Ты и я

Минерва Макгонагалл была одной из немногих, одаренных неизгладимым чувством справедливости, что стала старостой в конце пятого курса. Многие, кто знал её или был наслышан, часто смеялись, что вообще можно было сразу при поступлении вручить ей значок и бед не знать. Даже будучи первокурсницей она лихо раздавала направо и налево нравоучения и старалась вразумить как ей казалось заигравшихся в детство учеников. Дамблдор быстро заприметил столь серьезную ученицу и предложил ей дополнительные занятия Трансфигурацией. Девочка резво начала становиться лучшей на курсе, а вскоре и перегонять старших в этой дисциплине. Да и в целом стала отличницей, правда всё это совершенно не придавало ей общительности. Она общалась разве что со своей соседкой по комнате Поппи Помфри. С воодушевленным преподавателем она попутно заинтересовалась анимагией и их занятия стали ещё чаще. Однажды на третьем курсе мартовским холодным днём Дамблдор пришёл раньше обычного в башню для их занятий и застал девушку, плачущей у окна. Мужчина подошёл к ней и сквозь мутное стекло разглядел играющих детей. Пару секунд он подумал и со скорбью на лице повернулся к ученице, что уже пыталась успокоиться и вытереть слезы. — Сегодня же… Простите, мисс Макгонагалл, мне следовало помнить о таких деталях. — Я-я в-в п-порядк-ке, — заикаясь от невыплаканных слез, девушка старалась прийти в себя. — Нет, мисс, вы не в порядке и в этом нет ничего предосудительного. Я предлагаю вам перенести сегодняшнее занятие, мы пойдем выпьем чаю и я что-нибудь почитаю вслух. Боль не легко отпустить и прожить. Позвольте не оставлять вас в этом одиночестве ещё больше. Не глушите свои эмоции и чувства. Вы важнее, чем любое из наших занятий. Какой же я декан, если не забочусь о своих студентах. Девушка вздохнула и слёзы снова хлынули по щекам. Преподаватель легко обхватил её за плечи и аппарировал к себе в кабинет. А на территории перед замком играли братья и сестры Уизли. Минерва устроилась в кресле у камина преподавателя, пока он заваривал чай, и следила за языками пламени. Плакать больше не хотелось. Вместе со слезами вышла горечь, осталась только пустота и всё ещё болезненная пульсация где-то в горле. Унять эту пульсацию не получалось. — Выскажитесь, это поможет. Хотя бы сейчас, — Дамблдор присел в своё кресло напротив и тихо звякнул подносом о столик. — Вы же знаете эту историю, профессор. — Нет, мисс Макгонагалл. Я знаю лишь общие черты. Когда вы поступили к нам, я знал лишь то, что должно было знать для вашего поступления. Только лишь то, что третьего марта в вашей семье произошло трагичное событие и из-за этого в этот день лучше не оставлять вас одну. Всё. Минерва вздохнула, отхлебнула чай с доброй порцией мяты, и подняла взгляд от огня, на профессора. — В этот день, четыре с половиной года назад в страшном пожаре в церкви, случившемся по вине какого-то пьяницы, погибли мои братья и отец. Мама впала в шоковое состояние и едва не умерла от стихийного выброса энергии. Мне пришлось заниматься всем. Похоронами, лечением мамы и налаживанием быта. Конечно были какие-то родственники, но статус о секретности не давал полной свободы действий. Из деревни нам пришлось уехать обратно в магическую часть Лондона, в старую семейную квартиру. Я была слишком мала для такого, но если бы не я, то никто не выжил бы вообще. Ни мама, ни я. Однако во всей этой беготне, мне совершенно некогда было оплакивать семью. И периодически, когда я вижу так беззаботно играющих братьев и сестер, становится просто невыносимо. Я совершенно не заслужила такой судьбы и этой боли, порой хочется просто кричать от злости и несправедливости. Никто не должен был умирать. Она замолчала и продолжила пить чай. Дамблдор с грустью смотрел на эту юную и такую сломленную девушку, что показалась ему ещё тоньше, чем она есть. — Вы всё ещё слишком малы для этого, мисс Макгонагалл. И вы совершенно ни в чем не виноваты. Вы сильная, но очень юная девушка. Я бесконечно рад, что вашей силы хватает, что бы жить дальше. И я неимоверно сочувствую вашей утрате. Это большое горе. Ваша матушка сейчас в добром здравии? — Насколько это возможно, сэр. Она смогла вернуться в сознание, но перестала выходить из дома. Сложная магия стала для неё недоступна, но у неё внезапно открылся дар к золотой вышивке, об этом довольно быстро стало известно всем модницам Лондона. Так что мы живем и не бедствуем, моя мантия также обшита руками моей мамы. — Это облегчает душу. Ваша матушка тоже очень сильная женщина, выбраться из состояния апатии, вашими стараниями в том числе, дорого стоит. Я рад, что вы есть друг у друга. Девушка кивнула, снова вглядываясь в огонь. — Что вы видите там? — О, вы не хотите знать. — И всё же я настаиваю. Когда я помогала маме на кухне, в окне резко вспыхнул свет, мы обе подбежали и увидели горящую церковь. Я помнила, что папа сейчас должен быть там. Мы сразу выбежали из дома… — Папа! — Роберт… Огонь охватил деревянную церковь довольно быстро и она уже начала обрушаться. Когда мы бежали к церкви, нас обогнали мои братья, которые были в поле, но тоже заметили пожар. Они не просто обогнали нас, они вбежали в огонь и ни я ни мама, не успели схватить никого из них. Малкольм вынес на руках отца, но было слишком поздно. Мама кинулась к телу отца и в слезах что-то шептала ему в грудь. А надышавшись угарным газом, брат умер у меня на руках. Я до сих пор слышу сквозь треск и шум огня, его прерывающееся дыхание. Он так судорожно пытался сделать вдох… В его голубых глазах застыл дикий страх, когда он понял, что у него не получается вдохнуть. Он хлопал ртом как рыба выкинутая на сушу и всё его тело тряслось, я едва могла удерживать его на спине. Наконец с усилием я оторвала взгляд и с надеждой перевела его на горящую церковь. Но Роберт младший так и не вышел. А Малкольм закрыл глаза и больше их не открыл. Когда мама подошла к нам и поняла, что мальчиков тоже не стало, тот её крик был настолько… — Жуткий? — Да. У меня до сих пор мурашки от надрывности, тогда у меня вообще волосы на затылке дыбом встали. Оказывается соседи уже тушили пожар, но нам, как вы понимаете, было совершенно не до этого. Роберта младшего нашли закрывающего своим телом книги отца. Церковную, библию и личный дневник. Он был очень привязан к таким вещам, я совершенно не удивилась. Выброс энергии у мамы случился ночью, когда её залихорадило, а потом выбило стекла, побило посуду и поломалась вся техника. Простите, вы явно не хотели так проводить вечер субботы. У девушки снова потекли слёзы. — Минерва, я позволю себе небольшую вольность, послушай меня внимательно сейчас. Никогда не извиняйся за свои чувства, эмоции и воспоминания. За свою боль и горечь. За радость и воодушевление. Никогда. Во первых, я попросил тебя рассказать всё. Во вторых, я достаточно взрослый человек, чтобы справиться с эмоциями в такой ситуации. И я благодарен, что ты поделилась со мной своей историей и чувствами. Я соболезную твоей утрате и всегда готов помочь или поддержать, если тебе или твоей матушке понадобится помощь. Любая, ты можешь обращаться в любое время. — Спасибо, профессор. Мне правда стало легче, я так долго держала это в себе. Чувствую себя живой наконец. Откровение за откровение? — она поставила пустую чашку на столик. — Вы и правда слишком взрослая и проницательная, — Дамблдор улыбнулся в рыжие усы и покачал головой. — Вы слишком точно и не задумываясь подобрали слово жуткий. Вы явно слышали этот крик. — Да, мисс Макгонагалл, я понимаю вас, возможно, как никто другой не поймёт. Но уже поздновато для ошибок прошлого. Я обязательно расскажу вам эту историю, вы правы, откровение за откровение. Но в следующий раз. Завтра вечером жду вас на занятие. А теперь, я провожу вас в гостинную, если вы в состоянии идти. Или может зайти в больничное крыло? — Я в порядке. Не стоит беспокоить целителя. Они молча дошли до гостинной Гриффиндора, каждый думая о своём и разглядывая спящие портреты. — Спокойной ночи, мисс Макгонагалл. Заботьтесь о себе. — Спокойной ночи, сэр. Я постараюсь. Она уже собиралась идти к себе, как развернулась и обняла мужчину со всех своих оставшихся сил. Альбус слегка растерялся, но похлопал её по плечу. — Папа тоже всегда так делал, — шмыгнула носом Минерва и улыбнулась. — Он никогда не мог проявлять свои чувства по отношению к нам. Спасибо вам, профессор. Вы спасли меня сегодня. — А вы меня, мисс Макгонагалл. Отправляйтесь спать. Ваша соседка уже спустилась за вами, да мисс Помфри? Девушка пристыженно выглянула из-за угла. — Извините, сэр. Я просто волновалась за Минерву. — Отрадно это слышать. Идите к подруге и расскажите ей всё. А то, что вы видели, мисс Помфри… Не настройте иллюзий, вы всё поймёте после слов вашей подруги. — Да я и не… Ладно, мы пойдём. Спокойной ночи, профессор, — Помфри утащила Минерву наверх. А декан покинул гостинную. Тишину теперь нарушал только треск огня в камине. Тишину же в душах двоих невольных собеседников ещё долго никто не нарушал.