Любил

      Кирилл не ревнует. И не ревновал никогда. Да и был ли смысл? В конце концов, где находится он, а где — Лёша. И дело было даже не в статусе, они были почти в одинаковых семьях. Проблема была в том, что между ними всегда были тысячи километров, поэтому и надеяться на что-то, наверное, было глупо. И обижаться, наверное, тоже.       Но всё равно, стоит увидеть в телеграм-канале Лёши очередную фотографию с прогулки с его друзьями, хочется выть волком. Хочется зареветь, как пятилетний ребёнок, обидеться и скрыть аватарку, чтобы уж наверняка. Чтобы, может, и сам Лёша увидел, чтобы и сам Лёша понял и попросил прощения. За что? Да за то, что являлся единственным близким другом для Кирилла, который знал о нём столько. Который знал его время рождения, то, что у него немного не симметричны глаза, а пятидесятилетняя учительница географии подкатывает к нему. Повезло хоть, что географии в неделю стоит всего час.       Но Кирилл всё равно не может ревновать. Они не встречаются. Лишь шуточно, по рофлу или по угару. Так, чтобы при неприятном знакомстве можно было кинуть что-то типа “у меня есть парень!” и уйти по-английски. Может быть даже попросить позвонить, где вместо обычного имени высветится “муж” с кучкой сердечек. Лёша говорил, что это — смешно. Лёша говорил, что это — обычное дело. А ещё Лёша говорил, что у него ближе Кирилла никого нет. А потом самозабвенно выкладывал скрин экрана, где он записал кому-то голосовое сообщение на полчаса. Кому-то, кто не Кирилл. Кому-то, кто не “самый близкий человек”.              Это, конечно, обидно. Как и обидно осознавать, что у Лёши всё же есть кто-то намного ближе. Даже не по расстоянию, а по… душе? И этот кто-то спокойно его выслушает, поцелует в лоб и обнимет. Потому что может.       А Кирилл не может. Он лишь видит фото Лёши, где на его лбу красуется след от помады. Он лишь откидывает телефон подальше от себя. Он лишь всхлипывает, стоит увидеть хотя бы одно сообщение от Лёши. Он лишь намеренно игнорирует его телеграм-канал, только бы не было так обидно.       Но это тяжело. Хочется узнать, как он там, где и с кем. Хочется просто спросить “как дела?” и после этого не мучиться пару часов, пока не придёт сообщение “нормально”. Потому что Кириллу уже не нормально. Потому что получая очередное “что” на свою шутку, ему хочется всё бросить. Телефон, учёбу и желательно своё тело с крыши шестнадцатиэтажки. Потому что эти глупые реакции на сообщение он в гробу видел, и вообще, пошёл-ка ты нахуй, Лёша.       Но написать это Кирилл не решается. Начинает в ответ оставлять сообщения без ответа, на голосовые (по пятнадцать секунд, что сильно ранит его душу, потому что в телеграм-канале опять скрин на сообщение на двадцать минут) писать “потом послушаю” и всё же выходит из этого дурацкого канала. Всё равно ничего интересного он, объективно, не найдёт. Лишь себе больнее сделает.       Но грустить ему, конечно, нельзя. В школе привычно допытывают друзья и знакомые, по коридорам пройти невозможно, если не пожмёшь руку половине этой самой школы, а погрустить на алгебре, смотря на осенний дождь за окном, не получается. Софья Николаевна его ещё и к доске вызывает.       Дома обстановка не меняется: родители на работе, а значит, что до вечера нужно сварганить себе что-нибудь съедобное, чтобы дай бог окончательно не откинуть коньки. Всё же не для этого его мама рожала. До телефона Кирилл, кстати, специально не дотрагивается. Настолько боится, что даже выключил уведомления, чтобы уж точно ничего его не тревожило. А когда наступает время для того, чтобы включить ролик с “YouTube”, пока он ест, Кирилл специально жмурится, чтобы ничего не видеть. Действует лишь по наитию.       Но так долго оставаться ледяной королевой он не может. Скучает. Так сильно, что пальцы потряхивает от волнения. Хочется услышать знакомый голос, узнать всё же, как у Лёши дела, почему тот вечно отвечает “нормально”, и как у него складываются отношения с Тоней. Хочется написать, как пару лет назад, посмеяться с чего-то абсолютно тупого, выйти из чата и полюбоваться обоями с Лёшей. А после узнать, что тот сделал точно так же, только любовался он обоями с Кириллом. Тот период их дружбы Кирилл хранит в своё сердце так трепетно и честно боится забыть про это. Тогда было хорошо. А теперь страшно даже зайти в приложение.       Там, правда, висит лишь пару непрочитанных от Лёши, очень много сообщений в классной беседе и какой-то стикер от знакомого, который на год его старше. Конечно, первым делом Кирилл тычет в чат с Лёшей. Только вздыхает перед этим судорожно, но всё же заходит. Лёша, 14:11 я ебал в рот физику Лёша, 20:34 пошли в доту сегодня?       И всё. Это так обидно, что даже хочется заплакать. Какая, нахуй, физика, Лёш? Какая, нахуй, дота, Лёш? Я хочу поговорить с тобой, хочу узнать, почему ты перестаёшь мне писать, хочу пообщаться с тобой так, как мы общались раньше. Когда нам обоим было х о р о ш о. Так, как многим не бывает никогда. И, кажется, у нас так тоже больше не будет.       Кирилл даже не отвечает. Просто выключает телефон, убирает в сторону и разваливается на кровати звёздочкой. Просто смотрит в потолок, просто думает, что ему, в принципе, ничего никогда и не надо было, просто думает, почему Тоня лучше его. Почему её Лёша любит, наверняка, пишет ей каждый день и видится с ней в школе. А Кирилл получает, дай бог, одно сообщение в день, которое отбивает у него какое-либо желание жить. И это даже не шутка! Он уже просто не выдерживает это.       Поэтому хочет попытаться. Поэтому вновь всхлипывает, но находит телефон на кровати. Поэтому заходит в чат и пишет: Кир, 22:22 лёш? я думаю нам нужно поговорить я не уверен, что ты захочешь этого но мне нужно узнать, что случилось что происходит и что идёт не так потому что я уже просто замучался почему ты мне не пишешь? почему ты забиваешь на меня? почему ты больше не самый близкий человек для меня? я скучаю, лёш, безумно       Выходит не поэтично. Но Кирилл и не старается. Лишь вновь шмыгает носом, ещё раз и ещё, пока не замечает, что по щекам странно льются слёзы. Сначала капля, потом две, три и вот: он судорожно всхлипывает, сворачивается на кровати в позу эмбриона и просто мучается. Пытается пережить. Это не паническая атака, не депрессия и не какой-то диагноз. Это просто тоска по любимому человеку. По человеку, который стал кем-то больше, чем обычный друг по переписке. По человеку, который кажется намного дороже, чем куча знакомых Кирилла. Потому что они — не Лёша.       А сам Лёша… Кирилл не хочется в это верить. Сначала он видит, что его сообщения были прочитаны, но вновь проигнорированы. Хочется удалить их, чтобы не позориться ещё больше, а может и вовсе чат, потому что это всё кажется простой игрой. На спор, что ли. Но Лёша не может так поступить. Он может только игнорировать, а после отвечать через пару часов: Лёша, 11:56 извини, замотался, не успел ответить всё хорошо, просто на учёбе долги но я рад, что ты рассказал о том что тебя тревожит! я постараюсь исправить это, ладно?       И Кирилл тает. Прямо как мороженое на солнце или, например, лёд в стакане с напитком. Улыбается неловко, забывая, что сидит на истории, глупо смотрит в стену и радуется. Наверное, теперь всё будет лучше. Наконец-то. А ведь надо было просто написать.       И всё правда становится лучше! Они больше общаются, Лёша рассказывает о своей жизни за это время, почти забрасывает телеграм-канал, но отправляет теперь кучу кружочков и голосовые сообщения на тридцать минут Кириллу. Он не против. Слушает всё, впитывает знакомый голос, всхлипывает изредка от счастья и светиться. Он скучал. Ужасно скучал! Настолько, что не сдерживается и звонит Лёше. Тот, наверное, тоже скучал, поэтому отвечает достаточно быстро: — Привет, — хмыкает он в трубке. — Привет, — и улыбается глупо.       Они говорят два часа. Параллельно играют во что-то, смеются, обсуждают знакомых и просто общаются. Кирилл, например, узнаёт, что у Лёши появились ещё парочка друзей, а потом все и вовсе сформировались в компанию. Кирилл кивает, хоть Лёша и не видит, и, кажется, наконец не ревнует. Он искренне рад за друга, за его новых друзей (потому что им достался такой красавчик!) и привычно хочет прикоснуться. Даже боится переключаться на видеосвязь, лишь бы не заныть и не расплакаться, увидев знакомую домашнюю футболку Лёши со странной надписью и смешной плед на кровати. И Кириллу всё нравится. Они общаются в таком темпе целых два месяца, не сдавая позиции, бесконечно болтают, созваниваются перед сном и засыпают вместе. А звонок длиться до того момента, пока кто-нибудь из них не проснётся и не скинет его, наконец. И это правильно, да.       Ровно до того момента, как всё возвращается назад. Так противно и мерзко, что Кирилл даже поверить не может. Его сообщения вновь игнорируются, а вечерний звонок скидывается без объяснения причины. Нет, он, конечно, не собственник, но какого чёрта? Что за странная пропажа посреди дня? И ведь Лёша заходит в сеть чуть ли не пару раз в час, даже в ненавистный телеграм-канал пишет пару нейтральных сообщений.       Это кажется шуткой. Будто сейчас Кирилл откроет дверь своей комнаты, а там шоркается не мама, которая пытается найти в темноте свою сумку, а Лёша, приехавший к своему старому и любимому другу. Но нет. Если смотреть по новой фотографии, то Лёша сейчас сидит у Тони дома. Записывает кружочки, смеётся и пьёт чай. Совсем забывая про своего любимого друга. И это обидно. В голове совсем некстати всплывает монолог из фильма “Бойцовский клуб”. Тот, который: “а затем… — Тайлер?       Тайлер исчез”. Именно так это всё может описать Кирилл, уже привычно утыкаясь лицом в подушку. А ведь он поверил, что всё будет, как раньше. Что всё будет хорошо, что они будут теми самыми друзьями, которые спустя много лет общаются, совсем забывая, что за плечами десятилетия дружбы. Но, видимо, этому не суждено сбыться.       Кирилла можно назвать королевой драмы. Мол, ну, не ответили тебе один раз, мол, что ты тут устраиваешь? Самому не стыдно? Мало ли у Лёши дела.       Но нет у Лёши никаких дел. Точнее, есть Тоня, которая интересует его куда больше, чем какой-то друг из города далеко-далеко от Лёшиного. Есть друзья, которые во сто раз будут лучше Кирилла, просто потому что они ближе. Есть родители, которые обязательно поддержат, если что-то случится, пока Кирилл всё ещё далеко.       Кирилла больше нет. Не для Лёши. Наверное, он останется в его воспоминаниях кем-то вроде хорошего знакомого, который знает слишком много. Наверное, он будет вспоминать о Кирилле с улыбкой или с равнодушным “а, это тот мой друг…”. Наверное, он забудет многочасовые звонки, просмотренные фильмы в “Rave” и километровые диалоги, которые, если распечатать, наверное, смогли бы протянуться от города Кирилла до города Лёши. Наверное, всё их общение, длящееся почти четыре года, будет для него хорошим прошлым, про которое хоть и не расскажешь внукам, но можно будет упомянуть в пьяной компании лет через десять.       А пока Кирилл лишь выходит из телеграм-канал Лёши и шмыгает носом. Это подростковое, оно обязательно пройдёт.