чьи старые тени давно как увяли

В саду, в тёмном крае малинника, где сплетаются зелень куста и чёрная ветвь старой яблони, я закопала секрет; душная сырость земли, зелёный совочек, и давняя я — в дальний полдень июльский; и вот мой секретик лежит и лежит эти годы, во сне? — наяву? — в чёрной яме земли; должно быть, не спит, — лишь грезит, — о солнце; прости, мой секрет, мне ту давнюю я, — мне было тринадцать… Мне было тринадцать! — все годы, что спишь ты в саду, на краю, чьи старые тени давно как увяли; исчезла малина, и яблони след… И след твой, секретик, за ними растаял. А чем же ты был, отблеск давнего дня, память жгучего лета, память ясного детства; ни бабочку ли хоронила та давняя я? Стекляшка, картонка, и — нежный букетик, который подарен мне был дурачком, соседским дурнишкой, нескладным мальчишкой, смотревшим из мрачного дома на мой светлый дом, сквозь ветви и стёкла и стены, тайком, — влюблённая мышка, смешной грязный гном; противный, как кислый крыжовник, парнишка; и я полюбила в далёком давно; и, в ямке безвременья, похоронила.