***
Падать больно. Падать снова и снова еще больнее. Больно не понимать, почему это происходит. Каждый новый удар тела об лед отдается звоном в ватной голове. Руки не слушаются, группировка идет криво, из-за чего он снова летит вниз, приземляясь на бок. Глухая боль, наверное, мешает его ногам правильно поставить ребро и оттолкнуться должным образом, иначе почему он опять оттирает снег с тренировочной одежды, прежде чем встать и сразу начать набирать скорость для очередного падения? И, нет, в этом не виновата какая-то травма, но мозг подсказывает, что такими темпами она не заставит себя долго ждать, потому что что-то начинает слишком подозрительно тянуть левую лодыжку после того приземления с тулупа. И почему только левую, если приземлялся на правую? Странно. И снова больно, потому что теряется и новый тулуп уходит в очень противный степ-аут. Слышится крик тренера. Наверное, нужно подъехать к нему, но Минхо ни черта не расслышал, из-за чего приходится раздраженно остановиться и повернуть голову в сторону нужного бортика, за которым стоит знакомый мужчина. Он активно машет рукой, подзывая к себе. Весь его вид сквозит беспокойством, а Минхо не понимает к чему это. Не сломался же. Все нормально. Только вот чемпионат на носу, а собрать все воедино не получается. Ли валится даже с дорожки шагов, когда слишком резко меняет ребро и чуть не летит лицом вперед, а про прыжковые элементы упоминать не хочется. Резкое желание добиться хотя бы чистого тулупа перетекает в отвращение и полное нежелание что-либо делать. Сколько раз он падал? Сбился со счета. Стоило ли это того? Горящее болью тело говорит об обратном. И Минхо бы дальше стоял как идиот посреди катка, если бы не очередной громкий крик: — Минхо, черт возьми, ты меня вообще слышал? — он тут же вспоминает, зачем вообще остановился пару минут назад. Его звал тренер. Звал много раз, а он даже намека на это не слышал. Или ему позволили побыть в своем мирке и только потом спустили с небес на землю? — Минхо, подойди ко мне, пожалуйста. И вопреки желанию просто лечь на лед, он тут же отталкивается и успокаивает загнанное дыхание. Странно. Он уже должен был отдышаться к этому моменту. Руки касаются сероватого бортика, из-за чего Минхо опускает взгляд на перчатки, красующиеся на его руках, и коротко улыбается, когда видит минималистичный принт с парой котов. Надо будет купить еще одни такие, а то кончики ушей у одного из котят уже начали слезать с ткани. — Минхо, — он поднимает голову, пересекаясь с уставшими карими глазами, скрытыми за тонкой оправой очков, — пожалуйста, иди домой. Тебе нужно отдохнуть. — Зачем? — Ли возмущенно фыркает, когда чужая теплая рука тянется к его макушке и несильно треплет пушистые от тренировки фиолетовые волосы. — Крис, прекрати, — слабо ноет младший, чувствуя себя ребенком от таких действий. — Просто уходи. Тебе нужен отдых, и я сейчас не о паре часов сна, — с тяжелым вздохом и мягкой улыбкой, Чан отстраняется от парня, — Возьми неделю отдыха. Минимум неделю, ты слышишь? — Мне не нужен отдых, я в нормальной форме, просто день неудачный, — недовольно тянет Ли. — Мне нужно раскататься, и я сделаю все чисто. — Я слышу от тебя это уже на протяжении двух недель, Минхо. Ничего не изменилось, — взгляд старшего меняется на более строгий, и Ли понимает, что спорить не стоит — перед ним все еще его наставник, а не друг. — Ты меня не пустишь на лед, если я откажусь, да? — пробует в последний раз парень. — Да, потому что ты сам слышал, что тебе говорил врач. Я дал тебе шанс доказать то, что это всего-лишь ошибка, но, как понимаешь, у тебя вышло только обратное.***
«Ты слышал, что тебе говорил врач». И что же он говорил? «Это психологическое, вам стоит просто разгрузить голову, то есть отдохнуть от той нагрузки, которую вы на себя возложили». Бред. Как его мысли вообще связаны с тем, как его тело будет делать все то, что выучило лет так за двадцать, если не больше. Это уже автоматизм, пусть и сложный. Каким образом мысли будут влиять на это? При чем тут его «психологическое состояние»? Звучит как отговорка. Или как попытка списать его со счетов раньше времени. Он уже много раз слышал истории о том, что после таких советов люди не возвращались в спорт — говорили, что поняли факт того, что им хватит соревнований и «вечного» стресса. И Минхо банально страшно. Страшно, что так его пытаются заставить уйти в профессионалы. Скажут, что пора бы самому заняться тренерством, а выступать только на ледовых шоу, где в программе будет только один прыжок, а все остальное время нужно будет заполнять искусным скольжением. Только вот те, кто ушел, мало говорят о том, что люди начинают забывать их, когда они перестают показывать тот высочайший уровень. Не говорят, потому что успокаивают себя иллюзиями о том, что им уже не нужно такое внимание к их персоне, ведь они «ушли». Поэтому мысль о том, что ему тоже нужно «уйти», доводит до подрагивающих кончиков пальцев. Внимание — это единственное, почему он не отказался от всего еще будучи подростком. Ему хотелось и хочется сиять, купаться в любви и понимать, что все смотрят только на него и чувствуют только восхищение. Ради этого он всегда делал больше, чем нужно, даже тогда, когда до международной арены было далеко, а публика на трибунах не отличалась своим огромным количеством. Вечно работал, чтобы устранять любую конкуренцию и получать все себе. И это не плохо. Жажда славы не изменила его в худшую сторону. Она просто стала зависимостью. Она просто позволяла дышать. Она позволяла ощущать стабильность. А падать всегда больно. Вдохновленным особенно. По этой причине череда неудач привела к постоянной тревоге и ужасной бессоннице. Огонек внутри погас за короткий месяц. Погас из-за очередного четвертого или пятого места на табло. Погас из-за сочувствующих фанатов. Даже не погас, а выгорел. Дотла. Он оказался разбитым настолько, что терял стабильность на глазах и все чаще оказывался по другую сторону бортика, чтобы быть в очередной раз отправленным домой. «Отдохни». Вскоре этого слишком надоело. Минхо начал искать альтернативу тренировкам, на которые его не пускали, если утром он снова показывал тот же результат. И никто из людей вокруг не понимал, насколько он зависим от ощущения льда под ногами и легкого покалывания холода в щеках. Наверное, даже он сам не знал этого, пока не столкнулся с ощущением, что чего-то не хватает. Арендовать какой-нибудь каток хотя бы на пару часов, чтобы покататься в одиночестве, не получалось — как только оператор спрашивал его данные, ему отказывали. Чан постарался. Молодец. Возможно, что Ли просто отчаялся, но он начал искать открытые катки, — благо был зимний сезон — на которых толкалась куча людей, что ему совсем не симпатизировало. Только вот был ли у него выбор? И нет, и да, потому что судьба немного сжалилась над ним, и он смог найти новый каток с хорошими отзывами, так еще и далеко от центра. Идеальный вариант для того, кто готов тащиться через весь город, лишь бы в нужном ему месте было как можно меньше ненужных людей. Поэтому он здесь. В своих коньках, слишком выделяющихся на фоне дешевых и грязных коньков в прокате, на которые он даже посмотреть брезгует. От ботинка с ножом пользы больше, чем от этого ночного кошмара. Кто-то ведь в них еще и катается. Ли с четкой гримасой отвращения слегка потряс головой, чтобы отвлечься от этих мыслей, и потянулся к шнуркам, быстро завязывая их. Так как каток был залит в открытом месте посреди маленького парка, чем-то напоминавшим лес, Минхо не стал рисковать с тем, чтобы кататься в привычном виде — легкий тренировочный костюм и пара перчаток — и выбрал более надежный вариант с утепленной жилеткой, водолазкой потолще и мягкими бежевыми наушниками вместо ненавистной шапки. Простыть не хотелось, несмотря на то, что его организм был вполне привычен к холоду. Если Чан сказал, что ему нужно отдохнуть и «освободить свою голову», то он вправе сам решать, каким образом он будет это делать. Да и никто не уточнял, что этот отдых никак не должен быть связан со льдом. Минхо довольно хмыкнул в ответ на эти мысли, вставая со скамьи и поднимая с нее свои полюбившиеся перчатки, тут же надевая одну из них. Он пошел к выходу из маленького помещения для смены обычной обуви на коньки, снова медленно погружаясь в свои мысли. Он сказал бы, что шел, куда глаза глядят, но не мог, ведь даже не смотрел никуда. Точнее, смотрел, но не видел. Но он был несказанно рад тому, что слегка ноющие от синяков ноги привели его к границе снега со льдом. Ли опустил взгляд, грустно отмечая про себя, что качество заливки оставляет желать лучшего, и то, что ему придется смириться с чувством бугров под лезвием, вместо идеальной глади родного катка. И снова страх — вернется ли он туда? Примут ли его в родном месте или позовут на важный разговор, где снисходительным тоном убедят в том, что пора бы уже закончить. «Здоровье не железное, нервы тоже», — как-то говорил уже Чан в одной из таких бесед, что закончилась сорванным голосом Минхо и недельным бойкотом, во время которого как раз проходил один из этапов Гран-при. Ли тогда отказался от совместной работы с тренерским составом и выступал без важных слов поддержки перед прокатом, а очередной провал переживал в КИКе в полном одиночестве. Слезы тогда никто не помог остановить, а жалкая картина того, как он заливался слезами с вымученной улыбкой и плюшевым котом в руках, осталась запечатлена на камеру. Для фанатов это стало очередным грустным воспоминанием на тему того, что железный Ли Минхо все же оказался пойман камерами в такой момент — будто бы в такой ситуации его вообще нужно было ловить — а для Минхо уроком, что даже если Чан вел себя, по его мнению, как мудак, то отгораживаться от него не стоит. Тем более на период соревнований. И только парень в полной мере прочувствовал эту ситуацию, у него внутри поселилось ощущение того, что кто-то пытается с ним говорить. Голос рядом повторился громче, что подтвердило его догадку. — Извините, но, — Минхо поднимает свой взгляд, стараясь избавиться от мутной пленки мыслей, секунду назад волновавших его сознание, чтобы увидеть перед собой парня с ярко-красными щеками и снежинками в ресницах, почему-то начавшего говорить с ним, — у Вас проблемы? — О чем Вы? — Ли пару раз моргает, сосредотачивая все внимание на собеседнике, который взялся из ниоткуда. — Вы стоите так уже минут пять, — парень смущенно заламывает пальцы красноватых рук без перчаток, а румянец на щеках будто становится только сильнее, что вызывает подозрения о том, что на это повлиял не только мороз, — и я подумал, что Вы не можете зайти на лед… Извините, я никак не хотел сказать, что это плохо, но вы выглядели потерянным, и я подумал, что Вам нужна помощь и вы не умеете кататься… Просто мы могли бы покататься вместе. И! — Да, знаете, я думал, что это не так уж и заметно, но я правда не совсем понимаю, как управлять этим, — с милым смешком зачем-то резко прервал его Ли Минхо и указал на свои коньки. Чертов Ли Минхо. Тот самый Ли Минхо, которому где-то час назад выносил мозг тренер. Золото южнокорейской сборной по фигурному катанию. И он отвечает уверенное «да»? Отвечает так на вопрос: «Вы не умеете кататься?». И он вообще не понимает, почему это вырвалось из его рта. Честное слово, но это будто бы сказал не он, ведь ну не мог же он ляпнуть такую глупость. Не будет же человек, действительно не умеющий кататься на коньках, тратить на них целое состояние и покупать лезвия с именной гравировкой на них. Или будет. Или это просто фанат, узнавший его. Он ведь даже не пытался скрыться. Почему-то он не подумал об этом в первую очередь. Минхо уже представил, что будет, если об этом узнают медиа: «Олимпийская надежда Южной Кореи — Ли Минхо — просит помощи у своих фанатов. Последствия травмы, полученной в Канаде в 20** году?». Захотелось посмеяться, но он вовремя понял, что парень перед ним все еще не ответил ему. — Так Вы поможете.? — Да! Я, конечно, помогу Вам! — незнакомец резво прерывает его, и глаза у него будто стали ярче, когда он услышал повторное подтверждение чужого согласия, а щеки не покидал стойкий румянец. «Все же не от холода», — пронеслось у Ли в голове. — «Фанат или просто…». Что «просто» Минхо так и не озвучил у себя в голове, предчувствуя странную сладость на языке и в груди, которую могло дать это слово. А это было слишком импульсивным, несмотря на то, что лицо напротив цепляло взгляд: глаза цвета горького шоколада, милые и мягкие на вид розоватые щеки, а также блестящие вишневые губы. И, наверное, Минхо дурак, но что-то в груди сводит, когда он поднимает взгляд выше и видит легкие кудри, выбившиеся из-под шарфа, что слегка неаккуратно намотан на голову, очевидно, вместо шапки. — Хан Джисон, — парень тянет холодную и красноватую руку вперед, как бы побуждая ее взять в свою, — мы ведь можем на «ты»? Минхо слегка тормозит, приоткрывая рот, и смакуя имя у себя на языке. Как только он чувствует, что внутри снова все переворачивается, то заставляет себя принять тот факт, что он дурак. Сентиментальный дурак, которому действительно нужен отдых. Да и разве кто-то раньше знакомился с ним так? Разве кто-то предлагал ему такое? Нет. И, черт возьми, это цепляло его. Цепляло настолько, что он был готов изображать самого настоящего новичка на льду и даже чуть больше. — Да, конечно, — Минхо тепло улыбается, аккуратно беря Джисона за руку, чувствуя голой кожей ладони то, насколько сильно та замерзла, — Ли Минхо. Он тут же вышел из своего ватного состояния постоянных размышлений, выхватывая из кармана жилетки свою вторую перчатку и протягивая ее парню. — Возьми, — голос сам по себе стал мягче, но он не придал этому значения, чтобы не мучать самого себя, — надень на ту руку, а за эту будем держаться, верно? — Ага, — Джисон смущенно улыбнулся, ненадолго убирая свою руку, чтобы надеть перчатку и дать Ли возможность переодеть свою на другую. — Не боишься? — А стоит? — Минхо коротко усмехнулся, смотря парню прямо в глаза. Хотелось рассмотреть их ближе. — Со мной? Стоило бы, я сам на лед вышел впервые за три года, но уже привык, — Хан не выдерживает и тихо смеется, когда видит легкое замешательство в глазах напротив, будто бы говорящих: «И ты будешь учить меня кататься?». — В свое оправдание скажу, что раньше я был мастером в своей компании. — «Мастером»? А это как? — Ли подхватывает это настроение, улыбаясь и слегка прикусывая нижнюю губу. — Больше всех влетал в сугробы, — подмигивает Джисон, когда слышит тихий смех в ответ на это. — Так что доверься мне, я точно не подведу. — Учи, Мастер. С неисчезающей улыбкой Ли берется за его руку и послушно выходит на лед, удачно изображая свою неуверенность в поверхности под ногами, из-за чего Джисон расцепляет их руки, чтобы отъехать к нему за спину. Хан аккуратно кладет руки на чужую талию, мягко направляя вперед: — Согни колени и аккуратно отталкивайся серединой конька вперед. Сначала одной ногой, а потом другой, — тихо говорил парень где-то за спиной, крепче обхватывая Минхо за талию. Ли слушается, как можно медленнее и неустойчивее выполняя сказанное, но все-равно получая похвалу в ответ на свои действия: — Да, именно так, — Минхо чувствует, как Джисон слегка подталкивает его вперед, облегчая нагрузку. — Молодец, не бойся ничего, я рядом. И словно в подтверждение своих слов, он проверил хватку на чужом теле, слегка сдавливая более ощутимо, от чего Ли почувствовал легкий рой мурашек. Он упрямо сдерживал самокритику, так и рвущуюся наружу. «Прекратил бы вести себя как девочка-подросток и закончил этот цирк». Только вот рядом с этим крутилась и еще одно простое: «А почему нельзя побыть глупым, если от этого легче?». С этой мыслью Минхо расслабился и потянулся руками назад, чтобы найти руку Джисона: — Я понял, давай теперь так? — Ли спел их руки вместе, как бы показывая, чего он хочет. — Тем более у меня руки уже мерзнут. Джисон недоверчиво смотрит на их ладони, тут же чувствуя обжигающее его замерзшую кожу ладоней тепло, которое точно не соответствует тому, что ему сказал Минхо. Он коротко улыбается, и аккуратно тянет их вперед, следя за тем, чтобы Ли не сбился с заданного темпа и не упал лицом вперед. И эта ложь приносит удовольствие не только ее объекту, но и самому лжецу, потому что от ощущения холодных и слегка суховатых рук на своих, становится теплее где-то внутри. Даже если встретил он его совсем недавно. Даже если это глупо. Все ведь бывает. И почему-то глубоко плевать на появившуюся из ниоткуда импульсивность решений человека, несколько минут назад мечтавшего о всем, но точно не об этом. Плевать, потому что сердце бьется ровно, а дыхание не прерывается на испуганные вздохи. Плевать, потому что люди точно не пытаются «помочь» без цели знакомства. Но самое главное — в глазах Джисона не было того одержимого блеска, находящегося во взгляде каждого, кто знал о нем. Те горели чистым интересом и легкой тревогой, будто одно «нет» и Джисона след простынет, потому что тому слишком тяжело быть отвергнутым. Похоже на выдумку уставшего мозга, которому точно не нужно лишнее внимание и восторженные крики в духе: «Я болею за Вас так долго! Вы даже не представляете, сколько Ваше катание значит для меня, и…». Поэтому та глупая мысль дает Минхо возможность действительно расслабиться и поверить этому ощущению чистоты намерений этого парня, чьи руки больше были похожи на ледышку. — Сколько ты уже здесь? — решает сделать первый шаг в диалоге Ли, когда половина первого импровизированного круга осталась позади. Тихий звук лезвий, скользящих по слегка неровному льду, патокой проникал куда-то внутрь, заставляя вдыхать прохладный воздух чуть медленнее, чтобы прочувствовать слабый запах, лишенный городской грязи. — Час-полтора. Около того, — тут же отзывается Хан, поворачивая свою голову в его сторону. — А ты надолго? — Платил за час, но мне кажется, что здесь за этим вообще не следят, — с тихим смешком отвечает Минхо, стараясь опираться на парня чуть сильнее и останавливать свое желание поехать чуть быстрее, чтобы не выдать себя так просто. — Так что?.. — Может тогда, — маленькие огоньки в глазах Джисона загораются в очередной раз, — еще пару часов побудем здесь? А потом… — Час, — слегка насмешливый взгляд Ли опускается на их сплетенные руки, как бы указывая на состояние красноватых ладоней Хана, — иначе мне будет не за что тебя держать. Джисон тоже переводит свой взгляд вниз, а после тихо смеется: — Я вспомнил, как моя мама всегда просила брать перчатки с собой и говорила в точности то же самое, — он ярко улыбается, отпуская Минхо и поворачиваясь спиной вперед, чтобы ехать вслепую, но держать зрительный контакт с ним. — «Возьми свои перчатки, Джисон-а, иначе мне будет не за что держать тебя на твоем выпускном!». Он помахал обеими руками, смеясь еще громче и отъезжая назад еще быстрее, из-за чего Ли без задней мысли тут же ринулся за ним, пока за считанные секунды до него не дошло короткое: «Ты не умеешь кататься, Минхо. Ты не умеешь.». Он неловко остановился не до конца, слегка потерянным взглядом уставившись на Джисона, чья улыбка будто бы выжидающе осталась на лице. Минхо постарался поставить свое следующее движение как можно ближе к зубцу конька в сочетании с резким выпадом вперед на прямых коленях, из-за чего тут же споткнулся и слабо полетел вперед, падая на бок. Удар был легким и вполне привычным, но Ли скорчил гримасу мученика и звонко зашипел, эмоционально ударяя кулаком по льду. В ответ на это послышался короткий шелест коньков по льду и все тот же звонкий смех. Минхо проглотил это теплое чувство и с расстроенным видом поднял голову, внимательно цепляясь взглядом за каждую черту лица Джисона, снова и снова возвращаясь к нежным кудрям орехового цвета. — Вставай, милашка, — протянул руку Хан, слегка приседая. — Я не хочу, — резко заныл Ли, перекатываясь на спину и растягивая руки и ноги. — Мне тут хорошо. — Ну давай, нужно встать, ты же не маленький ребенок, — спокойно продолжает он. — Наверняка старше меня, а ведешь себя как чья-то избалованная сестричка. Минхо резко распахнул слегка прикрытые до этого глаза, пару раз возмущенно хлопая теми. Он выждал короткую паузу, а потом подорвался и аккуратно схватился за чужую ногу чуть выше ботинка конька. — Ты назвал меня стариком и «избалованной сестричкой» в одной фразе, — громко выпаливает Ли, стреляя взглядом. — Сейчас потяну за ногу и окажешься со мной в одной лодке, если будешь оскорблять своего потенциального хёна. Джисон с издевательским выражением лица, раскрыл рот, чтобы показать свой «шок», а после аккуратно избавиться от чужих рук и отъехать на безопасное расстояние. — Думаешь, что если я не умею кататься и не встану сам, то я не доползу до тебя и не исполню обещанное? — Минхо угрожающе прищурился, задирая голову чуть выше, чтобы разглядеть парня. — Я уверен в твоих силах, «потенциальный» хён, — Хан еле удерживается от того, чтобы подмигнуть после этих слов, но вместо это просто улыбается. — Мне просто здесь стоять нравится больше. — Если поможешь встать, то постоим там вместе, — он закатил глаза и окончательно откинулся на спину, скрещивая руки на груди. — И мне двадцать пять. — Конечно, хён, — Джисон тут же оказывается рядом и тянет старшего за руку, когда тот неуверенно пытается встать прямо.***
Спустя почти два часа, когда Джисон сам начинает ныть о том, что он не чувствует рук, они выходят с катка, быстро переобуваясь. Минхо, конечно же, решил воспользоваться своим положением и высказать младшему то, что у него ну никак не получается развязать эти чертовы коньки, чтобы это сделали за него. Желание сделать хотя бы одно фото, что будет напоминать Ли об этом дне, пересилило его, ведь во время катания эта мысль даже не появлялась в его голове, пока он был слишком увлечен бесконечными разговорами с парнем. Не было чего-то действительно особенного в каждом из них. Минхо узнал, что Джисон пишет музыку и подрабатывает в клубе, иногда объединяясь с другим парнем-продюсером, который был на год старше него и, судя по рассказам Джисона, был милым и дурашливым созданием в сильном теле. Хан на какое-то время увлекся рассказом об этом друге, вспоминая неловкие ситуации, некоторые из которых выводили Минхо на глупый истерический смех, что не совсем было свойственно ему. Минхо почему-то сразу запомнил несколько мелочей: что Джисон любит, когда в стакане с кофе красуется ярко-желтая или белая трубочка, а на самом стаканчике нет каких-то логотипов или рисунков; что Джисон не любит горький шоколад, но готов буквально броситься на персиковые желейки, которые почему-то продают только в нескольких магазинах, из-за чего найти их не всегда получается; что Джисон никогда не сталкивался лицом к лицу с болью от вынужденного или плохого расставания со своими бывшими партнерами, но сердце всегда будто само подсказывало ему то, как нужно написать об этом в тексте очередной песни. И было слегка неловко переворачивать факты из собственной жизни, когда по прошествии часа Хан выдохся, заканчивая свой рассказ, и перевел заинтересованный взгляд на Ли. Он сказал, что занимается танцами, но это лишь его хобби, а реальная работа до невозможности скучная, «поэтому углубляться в рассказы о ней я бы не хотел», но почему-то Джисон в тот момент выглядел так, словно был готов слушать все-все про эту ужасно скучную работу. Продолжил он рассказом о своих двух котах-рыжиках, вызывая у младшего восторженные писки о том, что он хотел бы увидеть их и хотя бы немного потискать, если те позволят ему, а в мыслях Минхо пронеслось короткое: «Позволят», - которому он где-то глубоко внутри верил. Потом он стоял возле выхода с катка и ждал, когда Джисон сбегает за своими наушниками, потому что Минхо попросил о том, чтобы послушать его треки вместе, ведь в одиночестве это совсем не то. Кажется, что Джисон был полностью согласен с этим, если учитывать то, как быстро тот побежал в сторону маленькой постройки, в которой была раздевалка. И пока Ли был один, он позволил себе несколько раз уверенно, но медленно покружиться на месте. А потом с вороватым видом огляделся по сторонам, быстро проезжая маленький круг для набора хоть какой-нибудь скорости, чтобы спешно прыгнуть перекидной, будто бы проверяя упадет ли он с такого. Джисон тогда вернулся быстрее, чем желание Минхо проверить что-то еще пересилило его роль новичка на льду. Но мелкая мысль о том, что он мог бы сейчас действительно нормально потренироваться после такого заряда эмоциями, успела закрасться ему в голову. Тогда они совершенно забыли выключить наушники, поэтому оба до сих пор слушали один из плейлистов Джисона, который чем-то напоминал музыку для сна, хотя несколько треков назад все идеально подходило для слегка активной езды на коньках. И Ли понимает, что действительно хочет что-то «материальное», что будет напоминать ему о всех моментах последних часов. Минхо спешно тянется к телефону, открывая камеру и делая вид, что проверяет ленту сообщений. Он делает пару быстрых снимков и короткое видео, на которые попадают его коньки, которых аккуратно касается Джисон своими покрасневшими ладонями, несмотря на то, что одна из них была все это время в перчатке. Только его родные черные коньки, которые перенесли куда большие нагрузки, чем пара часов неловкого скольжения по кругу, и красивые жилистые руки. Для идеального кадра не нужно ничего больше. Ли смотрит на одно из сделанных фото, нежно улыбаясь на секунду, но тут же выключает телефон, так как Джисон справился со своей задачей и поднялся с колена. — Сильно устал? — он тянется к замку своей куртки, чтобы застегнуть ее, но маленький кусочек ткани шарфа попадает внутрь, из-за чего ему приходится повозиться. — Хочу что-то горячее, — задумчиво тянет Минхо, быстро надевая ботинки, — какао, наверное. А так даже не устал совсем. Ли поднимает взгляд, справившись со шнуровкой и внимательно вглядываясь в чужое сосредоточенное лицо. Джисон так и не мог нормально вытащить заевшую ткань, раздраженно морща нос. Минхо поднялся со скамьи, убрал чужие руки и аккуратно отодвинул шарф вглубь, сразу же после этого застегивая замок до конца. Хан приподнял подбородок, чтобы не столкнуться кожей с замком, глупо моргая глазами. — Какао? — лица находились близко друг к другу из-за того, как близко подошел старший, что не давало Джисону выйти из ступора быстро. — А! Я знаю место неподалеку, мы могли бы сходить вместе, если ты не против. Я, конечно, не пытаюсь навязаться, но мы хорошо провели время, и я бы не хотел прощаться здесь, а может я бы хотел еще получить твой номер, но только если ты не против! — Ага, — Минхо коротко улыбнулся на такую спешную и напряженную речь, отводя взгляд в сторону. — Я не против.***
И почему-то это «не против» перетекло в череду ежедневных встреч на катке и посиделок в разных кофейнях Сеула с неизменным заказом «два больших какао». Минхо в последнюю очередь думал о том, что вообще-то ему нужно соблюдать диету и держать форму, оправдывая себя тем, что в последние дни это какао чуть ли не единственная вещь, которая оказывается внутри него. Чан бы дал ему нежного подзатыльника только за очередные приступы голодания, но Чана рядом нет, поэтому Ли упускал этот момент из своего контроля. Странная привычка, пришедшая к нему от одного из старых тренеров, которую, по мнению самого Минхо, уже было слишком поздно решать. Не ест — к лучшему. Похудеет, значит будет легче. Наверное. Хотя давно пора наоборот набрать пару килограмм, чтобы Чан не тащил его в свой кабинет, где для него уже будет стоять плотный обед или ужин, рядом с которым будет расписанный план питания. Каждый раз Бан одерживал победу в этом, ведь у Минхо просто не было другого выхода — все слишком сильно контролировалось. Сейчас же этого не было. Так что Минхо снимает с себя ответственность — не мог же он сам запретить себе приходить на каток до окончания «выходных». Только вот Ли так и не сказали, на какой срок это все затянется, поэтому ждал скорого сообщения Чана, до которого точно дойдет мысль о том, что Ли мог делать без его присмотра. А до сообщений тренера можно пожить в моменте, в котором никто не трогает его, кроме Джисона, мягко поглаживающего его волосы. Почему-то уже спустя полторы недели тот оказался у него в квартире для вечерних посиделок с кино. Ли не возражал и уже даже не пытался удивляться. Все идет само по себе, так зачем мешать этому? — Твои волосы похожи на фиолетовые лепестки космеи, — Джисон нежно проводит пальцами по отдельным прядкам, следующим движением мягко массируя кожу головы, от чего Минхо окончательно закрывает глаза. Ли удовлетворенно мычит, чувствуя как слегка краснеют уши, что не ускользает от внимания парня, на чьих коленях он лежал. Джисон оставляет одну ладонь на макушке, а второй скользит к ушной раковине, пробегаясь по ней кончиками пальцев. Минхо невольно дергается от ненавязчивой щекотки. — А этот румянец на лепестки чайной розы, — Хан тепло хохочет, когда в ответ на это, Ли толкается локтем ему в живот и перекатывается на бок, пряча лицо в чужих коленях. — Дурак, — глухо тянет старший. — Тебе нравится. — Мне нравится то, как ты валишься в сугроб, когда пытаешься строить из себя гениального конькобежца в фигурных коньках, — фыркает Ли, тыкая того указательным пальцем в бедро, на котором красовался наливающийся синяк, не скрытый тканью шорт. — Ай-щ, — Джисон в шутку хмурится, сталкивая Минхо на диван, — вот уйду и будешь сам досматривать это. — Думаю, что игрушка белки у меня найдется, — Минхо задумывается, слегка прикусив губу. — Поставлю ее на свободную половину и буду досматривать с ней. Она хотя бы не будет угрожать мне. — Белка, значит? — Да, щекастая такая, еще имя на «Д» начинается, — он поднимает взгляд к потолку, болтая свисающей ногой, — но ты его не знаешь. — Да неужели? — Джисон преувеличенно обиженно скрещивает руки на груди, тихо топая ногой. — Джордж. Я не слышал, чтобы ты упоминал его, так что, да, ты его не знаешь, — Минхо поворачивает голову в сторону парня, подмигивая. — Может я и слышал о нем, тебе то откуда знать. — Да? Так что же ты слыша… Минхо громко вскрикивает и пытается вскочить с дивана, но Джисон крепко прижимает его руки над головой, пытаясь щекотать того как можно сильнее свободной рукой. Старший громко ноет вперемешку с истеричным смехом, не прекращая своих попыток оттолкнуть Джисона, но тот никак не реагирует на это, широко и довольно улыбаясь. — Хах-ха, черт возьми, Джисон! Пусти меня! — смущенно вопит Ли, ощущая себя чересчур открытым в таком положении. — Ты хотел сказать «Джордж»? — с ехидной ухмылкой тянет Хан, максимально приблизившись к лицу парня. — Я хотел сказать «дурак», — резко отзывается старший, тут же вскрикивая. — Пусти-пусти-пусти! Боже мой, хватит! Джисон все же отпускает парня, чувствуя, как собственные руки начали затекать, но смех так быстро остановить не получается, несмотря на потягивающую боль в животе. — Дурак!***
Где-то спустя полторы недели с их с Джисоном знакомства, Минхо звонит Чану первым. На фоне слышится привычный гул работы на катке, что заставляет сердце Ли тоскливо заныть в груди, потому что он давно не выбивался из привычного темпа работы на такой долгий срок. Сам тренер одет в привычную синюю водолазку с горлом, поверх которой накинута легкая кофта на замке, но из-за чего-то он не смотрит в экран, показывая Минхо только свой профиль. Чан что-то выкрикивает, поправляя одного из парней на тренировке, но после сразу же возвращается к телефону, не заставляя Минхо долго ждать: — Минхо? Что-то случилось? — и как обычно Бан начинает с беспокойства, что вызывает слегка вымученную улыбку на лице у Ли. — Ну не надо делать такое лицо, ты давно не звонил, поэтому я так спрашиваю. — Все нормально, но я хотел поговорить насчет тренировок, — насмешливый взгляд Минхо тут же сменяется на более серьезный. — Я возьму еще полторы недели отдыха, но! Бан тихо смеется от того, что Минхо с важным видом поднимает указательный палец вверх, на что тот только закатывает глаза. — Но? — Я буду приходить каждый день на тренировки, — стараясь опередить возмущенные возгласы тренера, Ли продолжает: — Два часа утром и час после обеда. Все остальное время я отдыхаю, на тренировках напирать на особо сложные моменты я не буду, — обещает он. — Только поддержание формы и проработка некоторых моментов, если я не буду валиться с каждого элемента. Чан задумчиво и слегка недоверчиво смотрит в экран, прищурив свои глаза и обдумывая предложение младшего. — Почему решил продлить, если тот «минимум» ты уже отсидел? — задает логичный вопрос Бан, потому что он ожидал совершенно обратного и был уже готов вернуть того на лед с более-менее привычной нагрузкой. — Нашел способ отдохнуть, а не умирать от скуки в четырех стенах, — Минхо пожимает плечами, уводя взгляд в сторону. — Учусь кататься на коньках, хожу на частные уроки. — Ты…что? — полное непонимание на лице Чана, заставляет прилагать огромные усилия, чтобы не рассмеяться. — Ты… Нет, не так. Ты? Учишься кататься на коньках? — В точку! — Ли все же не выдерживает и заливисто смеется, откидывая голову на спинку кресла. — Прости, но я ничего не понимаю, да и времени на то, чтобы догадаться самому у меня банально нет, — все еще в полном замешательстве говорит старший, игнорируя чужой смех. — Объясни. Минхо гулко выдыхает, переводя взгляд на экран, будто бы собираясь с силами. — В общем, — еще один вдох, — как только ты отправил меня в этот «отпуск», я потащился на общественный каток, но, видимо, слишком сильно задумался и был похож на того, кто боится зайти на лед, поэтому… Он снова посмеивается, после набирая воздух. — Ко мне подошел парень и предложил свою помощь, потому что подумал, что я не умею кататься на коньках, — Минхо смотрит на Чана с не наигранной серьезностью, от чего тот слегка раскрывает рот в удивлении, — ну и я согласился. — Ты сейчас серьезно? — парень по ту сторону экрана словно потерял дар речи, представляя эту ситуацию. — А думаешь, что я бы догадался до такого и решил потратить твое время на глупую шутку? — Знаешь, это как раз таки похоже на тебя больше, чем ты думаешь, — Чан на секунду останавливается. — Вот, что совершенно не похоже на тебя, так это говорить, что ты не умеешь кататься. Вот совершенно не твое. Минхо тянется пальцами к камере и в шутку шлепает ладонью по камере, строя обиженный вид, но Бан снова игнорирует. — И, я так понимаю, вы продолжили общаться?.. — Ли слышит, что сзади кто-то ноет и пытается докричаться до тренера, поэтому спешит с ответом: — Думаю, что это уже чуть больше, чем просто общаться, — Минхо подмигивает в камеру, тут же сбрасывая вызов. Бан обязательно заставит его все рассказать ближе к вечеру, а на ближайшей тренировке будет кружить орлом, пытаясь узнать все детали этой странной ситуации, больше напоминая не тренера, а друга Ли. Хотя Чан умело совмещал. Но пока что Минхо не завалило крикливыми сообщениями от старшего, так что он позволяет себе подумать о том, что слишком сильно кипит внутри, не позволяя не обращать внимание на очень быстро растущие чувства, которым нужно все больше и больше. Больше разговоров. Больше контакта. Больше тепла. Больше-больше-больше. Словно, найдя то лекарство от его проблем «внутри», он сосредоточил все свое внимание на нем, из-за чего все, что должно было расцветать гораздо дольше, становится пылающим первоцветом за несколько мгновений. Или же будто Минхо — маленький огонек, который раздувает в пожар от малейшего соприкосновения с кем-то, кто может сделать его день счастливее, улыбку более искренней, а сердце живым не только от зрительских оваций и собственного успеха. Тогда и получается, что Джисон становится подобием наркотика, проникающего сразу в сердце, а Минхо только и рад быть зависимым, потому что действительно легче. Потому что хочется дышать и делать, потому что догадка о том, что результат во время тренировок станет лучше и будет сильнее стабилизироваться, возвращаясь к прежнему состоянию — не глупость, а закономерность, которую он подтвердил после первой недели на льду в качестве атлета, а не ученика «Мастера». Только почему-то, чтобы понять действительную причину проблемы, Минхо нужно было случайно встретить ее решение. Иначе его глаза не открывались, мозг отказывался воспринимать то, о чем ему постоянно говорили остальные: «Не загоняй себя до выгорания, иначе не сможешь кататься.». И, наверное, стоило послушать еще тогда, но, с другой стороны, он бы тогда не встретил этого парня, чье присутствие зажигало в нем все звезды до единой, которых, оказывается, было очень много на протяжении всего времени. До безумия трепетно осознавать, что каждую звезду Джисон помог ему зажечь теми моментами, которыми наполнял его рутину, выедающую все яркое внутри. Но Джисон упорно продолжал делать одно и то же — быть рядом. И по-детски глупо влюбляться сразу. Глупо-глупо-глупо. Но сердце горит и сердце не может остановить то, что грозится вырваться ручьем. Точнее, не хочет останавливать. Не хочет, потому что чувствует, что ответят тем же. Примут. Согреют душу холодными руками. Будут рядом. И со временем появляется еще одно наблюдение: падать не больно, когда тебя держат за руку; падать не больно, когда маленькие смешинки в чужих глазах играют друг с другом. Снова закономерность. Не глупость, не исключение из правила. Это именно то неизменное условие, в котором нет погрешности. Сердце требует действий. Сердце хочет, чтобы его приняли в теплые объятия и оставили в том комфорте, которое оно стало получать. Минхо хочет снова оказаться в чужих объятиях и чувствовать нежные поглаживания по макушке на уже слегка выцветших волосах, которые он совсем скоро вернет в полюбившийся Джисону фиолетовый. Нет в этом решении мысли о том, что до этого последние месяцы он красит волосы именно в этот цвет из-за их сочетания с его костюмом для произвольной программы. В мыслях только чужой восхищенный взгляд и маленький букет фиолетовых цветов космеи, которые ему недавно принес Джисон, пряча нежный румянец на щеках.***
Решение о том, как лучше действовать, нашлось довольно быстро и легко. У Минхо через пару дней были отборочные соревнования на Чемпионат мира, поэтому совсем скоро у него на руках уже была пара билетов на трибуны в ближайших рядах с лучшим обзором. Почему-то такой вариант свидания, на которое Минхо решил рискнуть позвать Джисона, казался самым правильным, хотя он предусматривал не совсем красивый поступок Ли — очень сильно опоздать на это свидание. Примерно так на час. То есть прийти почти в самом конце. Ну и прийти немного не на трибуны, а на лед, будто «по привычке». Они ведь часто договаривались с Ханом встретиться именно на катке, но Минхо ведь мог немного перепутать, верно? Просто раскроет себя, но зато как. Минхо прикусил губу от этих мыслей, чувствуя легкую тень волнения за то, что Джисон будет думать о том, что старший обманул его насчет свидания и разочаруется в нем, но игра стоила свечей, поэтому отказываться от такого шанса было нельзя. Слишком нетипичная кульминация их истории. Такая, какая и должна быть у них, вспоминая их странное знакомство. Поэтому Минхо зовет Джисона к себе, чтобы снова провести вечер в его теплых объятиях холодных рук, что будут в очередной раз стекать с ярких фиолетовых прядей волос на четкие скулы, мягко обводя каждую линию точеного лица кончиками пальцев. Оба снова будут краснеть от этого, а Минхо только сильнее, потому что Хан почти никогда не смотрит на экран телевизора, слишком увлеченный разглядыванием каждой мелочи на лице Ли, лежащего на его коленях. Минхо не нужно долго мучать себя, чтобы собраться с силами и тихо произнести свое желание сводить Джисона на свидание, уточняя, куда именно он взял билеты: — Знаешь, мы как-то с тобой разговаривали о том, что оба ничего не понимаем в фигурном катании, но ты еще упоминал, что это должно быть красивым, — Ли неотрывно смотрит в его глаза, прослеживая реакцию. — А еще, учитывая, где мы с тобой впервые встретились… Я решил, что если мы будем сидеть как два дурака там и совершенно не понимать происходящее, то это будет хорошим вариантом для нас… Реакция Джисона не заставляет себя ждать, но заставляет сердце Минхо гулом отдаться в ушах, потому что он отчетливо чувствует чужие губы на своих, вместо ответных слов. Целует Джисон до того аккуратно, что хочется рассыпаться на кусочки стекла, потому что нельзя выдержать такую нежность. Джисон держит его лицо в своих ладонях, почти не касаясь, но оставляя прохладные следы кончиков пальцев на горящих щеках. Джисон отводит одну руку и забирается ею в копну сухих и выжженных от постоянных экспериментов волос, мягко перебирая их, когда решается углубить поцелуй напоследок, а затем сразу отстраниться. И, наверное, это «да». А, быть может, Минхо не один такой дурак, влюбившийся по уши за месяц, от чего в груди становится тепло, а глаза застывают на чужом раскрасневшемся лице. Наверняка у него самого ситуация не лучше, но можно потерпеть, потому что тот блестящий высвободившимися чувствами взгляд стоит этого. А потом Джисон говорит. Не отвечает на предложение, а просто откидывается на спинку кресла, поднимая голову вверх, пока рука все также покоится в чужих волосах. Говорит о том, почему вообще подъехал к нему тогда: день был совершенно ужасный, потому что все эмоции и чувства оставались на полном нуле уже слишком долго, а психолог не говорила ничего действительно стоящего. Часть сеанса пришлось слушать ее идею о том, что стоит просто так заговорить с незнакомцем, который покажется ему интересным только по внешнему виду. Она настаивала на том, что для общения не нужно заслуживать доверия и проверять человека тысячу раз на то, сделает ли он тебе больно. Говорила, что общение не обязательно должно быть «на века», ведь даже случайный разговор на один раз с человеком, которого ты, скорее всего, больше никогда не увидишь, может дать тебе то, что ты ищешь годами. Джисон был настроен не просто скептично, а остро отрицал логичность этого, потому что раньше он пытался так делать. Честно, пытался. В итоге остался один среди того количества людей «на один раз», стабильно общаясь только с парой людей, не считая самого психолога. И он не хотел растрачивать себя на то, что не принесет ему ничего. Не хотел чувствовать ту боль, которая все еще отдавалась внутри, несмотря на прошедшее со всех травмирующих событий время. Не хотел, но сам не понял, как уже стоял перед парнем, который будто был не совсем здесь. В мгновение появилось решение подъехать и предложить свою помощь, потому что тот выглядел так, будто еще один шаг ближе ко льду убьет его. Он не думал о той глупой идее в момент, когда начал говорить. Не думал, когда держал чужую горячую руку в своей и рассказывал о себе все, что можно, а потом слушал ответный рассказ, действительно чувствуя интерес и странное чувство комфорта. Истеричное осознание пришло к нему уже тогда, когда он лежал у себя дома в кромешной темноте на кровати, даже не сняв куртку и шарф. Сразу забежал к себе в комнату и упал на спину, слыша лишь тишину в голове, что предвещала бурю из вопросов к самому себе. Словно этот день он не прожил, а внимательно наблюдал за действиями персонажей какого-то очередного фильма, после просмотра которого все же решил дать восторженные, яркие и эмоциональные комментарии по поводу всего произошедшего. Быть может, идея психолога была действительно тем, что ему было нужно, но принять этот факт получилось не сразу. Простое желание прокричаться в подушку главенствовало над его разумной стороной, из-за чего он поддался эмоциям и всю ночь думал, что ему нравится-нравится. И, услышав это, Минхо понимает, что, да — они оба влюбленные дураки с проблемными головами, но это никак не мешает чувствовать. Не мешает думать о том, что это ощущается так, как нахождение собственной души. Родные души. Глупые, но правильные.***
Беспокойство наполняло воздух раздевалки, поэтому к Минхо уже несколько раз подходили его знакомые, заваливая вопросами. С их стороны это выглядело совершенно по-другому: Ли думает о своих прошлых результатах, что заставляет его сидеть как иголках из-за страха провалиться в очередной раз. Только Минхо был уверен в себе, особенно, после хорошего результата, показанного в день короткой программы — он первый. Впервые за последнее время. Так что у него хорошие шансы на то, чтобы удержаться в первой тройке. Тем более, на тренировках он стабильно катал свои программы в разы чище, чем раньше, почти без помарок, что вселяло уверенность. Мысли сходили с ума от количества пропущенных и сообщений, на которые ему ну никак нельзя было отвечать, чтобы не испортить то, на что он все же пошел. Да, он позвал Джисона на последний день соревнований, не уточнив, что сам участвует в них и вообще-то всегда умел кататься. Да, Джисон будет очень задет тем, что Ли не придет к нему. Да даже не будет, а уже задет, если судить по тем отрывкам сообщений, которые увидел Минхо. И от этого слишком паршиво, потому что не нужно было устраивать этот цирк лишь для того, чтобы удивить человека на первом свидании. Но уже слишком поздно что-то менять, потому что ему выходить на лед меньше чем через час, а Чан уже зовет его разогреваться перед пятиминутной разминкой последней группы выступающих. Даже на трибуны не дадут проскользнуть, а Джисон в одном сообщении четко написал, что не собирается смотреть один, поэтому даже так младший не заметит его непосредственно до самого проката — а катает он, черт возьми, последним, потому что он первый по результатам короткой. Выезжая на лед вместе с остальными, Минхо быстро нашел глазами те места, которые кое-как выбил через Чана, и убедился в своих догадках — Джисон сидел понурив голову и смотрел что-то на телефоне, поэтому Ли старался больше не смотреть в ту сторону. Минхо спокоен, когда уезжает с разминки и понимает, что Джисон не обратил внимания. Спокоен, потому что его заметят в любом случае. Все равно тот услышит до боли знакомое «Ли Минхо», когда будут объявлять его выход на лед. Все равно он обратит внимание и заметит яркий силуэт в фиолетовом. Его взгляд просто не сможет не зацепиться за яркое пятно посреди белого куска льда. Не сможет не обратить внимание на глубокий разрез на груди, обрамленный лепестками расшитых цветов. Глаза будут скользить по подтянутому телу, покрытому полупрозрачной тканью глубокого цвета, на которой будет множество невесомых узоров-нитей, расшитых яркими стразами. Он захватит взглядом каждый цветок, который будет выделяться на нем, пока Минхо будет игнорировать окружающую действительность, полностью погружаясь в свой образ и в те чувства, которые ему нужно прожить. С первых аплодисментов, с первого тихого вихря музыки, с первого пойманного зрительного контакта и с первого довольства от полного непонимания во всем Джисоне, который с приоткрытым ртом уставился на центр арены. Он бегал взглядом от экранов, где происходящее показывали ближе, иногда захватывая лицо фигуриста крупным планом во время особенно захватывающих моментов, до самого льда. Минхо нужно было увидеть это только на одно мгновение, чтобы его прежний запал вернулся, а катание стало более эмоциональным. В тот момент он успел похвалить самого себя за идеально полученные места на трибунах, которые было легко найти во время моментов своеобразной передышки. Только он не учел, что нужно быть все же чуть более внимательным к тому, что ты делаешь на льду, поэтому последний прыжок одного из каскадов уходит в степ-аут, из которого Ли получается выехать, но в голове уже появляется пометка о том, что потерянные из-за этого баллы могут повлиять на его позицию. Но это волнует уже не так сильно, потому что ошибаться, когда на тебя смотрит тот, кто видел тебя в состоянии избалованного ребенка, для которого неловкое падение было трагедией вселенского масштаба, совсем не страшно. Рядом с ним и падать не больно. И это не странно. Это закономерность. И финальные штрихи выступления выходят впервые настолько легкими, несмотря на то, что дыхание загнанное, пот катится по лицу, а мышцы слегка тянет от нагрузки. Ему действительно хо-ро-шо. Хорошо морально. Хорошо, потому что эмоции вышли. Хорошо, потому что это не провал. Хорошо, потому что нашел решение. Решение, которое смотрит на него круглыми глазами с первых рядов, когда Минхо поворачивается к нужной стороне трибун, чтобы продублировать глубокий поклон. На лице Джисона шок, а Минхо улыбается так, будто он выиграл Олимпиаду. Но выиграл он что-то большее. Что-то более нужное. Хотел лишь вернуться в прежнее состояние вечных побед и медалей, а получил сердце полное счастья. Это ощущалось куда приятнее, чем вес медали на шее, который раньше казался «тем самым». И пусть все СМИ пишут, что такое счастье на лице фигуриста было из-за оправдавшихся трудов и хороших результатов. Каждый думает о том, о чем хочет. Поэтому Минхо думает о Джисоне.***
И Джисон думает о чертовом Ли Минхо. Думает о том, что он только что увидел, и ни одной адекватной мысли в голове нет. Снова нужна подушка, чтобы прокричаться или проплакаться — он еще не решил, что он сейчас выберет. Эмоций и впечатлений было слишком много. Голова ощущалась тяжелой от всего, что навалилось на нее за последние полтора-два часа. Джисон совершенно не ориентировался в том, что произошло и почему. Ни одной связной мысли не появилось в голове, когда рядом сидящие с ним люди начали шептать одно и то же имя. Минхо. Минхо. Ли Минхо. Минхо. Хотелось просто по-детски разрыдаться и уткнуться в чье-то плечо, потому что снова попал. Снова рискованное знакомство привело к привычному результату. Он снова один. Снова не нужен. Снова без ответа. Гул, состоящий из одного имени, начал забивать уши до такой степени, что желание зарыдать сменилось желанием ударить ближайшего человека, который произносил это, чтобы стало хотя бы немного тише. Как только возникло это желание, словно в насмешку над ним голос ведущего громко поддержал общую суматоху: — На лед приглашается Ли Минхо из тренерского штаба Кристофера Бан Чана. Тогда стало совсем не смешно. Хан раздраженно поднял опущенную голову и огляделся по сторонам, надеясь понять эту шутку, но неожиданно наткнулся на огромное количество плакатов, флажков или простых листов, где красовалось одно имя: Ли Минхо. И на одном из огромных баннеров был он. Его нежные черты лица, его яркие волосы. Он. Только выглядел он слегка иначе: расшитый костюм, уложенные гелем волосы, которые были зачесаны назад, открывая его лоб, и жесткий взгляд, больше напоминавший хищную кошку, а не того домашнего кота. Джисон медленно моргнул, стараясь избавиться от этой картины перед глазами, но, открыв глаза, он понял, что ничего не изменилось. Только шум в зале стал громче, от него захотелось закрыть уши руками и закрыться от всех. Но вместо этого он медленно, с опаской, поворачивает голову ко льду, на который с его места открывался прекрасный обзор. Даже слишком прекрасный. Потому что воздух встал в горле, а глаза испуганно расширились, когда к центру льда подъезжал тот самый Ли Минхо с баннера. Крепкая укладка гелем, открытый лоб, открытая разрезом грудь, роскошный костюм, хищный взгляд. Его Минхо сейчас стоял посреди огромного катка, принимая стартовую позу, от чего на экране показали крупный план — Ли был полностью сосредоточен, будто бы он не был тем человеком, сказавшим когда-то, что он не понимает как управлять коньками. И этот человек сейчас участвует в соревнованиях? И на этого человека зал смотрит с замиранием сердца? И это он только что прыгнул. Прыгнул, черт возьми, крутясь в воздухе. Прыгнул, полностью лишив Джисона воздуха. Хан действительно не помнит, что было дальше, потому что в голове туман, а руки сами начинают активно хлопать чуть ли не на каждое действие старшего на льду. Он не одинок в этом, ведь даже простая игра руками вызывает у толпы восторженные крики, потому что красиво. Невероятно настолько, что взгляд оторвать невозможно. Его руки словно лепестки тех цветов, что обрамляют его подтянутое тело, струятся нежным потоком, обвивая друг друга в коротком движении. И все в действиях Минхо вызывает короткую остановку функционирования всего Джисона. Поэтому Джисон уже словно мертв на протяжении бесконечных минут. А сердце пробивает свой последний удар тогда, когда он четко ловит чужой взгляд, в котором черти пляшут. Ему кажется, что он не дышит, когда музыка стихает, а грудь Ли ходит ходуном, пока тот сидит на одном колене, с улыбкой свесив голову вниз. Словно весь его воздух забрал Минхо, с жадностью глотая его в себя и не оставляя ничего Джисону. Это нереально. Кажется таким. Ну ведь не бывает так. Не мог сейчас на льду стоять его Минхо и смотреть в его глаза на короткий миг, после наклоняясь всем корпусом вниз в глубоком поклоне. Его Минхо падал на ровном месте, если Джисон выпускал его руку из своей. Его Минхо боялся зайти на лед, потому что мог упасть. Его Минхо был таким же дурачком, ничего не понимающим в фигурном катании, кроме того, что это красиво. Видимо, Ли понимал это настолько, что решил показать на собственном примере. Решил научиться делать это. И сделал это за какой-то там месяц с лишним? Хотя еще вчера он падал в сугроб, громко смеясь от того, как его ноги разъезжались при попытке сделать простые «фонарики». Более логичного объяснения Джисон не мог придумать. Мозг точно не выполнял свои функции, а лишь оставался массой, утяжеляющей голову. И совсем он отказывает, когда телефон неожиданно вибрирует, а Минхо уже нет на льду. Джисон впервые думает над тем, стоит ли смотреть на пришедшее сообщение, потому что кажется, что он не выдержит еще одного потрясения. Но открывает. Открывает и видит смазанное селфи, сделанное буквально пару минут назад, но где-то в раздевалке или туалете, куда Ли смог вырваться, несмотря на возмущенные крики Чана. На фото Минхо дует губы, слегка щуря глаза, но Джисон продолжает медленно задыхаться, потому что не может этот человек выглядеть мило, когда весь его образ все еще слишком роскошный.Кот-хён! :
[Фото]
Если тебе понравилось, то предлагаю встретиться в ***
Где-то в час ночи
Вам же с Бинни отменили смены на следующие два дня, так что обещаю больше не подрывать тебя ночью!
Я буду очень ждать!
А сейчас меня пинает выходить на награждение Чан
Он мой тренер, если что
И да! Он тебя встретит, когда ты подъедешь, не пугайся, а то он тот еще здоровяк
;)
Только вот сил на то, чтобы ответить не хватает. Он просто оставляет короткое сообщение с пальцем вверх, надеясь, что его поймут. Поймут его степень шока, от которой кружится голова и невозможно сделать полный вдох. И Джисон не знает, с какой скоростью бегает Ли по спортивному комплексу, но взгляд тут же натыкается на фиолетовое пятно возле бортиков противоположных трибун. Тот стоит рядом с двумя другими фигуристами, что-то бурно обсуждая, пока те пару раз радостно обнимают его за плечи. Дышать гораздо легче, но плавающее состояние остается вместе с ним, не мешая смотреть на награждение. Тогда Хан понимает еще одну вещь — Минхо невероятно идет медаль на шее. Пусть и серебряная. Даже так он похож на произведение искусства, которое Джисон решает запечатлеть на камеру, радуясь тому, что на большом экране Минхо довольно часто появляется крупным планом. Эти фото определенно станут первыми в папке избранного, в которой раньше не было нужды. Но сейчас он смотрит на сверкающий взгляд его Минхо и утопает в чувствах еще сильнее, наконец-то понимая самого себя. Нельзя было не влюбиться в такого человека моментально. Это было бы самой большой ошибкой в его жизни. Джисон не совершил ее, от чего вязкое счастье расплылось внутри него огромным облаком. Боли от своеобразного обмана не было. Вместо нее оставалась мысль о том, что Минхо действительно хотел сблизиться с самого начала. Хотел хотя бы попробовать. Иначе он бы не стал молчать. И Джисон прекрасно понимает причину его молчания. Он понимает, что у старшего наверняка были подозрения о том, что Хан — его фанат, который решил таким образом добиться внимания своего кумира. Вся картина открылась его глазам окончательно, позволяя освободить свои чувства полностью. Хотя еще недавно он хотел выкинуть их любым способом из своей головы, лишь бы не думать о том, кто его бросил. А Минхо не бросил. Просто задержался и перепутал свое место. Бывает. И Джисон закрывает лицо руками, склоняясь к коленям в приступе смеха от того, насколько это похоже на них.***
Только сидя в такси, его накрывает по-настоящему, потому что он понимает, что это еще не конец, а ему хватает уже всего-всего. Да и если посмотреть по картам, легко можно понять, что едет Джисон на каток. Легко же можно понять, что Минхо там может делать и почему не сможет сам встретить его. Хан тяжело и глубоко вдыхает воздух в себя, стараясь настроиться на то, что его снова разобьют вдребезги, совсем не жалея. Он так-то не особо против, но себя немного жалко, от чего хочется отсрочить этот момент второй встречи или вообще перенести на другой день. Чтобы у Джисона была возможность наконец-то покричать и осмыслить все, свыкнуться с мыслью о том, что все совсем не так, как было изначально. Но он едет на верную погибель, прекрасно это осознавая и не пытаясь развернуться, чтобы уехать домой. Он уже видит больших размеров здание, в котором почти не горел свет, но возле входа одиноко стоял мужчина, зажимая сигарету между пальцев и другой рукой ища что-то в телефоне. К нему то Джисон и подрывается, когда выходит из машины, чему стоящий совершенно не удивляется, а наоборот приветственно улыбается, коротко махая рукой. — Чан? — неуверенно уточняет Джисон, склоняя голову набок. Парень перед ним действительно был хорошо сложен, а четкий контур мышц проглядывал сквозь свободную белую кофту с горлом, но устрашающим тот не казался, даже несмотря на то, что он был гораздо выше самого Джисона. — А ты Джисон, верно? Минхо много говорил про тебя, так что боюсь, что скоро буду узнавать тебя по звуку шагов, если этот дурак расскажет и о них, — Чан широко улыбается, тихо посмеиваясь. Джисон в ответ на это заторможенно кивает, выдыхая неловкое: «О», от чего Бан смеется громче и указывает на входную дверь. Он кидает окурок в сторону, снова обращаясь к Хану: — Пойдем внутрь? Минхо уже точно ждет тебя, а я начинаю мерзнуть, — он тихо зевает, прикрывая рот. — Как-то прохладно на улице, тебе не кажется? — Ага… — тихо тянет Джисон, глупо моргая от того, что сейчас он снова увидит Минхо, но на этот раз он совершенно не понимает, чего ему ждать. Раньше встреча с Минхо казалась приятной стабильностью: мягкий и домашний, словно кот, старший будет расслабленно лежать у него на коленях после пары часов катания на коньках, и смотреть глупый фильм, пока Джисон будет смотреть на него. Но сейчас Джисон действительно не знал, что стоит ждать и как подготовить себя к этому. Теплый дом стал загадкой в один миг, разрушая все устоявшиеся представления. Чертов Ли Минхо. И ведь Джисону нравится. Это подогревает интерес и заставляет оставаться в сладком напряжении. Дураки. Оба. Несносные дураки, утонувшие друг в друге.***
Джисон благодарит всех существующих богов, когда Чан показывает на дверь, ведущую на каток, и там его не ждет тот фиолетовый сон. На Минхо простая белая рубашка, расстегнутая достаточно глубоко, но младший все равно выдыхает. Белая рубашка и неизменный черный облегающий бедра низ — это лучше, чем то, от чего он медленно умирал до этого. Джисон действительно бы не вынес Минхо в том фиолетовом великолепии еще раз. Это было слишком для него. Слишком идеально. Слишком завораживающее. Но тишина вокруг них начинает давить. Минхо стоит в центре катка, направив провинившийся взгляд на Джисона. Он определенно готов показать что-то еще, но решающее слово будто стоит за Ханом. Все выглядит так, словно Джисон пришел отчитывать Минхо за то, что скрывал все это и играл в их маленькую игру. Только вот Джисон не чувствует ни грамма злости или обиды. Он совершенно не понимает такого потерянного состояния парня на льду, ведь это было нечто. Джисон до сих пор чувствовал переполненность всем, а Ли выглядел так, будто совершил самый страшный грех. А младший думает о том, что если Минхо хотел удивить его на первом свидании, то это удалось. Он перевыполнил задачу, даже не закончив свои действия до конца. И знание того, что у него есть что-то еще, добивает Джисона окончательно. Он тяжело вздыхает, набирая такой нужный сейчас воздух, склоняя голову вперед на мгновение. После он подходит ближе, касаясь прохладного бортика руками, и поднимает взгляд обратно на Минхо. Джисон коротко подзывает его рукой к себе, а Ли тут же подрывается с места, сразу же оказываясь рядом. Хан снова глубоко дышит полной грудью, а потом тянется через бортик ближе, чтобы нежно поцеловать Минхо в щеку, еле дотягиваясь из-за преграды и увеличившейся разнице в росте. Ли всегда был еще выше Джисона, когда вставал на коньки, что иногда смущало до безумия. Минхо стопорится на секунду, но потом робко улыбается, отъезжая назад, оставаясь лицом к Джисону на какое-то время. Старший пару раз хлопает в ладоши, возвращаясь к центру катка. Он успокаивает свое дыхание, что оказывается очень заметным со стороны, а потом звучит музыка. Джисону кажется, что в эту же секунду он кончается как человек. Потому что в голове снова мысль о том, что ну нельзя быть таким. Нельзя меняться в одну секунду от провинившегося кота с легким румянцем на щеках от поцелуя до этого. Взгляд жесткий, улыбка самодовольная, а тело плавное и не позволяет оторвать от себя взгляд. Он движется в такт музыке, пропуская ее через себя. Минхо дышит каждой нотой, а Джисон умирает от каждого резкого выпада, перетекающего в сладостную негу. И музыка давит. Давит бесконечно сильно, потому что Ли ее чувствует. Во всем его образе горит эта нескончаемая страсть, текущая огнем по венам. Он подчиняется своим чувствам, он горит в них, ведя своего партнера в нежных и властных руках. И Джисон чувствует словно эти руки только что касались его, хотя никого рядом на льду нет. Только Минхо и его игра, в которой наступает яркая кульминация, сметающая все на своем пути. Честно, Джисон успел в какой-то степени свыкнуться с тем, что делает на льду Минхо, но его взгляд и его роль, заставляют сердце останавливаться от судорожного ритма. Он не играет — он живет. Это все он — его чувства, его мысли, его боль. Он живет с этим каждый день, он говорит об Джисону только сейчас, но это больше похоже на крик. Минхо вырывает каждое движение из сердца, грубо разрезая то лезвиями своих коньков. И пусть танго — это для двоих, пусть Джисон должен быть рядом с ним и скользить в танце, но он стоит за ареной. Стоит и чувствует себя действительно рядом. Чувствует, что с них снимают последние оковы. Чувствует тепло от того огня, которым жжет Минхо все вокруг, резко завершая все последними движениями, которых будто мало. Будто ничего не закончилось, поэтому Джисону хочется рвануть на лед и помочь закончить, но Ли подъезжает сам, видя яркие искры в чужих глазах. Он быстро обхватывает лицо его Джисона своими руками, крепко прижимаясь к его губам, несмотря на то, что дышат оба через раз, а лицо Минхо покрывает слой пота от недавних действий на льду. И обоим плевать, они только тянутся ближе друг к другу, будто музыка еще играет, но уже только в их сердцах. Нет той нежности, с которой Джисон целовал Минхо в первый раз, потому что они горят в своих чувствах и эмоциях, позволяя всему просто быть. Джисон тихо стонет в поцелуй, таким образом утоляя свой жажду в криках в подушку, ведь есть вариант гораздо лучше. Есть Минхо, сжимающий маленькие прядки волос, чтобы быть еще ближе. Есть та самая недостающая часть, все же доказывающая тот факт, что танго — это всегда только про двоих. Даже если танцевал его только один. Чувствуют оба.***
И все было спокойно. Они просто пошли домой к Минхо, быстро привели себя в порядок после насыщенного дня, а после заснули в теплых объятиях друг друга. Не было никаких разговоров, ведь в них не было нужды. Все казалось абсолютно понятным, что лишним было то, что нужно озвучивать все вслух. Джисон проснулся раньше, с абсолютно спокойным сердцем принимал душ, а после тихо пил горячий чай на кухне, забравшись ногами на стул. В доме было тихо, слышно было лишь звук текущей воды из душа. Минхо проснулся. Хан уже как-то заставал старшего за тем, что моется он очень быстро, если сравнивать их, поэтому он встал со своего места, чтобы собрать маленький завтрак для Минхо. Сразу после душа Ли идет на кухню. На нем белая растянутая футболка с глубоким горлом и темно-синие домашние шорты, доходящие до половины бедра. Он все еще не проснулся, что видно по тому, как лениво тот протирает волосы от влаги маленьким полотенцем. Руки движутся еле-еле, а после и вовсе перестают что-либо делать, и Минхо оставляет полотенце у себя на голове. Он упрямо игнорирует стекающие с кончиков волос капли прохладной воды. Вместо этого он, шаркая ногами, подходит к Джисону, наваливаясь на сидящего крепкими объятиями. Минхо слегка виснет на младшем, из-за чего тот недовольно мычит, пытаясь оттолкнуть Ли от себя. Минхо тихо смеется, но быстро отстраняется, поглаживая Джисона по макушке, чтобы растрепать уже подсохшие шоколадные волосы. Хан морщится, но от прикосновения не уходит, наоборот, подставив голову. Только Минхо быстро прекращает эту своеобразную ласку, медленно шаркая до столешницы. Он подхватывает кружку с зеленым чаем, сразу прикасаясь к ней губами. Не пьет, а просто пытается проснуться. По нему четко видно, что отойти от вчерашнего дня пока что тяжело. Веки так и стремятся закрыться, чтобы поспать лишний час. Но этого не получается, потому что нежная кожа губ начинает болеть от горячей стенки керамической кружки. Минхо с шипением убирает голову, слегка мотая ею из стороны в сторону. Это все же помогает немного взбодриться, поэтому парень делает первый глоток напитка, удовлетворенно мыча. Его любимый чай, его любимый выходной и его любимый Джисон. День начинался просто прекрасно. А стал еще лучше, когда Минхо обнаружил тарелку аккуратно нарезанных овощей, которые были заправлены лимонным соком. Ли прикрыл глаза, активно жестикулируя вилкой, на которой остался один кусок салата, как бы показывая, насколько Джисон угадал с его предпочтениями. Хотя даже если бы тот дал ему самую жирную и сладкую еду, он бы все равно реагировал на это как на произведение искусства, а не простой завтрак, который можно сделать за пару минут. Рядом с Джисоном он начинает любить все, что противоречит его странным предпочтениям, вроде пресной и максимально здоровой еды. Рядом с ним он начинает любить глупые мелодрамы, действительно вовлекаясь в просмотр. Только Джисон упускает момент, когда состояние спокойствия пропадает. Упускает тот момент, когда давит в себе тихие всхлипы, прикрывая рот обеими ладонями, чтобы не рушить ту тихую атмосферу, витающую в воздухе. Он действительно не понимает, когда все принимает совершенно другой характер, забываясь в нежных и частых поцелуях Ли на ключицах. Он дрожит всем телом, давясь вымученными стонами, когда Минхо нависает над ним, полностью закрывая своим телом. Его плавные толчки бедрами выбивают воздух, заставляя запрокидывать голову назад от того, насколько сильно Ли растягивает каждое свое движение. Он делает все нежной патокой, особенно, Джисона. Тот в его руках словно зажженная свеча. Минхо кажется, что Джисон похож на переливающуюся жемчужину: младший растянулся телом на смятых простынях кремового цвета, открыв вид на свою точеную шею с выпирающим кадыком; его волосы растрепались по поверхности подушки, ускользающей от медленных глубоких толчков, а лицо блестит от испарины. Минхо тихо стонет под нос, прикрывая глаза каждый раз, когда входит на всю длину, задерживаясь внутри податливого тела на долгие секунды, чтобы почувствовать как дрожь проходит через все тело сжимающего его Джисона. Хан жмурится и высоко скулит, держась руками за предплечья Ли, опирающегося на руки, поставленные прямо возле плеч Джисона. И снова все путается в голове: вчера Минхо горел осязаемой страстью, а сегодня Джисон задыхается в его нежности. Теплый дом путается с горящим зданием, но Хан еще не понимает — горит он или ему кажется. Только думать об этом времени не хватает, потому что Минхо наклоняется ниже и невесомо касается его губ, мягко захватывая нижнюю и прижимаясь ближе. Джисон стонет ему в губы, ощущая, как от усилившейся стимуляции внутри, его потрясывает. Ли отстраняется тогда, когда стон переход в долгий и отчаянный скулеж, а Джисон слишком сильно сжимает его от продолжительного давления на простату. Руки Минхо устают, поэтому он поднимается с них, принимая сидячее положение между ног Джисона. Он скользит ладонями от худых и расцелованных бедер Хана к его тонкой талии, мягко обхватывая ее. Минхо медленно тянет тело Джисона на себя, снова проникая внутрь. Он остается верен своему медовому темпу еще недолго, начиная срываться в более звучные и быстрые толчки, что не помогает Джисону, который отчаянно пытается сдержать особо громкие звуки. Минхо тянется одной рукой к его лицу, убирая ладони Джисона, от чего его плаксивые стоны начинают ласкать слух. Ли берет одну из ладоней в свою, быстро поднося ее к своим губам, тут же принимаясь зацеловывать ее со всех сторон, окончательно ускоряя темп. Джисон жмурится до ярких пятен перед глазами, а его щеки наливаются еще большим румянцем, когда звонкие стоны наконец-то отражаются от стен. Минхо резко останавливается, поднимая голову вверх. Он дышит сбито, приоткрыв рот. Джисону открывается вид на подтянутое тело, с четко очерченными мышцами. Он облизывает сухие губы, когда взгляд поднимается выше, застывая на открытой и напряженной шее с выступающими венами. Ли опускает голову вниз, а после аккуратно выходит из Джисона, вызывая у того возмущенный, но слабый скулеж. Минхо пересаживается ближе к изголовью кровати, похлопывая себя по крепким бедрам, от чего Джисон зависает на секунду. Минхо слабо улыбается, прекрасно понимая причину такой реакции, но нетерпеливо тянется, чтобы притянуть Джисона за руку ближе к себе. Джисон быстро реагирует, неловко устраиваясь на чужих бедрах, повернувшись спиной к Ли. Тот сразу находит место своим рукам на талии младшего, аккуратно придерживая его, когда он медленно садится на его член. Минхо дает ему маленькую возможность привыкнуть снова, но одной рукой тянется к его паху, дразняще обхватывая ствол его члена, залитого предэякулятом. Джисон вздрагивает, тихо сопя себе что-то под нос, а после приподнимается, чтобы быстро опуститься на всю длину обратно. Минхо в тот момент гладит раскрасневшуюся головку, второй рукой пережимая орган у основания, что оказывается не лишним — Джисон вскрикивает и дрожит всем телом, ощущая, как его лишили резкого оргазма. Хан старательно игнорирует ускоряющиеся движения жилистых рук на его члене, стараясь взять от этой позы все, несмотря на то, что ноги уже слегка начинали болеть. Он выгибается в спине, когда Ли все же начинает подмахивать бедрами, входя в младшего быстрее и глубже. Руки, стимулирующие его нежную головку, никак не хотели пропадать, лишь усиливая отчаянный скулеж Джисона, которого перекинуло за грань после очередного попадания по чувствительной железе внутри. Минхо спешно выходит из тела Джисона, кончая тому на спину. Младший тут же валится на кровать, когда яркие ощущения отступают, а на смену им приходит таящая усталость в мышцах, которая в данный момент ощущается почему-то приятно. Ли оказывается рядом, снова нависая над ним, чтобы нежно поцеловать в губы, не углубляя поцелуй, а растягивая сладость после легкой эйфории. Он будто благодарит младшего за все, что он чувствует. И Джисон благодарен в ответ. Возможно, это все не на века. Возможно, это было глупо. Только вот сейчас им хорошо. Сейчас они любят и сейчас они только друг для друга. Родственные души, нашедшие друг друга среди миллиона разных снежинок в снегопад. Любящие и нежные, словно едва распустившиеся бутоны белых роз