упиралась Зоя, как ни плакала, как ни просила отца и мать оставить ее хоть на несколько лет дома, Михаил Павлович был непреклонен. Жених был богат, родовит, уважаем в обществе, а то, что жил в провинции — не столь важно. Зоя несколько раз сбегала из дома, была возвращена полицией, не раз была бита за свои выходки и, в очередной раз отсидев в своей комнате на хлебе и воде, покорилась судьбе.       Жизнь в доме свекра была беспросветна: Зиновий Борисович был постоянно в делах и заботах, а Борис Тимофеевич любил развлекаться тем, что упрекал молодую жену за бездетность. И не столь важно, что это была уже вторая бездетная жена — виноватой в том, что все нет семье наследника, была именно Зоя.       Прошло пять лет. Зоя Михайловна уже смирилась со своим положением, тем, что ее брат, Севастьян Михайлович, служит в жандармерии, а она, будто человек второго сорта, тоскует в бездетном замужестве.       На шестой год Зиновий Борисович и вовсе отбыл по делам. Зоя Михайловна слонялась по комнатам: все книжки уже были вызубрены наизусть, а новых покупать не было велено, как вдруг в один прекрасный день решила выйти на улицу, посмотреть на простой народ.       — А это кто идет? — спросила она Аксинью.       — Володька Геллер, каторжанин недовешенный, — ответила Аксинья.       — Каторжанин? — Зоя растерялась. — Недовешенный?       Уже вскоре Аксинья поведала хозяйке всю историю о том, как недовешенный каторжанин Володька Геллер, разбивший голову, сорвавшись из петли, был сослан подальше от приличных людей, поэтому только по протекции своей матушки, которая служила в городе классной дамой, а теперь «учит крестьянских детей за мешок картошки, потому что сперва из гимназии вышибли, а потом и в городе никто не захотел брать ее в учительницы своим детям», и которая весьма уважаема среди местных жителей, смог пристроиться в столь пристойное место.       Аксинья ушла. Зоя, снова увидев мо́лодца, подошла к нему и спросила:       — Из кого будешь?       — Из дворян-с, — ответил Володька.       — Да таких дворян как ты мой любезный братец Севастьян Михайлович толпами в Сибирь отправлял, — сказала Зоя. — Почему не на каторге?       — Из петли сорвался, сослали адмиинистративным порядком-с, — произнес Володька.       Зоя посмотрела на собеседника. Красив, строен, темноволос, приятные черты лица.       — Сколько лет? — спросила Зоя.       — Двадцать четыре, — уже без приставки «с» ответил Володька.       — Двадцать четыре, а такой закоренелый преступник! — воскликнула Зоя.       — Пойду работать, ваша светлость, — сказал Володька, отправившись отдыхать на сеновале.

***

      Стемнело. Зоя Михайловна, как обычно, легла в просторную супружескую постель, которая, как и заботливо предсказала ей Александра Витальевна, не приносила ей радости. Супружеский долг был мукой, но, как Зоя уже знала, «удовольствие получают только развратные девки, долг жены — сделать счастливым мужа, плоть которого грешнее и нуждается в усладе».       Вдруг неподалеку раздался шорох. Зоя испуганно посмотрела в пустоту.       — Не извольте беспокоиться, хозяйка, это я, Владимир, — произнес гость.       — Тебе чего надо? — возмутилась Зоя.       — Зоя Михайловна, у вас книжка есть? — спросил Владимир. — Так почитать охота!       — Володя, все книжки в кабинете Зиновия Борисовича и брать их можно или с разрешения Бориса Тимофеевича, или чтобы никто не видел, — ответила Зоя.       — Зоя Михайловна, не мила мне жизнь без вас! — с жаром воскликнул Владимир. — Вы — луч света в этом убогом месте. Милая Зоя Михайловна, вы же не отсюда? Вас же тоже сослали? Кто сослал, кто посмел?       — Папенька за своеволие замуж выдал, — сказала Зоя.       — Зоя Михайловна, Зоенька! — начал Владимир. — Зоя, Зоюша! Позвольте вас хоть на минутку, хоть на часок сделать счастливой!       Зоя почувствовала поцелуй в шею, в грудь. Понимая, что стоит выставить Владимира вон, так и не смогла этого сделать.       — Владимир… — в слезах обняла его Зоя.       — Зоенька, милая, — шептал Владимир. — Любовь моя!       Впервые в жизни супружеский долг был приятен Зое.       «Потому что он был не супружеским, а развратным, как у развратных девок», — шепнула совесть Зое.       — Володенька, милый, Володечка, — Зоя поцеловала любовника. — Володечка, пора идти. Пора идти, Володечка! Свекор еще увидит…       — И что мне с того, что свекор меня увидит? — ответил Владимир.       Забыв обо всем, Зоя прильнула щекой к тому, кто стал ей внезапно дорог.

***

      Прошла неделя. Борису Тимофеевичу не спалось. Выйдя на улицу и присев на лавочку, мужчина увидел, как из окна бессовестной невестки, которая совершенно перестала скучать по своему мужу, вылазит мужчина.       — И где же ты был? — спросил Борис Тимофеевич.       — Где был, там уже нету, — ответил Владимир.       — Значит, вор, — сказал Борис Тимофеевич. — Если не кто хуже.       Заперев Владимира в ближайшей кладовке, Борис Тимофеевич пошел за плетью и направился к Зое.       — Вставай, честная жена! — воскликнул он.       Зоя, увидев свекра, до смерти испугалась.       — Вставай, честная жена! Пойдем! — Борис Тимофеевич потащил Зою за руку.       В одной сорочке, босиком, с распущенными волосами, догадываясь, что ее будут пороть до полусмерти, Зоя покорно шла навстречу своей судьбе. Борис Тимофеевич дошел до кладовки, отпер ее и сказал Зое:       — Тебя, честную жену, накажет муж. А пока что смотри на полюбовника!       — Папенька! — воскликнула Зоя. — Папенька! Пожалейте его! Да что же он? Что сотворил?       — Смотри, не отворачивайся! — ответил Борис Тимофеевич. — Смотри, как нерадивых работников охаживают!       — Папенька, да что он сотворил? — повторила Зоя.       — И чем же вы занимались там? — спросил Борис Тимофеевич. — Мужнины перины пролеживали?       — Папенька, мы вместе книжки читали, — ответила Зоя.       — При свете луны, — сказал Борис Тимофеевич. — Смотри! С тобой все то же самое будет, вот только когда муж вернется. А захочет — и обратно родителям отправит. Ребенка подарить мужу не можешь, так еще и полюбовников водишь!       — Володенька! — Зоя бросилась целовать руки любовнику. — Володенька, терпи! Терпи, милый мой, держись!       Спустя какое-то время Борис Тимофеевич запер кладовку, велел Зое возвращаться обратно в спальню, а сам написал письмо сыну. Вот только не суждено было его отправить — с утра поел Борис Тимофеевич грибов с кашей да помер. Многие умирают, поев грибков — чему тут удивляться?

***

      Зиновий Борисович вернулся ночью, неожиданно. Подошел к спальне, открыл дверь. На супружеском ложе лежали двое.       — Вот так ты мужа встречаешь, — произнес Зиновий Борисович.       Зоя резко проснулась и растерянно посмотрела на супруга.       — А я уж грешным делом думал, что брешут, хуже собак, — сказал Зиновий Борисович. — Рассказывай, как отца схоронили. Даже не подождали.       — По такой жаре ждать? — спросила Зоя. — Не по-христиански это. Неделю не ждут.       — Я прочитал письмо от отца, — произнес мужчина. — Ты месяц не встанешь. А потом оба в острог пойдете, убивцы!       — Папа умер, поевши грибков, — ответила Зоя. — Многие, поевши грибков, умирают.       Зиновий Борисович подошел к Зое, схватил ее за волосы, потащил на выход. Владимир, до сего момента делавший вид, что его нет в этой комнате, поспешил на помощь любимой.       — Володя! — крикнула Зоя, отбиваясь.       В порыве возмущения Владимир взял в руки подсвечник и ударил по голове Зиновия Борисовича.       Бездыханное тело без вести пропавшего мужа, не доехавшего до дома, было закопано этой же ночью в палисаднике.

***

      Владимир «при всем честном люде» был объявлен новым мужем хозяйки, Эльвира Марковна тоже переехала в дом прежних хозяев. Так называемая «свекровка» оказалась вполне неплохой женщиной, во всяком случае, общение с ней не доставляло каких-либо неудобств. Однако через несколько недель садовник, решивший высадить новую клумбу с цветами, копнув всего лишь несколько раз лопатой, наткнулся на труп.       Сразу же позвали полицейского, Зиновий Борисович был без проблем опознан. Владимир, в мгновение ока вспомнивший жандармерию и то, как из него выбивали показания, поспешил сразу же во всем признаться и, намереваясь смягчить свою участь, заявил, что Борис Тимофеевич был отравлен молодой хозяйкой Зоей Михайловной Измайловой. Остатки тех же самых грибов, которые, по-видимому, и стали причиной смерти Бориса Тимофеевича, скормили выловленной крысе, которая тотчас же умерла в страшных мучениях.       Владимира Геллера и Зою Измайлову признали виновными в убийстве и приговорили к каторжным работам. Едва живая после плетей, закованная в кандалы, Зоя с трудом шла неподалеку от того, кто предал ее.       — Я тебя объявила мужем! — едва шептала Зоя. — Я тебя и матушку поселила в доме! А ты! Да как ты мог сказать про этого старика! Он бы все равно через год-два помер!       Владимир молчал.       — А теперь кому все досталось? — продолжала Зоя. — Седьмой воде на киселе! Потому что лишенные прав состояния не могут наследовать!       — Матушка едет за нами, — ответил Владимир. — Ей почему-то жаль тебя. Дурехи вы обе! Да вас жандармерия не избивала, не пытала, не загоняла иголки под ногти! Да тебе бы только поднесли к руке эту иголку — ты бы уже во всем призналась!       — Зря тебя в свое время не повесили! — воскликнула Зоя. — Проклятая Россия, даже повесить нормально не могут!       — А тебя зря пороли вполсилы! — выругался Владимир. — Надо же! Хозяйка, дворяночка, да еще и беременная!       — Потому что я и сейчас помираю! — ответила Зоя. — Я ведь не дойду до Сибири! И все по твоей вине!       — А ну хватит трепаться и сбивать строй! — окрик сзади заставил Владимира замолчать. — Сейчас получите у меня!       Зоя едва дошла до очередного привала. Чувствуя, что она вот-вот потеряет сознание, Зоя услышала слова Владимира:       — Может, за барак? Пока есть время.       От таких высказываний Зоя донельзя возмутилась:       — Да это ты — виновник всех моих бед! Ты меня довел до адюльтера, ты утащил за собой на каторгу!       — Я? — опешил Владимир. — Да что же вы такое несете, святая Зоя Михайловна? Кто объявил полюбовника мужем? Кто отравил своего свекра?       — Ты — виновник всех моих бед! — воскликнула Зоя. — Ты! Только ты!       Казалось, все более-менее улеглось. Подойдя к реке и присев на берегу, Зоя посмотрела на накатывающие волны, вгляделась в синюю даль и сказала:       — Да лучше бы я прогнала тебя в свое время, недовешенный Володька! Муж бы рано или поздно умер, я бы осталась вдовой, вышла бы снова замуж…       Будто в шутку Зоя сняла с себя чулок, свернула его в виде петли и накинула на шею Владимиру.       Владимир в одно мгновение побагровел. Оттолкнув от себя Зою, он бросил ее в волны реки.       Зоя, опешив от подобного и едва удержав равновесие, встав на четвереньки, кое-как выпрямилась и толкнула Владимира в воду, навалилась всем телом на спину, давила, пока оставались силы, понимая, что сама вот-вот утонет.       — Тащи их! — кричал кто-то на берегу. — Тащи!       Зоя понимала, что ей стоит встать, но потеряла последние силы и, казалось, запуталась ногой то ли о водоросли, то ли просто утопив башмаки в иле…

***

      Зою вытащили, отвели в тепло, чтобы она могла высушиться, дали кипятка «для сугреву».       — И зачем ты это сделала? — спросил мужчина в мундире.       — Он… — прошептала Зоя. — Он сделал меня виновной. Он оговорил меня. Он не захотел идти один на каторгу за свой грех…       — И в чем же он виноват? — продолжил мужчина. — И как именно оговорил?       — Он убил моего мужа, — сказала Зоя. — А свекра, который умер сам от старости, свесил на меня. Чтобы не идти одному на каторгу.       Мужчина поверил словам арестантки, решил проверить.       — Дмитрий Геннадьевич! — крикнул кто-то. — Давайте уже не будем опять все затягивать! Дадим ей плетей да пусть идет дальше. Все равно она уже признана судом виновной в убийстве, что ей, второй приговор так нужен?       — Надо все расследовать, да точно, тщательно, как положено, — ответил мужчина. — В этой провинции вообще никто трудиться не хочет, обленились, одни лентяи да взяточники!       Говорящий вышел на улицу и сказал:       — Филатов опять хочет выслужиться и вернуться из конвойных.       — Значит, слушай меня, — произнес Филатов. — Я внимательно проверю твои слова. Очень внимательно, тщательно, как самому себе. Потому что, сама понимаешь, не люблю, когда ленятся, трудятся, спустя рукава, ни черта не делают! Не виновна — вернешься в город. Будет полное оправдание. Виновна — как эти говорят, получишь плетей за то, что утопила своего Володьку, и пойдешь дальше в свою Сибирь. Но за доброту нужно платить. Ты же понимаешь меня?       — Денег нет, — ответила Зоя. — Наследство ушло другим. Отец вряд ли рубля даст той, которая опозорила честь фамилии…       — Значит, отработаешь, — сказал Филатов. — Откупишься. Расследование — процесс небыстрый, успеешь.       Зоя молча кивнула.

***

      Уже в городе суд признал Измайлову Зою Михайловну невиновной в убийстве Бориса Тимофеевича Измайлова. В последний раз расплатившись за свое благополучное спасение уже на шестом месяце беременности, Зоя вышла из меблирашек. На улице было свежо, но мысль о том, что она уж точно свободна, грела душу Зои. Все произошедшее за последние годы и, особенно, полгода, казалось странным сном. И только мысль, что она живет не на улице, не под забором, не из милости где-нибудь в монастыре и даже не в хлеву в родительском доме, а в персональной комнате, выделенной для нее в доме Эльвиры Марковны Геллер, грела душу Зои.       Эльвира Марковна, кое-как устроившись на службу в одну из школ города, согласилась приютить у себя ту, которая должна была родить ребенка как будто Зиновия Борисовича, а на самом деле Владимира Геллера. Некая благодарность той, которая будучи хозяйкой усадьбы, привела ее домой и избавила от необходимости снимать угол у «добрых людей» и работать за мешок картошки, была более чем искренней.       — Зоя Михайловна! — раздался чей-то голос.       Зоя, отвыкшая, что ее называют по имени и отчеству и привыкшая именно к «эй, ты» от конвоя, растерянно посмотрела на говорившего.       — Зоя Михайловна, — повторил он. — Постойте. А расскажите мне, кто вы такая. Интересно узнать больше о человеке с такой сложной и неоднозначной судьбой.       Зоя узнала прокурора, который был на ее процессе уже в городе.       — Прошу прощения, с кем имею честь разговаривать? — спросила Зоя.       — Александр Васильевич Чернышев, — ответил мужчина. — Быть может, мы поговорим в кухмистерской? Все же, на улице прохладно. А там теплее и уютнее.       — Хорошо, — согласилась Зоя.

***

      Зоя Михайловна сочеталась законным браком с Александром Васильевичем Чернышевым незадолго до рождения ребенка. И пусть ребенок все равно бы родился дворянином, так как не было доказано, что его отец — Владимир Геллер, а Зоя уже вернула себе права состояния, в том числе и дворянство, вступить в «настоящий» брак, где ее не попрекали ежесекундно прошлым, бездетностью и, о ужас, разрешали выходить со двора одной, было более чем приятно.       — Сашенька, — улыбнулась Зоя, держа на руках сына. — Может быть, выйдем и погуляем? Володечке будет полезно подышать свежим воздухом.       — Можем и выйти, — произнес Александр Васильевич.       Мужчина вслед за супругой прошел к дереву, сел на лавочку.       — Зоя, — произнес он. — Я немного наблюдал за тобой, рассуждал, думал о твоем прошлом.       Зоя напряглась. Прошлое Александр Васильевич никогда не затрагивал и, как ей казалось, это была навечно закрытая тема.       «Что поделать, — подумала Зоя. — Благодетель имеет право знать все о своей жене».       — Тебе, Зоя, нужно учиться, — продолжил Александр Васильевич. — Идти в университет вольнослушательницей. Я вижу, что тебе дома скучно. А так ты сможешь найти то, о чем ты явно давно мечтала.       — Спасибо тебе, Сашенька, — прослезилась Зоя. — Сказать по правде, я даже об этом не думала, не мечтала.       — Как же жаль, Зоя, что ты сразу не попала в добрые руки или хотя бы не походила незамужней, — с некоторым вздохом произнес мужчина. — Всего бы этого не было. А мы с тобой встретились бы в более приятной обстановке. На том же приеме.       — Такова жизнь, — понимая, что все лучше, чем могло быть, а она с любимым мужем, а не на каторге, ответила Зоя.