* * *
С самого утра Чонина одолевало нехорошее предчувствие. Во-первых, он впервые проснулся настолько рано, что рассвет только-только начал золотить лучами восходящего солнца кромки деревьев, и это уже был тревожный звоночек для человека, который спит в любую свободную минуту, в любой неудобной позе. Ну и, как следствие, он, не выспавшийся и дёрганый, пробродил всё утро по окрестностям храма и в итоге, не зная, куда себя деть, как в детстве, залез на дерево, наблюдая из-под прикрытых век за пробуждением леса. Кто-то бы сказал: «дурью мается», он же мысленно ответит — «медитирую». Во-вторых, уже к обеду начало сереть небо и сгущаться тяжёлыми тучами прямо над головой, окончательно добивая весь настрой на оставшийся день. Он и без того ненавидел это унылое место, а в сезон дождей здесь становилось действительно невыносимо для человека, привыкшего к шуму большого города. А нет, поправочка, для НЕ человека, привыкшего к шуму большого города. И хотел бы он по-прежнему считать виноватой во всём эту старую маразматичку (по иронии оказавшейся его маменькой), которая приковала его к этому месту для «осознания своих поступков», но, пробыв здесь уже больше двух лет, прекрасно понимал, что отделался малой кровью. Вообще, его мать на самом деле была ещё далека от старости и уж точно не являлась маразматичкой, но запереть его в этой глуши без возможности кутить и предаваться всему тому, чему положено предаваться в его двадцать четыре года, оказалось воистину жестоким наказанием. Он ненавидел одиночество, а одиночество без возможности с кем-то хотя бы поговорить ненавидел особенно. Чонин уже тысячу раз пожалел о своей глупости, но проклятие такой сильной ведьмы, как его мать, снять было нереально, только если выполнить какое-то условие. Проблема заключалась в том, что это условие не знал ни он, ни одна из его сестёр, которые иногда приезжали его проведать (вернее, закинуть продуктов, чтобы он не сдох раньше времени). А остальные, кто периодически сюда являлись, его и вовсе не видели. Обычные люди вообще мало что замечают по жизни. Их семья являла собой сильнейшую родословную, корни которых уходили прямо к древним богам. И если вы думаете, что речь о тех самых богах, которые живут на небе в окружении голожопых крылатых херувимов и хором поют «аве Мария», то вы крупно ошибаетесь. С тех пор как хрелион лет назад некоторые Боги покинули священные земли и спустились в мир людей, они утратили возможность к возвышению и стали практически обычными смертными с одной крупной оговорочкой. В них всё ещё просыпался дар, и все те, кто смотрел Гарри Поттера, должны примерно понимать, как это происходит. Все эти байки про медиумов, оборотней, вампиров, ведьм и прочую нечисть являются вовсе не байками, сейчас их называют «нечисть», в прошлые же века это был «божий дар», дарованный избранным. Ему самому от предков достался самый идиотский дар из возможных — он был не самым розовощёким и голожопым, но всё-таки херувимом. На ангелочка с арбалетом он не тянул даже с натяжкой, и вся его похожесть с ними начиналась и заканчивалась белыми, почти пепельными волосами. Как любил его называть ныне покойный дед — косая сажень в плечах. Уже на первом курсе Чонин пережил большой скачок роста, внезапно вымахав за лето под метр девяносто. Он и раньше мог похвастаться внушительным разворотом плеч и тонкой талией, что характерно для пловцов, в школе он занимался плаванием профессионально. Сейчас же весь его внушительный внешний вид излучал опасность, ну и приманивал толпы поклонниц, конечно, потому что природа и над лицом поработала, наградив раскосыми карими глазами, полными губами и точёными скулами, а волевой подбородок с озорной ямочкой по центру вообще шансов для противоположного пола не оставлял. Гены у него были что надо, опять же, как принято было считать, внутри семьи именно они передали ему силу прадеда. В этих местах его называли «Камой», сраным Богом любви. Вот только, как оказалось, от его силы вообще ни хрена не зависело, он лишь видел нити судьбы, что сплетались у двух предназначенных друг другу людей (которые были, к слову говоря, такой же редкостью, что и сами купидоны), и мог помочь им притянуть друг друга. Правда, была у него ещё одна способность, возможность накладывать любовный морок, который хоть и длился не то чтобы долго, но в их волшебном мире являлся страшным преступлением. За который, к слову, его и наказали. Да-да, чего уж от себя скрывать, со свойственным его натуре азартом поступил он весьма опрометчиво. Это случилось пару лет назад, когда Чонин влюбился в обычного человека и пошёл наперекор родителям, не желая признавать власть способностей над их жизнями. Тогда он впервые пожалел о своём знании, что, как бы ты ни любил, должен уйти с дороги, если у человека уже есть привязка к предназначенному. Подстёгиваемый юношеским максимализмом Чонин умышленно навёл любовный морок на свою тогдашнюю девушку. Он злился и хотел доказать, что можно переиграть судьбу, пусть и понимал, что матушка сразу всё узнает и надаёт ему лещей, но душа требовала побороться. За что боролись, на то и напоролись. В буквальном смысле. Своим поступком он нарушил целый ряд непреложных заповедей конклава и поставил под удар семью. В их узкой иерархии существовала слишком крепкая система, чтобы её можно было пошатнуть одной спонтанной выходкой молодняка, и на совете старейшин его ожидаемо поругали, но отпустили. Он и обрадоваться не успел, как по приезде домой мать устроила такую показательную «порку», что не рассчитала силы и прокляла. Теперь, помимо всего прочего, в его ссылку входила и обязательная работа по сплетению линий судьбы предназначенных, а те как будто чувствовали нахождение здесь Камы и устраивали целые паломничества к месту его заключения. По прошествии года он наконец-то понял, что пыталась донести этим всем мать — его преступление было изначально бесполезным. Предначертанные друг другу люди рано или поздно всё равно будут вместе, сколько бы таких вот Чонинов ни пытались мороков наводить. А его протест против системы буквально опасный, потому что она защищает не столько людей, сколько самих носителей божественной печати. Такой вот затяжной переходный возраст у него выдался, но чего уж теперь… По листве кротко забарабанили первые капли с неба, грозившиеся вскоре разразиться настоящим ливнем. В лицо ударил удушающий от летней жары порыв ветра, принося с собой запах озона. Короткая вспышка молнии на секунду расчертила небо надвое, а в следующий момент вдалеке послышалось первое рычание грома. Именно из-за него Ким не сразу расслышал приближающиеся шаги, а когда кинул взгляд вниз, больше не смог оторвать взгляд от невысокой фигурки, зябко кутающейся в джинсовку. Парень был воплощением всех его мокрых фантазий сразу, именно на таких он всегда западал. Весь такой из себя тонкий-звонкий, даже с высоты было очевидно, что он намного ниже самого Чонина. Круглое лицо, на котором ярко выделялись большие глаза, обрамлённые такими тёмными ресницами, что казалось, что на них чернеет подводка. Завершали картину греховно сочные губы и маленький трогательный подбородок. Взъерошенные, тёмно-алого оттенка волосы трепал усиливающийся ветер, и так это было чертовски сексуально, что Ким обомлел в моменте. Этакая ожившая анимешка, максимальное попадание. Незнакомец подошёл достаточно близко, чтобы видеть, как его язык скользнул по губам, на секунду показывая алый кончик, который тут же скрылся от глаз Чонина, но было поздно. Крамольные мысли с яркими картинками, что бы он с этим языком мог сделать прямо сейчас, уже успели пробежать, да настолько они были реалистичными, что он сам испугался своей реакции. Всё произошло внезапно. Парень шагнул ещё ближе, неуклюже запнулся о торчавший на поверхности корень дерева, практически влетел в ствол лицом (благо успел смягчить удар выставленными руками) и… громко и грязно выругался на удивление низким для такой субтильной внешности голосом. Чонин вздрогнул, и всё волшебство момента растворилось бесследно. Захотелось побиться головой о дерево, а ещё громко заржать. Тем временем незнакомец встряхнулся и, длинно выдохнув, медленно выпрямился. Он неловко переступил с ноги на ногу и решительно подошёл к одной из низко висящих веток, которая накренилась от тяжести навешанных на неё ленточек. Ким наблюдал за его действиями несколько заторможено, хотя видел подобную картину уже не раз, но что-то было в нём такое, что натянуло струной внутренности, без преувеличений. На каких-то голых инстинктах он подался вперёд, наклоняясь всем корпусом, чтобы лучше его рассмотреть. Чонин не переживал за своё разоблачение. Потому что, даже если бы листва не была настолько густой, чтобы скрыть в своём покрывале кого-то, его в любом случае никто из людей не видит уже чуть больше чем два года. Не о чем беспокоиться в принципе. Тот закопошился и достал из заднего кармана джинсов какой-то свёрток, как специально сверкнув полоской кожи на пояснице, заставив сглотнуть отчего-то набежавшую вязкую слюну. По рукам пробежали щекотные мурашки. Да что с ним происходит? Таких парней тут сотни приходят, почему именно на него у Кима возникла такая странная реакция? Эту мысль он обещал себе обязательно додумать, но не прямо сейчас. Парень, будто почувствовав чужой липкий взгляд, повёл плечами и обернулся. Ожидаемо ничего не увидев, он развернул кулёк и вытянул тёмную шёлковую ткань. — Так. Ладно. У меня не было ленты, но, надеюсь, ты не очень привередливое дерево, — он покрутил её в руке и нахмурился. — Вообще-то это мой счастливый галстук, и я очень, очень надеюсь, что он принесёт мне ещё и счастье в любви. Ким аж прыснул от неожиданности. Серьёзно? У такого шикарного парня проблемы на личном? Это прикол какой-то? Да при взгляде на него у Чонина одна связная мысль мелькает, валить и… Кхм. Так, ладно, соберись, тряпка. — В общем, не знаю, как твой ахалай-махалай правильно делается, но, пожалуйста, прошу тебя, дерево, пошли мне классного мужика, — он ненадолго замешкался, привязывая галстук к ветке аккурат между розовой и вырвиглазно-салатовой лентами, и, подумав, добавил: — и пусть у него будет большой член. Пожалуйста. Чонина давно ничего так не веселило, он заливисто рассмеялся и в одно движение спрыгнул поближе к нему. Хотелось рассмотреть его внимательней, запомнить и обязательно найти, после (если вообще) наступления окончания наказания. — Чуваак, у нас проблема! Вот он я — твой классный мужик, а уж болт у меня что надо! Я бы тебе его хоть щас продемонстрировал, если бы не… — он скорчил горестную физиономию, понимая, что раньше бы не упустил шанса, когда такое чудо само в руки просится, а сейчас это было даже не смешно. Нет, ну серьёзно, это же настоящая пытка. Они даже познакомиться не могут, а потом может быть очень поздно. Но в этот раз действительно всё было иначе, хотя бы потому, что парень сначала вздрогнул, а потом медленно развернулся к нему. Сначала он изумлённо уставился прямо на Кима, потом перевёл взгляд на дерево, а потом снова обратно. — Нихрена себе скорость, — хрипло выдохнул он и глупо моргнул. Чонин тоже глупо моргнул и на всякий случай обернулся. Но нет, ошибки не было, парень смотрел именно на него. Пульс в моменте разогнался, и Ким грешным делом запереживал, как бы не хлопнуться в адреналиновый обморок. — Ты… мне? — выдал он растерянно и ещё раз оглянулся, ну, чтобы прям точно. Красноволосый кинул опасливый взгляд ему за спину и вновь уставился большими глазами прямо в душу. — Ты здесь ещё кого-то видишь? — подозрение в его голосе можно было потрогать руками, он, должно быть, подумал, что Чонин тот самый сумасшедший, который бегает по кустам и трясёт причиндалами направо и налево. А уж если вспомнить о его реплике про большой болт, так вообще удивительно, почему он всё ещё не вызвал ему санитаров. Ким судорожно пытался придумать, как свести всё к шутке, но тут, как ни странно, выручил наконец-то доползший до них дождь. Ливень обрушился внезапно и сразу с такой силой, что, пока они бежали к укрытию внутри храма, вымокли просто насквозь. — Вот это поливает, чёрт, а у меня машина внизу осталась, — парень с досадой смотрел на улицу, привалившись к стене, — странно, по прогнозу обещали дождь только к завтрашнему вечеру. Он криво улыбнулся, повернувшись к Чонину, который, всё ещё не отойдя от шока, смотрел на него, как на привидение. Улыбка тут же сошла с лица, а брови напряжённо дёрнулись. — Что? — Ох, прости, — он проморгался, пытаясь вернуть самообладание, и обезоруживающе улыбнулся, понимая, что да. Тот его видит, и это не учебная тревога. — Я просто удивлён. Так… — он неловко запнулся, снова возвращая напряжённый взгляд на лицо парня, — так ты из наших? Если тот и удивился вопросу, то быстро пришёл в себя, как-то слишком понимающе усмехнувшись. — Только не говори, что свято верил, что дерево помогает только гетеросексуалам, — он саркастично закатил глаза и хмыкнул, — мой друг тоже гей, и уж не знаю, как это работает, но он действительно нашёл себе парня после сраной ленточки. Хотя, постой-ка, ты ведь тоже здесь, значит, не так уж и сомневался в гомофобии дерева. Его смех отскочил звоном колокольчика от поверхностей и ударил прямо в голову Чонину. Ему стало душно, несмотря на бушующую непогоду в паре метров от них и неприятно липнувшую одежду, вымокшую насквозь. И он сразу понял, что ничего не понял. Кажется, парень либо не знал, что является потомком Богов, либо каким-то образом Чонин обошёл проклятье маменьки. И как давно? В ушах зашумела кровь, а взгляд вдруг поплыл от невероятной силы облегчения. Господи, ну наконец-то он может вернуться к обычной, реальной жизни. Прикрыв глаза, он незаметно выдохнул. — Ох, у меня сыро даже в кроссовках, — незнакомец брезгливо поморщился, переступив с ноги на ногу. — Кстати, я Кёнсу. Протянув ладонь для рукопожатия, он заинтересованно скользнул по нему взглядом снизу вверх, от чего у Чонина резко потяжелело в паху. Судорожно сглотнув, он осторожно двинул дрожащими пальцами навстречу. Страх, что рука сейчас просто пройдёт сквозь него, не успел расшириться до размеров вселенной, потому что Кёнсу не стал ждать, пока у него орбита встанет на место, а просто бесцеремонно дёрнул его на себя. — Для того, кто напропалую хвастается своим достоинством, ты слишком нерешительный, — выдохнул он прямо в губы низким интимным шёпотом, — поздно играть в недотрогу, мистер «большой болт», — он кокетливо подмигнул и снова рассмеялся, отходя на пару шагов, а Ким позорно покрылся стыдливым румянцем от такого внезапного флирта. И стало вдруг так радостно и так волнительно, что эмоции закоротили. — Я тут типа смотритель. — Что? — Меня зовут Чонин, я живу тут, а ещё у меня есть сменная одежда и чай. Горячий. Он многозначительно поднял брови и кивнул в сторону дальней стены, за которой прятался неприметный вход в жилую пристройку. — Горячий — это хорошо, — хмыкнул Кёнсу и вальяжно двинулся по указанному направлению. На самом деле, это была даже не пристройка, а вполне себе уютный домик в стиле бунгало. Всё-таки это не просто храм на холме, это были земли его семьи на протяжении многих веков, где лет пятнадцать назад отец после очередного развода с маменькой отстроил тут личный дом, который впоследствии использовался как место отдыха (после четвёртой свадьбы родителей). Да, они были колоритной парой, и если бы Чонин не знал, что они являются стопроцентными корейцами, то грешным делом заподозрил в родословной примесь итальянской крови. Впрочем, пара Ведьмы Понхван — огненной птицы, и Кумихо, и без этого не могли бы обойтись без взрыва эмоций, каким только чудом у таких неординарных личностей получился Кама, можно лишь догадываться. Сам же он неоднократно приезжал сюда покутить со своими друзьями в студенчестве. Тогда это место не было популярным у туристов от слова совсем, но в тот момент, когда люди вдруг стали приезжать сюда толпами, Чонин был благодарен родственникам за предусмотрительно наложенные на дом руны отвода глаз. Тем не менее оговорочка и тут имелась, куда ж без них в их мире. Люди могли войти сюда только по особому приглашению. — Я приглашаю тебя в свой дом, если твои помыслы чисты, — он открыл дверь перед парнем, пропуская вперёд. Тот в который раз ухмыльнулся, видимо, считая Кима настоящим чудаком. Впрочем, не без оснований. — О да, господин большой болт, это ни разу не кажется подозрительным, — но всё же вошёл, с интересом оглядываясь. Глазам предстало небольшое, но просторное помещение с открытой планировкой. Дом был стандартной коробкой из деревянного массива, одна стена которого примыкала к храму, а противоположная была полностью застеклённой и выходила на небольшую террасу с плетёными креслами и небольшим округлым столиком. В погожие дни здесь всё от пола до потолка наполнялось солнечным светом, которому внутри практически не было никаких преград в виде стен. Прямо посередине находилась большая гостиная с величественным диваном в центре. Слева от входа за узкими деревянными переплетениями под тип ширмы скрывалась от любопытных глаз кровать и ряды встроенных шкафов. Справа — кухня с барной стойкой, заменявшей обеденную зону. Там же, чуть дальше по коридору, имелась и весьма просторная душевая, куда Ким и направился, на ходу стягивая мокрую футболку. — Да ладно, ты всё время теперь будешь это вспоминать, — он смешливо поморщился, кидая взгляд за спину, чтобы убедиться, что парень идёт следом. Кёнсу не отставал, шёл практически шаг в шаг, притормозив лишь у стиральной машины, в которую Ким уже закидывал сырую ткань. Выпрямившись, Чонин снова подвис, наблюдая, как тот бесцеремонно стягивал вещи, откровенно провоцируя. Он словно наслаждался в момент потяжелевшим взглядом напротив, но, дойдя до белья, зацепил большими пальцами лишь кромку и вопросительно поднял брови. — Так и будешь смотреть? Его забавляла эта ситуация, он словно играл с Чонином в «кошки-мышки», совершенно не представляя, с какими демонами внутри тот сейчас борется. Соблазн был максимально велик, учитывая воздержание длиною в два года, что для бога любви и страсти казалось долбанной вечностью. Стоило лишь протянуть руку и коснуться обнажённой светлой кожи, провести ладонью вниз, словно невзначай царапнуть сосок, а после запустить пальцы прямо под резинку влажных белых боксеров, которые вообще не оставляли простора для воображения. Холодными, на контрасте с горячей кожей, пальцами обхватить плоть в кольцо и слегка потянуть на себя. До судорожного всхлипа, до гортанного стона. — Эй? Всё нормально? — Кёнсу обеспокоенно задел его ладонью, и Чонин вздрогнул, выныривая из мыслей, тут же отводя почерневший взгляд с поволокой, чтобы не показать, насколько его пробрало. — Задумался, — пояснил он севшим голосом, отшатываясь в сторону, предусмотрительно прикрывая пах полотенцем. Думать наперевес со стояком выходило максимально сложно. — Пойду принесу что-то из одежды. Да, он сбежал. И это было странно даже для него самого, потому что он никогда не сбегал от партнёра, который сам подавал знаки, что не прочь продолжить более тесное знакомство. В конце концов, бог любви он или где. Но чувства, что будил в нём этот парень, по-настоящему пугали. Гремучий коктейль из возбуждения, желания обладать и не свойственной ему трепетной нежности. Боги, да парень инкуб, не иначе! Ну не могло Чонина так прострелить навылет спустя каких-то нескольких минут знакомства.* * *
После горячего душа и незамысловатого перекуса они расположились в гостиной на неожиданно уютном диване с парой бутылок пива. Пить на самом деле Кёнсу не очень хотелось, казалось, алкоголь вчерашней попойки всё ещё бродит по внутренностям, но для вида он всё же промочил горло. Выданный ему длинный махровый халат был слегка великоват, но оказался на удивление мягким и пах чем-то неуловимо приятным. Хотелось думать, что Чонином, но вряд ли тот предложил бы гостю ношенную вещь. Правда, полы всё время разъезжались, являя чужому взгляду то обнажённые коленки, то ямочку между ключиц, из-за чего навязчивые волны возбуждения обволакивали внутренности, не давая расслабиться до конца. Под мерный бубнёж телевизора Кёнсу плавал где-то в мыслях, пытаясь самому себе объяснить, почему не сбежал отсюда сразу же. Почему принял предложение Чонина остаться до утра, даже больше, воспринял это как само собой разумеющееся развитие событий. Даже не потому, что на улице всё ещё лило как из прохудившегося ведра и спуск со склона стал просто-напросто опасным, но и из-за химии, внезапно возникшей между ними. Ему не хотелось уезжать. Именно это и беспокоило. Су взрослый мальчик и у него было достаточно партнёров, чтобы не размениваться на интрижки с первым встречным на одну ночь, он ведь сам бежал от этого. Даже сюда притащился, чтобы «наколдовать» себе долго и счастливо. Но дрожь в коленках от одного взгляда на этот образчик мужской красоты рушила на корню все планы. Он малодушно разрешил себе немного похулиганить. В конце концов он никому ничего не должен, а дразнить Чонина оказалось волнительно, и вопрос в том, сколько они оба продержатся, перед тем как накинутся друг на друга, был риторическим. Даже на расстоянии между ними искрило напряжение, а тяжёлый голодный взгляд парня чувствовался на теле обжигающими прикосновениями и говорил куда больше слов. Радовало только то, что это было взаимное притяжение, может, так и работает волшебство дерева? — Послушай, — парень слегка развернулся к нему корпусом, напряжённо сводя брови, — можно я кое-что проверю? — он тяжело сглотнул и опустил глаза на вновь обнажившуюся коленку Су. Поймав этот неосторожно брошенный взгляд, До понимающе хмыкнул. Боги, парень очевидно моложе него самого, и паника, написанная на лице большими буквами, почти объясняла, какого рода просьба прозвучит далее. Кёнсу ненавидел бисексуалов или латентных геев, не вышедших из шкафа. Он всегда избегал подобного общения даже на сраный перепих, это была едва ли не первая заповедь открытого гея — НИКОГДА не связываться с ненатуральными натуралами. После общения с подобными типами всегда чувствуешь себя максимально мерзко в своём же теле, а он перерос это ещё в семнадцать. Но здесь, вдали от города и остального мира, глядя на эту отчаянную растерянность в глазах Чонина, его почему-то стало жалко. Ну не умрёт ведь Кёнсу, если разок изменит своим принципам, будто в первый раз за этот день, ей-богу. Он отставил бутылку на низкий журнальный столик подле дивана и решительно выпрямился. — Окей, давай. Что нужно сделать? — Нет, ничего такого, — спохватился было парень, едва заметно дёрнувшись, будто удерживая себя от резких движений только силой воли. — Могу я тебя обнять? Брови сами по себе удивлённо приподнялись. Окей, это было неожиданно. «Ну, простые объятия — не так сложно, как если бы он попросил, к примеру, отсосать», — думал Су, наблюдая, как парень, будто в замедленной съёмке, поднимается на ноги, преодолевая расстояние между ними, и внезапно опускается на колени, упираясь ими в его голые ступни. Он сам не понял, как слегка развёл ноги в стороны и подался вперёд, чтобы Чонину было удобнее. Тот потянулся навстречу, аккуратно обхватывая руками сначала плечи, потом скользнул по ним немного вниз, нырнул под мышки и потянул вперёд, притягивая к себе. Дыхание моментально сбилось. Кёнсу судорожно вздохнул и неловко вцепился в его предплечья, невольно прижимая того к груди. В ответ прозвучал благодарный полувыдох-полустон, и захват стал плотнее, напористей. Чонин стиснул его так сильно, что, казалось, ещё немного и треснут рёбра, скользнул носом от основания шеи до самого уха и обдал его горячим дыханием, пуская по телу волну колючих мурашек. — С ума сойти, — загнанно прошептал он, наконец утыкаясь лбом ему в грудь, замирая. Одна ладонь переместилась с лопаток на поясницу, а потом резко потянули на себя, вжимая всем телом, буквально сажая на чужие колени верхом. Су повис на нём безвольной куклой, затуманенным разумом вдруг ощущая чужое возбуждение сквозь несколько слоёв ткани. И всё бы ничего, вот только на самом Кёнсу, помимо халата, было надето целое нихера, а тонкие хлопковые брюки парня вообще ничего не скрывали. Внутри разгорался настоящий пожар из эмоций, тело охватила горячечная истома. За все свои двадцать семь лет он никогда не испытывал ничего подобного, его словно накачали наркотиками и он словил слишком яркий приход в виде убийственно сексуального красавчика. Хотелось бы сказать, что виной всему длительное воздержание, но это было бы ложью. — Скажи мне… — с явным трудом начал Чонин, тяжело сглатывая, на мгновение прикрыв глаза, видимо, чтобы немного успокоиться, — скажи, и я остановлюсь, — и посмотрел таким взглядом, что говорить вообще не хотелось, а просто сразу отдаться. Едва ли не безумным. Зрачок расплылся так сильно, что затопил собой почти всю радужку. Кадык дёрнулся в тщетной попытке промочить горло, а Кёнсу, как тот кролик перед удавом, завороженно моргнул, обвёл взглядом точёные черты лица парня и замер на красных приоткрытых губах. Кто потянулся первым, никто из них с уверенностью не смог бы сказать точно, они вцепились друг в друга с такой животной страстью, что со стороны бы решили, что они пытаются друг друга сожрать, не меньше, прервавшись лишь тогда, когда лёгкие начали гореть от недостатка кислорода. Су хватал ртом воздух, почти не понимая, кто он и где вообще находится, важным было лишь ощущение каменных от напряжения плеч под пальцами. Чонин прихватил его нижнюю губу зубами, чуть оттягивая, приласкал её языком и тут же скользнул внутрь глубоко и ненасытно, буквально трахая его в рот. Рука с поясницы перебралась на обнажённое бедро и с нажимом прошлась прямо к ягодице, с силой её сжимая. Кёнсу всхлипнул в поцелуй и притёрся пахом к чужому, чувствуя, как Чонин вздрогнул и жадно подался вперёд, двигаясь в такт толчкам. Его губы проложили дорожку от губ к шее влажными поцелуями-укусами, вылизав оголённое плечо и наградив очередным сладким укусом. Руки До зарылись в белоснежные волосы парня, оттягивая голову назад, заглядывая прямо в глаза. Тот дышал сорвано, воздух выходил со свистом через приоткрытые блестевшие от слюны губы, и Су мог поклясться, что ничего более сексуального в жизни не видел. — Я хочу тебя, — выдохнул он наконец и многозначительно прогнулся в чужих, всё ещё чудом удерживающих его руках. — Уверен? — глухо шепнул тот, словно страшась издать более громкий звук, чтобы марево, окутавшее их, не рассеялось. — Тебе ещё какие-то доказательства нужны? — криво ухмыльнулся Кёнсу и без стеснения окончательно скинул с плеч давно распахнувшийся халат, являя чужому взгляду крепкий стояк с потёками предсемени, пачкающими живот. Чонин скрипнул зубами, крылья носа затрепетали, а дыхание, и без того горячечно обжигающее, стало прерывистым. Он рывком подхватил его под задницу и легко поднялся со своей ношей на ноги. Кёнсу оставалось только удивляться, сколько силы оказалось в этом парне, его ещё ни разу так не носили. Как они оказались на кровати, смазалось в безостановочных жадных поцелуях, в себя он пришёл только, когда сверху навалилось пышущее возбуждением голое тело парня. Тот вытворял языком какие-то немыслимые вещи, хаотично шаря по телу руками, оставляя каждым прикосновением обжигающие следы. Одна затормозила на груди, цепляя горошину соска, давно уже призывно торчащего от возбуждения, покатала его между пальцами, в то время как второй накрыли губы, посасывая и оттягивая зубами, от чего Кёнсу простреливало от боли и удовольствия. Он уже стонал на одной непрерывной ноте, находясь в каком-то полубреду. Его потряхивало, хотелось большего. — Пожалуйста… — выстонал он жалобно, надеясь лишь на то, что его услышат, — пожалуйста, Чон-мгх-нииин… Тот съехал ниже, проложив путь губами по животу и огибая стоящий колом член, присосался к выступающей бедренной косточке. Лизнул на прощание вторую, резко перевернул его и подхватил под живот, сразу же ставя на колени. Кёнсу уткнулся лицом в хлопок покрывала, стискивая руками ткань, и гортанно застонал, почувствовав укус в ягодицу. На мгновение стало прохладно, Чонин быстро пошарил в прикроватной тумбочке, кидая на кровать нераспечатанную упаковку презервативов и такой же запечатанный флакон смазки. — Надеюсь, они не просрочены, — шепнул он, быстро разобравшись с этикеткой и снова накрывая задницу Су обеими ладонями, разводя половинки в стороны. От одной мысли, какой вид предстал перед Чонином, он снова несдержанно простонал, ощущая пульсацию во всём теле. Дрожь в ногах усилилась, хотелось выгибаться навстречу, как течная сука в период гона. Лишь бы уже ДА. Парень хмыкнул и наградил его несильным шлепком, снова развёл ягодицы, тут же проводя по промежности языком плашмя. Поймав потяжелевшие яйца губами, по очереди их приласкал и оставил пару засосов где-то на бедре. Кёнсу взвыл и прогнулся, стараясь урвать как можно больше ласки, тут же получив ещё один сладкий шлепок, но уже по другой ягодице. Чонин присосался ко всё ещё плотно сжатой дырочке, то обводя языком по кругу, то стараясь нырнуть кончиком внутрь с громкими пошлым причмокиванием, и на задворках сознания Су поблагодарил себя, что успел тщательно вымыться, предусмотрительно не обойдя вниманием эту часть. Пытка наслаждением, казалось, длилась вечность, пока наконец язык не сменили длинные пальцы. К тому времени, когда в нём скользили уже четыре, а смазка вперемешку со слюной стекала по внутренней стороне бедра длинными вязкими каплями, Су забыл собственное имя. Всего было слишком много, и казалось, что от одного прикосновения к члену он сейчас просто позорно спустит, так и не дождавшись проникновения. Парень замешкался, зашуршала фольга разрываемого презерватива, и в следующее мгновение Кёнсу наконец-то ощутил, как по распухшим краям ануса скользит чужая головка члена, неглубоко ныряя внутрь и тут же выскальзывая. Такими неглубокими толчками член проникал всё глубже, пока не вошёл полностью. Су блаженно выдохнул, переживая небольшую тянущую боль, но в то же время наслаждаясь распирающим чувством наполненности. Чонин прошёлся беспорядочными поцелуями по лопаткам и шее, зарываясь носом куда-то около уха, обдавая его жаром, и осторожно начал двигаться. Темп нарастал всё больше, и Кёнсу поднырнул рукой себе под живот, пережимая основание члена, плавая где-то в предоргазменном беспамятстве. Чонин перевернул его на бок, не выходя полностью, подхватывая под коленкой, сразу же впиваясь в губы жадным поцелуем. Вбиваясь резко и глубоко, он с каждым движением проезжал крупным членом по простате, заставляя Су вскрикивать от острого удовольствия так, что спустя каких-то несколько мгновений его затрясло и он кончил, выплёскиваясь прямо на кровать, так ни разу и не притронувшись к собственному члену. Чонин в пару особенно мощных толчков последовал за ним, ощутимо прикусывая его в основание шеи. Кёнсу устало откинулся назад, ощущая, как член парня осторожно выскользнул из него, оставляя после себя неприятную пустоту. На измученное ласками тело навалилась невероятная усталость, хотелось что-то сказать, хотя бы поблагодарить за такой невероятный секс, но язык абсолютно не слушался. Глаза медленно закрылись, погружая в полудрёму, сквозь которую он почувствовал, как позади прижалось влажное от испарины тело, подтягивая его к себе одной рукой. Он не знал, сколько прошло времени, но его разбудил очередной раскат грома, который прозвучал словно прямо над ними. В комнате стоял полумрак, нарушаемый лишь всё ещё включённым телевизором где-то за ширмой. Кёнсу почувствовал лёгкие поглаживания вокруг запястья и наконец-то открыл глаза со слипшимися ресницами. Чонин лежал на боку, подперев голову, и с какой-то нежностью его разглядывал. Раньше он бы смутился от того, что на него смотрят во сне, но почему-то почувствовал лишь умиротворение. Парень ещё раз провёл кончиками пальцев по его запястью, и ему вдруг почудилось, что в этом месте странно покалывает, словно проходится разряд тока. — Что там? — хрипло прошептал он, едва шевеля распухшими от поцелуев губами. Чонин даже не дёрнулся, а лишь подхватил ладонь и потёрся о неё носом, неожиданно прижимаясь к тому месту ртом. — Я бы показал тебе, если бы мог, — с лёгкой улыбкой ответил он, — это самая невероятная вещь, которая могла случиться. Ты невероятный. Кёнсу хмыкнул и перевернулся на бок, тут же попадая в крепкие жаркие объятия. — Если ты скажешь, что видишь зелёных человечков, то так и знай, я сейчас так затрахан, что они примут меня за своего. Нам нечего бояться. Над ухом раздался тихий смешок, а в следующую секунду щёку опалило влажным поцелуем. — Тогда я спокоен, — и это было последнее, что услышал Су, потому что снова начал проваливаться в сон, на этот раз крепкий и без сновидений.* * *
Сначала пришли звуки: шелест листвы, щебетание птиц, лёгкий шепоток ветра. Кёнсу почувствовал тепло солнечного луча, который замер на его щеке. Тело казалось невесомым и словно чужим, внутри разливалась блаженная нега, как после длительного отдыха или хорошего секса. Так, стоп. Он резко распахнул глаза и растерянно уставился на ветку, усеянную разноцветными ленточками, склонившуюся прямо над ним. Мысли бились в голове, хаотично перепрыгивая с одной на другую. Неуклюже поднявшись на ноги, он осмотрелся, не понимая, как оказался лежащим под деревом. Воспоминания вчерашнего дня и ночи пронеслись, словно кадры из фильма, подкидывая в воображении то странное знакомство, то ливень, а после и вовсе чужое обнажённое тело и обжигающие поцелуи. Кёнсу замер, прислушиваясь к себе. Он совершенно не помнил лица парня, с которым провёл ночь, но что ещё более странно, он был одет, а вокруг не наблюдалось ни единой души. Неужели всё, что случилось вчера, ему просто приснилось? Сорвавшись с места, он в несколько быстрых шагов преодолел расстояние до храма и стремглав пронёсся мимо высеченной из камня статуи прямиком к дальней стене в надежде, что отыщет там нужную дверь, и резко затормозил, словно натыкаясь на невидимую преграду. Стена была пуста, только каменные прожилки темнели на выбеленной поверхности. Он ещё раз обвёл растерянным взглядом помещение, останавливаясь на статуе. Это был не Будда, хотя в интернете писали, что это буддийский храм. У подножья изображения значилось что-то отдалённо похожее на «Kama», сама же скульптура являла собой человека с хитрой улыбкой, в руках которого был большой лук без стрел. Кёнсу тряхнул головой и, повернувшись на пятках, бросился на улицу. Обойдя храм по кругу, он не увидел ничего даже отдалённо похожего да дом. Пометавшись по окрестностям раненым зверем, так ничего и не находя, всё-таки заставил себя остановиться и успокоиться. Руки поневоле зарылись в и без того взъерошенные волосы. Прикрыв глаза, он сделал пару вдохов и выдохов, мысленно досчитал до десяти и медленно открыл веки. Единственная здравая мысль — это валить отсюда к чертям собачьим, потому что, какое бы здесь волшебство ни творилось раньше, на самом Кёнсу оно явно дало сбой. А вдруг это не храм вовсе, а место поклонения какому-нибудь демону? Он, честно говоря, уже ни в чём не был уверен. «И этот демон тебя трахнул», — дополнил внутренний голос, и До стало ещё более стрёмно. Проходя мимо дерева, он боязливо покосился на то самое место, куда привязал свой галстук, подумывая снять его, вдруг ещё не поздно, но и тут его ждал неприятный сюрприз. Галстука там не было. Он метался от ветки к ветке, решив, что, возможно, ударился головой и забыл, куда повесил его вчера, но в конце концов замер, понимая, что того просто нет. Среди многообразия ярких ленточек его почти чёрный галстук ещё вчера казался там слишком броским пятном, чтобы сегодня его не заметить. И тут на грудь упал лепесток. Кёнсу осторожно снял его с себя, словно тот мог его укусить, и удивлённо поднял голову. Чёртово дерево абсолютно всё было ярко-жёлтым, только ствол серебрился на солнце серым. Вечнозелёное дерево за одну-единственную ночь поменяло окрас, как в позднюю осень, в то время как на дворе стояла середина лета. Нет, это было слишком. Путь домой слился в одно сплошное мгновение. Кинув ключи на этажерку у входа, он сомнамбулой прошёл по коридору, на ходу стягивая обувь, и прямо так, не раздеваясь, завалился в кровать, накрываясь одеялом с головой, словно оно могло спрятать его от всех переживаний. Все выходные он не находил себе места от необъяснимой тревоги. Случившееся на холме было каким-то сюром, он никак не мог объяснить произошедшее даже себе, снова и снова перерывая интернет в поисках хоть каких-то зацепок, при этом чувствуя себя сраной Беллой Свон, вот только её Эдвард хотя бы был относительно живым, ходящим и разговаривающим. У него же от незнакомца остались лишь целое нихрена и разъёбанная задница. Да, он проверил себя в душе и мог сказать точно — секс был. Вот только с кем он был, большой вопрос. Неизвестно, что было бы хуже, то, что его поимело неизвестное нечто, или… Мысль, что им мог воспользоваться какой-нибудь насильник, пока он валялся в отключке, он гнал подальше. Не стал бы тот заморачиваться и одевать его обратно. Наверно. Друзья пару раз звонили, выспрашивая, как у него дела, и между делом интересовались, как прошла его поездка за любовью, но он почему-то не стал говорить ничего о своих приключениях. То ли побоявшись, что они не поверят ему, то ли, наоборот, поверят, и тогда уж точно от них не отцепиться. Потащат ещё к какому-нибудь шарлатану-экзорцисту, с них станется. Да и как скажешь о том, чего сам толком не помнишь? Как бы ни силился собрать обрывки «сна» воедино, получалась какая-то мешанина без чётких фрагментов. Но думать о чём-либо другом он был просто не в силах. До поздней ночи воскресенья он читал всякие мистические истории, начиная с одержимости демонами, заканчивая мифологией Древнего Китая, на одном из сайтов ему даже попался тот самый Кама, который в одной из культур староверов значился как Бог любви и страсти. Ну, хотя бы стало понятно, кому принадлежала та статуя и почему некоторые находили вторую половину после посещения храма. Но вопросов меньше не становилось. В итоге, не выспавшийся и злой, он впервые за несколько лет взял отгул, ссылаясь на плохое самочувствие. В целом, он даже не соврал. Понедельник и без того день тяжёлый, а на работе в таком состоянии от него было бы мало толку. Выпив кофе прямо на голодный желудок, он выкурил сигарету у открытого кухонного окна, задумчиво понаблюдав за тем, как занимается рассвет, и направился в комнату, решительно захлопнув крышку ноутбука. Правда, для верности сначала подчистив всю историю браузера. Хватит с него всей этой чертовщины.* * *
— Ой, посмотрите, кто нарисовался, — Хваён расплылась в ехидной улыбке, откладывая телефон и непринуждённо поднимаясь навстречу. — С каких пор ваше здоровье стало таким ненадёжным? Ты даже в новогодние праздники никогда не отпрашивался. Она с любопытством окинула его взглядом и разочарованно нахмурилась, не находя никаких перемен. Кёнсу вместо ответа красноречиво закатил глаза, подумав, что до этого она наверняка смотрела своих долбанутых блогеров с этими их очередными деревьями и ахалай-махалаями. Так, всё, забыли. Тряхнув головой и максимально равнодушно пройдя к рабочему столу, с силой брякнул сумкой о деревянную поверхность. — Отравился, — парировал он, тут же принимаясь раскладывать необходимые вещи, всем видом демонстрируя активную деятельность. — Разве что собственным ядом, — припечатала девушка, тут же переключаясь на очередные сплетни, гуляющие по редакции со вчерашнего дня, которые Кёнсу благополучно пропустил. На самом деле, он видел, что в рабочем чате вчера была подозрительная активность, но, глянув на более трёхсот сообщений, благополучно их пролистнул, даже не вчитываясь, видимо, зря. Оказалось, что за его единственный отгул случилось чуть ли не самое значимое событие в их деятельности. Один из крупных фармацевтических конгломератов заключил сделку с их редакцией для продвижения недавно открытого филиала в Сеуле. Что было максимально странно, потому что издательства, входящие в их состав, в основном освещали новости культуры и спорта, некоторые выпускали статейки о «грязном белье» звёзд, было даже пару журналов про моду и стиль, но чтобы фармацевтика? Это что-то новенькое. По словам подруги, за этот заказ едва ли не передрались все отделы, наперебой предлагая свои кандидатуры. Оно и понятно, если компания по продвижению пройдёт успешно, можно было значительно продвинуться по служебной лестнице, не говоря уже о репутации в журналистских кругах. — Сонбэним До, вас главвред требует к себе, — в дверь заглянул один из корректировщиков, тут же пропадая из поля зрения. Хваён удивлённо подняла брови, словно Кёнсу мог заранее знать, зачем его вызывают, но он лишь пожал плечами и направился к выходу. Главвредом называли главного редактора неспроста, о его отвратительном характере можно было уже слагать легенды, поэтому внезапный вызов к себе ничего хорошего явно не сулил. Проходя по коридору, он с удивлением отметил, что в издательстве действительно все стояли на ушах, то и дело бегая из кабинета в кабинет с кипами бумаг и разномастными папками. Су даже удивился, как он до этого не заметил тот разворошённый улей, в который превратилось рабочее пространство, обычно здесь царила меланхоличная творческая атмосфера, которая прерывалась лишь в пору дедлайнов, и то ненадолго. Он прошёл в приёмную, сразу же натыкаясь на редактора Джуна, что-то высказывающего секретарше. Необъятная фигура практически перекрывала проём в его кабинет, но Кёнсу успел заметить, что там уже кто-то есть. Дождавшись, пока редактор махнёт ему, приглашая идти следом, он покосился на секретаршу и кивнул головой в спину мужчине, взглядом спрашивая, что, мол, происходит? Та скорчила страшные глаза и бровями показала, что лучше не спрашивать, а скорее войти. Не успел он перешагнуть порог, как Джун Хван преобразился на глазах, расплываясь в фальшивой добродушной улыбочке. — А вот и наш Кёнсу, он лучший арт-директор в нашем издательстве, — пояснил он, видимо, для заказчиков и, наклонившись к уху самого Су, уже тише добавил: — Только попробуй сорвать сделку, и ты труп. До натянул нервную улыбку, развернувшись навстречу вставшей со своих мест троице, состоящей из двух мужчин разного возраста и молодой женщины, и с ужасом шарахнулся назад, по пути сбивая с этажерки какую-то мелочёвку, которая, будто в насмешку, весело звеня, разлетелась в стороны. Прямо перед ним стоял тот самый, мать его, парень из храма! Вот сейчас, глядя на него с расстояния в пару метров, он внезапно вспомнил всё. Не только лицо незнакомца, но и их разговоры, абсолютно все детали того вечера и даже больше! В ту ночь сквозь сон он слышал чью-то ругань, Чонин переговаривался с кем-то на повышенных тонах, а после того как всё стихло, сам Кёнсу почувствовал, как его поднимают и куда то несут. Нет, ну, ясно, что несли его к дереву, где и бросили в одиночестве, но зачем было так всё усложнять? Если в тот домик явилась, ну, допустим, его девушка или даже супруга, то его ведь должны были как минимум разбудить, но сейчас он точно понимает, что просто физически не мог проснуться, словно его опоили сильным снотворным или… заколдовали, да. Блядь. Потому что какая нахрен жена, если там даже дом пропал? — Господин До, — блондин шагнул ближе, приветственно протягивая ладонь для рукопожатия, вырывая из оцепенения, и к Кёнсу вернулись звуки. Редактор причитал, извиняясь за него, говоря что-то о скользких полах, но Су его почти не слышал. В ушах зашумело, а пульс судорожно бился где-то в районе солнечного сплетения, его с перепугу, кажется, даже затошнило. Он перевёл взгляд на парня немногим младше него самого и с удивлением наткнулся на свой собственный галстук, повязанный аккуратным узлом вокруг чужой шеи. Тот шагнул ближе и, интимно улыбнувшись, сам взял его ладонь в свою. Запястье прострелило током, а после его заволокло небывалым спокойствием и умиротворением. — Ну здравствуй, — прошептал парень, ласково огладив косточку на большом пальце, глядя при этом с такой нежностью, что у самого Кёнсу перехватило дыхание, а щёки вмиг запылали румянцем. Не к месту вспомнилось, что эти руки творили с ним во время секса, и он окончательно залился краской, отдёргивая ладонь. — З-здравствуйте, надеюсь, буду вам полезен, — ляпнул До и досадливо закусил губу от двусмысленности собственной фразы, поспешив исправиться, — в совместной работе. Совещание прошло максимально странно. Редактор заливался соловьём об их издательстве, найдя благодарного слушателя в лице мужчины лет пятидесяти, одного из «святой» троицы. Чонин, казалось, вообще был где угодно, но не на совещании, глядя на Кёнсу в упор нечитаемым тяжёлым взглядом, словно силой мысли пытаясь с ним поговорить. Женщина на это лишь бросала короткие взгляды и красноречиво возводила глаза к потолку, то и дело строча что-то в телефоне. К тому моменту как эта пытка закончилась, Су весь извёлся. Как только заказчики поднялись с мест, он, действуя на опережение, быстро распрощавшись, стремглав унёсся в сторону туалетов, чтобы хоть немного выдохнуть и переварить происходящее, но не успел. Его ловко перехватили за локоть и затолкнули в ближайший пустой кабинет, тут же припечатывая прямо к двери. — Попался, — прошептал Чонин прямо в губы, сразу же врываясь в него жадным головокружительным поцелуем. Су вцепился тому в волосы, отчего-то так же неистово отвечая, успевая на выдохах лишь тоненько постанывать. Казалось, весь мир остановился, оставив только их двоих прямо здесь и сейчас. В коридоре что-то грохнуло, заставив их, тяжело дышащих, наконец замереть, глядя друг другу в глаза. — Ты вампир? — с ходу в карьер ляпнул Кёнсу первую попавшуюся мысль, вглядываясь в радужку карих глаз парня. Ну а вдруг они красные, а он просто дальтоник и не знал об этом. Чонин тихо рассмеялся, прикрыв глаза и утыкаясь лбом в его лоб. — Ты смотришь слишком много фильмов. — Тогда как понимать то, что ТАМ случилось, — с нажимом произнёс он, немного отстраняясь, — это же чертовщина какая-то, а единственное объяснение не понравится ни одному психотерапевту. А я вообще-то не хочу в дурдом, и какого хрена ты кинул меня у дерева? Затараторил он нервно, сам понимая, что несёт уже просто всё, что на языке вертится. Блондин приложил палец к его губам, заставляя оборваться буквально на полуслове. Он выждал пару секунд, убеждаясь, что приступ болтливости отпустил Кёнсу, и нежно погладил его по щеке, заправляя выбившуюся прядь за ухо. — Это долгая история. Я тебе всё обязательно расскажу, но не здесь, ладно? — и оставил ещё один короткий поцелуй в переносицу. Су возмущённо фыркнул, но из объятий не стал вырываться, а наоборот, притянул того к себе и обнял поперёк спины. — Ну хотя бы кто ты такой, ты можешь сказать? Чонин снова тепло рассмеялся, зарываясь носом в красную макушку и понимая, что уже выиграл, можно сказать, без боя. — Как кто? Всё как заказывал, твой классный мужик с большим членом. Кама всегда выполняет желания. Кёнсу зафыркал ещё сильнее, показательно пару раз треснув смеющегося уже во весь голос парня, и, тоже не удержавшись, подхватил его смех. Ему ещё многое хотелось выспросить у своего внезапно приобретённого классного мужика: и про волшебное дерево, и про мистически исчезнувший дом, и много-много чего ещё, но это будет уже совсем другая история.