В некоторых женщинах не срабатывает материнский инстинкт.
Инстинкты присущи любому живому существу, хоть и в человеческом понятии называются по-другому, чтобы не оскорбить глупого смертного и возвысить его над другими, хотя являет собой сложный врожденный процесс к определенному виду поведения. Быть любимым, защищенным, признанным, «как все», сытым, отдохнувшим, — не только получать, но и дарить подобное другому существу, вот только не у всех эти инстинкты проявляются в полной мере.Бывает.
Не каждая женщина полюбит свое дитя, которое находится в утробе и только мешает её свободной жизни, но и не может избавиться, ведь какой-то идиот с собственными принципами привязался и был готов оставить все ради другой жизни. Она была и не против, ведь теперь то было не её проблемой, а младенец, что был успешно вырезан из чрева, оказался в руках отца и навсегда исчезает из поле зрения. — Это крайне озлобленный дух рождённого. Неизвестно, сколько крови он пролил. Теперь же выяснилось слишком много обстоятельств, ты больше не сможешь скрыть случившееся. Непременно нужно подняться на Верхние Небеса, уведомить их обо всём и провести очную ставку. Если небожитель окажется честным, или же между вами произошло недопонимание, вначале он признает тебя и ребёнка, а затем решит, как поступить с ним; если же выяснится, что ты пострадал по вине того небожителя, или же он совершил какую-то более серьёзную ошибку, тем более следует воззвать к справедливости. Как бы то ни было, этот дух — твой сын. И его сын тоже. И если мать не вмешается в это дело, как тут вмешиваться кому-то постороннему? Слова верны, но лучше он испробует яду, чем по собственной воле поднимется туда. Несколько сотен лет назад, когда еще был шанс вознестись рядом с Признанным Высочеством Принцем Саньлэ, одной из благородной ветви, которая была столь же чиста, как и его путь самосовершенствования, мог оказаться здесь, стоять и рассуждать о чужих ошибках, но сейчас поставлен на колени, защищая самое ценное, что было в его жизни, — духа рожденного, вырезанного и озлобленного на собственную мать. — Ваше Высочество наследный принц, кто этот мужчина? — Да, настоятель, зачем вы сегодня привели на Небеса ещё и демона? На Небесах светло, слишком подчеркнуто богато, точно на показ, будто, если этого не будет, то каждый из чиновников с корежится и умрет на месте, — глупо, отвратительно и невозможно лицемерно. Испорченные небожители, которые возомнили себя богами, хотя ведут себя хуже, чем демоны из Квартала Красных Фонарей, что приходили к нему и просили убрать «доброго друга».Наверно, хорошо, что он не решил уйти от Последнего Принца Саньлэ.
— Вот так всё и было. Мне неизвестно, жив ли сейчас этот небожитель и находится ли при чине, имеет ли место быть недоразумение между ними и знает ли он сам о произошедшем. Поэтому я привёл этого господина сюда. Странно видеть, что подобный человек находился на Небесах, ведь здесь все давно прогнило, а этот пытается все выяснить и позаботиться не только о жертвах рожденного, но и самих убийц. Видеть Небожителя в белом, что не пытался намекнуть на собственное величие, крайне спокойное выражение мертвенно-бледного лица, будто он и вправду труп, слушать голос, который вызывал даже у врагов восхищения, — благословение. Благословение на которое позарился Градоначальник Призрачного Города, который точно желал испортить еще одну невинную душу, а вел себя преданно, как щеночек в самом деле, чтобы просто втереться в доверие, — ему ведь неизвестно ничего о любви и дружбе, только разрушения чужих жизней. — Если недоразумений не было и ему прекрасно известно о ребёнке и случившемся с отцом, но при этом он на восемьсот лет позабыл о них, ничего не желая знать, подобный поступок — вопиющая безответственность. Опуская голову еще ниже, надеясь, что его не заметил нужный Небожитель, лишь с огорчением посмотрел на создания, которого даже не назовешь ребенком, — ему правда жаль, что этому существу не дали шанс вырасти и стать достойным человеком, но как же хотелось бы дать немного больше, чем у него есть. Сюань Цзы, скрестив руки на груди, неторопливо и спокойно произнесла: — Я согласна с Генералом Лан, подобное нельзя не назвать безответственным поступком. Интересно, кто из моих божественных коллег оставил этого ребёнка? Если он ещё занимает свою должность, пусть лучше выйдет и признается сам. Едва договорив, Сюань Цзы почувствовала, как в него впились бесчисленные взгляды, а во дворце Гаши воцарилась тишина, будто у всех застрял ком в горле. Спустя некоторое время молчания Сюань Цзы наконец-то изрекла: — …Господа, не слишком ли превратное представление у вас обо мне сложилось? — … Хэ Сюань даже перестал обмахиваться веером: — Мне кажется, оно вовсе не превратное. Следовало бы сказать, что мы слишком хорошо вас знаем. Сюань Цзы немедля ответила: — Ничего подобного я не совершала! Тихий шепот перешел в крики, где каждый хотел не только зрелищ, но и узнать восходящую звезду в лицо, что поступила столь отвратительно, — вырезать из собственного чрева, оставить недоделанному отцу и сбежать, чтобы строить свою жизнь, явно даже не вспоминая о ребенке, — разве эта сплетня не стоит того, чтобы потерпеть потрепанного наемника с демонической сущностью в своей обители?Они хотят зрелищ? Хорошо.
— Господин Фэн, прошу вас успокоиться. Ничего подобного не было между нами и я не смог бы… Раньше, чем Хуа Чэн успел подобное сказать, пошли шепотки о том, что примерно в это время Наследный Принц Хуа вознесся и был обучен техникой смены внешности, потому весьма возможно и подобные метаморфозы. Принц же мотал головой и пытался доказать свою невиновность, пока Верховный Владыка Гаши потирал виски и желал дождаться тишины, чем следовать ей и поднимать еще больше шуму. Стоило речи зайти о золотом поясе, так лишь решил посмеяться и сделать вид, будто и вовсе лишился ума, — забавно, а ведь они нашли его на нем, где всегда прятался Цоцо, когда рядом были опасные сущности, но так и не забрали, даже не решились на это, будто понимали, что наемнику было это дорого это, как и духу. Пожалуй, если немного подумать, то и вправду дорого, как напоминание о том, что могло было быть, если бы не стал приставать к той женщине и умолять её сохранить ту жизнь, будто бы с надеждой на то, что она одумается, когда увидеть свое дитя и прекратит стремиться к, что оказалось, возможному.Жаль, что этот пояс был отдан только на сохранения, а не подарен.
— В таком случае, вопрос решить легко. У меня в коллекции есть меч по имени Яньчжэнь. У него имеется одно волшебное свойство: кровь девственного тела стекает по лезвию, не оставляя следов, и даже делает его блеск более ярким. От тебя потребуется лишь капля крови, и мы всё выясним. Фэн Синю даже жаль его, ведь именно он привел его сюда во имя справедливости, которую и вовсе не просил, — не заслуживал того, чтобы эти лицемеры даже произносили его имя, но это было невозможно, ведь даже у такого человека есть грехи в жизни. Ему не хотелось о них знать, но проблема была в работе, где почти каждый во время Падения Королевства Хуа желал уничтожить чужими руками того, кто принес в их земли Поветрие Ликов и еще больше проблем, чем война между тремя Королевствами, — Хуа, Саньлэ и Аньлэ, где исход был предрешен с самого начала.«Чем все закончилось?»
Наемник хотел бы знать подробностей, но попал в плен Королевства Аньлэ, где подвергался пытками, но, когда его все же вытащили от туда, узнал, что первым пало Королевство Хуа, ведь оно не было чем-то выдающимся, — кочевавший народ, который не был готов к войне, — после и Саньлэ с его выдающимся Последним Принцем, Предателем Трех земель, который не только не ставил своих служащих ни во что, но и самого себя.«Так, что же там? А, да, кто же мать Цоцо…»
Шепот прервался тихим женским голосом, который и вовсе был уставшим, что обращался к нему и сразу же ко всем, который заставил поднять голову и уставиться точно на Богиню Литературы. Хмурясь, будто припоминая некоторые дела, лишь усмехается про себя и убеждается в своих словах, — Инь Юй, небожитель, который пошел на крайне гнусный поступок ради собственного положения. — Господин, прошу вас честно ответить, кто же всё-таки тот небесный чиновник? Если дух на ваших руках останется таким же беспокойным, а ваших магических сил для этого недостаточно, боюсь, только его настоящей матери под силу мягко его перевоспитать. Я… — Ты. Вот такую, как её, или же его, точно не понимает, ведь поклоняются этому змею, как богине, можно немного репутацию и подпортить, потому и держать до конца, обвиняя в материнстве, — меньше грязи на небесах будет, хотя, та же Сюань Цзы, слишком ветреная мадам, та самая, которая уничтожила Генерала Мингуана и заточила в горах, была этого достойна больше, чем кто-либо. — Дражайшая Цзе, так значит, ты закончила с бумагами и спустилась в мир смертных, чтобы вырезать из себя ребенка и отдать демону? Ха-ха-ха-ха-ха… Возможно, именно это и называется мгновенным воздаянием. Инь Юй покачала головой, с благодарностью отказалась от милосердного жеста Хэ Уду, который протянул ему красный конверт с деньгами для «племянника», и, вернув себе серьёзный вид, произнесла: — Ещё не закончила. У меня нет на это времени.«Ага, но есть время портить жизнь другим.»
Золотистый взор прошелся по каждому небожителю в зале, стал оценивать каждого и с громким хохотом показывать пальцем, будто и вовсе обезумел или же успел получить по голове от кого-то, что привело Наследного Принца Хуа в замешательство, а его заставило тихо извиняться про себя. — Что, теперь решили прикинуться невиновными? Поздно! Деваться некуда! Это ты, ты, и ты! Хуа Чэн хотел как лучше, но ему вовсе не нужно, чтобы эта женщина вспоминала о нем и пыталась что-то сделать с Цоцо для возвращения собственного статуса, а ведь и весьма могла убить, потому пришлось играть, хоть и так плохо. Фэн Синь знает в своей демонской жизни человека, который играет чуть лучше, тот, что не дал бы случится этому суду, если бы знал, но его здесь нет, а был бы, то не стал вмешиваться из собственных соображений, — не всю же жизнь им полагаться друг на друга и чего-то ждать. — Уведите его, уведите! — Не давайте ему болтать попусту! — Братец, мне нравятся совсем другие парни, не такие как ты, не стоит возводить на меня напраслину! — Да это же никуда не годится! Ощущать на своих плечах чужие руки, которые с легкостью подхватывают под локти и выводят, чувствовать то, как красиво смог заставить каждого попотеть, хотя те точно думали о том, что просто поглазеют на чужую драму, случайно цепляется взглядом за самый дальний угол и, кажется, что начинает смеяться менее дико и чуть больше облегченно. Тот небожитель выглядел спокойно, совсем не так, как другие, смотрел прямо на него и просто провожал, даже не усмехался и не кривился в отвращении, лишь стоял, будто некий декор, и с полным холодом исчез из поля зрения, как только взгляды встретились. Божество выглядело бледно, слишком прекрасно для подобного места, точно из другого мира, как настоящая статуя одного из благодетельных мужей, которая выглядела более вальяжно, чем другие, что, кажется, было и вовсе плевать на все, кроме наемника поставленного на колени.«Интересно, а будь он небожителем, то выглядел так?»
Фэн Синю совершенно неинтересно, что происходило дальше во Дворце Гаши, ведь сейчас его жизнь обсуждали двое служащих, которые тащили к подземной темнице, куда попадает по собственной глупости не первый раз, но каждый раз, как в родную, — в скольких землях является преступником номером один и за которого готовы отвалить не хилую сумму? Он и не сосчитает, хотя может припомнить места, где нужна была чужая помощь.«С Небес будет сложно уйти, как и падать, ведь кубики изъяли при обыске.»
Он может дождаться смены караула и просчитать в секундах, когда она приходит, примерно припомнить, куда не следует идти, чтобы не нарваться на охранников, не спутать кипящий день в Небесных Чертогах с ночью, где только пьяницы выходят просвежиться, даже вскрыть не хитрый замок невидимкой, что всегда находится в пучке, но вот уйти с ним не получится, — он не небожитель, который может без вреда спуститься, а просто демон ранга «Жестокий», который разобьется в лепешку. — Раздражает. Пиная очередной камень, что был под ногой, даже не пытаясь снять с себя божественные сети, в полумраке камеры пытается успокоиться не только сам, но и заходившего ходуном духа под плотным слоем алой одежды, которая вскоре стала издавать слишком тихие, слегка писклявые звуки, — голодный уже, нужно бы дать крови, да только сейчас её нигде не возьмешь. Тяжко вздыхая и поглаживая по голове, чувствуя, как тот успокаивается, снова прислушивается к шагам и пытается различить, какой на это раз стражник его ждет, — тот, что с длинными усами и долговязый или более плотного телосложения и с поросячьими глазками? — Господин, как вы сюда попали? — шаги стали громче, но все также были мягкими, пока другие, вместе с голосом, давили на голову своей глупой громкостью. — Вам сюда нельзя. — Мне велено перевести наемника с демонической сущностью и злым духом рожденного под гору Цзюньян. — Простите. Фэн Синь не знает точно, что сейчас происходит, но у него появился шанс выбраться отсюда живым и даже, вроде как, по законам Небес, ведь всех неприкаянных душ переводят в горы и вовсе забывают о них, потому, если не будет после высовываться некоторое время, то Боги позабудут, а ему нужно будет только избегать Градоначальника с его Яшмовой ветвью и все. План был идеальный, осталось только переводившего его служителя вырубить, как они спустятся, и пока этот олух будет в отключке, быстренько соберется и сможет исчезнуть, — отличный план, просто идеальный. Пытаясь скрыть собственные мысли за опущенной головой, даже не смотря в глаза служителю, который открывал решетку и впускал переводившего в другое место небожителя, что нагло пихнул его в плечо, тем самым приказав подниматься, лишь шикнул, — точно служит у какого-то генерала, который имеет власть и сможет прикрыть все его злодеяния, как Сюань Цзы, что пыталась прикрыть младшую Сюань Юэ, бывшую Бань, точнее советника и повелительницу змей, которая привела к смерти все королевство, лишь посмеялся. — Что еще? Голос холодный, даже больше отстраненный, хотя в нем прослеживались нотки раздражения, как и присущи любому небожителю, но вот рука, которая держала за локоть, была слишком нежна, даже не пыталась вывернуть, как те служители, которые вели его сюда. Не понимая, почему они остановились, разглядывая служителя, который потирал шею в проеме и яро чувствовал кипящий гнев своего нового надзирателя. — Извините, вы просто не выглядите, как надзиратель, скорее на… — Договоришь и не сносить тебе головы, — чувствуя то, как его толкает неизвестный, когда интерес все же перерос и было явное желание посмотреть, чуть не запнулся, когда летел к стене. — Знай свое место. Услышав громкий вскрик от служителя, резко поднимая голову и тут же застывая, — странно, но этот человек выглядит, как его брат-близнец, только младше и глаза темнее, а в его слабых, на первый взгляд, руках находится чужая конечность, которая скручивается сильнее, пока не слышится извинения и угрозы все рассказать Владыке. — Вперед, расскажи ему, что Фу Яо вывернул тебе руку, хотя мог, как его бешеный пес, сломать вовсе, а после перерезать глотку.«Ладно, ситуация усложняется, если это он.»
Не желая становится тем, кто будет убит от его руки, спокойно идет следом и не рыпается, когда тот дергает за сеть и приказывает прибавить шаг, лишь кивает и опускает голову еще сильнее, ибо встречаться взглядом с бешеным псом Небесного Владыки Гаши было подобно смерти. Фу Яо являлся небожителем с крайне смутным, вовсе неизвестным никому прошлым, который, если ему тыкнут пальцем, порвет любого, как захочет господин: линчует, заставит сожрать остатки врага его близких, привяжет цепью и за каждый невыполненный указ будет бить пока не останется живого места, — а то, что заставляет вздрагивать даже наемника с восьми столетним опытом, были его холодные, по слухам, темные глаза, что вовсе не имели какого-либо чувства, ведь были пусты.«Интересно, сколько за его голову дадут на рынке?»
Усмехаясь, вновь подумывая над тем, чтобы обезвредить одного из псов того ублюдка, сам не понимает, как они оказываются у самого края небес, а тот, кто казался психом больше, чем он сам, оглядывается по сторонам и достает из рукава кубики.«Что за?»
Трясет в руках, тянет к себе за нить ближе, выкидывает две шестерки и открывает двери в пустоту, которая должна привести к чему-то, что сильно желает его душа, в последний раз оглядывается, закатывает глаза и кивает в сторону, пока золотистые очи раскрываются сильнее и как в последний раз хватается за ладонь, будто за спасительную веревку. Несколько шагов в родную темноту и двери захлопываются, а кубики снова оказываются в его ладонях, пока Фу Яо тяжко вздыхает и выходит на территорию Градоначальника Саньлэ, тут же с кем-то связываясь по духовной сети, судя по приставленным двум пальцам к виску. — Извините, Градоначальник, я возьму на себя всю ответственность за выполнение миссии.«Фу Яо, да?»
— И чей же ты пес, Фу Яо? — замечая темный взгляд на себе, что был еще более холодным, чем обычно, лишь усмехается и показывает на собственные запястья. — Или лучше тебя называть Советником Прибывающей Луны? Фэн Синь хочет рассмеяться, ведь по его сведениям, полученным накануне вылазки, именно Фу Яо, бешеный пес Владыки Гаши, является шпионом в Призрачном Городе и небожителем, которого нужно было устранить по запросу клиента, а тот не только ведет двойную игру против Градоначальника, но и, видимо, Небес, как и Ши Цинсюань, ведь является верным советником Саньлэ, того самого ненавистного бывшего господина. — И что, это твой настоящий облик или же тот, где ты прижимался к стеночке и слушал мой бред? Советник молчит, лишь сбрасывает наваждение и перед ним вновь предстает бывший небожитель в маске демона, что плотно прилегает к половине лица, скрывая все, кроме губ, которые всегда были сжаты, тех же темных, как у ядовитых фиалок, одеяниях и перчатках на бледных руках. — Я не буду тебе отвечать на это вопрос, — слыша насмешливое «Почему?», лишь прикрывает темно-серые глаза, что слишком приковывали взгляд. — Ты ненавидишь моего господина и желаешь продать мою голову с нашего знакомства. Доверия нет. Фэн Синь кивает, прекрасно понимая про что он, но не видит страха в чужих глазах, лишь что-то холодное и слишком родное, вслушивается в плавные шаги, теперь точно его, чувствует ткань темных перчаток и пытается почувствовать тонкий аромат дикой вишни, что исходит только от Советника и только, если подойти вплотную. — Ага, а еще ты разрешаешь мне называть себя по имени и иногда зажимаешь в уголке, — посмеиваясь, не чувствуя больше того холода или липкого страха, что был при «Фу Яо», потирает запястья друг о друга, когда тот пытается их развязать. — У нас охренеть какое доверие, Му Цин.«Наемник, ненавидящий идеологию проклятого божества, готов быть рядом.»
Звучит бредово, даже в голове, вот только является правдой, которая никогда не будет раскрыта, — Саньлэ его ненавидит, явно желает смерти, а его Советника хотят убить чуть ли не все существа в различных обличьях, пока сам наемник, крайне известный, пытается подобное пресекать и рассказывать о том, где тому ждать смерть и делится новостями за чашечкой другой крепкого вина, чтобы не оказаться совсем одному в этом мире. Не готов мириться с тем, что тот, в свою очередь, только молчит на такое, но предупреждает, чтобы не творил глупости, ведь не будет спасать каждый раз, хотя ухищряется, когда понимает, что наемнику одному не справится и ругается вновь. — Я больше не приду и оставлю умирать. — Да-да, я знаю, просто замолчи. Му Цин молчит, мотает головой и шепчет о том, что на этот раз это правда, пока путы с запястье ослабли и упали в руки Советника, который точно их сохранит и попытается изготовить подобные ради своих целей, пока наемник тянется рукой к острому подбородку, приподнимает и наклоняется так, чтобы не коснутся маски и оставить мягкое прикосновение на чужих губами своими. И этого хватает, чтобы заставить того замолчать на секунду, получить хоть какую отдачу, хоть и сильный укус на нижней губе, который намекал, что сейчас вовсе не время для этого. — Прекращай, — отшатываясь, даже не желая смотреть в слишком самодовольное личико, на губу с которой стекают капли и слишком похабно вылизываются, до сих пор подумывает над тем, чтобы того просто грохнуть. — Трахаться в резиденции Се при голодном ребенке? Херовый из тебя папаша. Фэн Синь не совсем понимает, что тот несет, но ровно до того момента, пока Цоцо не выглядывает из-за пазухи, когда чувствует сладкий запах крови, но, будто зная, кого нельзя кусать, улетает на руки к советнику и без сил падает, явно принижая достоинство отца, пока сам Му Цин играется с ребенком и поворачивает, утаскивая в неизвестном направлении. — Ну и? Долго стоять будешь? — даже не думая останавливаться, подгоняя наемника, все же меняя гнев на милость, более тихо продолжает. — Покормим Цоцо у меня и вы уйдете. Фэн Синь кивает, делает вид, что уйдет, быстро ровняется с советником и пытается уловить непонятную любовь Цоцо к этому небожителю, хоть и бывшему, что может спокойно убаюкать и сделать из темных прядей гнездышко, чтобы просто поваляться и чуть ли не мурлыкать, хотя с собственным отцом вел себя более непослушно, — приструнил же, зараза, а ему уже никак без этого, ведь мелкий начинает капризничать. — Вау, не плохо устроился. Му Цин молчит и на свист в собственной пристройке, лишь затаскивает за дверь и захлопывает так, чтобы никто из охраны не услышал, поворачивается, чтобы усадить гостя, и закатывает глаза, когда видит, как тот нагло падает на его постель и прикрывает глаза. — Мягонько у тебя тут и места много. Усмехаясь, когда заметил то, как сам хозяин пристройки устраивается за столиком и выпускает из рук Цоцо, тут же ставя перед кувшин, в который пытался залезть, получив строгий взгляд, все же всучил наполненную до отказа чашу, — сам решил накормить, какая же любезность, может еще и ци свою даст? Поднимаясь со своего места, тут же стаскивая с себя верхнее одеяния, что не было скрыто от глаз Му Цина, кидает его на постель и тащиться к столику, усаживается на циновке и подпирает ладонью щеку. Пользуясь тем, что на него не смотрят, сам стал разглядывать своего спасителя, который даже не думал снимать маску, никогда, даже во время их ночей, будто скрывает уродливые шрамы или что-то еще. — Цзян Лань ничего не сказала насчет материнства? Мотая головой, понимая, что та и вовсе могла позабыть о том глупце, все же тяжко вздыхает и подливает, когда дух снова пытался залезть в кувшин, несколько одергивает и строго оглядывает, — снова все разбрызгал, хотя они не первый раз говорят о том, что подобное в гостях делать не стоит, тем более при Му Цине. — Помниться ты говорил, что я сумасшедший. — И ты решил этим воспользоваться? — замечая кивок, даже не думая что-то говорить против, лишь тяжко вздохнул. — Ладно, все было не так плохо, хотя Хуа Чэн явно о чем-то догадывается, а расскажи он все Саньлэ, то могут быть неприятности.«Не впервой.»
Фэн Синь это понимает и потому вовсе не пытается что-то сказать против, лишь поглядывает на своего врага и почему-то тянется к руке в темном перчатке, подхватывает пальцами ткань и без зазрения совести приспускает под пристальный серый взгляд, что, будто бы и не желает скрывать от него их. Улыбается, когда понимает это, в раз перехватывает запястья и тянет к собственной щеке, нарочно смотря в глаза, что даже не дрогнули, когда губы коснулись ладони, медленно спускался ниже и перехватил край зубами, резко сдергивая и обнажая нефритовую кожу. Кожа Му Цина мягкая и нежная, от нее всегда пахло травами, костяшки пальцев немного кривят, точно от пыток, но длинные и с ровно подстриженными ноготками, а губы находили мозоли на ладонях, точно от чжаньмадао, которое спрятано в укромном уголке комнаты. Прикрывает глаза, когда тот и сам тянется, но уже к щеке, слишком нежно для врага поглаживает и позволяет расслабиться, точно, чтобы позже убить.Странно то, что враги знают друг о друге больше, чем друзья.
— А ты красив в своей божественной сущности, — касаясь губами основания ладони, слыша тихий вздох, лишь грустно усмехнулся. — Нет, ты прекрасен, Генерал Сюаньчжэнь, как можно такому не поклоняться? Фэн Синь не знает, ведь он не успел застать ни одного его храма, как повелителя Юга, но все больше видит Ци Жуна, что и вовсе не заслуживал этого, но впервой придерживает собственные мысли не думает их высказывать, — Му Цину этого не нужно, он об этом забыл и вполне себе счастлив сейчас. Опускается ниже, видит проклятую метку, что оказалась на виду, стоило слегка ослабить вязки, более трепетно относится к этому месту и нежно касается губами каждой причудливой линии.«Больно ли получать проклятую кангу?»
— Тебе не кажется, что это слишком? Му Цин точно смущен, но это не означает, что он тут же прекратит начатое и не подарит немного любви столь холодному существу, ради одной цели, — увидеть что-то кроме пустого взгляда. Тянет на себя ближе, опускаясь ладонью на поясницу и приобнимая за бедро, даже не думая намекать на что-то большое, только разглядеть серые глаза чуть лучше, — каждый отблеск, потемнение в уголке, легкое дрожание и что-то, что напоминает больше ледяные воды, коими руководит Самодур, но более спокойными и почему-то приятными, настолько, что он не против там утонуть. — Слишком целовать тебя и каждый раз думать о новой встрече, даже, если ты решишь меня прикончить по приказу того психа, — поджимая губы, замечая молчаливое согласие, наклоняется еще ближе, прислоняясь лбом к плечу и тихо, будто ребенок, упрашивает собственную конфету. — Я больше не приду, только дай мне увидеть. Наемник прекрасно знает, что наглеет, но не может не попросить этого и снова не получить отказ, пойти за дверь и в которой раз искать встречи с занятым Советником, который и вовсе мог не появляться долгие месяцы в Призрачном Городе, а после подставляться или, если на то будет чужое желание, вставлять по самые гланды, пока у обоих не останется сил на разговоры. — В следующий раз я тебя убью. Фэн Синь не был уверен то, что это был отказ, но тянет за шелковые ленты маски в темных прядях, чувствует то, как сильно забилось собственное сердце, хотя то, вроде как, уже и не должно, медленно приподнимается и ловит вторую кожу Советника и пытается найти изъян на чужом лице.Их нет, просто не существует, точная копия того, что было в месте, где каждый обвинял в материнстве друг друга.
— Глупо выглядишь. Заставляя расслабиться в своих руках того, кто всегда пытался держаться прямо, замечая, что тот усмехается, мягко обнимает за плечи и дает время, чтобы привыкнуть к этому. Фэн Синю тоже нужно время, чтобы снять с себя наваждения и не думать о том, что тот и вправду слишком прекрасен, ведь подобное не может быть правдой: ни тонкие, слишком аккуратные, будто высеченные лучшими скульпторами, черты, ни более выразительные глаза с бледной кожей и уж точно не очаровательный, слишком быстро подступающий, к щекам румянец. — Вот поэтому Цзян Лань от тебя и сбежала. — Нет, ушел я, — глупо споря, замечая на столе вдоволь наевшегося Цоцо, что уже желал стащить темные пряди, лишь строго зыркнул и убрал за спину, заставляя того грустно уркнуть. — Что-то мне подсказывает, что Цоцо хочет уснуть с тобой рядом. Му Цин, кажется, не против, отстраняется и спешит приготовить постель , пока гости медленно раздевались и умывались, чтобы не раздражать хозяина обители, который грязь не любил вовсе, тем более тюремную. Берет на одну руку Цоцо, что успел задремать, во вторую сожженную свечу, явно, чтобы не споткнуться и с неким спокойствием, которое уже давно не испытывает с другими, наблюдает за тем, как тот заплетает темные пряди в косу. — Подожди, немного криво. Усаживаясь рядом, укладывая посередине Цоцо, который уже свернулся в клубочек, показывает тому головой смотреть вперед и с явным весельем стащил с себя защитную ленту, легко вплетая вместе с волосами и закидывая назад, даже не думая показывать содеянное Советнику, который точно бы такое не допустил. Усмехается, тянет на себя, под одеяло, укладывает чужую макушку себе на плечо и крепко обнимает за талию, явно радуясь тому, что еще пока не получил в лицо чем-то более тяжелым за подобное. — Какая же эта Цзянь Лан дура. Наверно, Советник просто устал, иначе не объяснишь его слова и руку, которая с легкостью опустилась на его плечо, глупо обнимая, утыкаясь в грудь и тут же закрывая глаза, даже не думая о том, что рядом с ним лежит наемник, который в любую минуту может его убить.«Пожалуй, это работает и в обратную сторону.»
Слегка приподнимаясь и туша свечу, вновь устраиваясь удобнее, слышит тихое то ли мурчанья, то ли разговоры во сне собственного сына, прикрывает глаза и пытается привыкнуть к чужому сопению, наверно, до сих пор сломанного им носа, улыбается и прислоняется губами к макушке. — Обещаю, что умру только от твоих рук, Му Цин. На следующее утро, когда только свет коснется лица не скрытой маской, Му Цин поднимется на своей кровати и никого не увидит на пустующей, но еще теплой, стороне, по привычке перекинет косу через плечо и заметить чужую ленту, возьмет в руку и коснется губами вещи. Улыбнется при воспоминании о собственном враге и посмотрит в окно, где, пожалуй, было слишком громко для воскресного утра в ночном городе.Кажется, скоро они снова встретятся.