Ричард мало разговаривает

      Ричард мало разговаривает.       Он говорит, но, в основном по делу. Не то что этот пластиковый мальчик Андерсона, которому вечно надо рассказать о прелестях пробуждения, о доведённой до конца миссии, о том как работает биолаборатория во рту, о том как именно кофеин влияет на человеческий организм.       Ричард ничего подобного не говорит. Он говорит толковые вещи на работе: чётко выдаёт быстрый анализ биологических образцов, результаты реконструкций мест преступления или выводы по мотивации преступников (чаще всего совпадающие с умозаключениями самого Рида). Никакой лишней болтовни. Никаких личных замечаний по своему напарнику. Ничего лишнего. Идеальный полицейский, как и сам Гэвин. Они работают чётко и слаженно уже почти год, повышая общий показатель раскрываемости участка в целом и своей команды в частности.       Гэвина устраивает.       А ещё Ричард не болтает во время их кратких, но столь же эффективных взаимодействий вне работы. Не задаёт лишних вопросов о том, что чувствует Гэвин, не спрашивает ерунды о его планах, не интересуется его состоянием, ни разу не спросил, что нравится или не нравится Риду. Они не болтают до, не болтают после. Ричард даже во время не болтает. Приходит в Гэвину домой, резко поджимает в прихожей, разворачивая лицом к бежевым обоям, стаскивает штаны и наваливается сзади. Быстро выцеловывает загривок, растягивая длинными пальцами уже и так готового Гэвина. Жёстко имеет его, стискивая за бёдра, а иногда и за член. Всегда доводит первым Рида, а потом уже заполняет его своей синтетической спермой.       Прижимается после именно столько, сколько надо. И уходит. Не говорит. А чего говорить, если и так всё ясно и понятно, если он считывает показатели и знает, как надо с Ридом. Он уже знает, что если в обед напарник закидывается слабительным, то вечером ему надо быть в скромной квартирке на Окленд-авеню. Рабочая для них схема. Начали с одного раза в месяц в декабре, а к июню почему-то дошли до раза в неделю. Но не говорят об этом.       Хочется ли Гэвину не только быстрого и жёсткого секса в коридоре? Возможно. Но скажет ли он об этом РК? Нет. Они не разговаривают, а Гэвин плывёт по течению своей жизни, довольствуясь краткими сумбурными встречами.       В этот раз девятисотка всё также молча появляется на пороге Гэвина. Такой же как всегда: белая с чёрным униформа сидит как влитая, чёрная рубашка застегнута наглухо под самым горлом, чёрные брюки, натянуты на длинные ноги. Тот, кто ваял Ричарда, постарался на славу. И большое спасибо ему лично от Гэвина, что и над лицом постарался — изменил его, чтобы не походил на свою младшую модель. Тяжёлая челюсть, глаза цвета серого металла, прямой нос и ни одной ебучей родинки. Рид открывает двери в одних домашних штанах. В последнее время ему нравится чувствовать руки РК на своей коже, нравится видеть следы от стискивающих пальцев, нравится чувствовать, как к спине прикасается прохладная ткань, когда Ричард притискивает к стене. Наверняка, голый скин бы тоже понравился, но Ричард никогда не раздевается. Гэвин никогда не просит.       В этот раз что-то меняется. Ричард заходит, но вместо того, чтобы сухо поцеловать Рида и развернуть его, он разувается. Это что-то новое. Такого раньше не было. Гэвин с недоумением смотрит на него, но, конечно же, ничего не говорит, а лишь отходит в сторону, когда андроид шагает в квартиру. Хмурится, закрывая дверь на два оборота, и следует за напарником, уверенно шагающим на кухню. Ричард даже не осматривается, словно уже изучил квартиру Гэвина, хотя — и Рид это знает точно — дальше прихожей никогда не заходил. Проходит в небольшую кухню и скидывает свой пиджак на спинку одного из стульев возле небольшого столика. Далее расстёгивает манжеты на рукавах и начинает их методично закатывать на одной руке, потом на второй, обнажая крепкие предплечья.       Рид отходит к окну, пристраивая задницу на подоконнике. Вытряхивает из пачки сигарету и прикуривает. Смотрит на странное представление, не особо понимая, что происходит. А Ричард слегка поддёргивает брюки и садится на стул. Ловкие пальцы вытаскивают из петель пару верхних пуговиц на рубашке, освобождая длинную белоснежную шею до аккуратной ямочки на ключице. Не много скина, но опять же — это максимум, что Гэвин видел уже за сколько? За шесть? За семь месяцев? Чувствовал голый скин ягодицами, может разок видел обнажённый зад и влажный член, пока Ричард застёгивался, закончив. Но даже шею ещё толком не видел.       Ричард откидывается на спинку стула и оглядывает небольшое помещение скучающим взглядом. Лишь бровь удивлённо дёргается вверх, когда замечает фотографию Гэвина прицепленную на дверце холодильника нелепым магнитом с Харт-Плазой. На фотографии Гэвин седлает волну в гидрокостюме, стоя на белой с зелёными полосами доске. Внизу витиеватым шрифтом виднеется маркировка гавайской сёрф-школы. Одна из немногочисленных поездок, которую Рид смог позволить себе года три назад. Был максимально счастлив те пять дней, что провёл на побережье, осваивая доску днём и упиваясь сладкими коктейлями ночью.       Заинтересованный взгляд возвращается с фотографии на Рида. Скользит по его обнажённому торсу до завязок на штанах, а потом возвращается к лицу. Гэвину кажется, что уголки губ РК слегка дёргаются вверх. Но возможно, что лишь кажется: Ричарда всегда сложно читать по лицу. Это Коннор научился все свои девиантные эмоции демонстрировать щенячьими глазками и подвижными бровками. Максимум эмоций от девятисотки: саркастично поднятая бровь, ухмылка на едкость или расслабленно прикрытые глаза после траха. Гэвин уже выучил.       Взгляд Ричарда застывает на сигарете, фильтр от которой Рид зажимает губами, вытягивая едкие смолы и выпуская тонкой струйкой дым. Странная и идиотская сцена у них тут происходит. Полуобнаженный готовый Гэвин курит у окна, пока его разглядывает сидящий за столом андроид. Будто сейчас улыбнётся и спросит своего напарника, что у них на ужин. Гэвину одновременно и смешно, и грустно. Смешно, что такой вопрос андроид точно не задаст. И грустно от того, что… Да нет, больше нелепо. Вся эта мизансцена нелепа. Завязывать с ней надо.       Рид уже намеревается потушить сигарету и заявить Ричарду, что либо они делают то, за чем РК пришёл, либо пусть пиздует отсюда. Гэвин ему не картина, чтобы рассматривать. А Ричард резко встаёт и в два шага оказывается прямо перед Гэвином. Выдёргивает из пальцев удивлённого напарника сигарету, затягивается и выдыхает в лицо Рида дым. Неодобрительно цокает языком. — Дерьмо.       И тушит сигарету в наполовину заполненной пепельнице на подоконнике. Возмущение застревает в глотке, когда слитым движением Ричард опускается перед Гэвином на колени и стягивает штаны.       Слегка прохладные ладони оглаживают бёдра, пока влажный язык скользит по ещё вялому члену, поднимая его. Ричард нежно выцеловывает выбритый пах, скользя ладонями по бокам Рида вверх и вниз. Нос двигает член, и влажный язык мокро лижет яица. Гэвин шумно выдыхает, расставляя ноги на ширину, что позволяют застрявшие на щиколотках штанины. Всё ещё целуя, Ричард приподнимает одну его ногу, освобождая от одежды, потом — вторую, и откидывает ненужную тряпку в сторону.       Рука мягко скользит по напрягшемуся прессу, когда вбирает наливающийся член в рот. Поджимает его языком и смотрит на Гэвина снизу вверх.       От его действий или от ощущений, или взгляда этих серых глаз, лишённых в данный момент привычной жёсткости, Гэвин нервно выдыхает, чувствуя нарастающее давление внизу живота. Ричард не отстраняется, лаская член, заполняющий рот, языком. Даже не давится, когда головка упирается в нёбо и, преодолев лёгкое сопротивление, скользит в мягкое горло.       Отстраняется, лишь когда член полностью встал. Пошло водит губами по головке, щекоча Гэвина. Рид нетерпеливо хватает Рича за мягкие волосы на макушке и требовательно тянет на себя. Натягивает опять до упора и сипло стонет от ощущений. Хрен знает почему они раньше не пробовали оральные ласки. Внутри глотки Ричарда было влажно, тесно, а когда сглотнул, то совершенно охрененно. Гэвин кусает себя за губы, смотря на то, как Ричи немного отстраняется и насаживается. Медленно. Рид нетерпеливо дёргает бёдрами, но его тут же прижимают к холодному пластику подоконника крепкими руками. Ему даже кажется, что Ричард ухмыляется, хотя это совершенно невозможно с губами плотно обхватившими член. Влажные серые глаза, смотрящие снизу вверх, словно говорят ему: «да, твой член у меня во рту, но имею тебя я».       Гэвин слегка ослабляет хватку на волосах и нежно гладит, царапая скин ногтями. Ричард одобрительно мычит, а по стволу идёт лёгкая вибрация, выбивая из лёгких Гэвина протяжный стон. Пластиковые пальцы впиваются в упругие ягодицы, а Ричард начинает размашисто насаживаться до самого упора. Почти вытаскивает член изо рта, но тут же вгоняет обратно. Поджимает языком, добавляет слюны, которая пошло стекает с его подбородка. Мурчит, прикрывая глаза от наслаждения.       Тянет руку вниз, вжикая молнией, и достаёт свой идеальный член. Водит по нему, отсасывая Риду. Имеет его своим ртом жёстко и властно. Точно так же, как имел его до этого в прихожей. Точно так же, как Гэвин любит.       Тесно, быстро, жёстко. Ричи отпускает ягодицу и протягивает вторую руку между ног Рида, подбираясь пальцами к влажной подготовленной дырочке и оглаживая ладонью яица. Входит сразу двум пальцами чуть ли не до костяшек. Сладкая боль заставляет Гэвина сжаться на мгновение, но Ричард тут же втягивает щёки, всасывая головку. Расслабляет Гэвина. Ищет пальцами и находит точку внутри, надавливая и массируя круговыми. Гэвин, возможно, взвизгивает. Возможно, матерится. Хватается одной рукой за волосы сильнее и тянет на себя. Второй рукой стискивает пластик подоконника за спиной. Надо держаться, а то колени ослабли от напора удовольствия. Ричи насаживается до упора, поднимает на Гэвина свои хитрые глаза и начинает сглатывать на члене, быстро выжимая из Рида всё, что он готов дать. — Блядь, Риииич… — голос срывается в практически нечленораздельном стоне.       Всего так много: на члене, в заднице, в голове. В жизни. Ричарда много здесь и сейчас. У него на кухне. Отсасывающего и имеющего. Дающего и берущего. Невозможно сдержать ни эмоций, ни слов, ни себя. И Гэвин отпускает.       Он кончает с протяжный «Рииииичииии», изливаясь в жадную глотку. Взрывается внутри, чувствуя как по животу гладит мокрая рука. Почти на автомате хватает её, сплетая пальцы. Держится. Держится, а иначе упадёт. И будет падать и падать, пока Ричард его не поймает. Ловкие пальцы ещё немного гладят внутри, пока последние капли спермы толчками покидают организм. А потом исчезают. И глотка исчезает с члена. А рука в руке остаётся. И остаётся Ричард, нежно прижимающийся к телу. Гэвин не знает, в какой момент РК расстегнул рубашку, но чувствовать на коже тёплый скин до одури приятно. Он мягко обвивает Ричи за талию и утыкается в изгиб шеи, чувствуя нежные поцелуи в висок. Чувствуя, как вторая рука держит руку РК. Чувствуя своё заполошно бьющееся сердце и лёгкое гудение тириумного насоса возле груди. — Гэвин…       Лёгкий шёпот у самого уха, а затем мягкий поцелуй в щёку. И ещё. И ещё. Губы добираются до губ и сливаются в нежном поцелуе. Слегка горчит собственным вкусом, но от того ещё ближе, ещё роднее. Ричи тянет на себя за затылок, Гэвин тянет на себя, надавливая между лопаток. Вот бы целоваться вечность. Вот бы никогда не расходиться. В объятиях РК уютно, и тепло, и нежно, и…       Кислород в лёгких заканчивается, и Гэвин отстраняется, переводя дыхание. Ричи прижимает его голову к плечу, наконец высвобождая руку и обнимая обеими. Рид стискивает обе свои на спине Ричарда. — Я буду жить у тебя. Официально. Мы встречаемся…       Гэвин кивает.       Ричард мало разговаривает. Но всегда по делу